ПОЛОВЫЕ РАЗЛИЧИЯ В РАЗВИТИИ СУПЕРЭГО

Обсудив общие элементы в функционировании и развитии Суперэго у мужчин и женщин, мы теперь сосредоточимся на половых различиях в способах, которыми дети справляются со своей сексуальностью, агрессией и переживаниями, связанными с родителями, воздействующими на развитие Суперэго. После обзора гипотез, выдвинутых в противовес точке зрения Фрейда на развитие и функционирование Суперэго у женщин, мы отдельно опишем черты развития Суперэго женщин и мужчин. (Может быть, удобнее было бы говорить о мужском и женском развитии Суперэго, но мы будем избегать использования этого выражения, поскольку оно предполагает наличие у Суперэго пола). Наше обсуждение ограничится периодом раннего детства, поскольку мы рассматриваем формирование Суперэго, а не позднейшие его преобразования.

ТЕОРИЯ РАЗВИТИЯ СУПЕРЭГО У ЖЕНЩИН

Фрейд полагал, что голос совести является мужским голосом, возникшим из отождествления с отцом. По его мнению, организация Суперэго у женщин является ниже, чем у мужчин, разница проистекает из различной связи между комплексом кастрации и Эдиповым комплексом у мальчиков и девочек. Принимая во внимание, что комплекс кастрации побуждает мальчиков подавлять эдиповы желания и ведет к отождествлению с отцом, у девочек принятие кастрации приводит к эдиповому прогрессу. Только в редких случаях девочка отождествляется с отцом так же, как мальчики. Эти рассуждения привели Фрейда к предварительному заключению:

"для женщин уровень того, что этически приемлемо, иной, чем у мужчин. Их Суперэго никогда не бывает настолько непреклонным, настолько безличным, настолько независимым от его эмоциональных истоков, как мы требуем того у мужчин. Они показывают меньшее чувство справедливости, чем мужчины, они менее готовы подчиниться великим требованиям жизни в своих суждениях, они более подвержены влиянию чувства привязанности или враждебности – всего этого достаточно, чтобы считать формирование их Суперэго видоизмененным" (1925b, стр. 257-258).

Джонс не согласился с рассуждением Фрейда о неадекватности функционирования Суперэго у женщин; его собственный клинический опыт заставил его думать, что женщины страдают из-за чувства вины не меньше, чем мужчины. Он считал, что взгляд на страх кастрации как на главную мотивацию Суперэго является ограниченным; это ведет к риску смешать психологию женщин и мужчин и мешает пониманию фундаментального конфликта у женщин, который приводит к формированию Суперэго.

С точки зрения Джонса, женщина больше всего боится отделения и отвержения, и она развивает Суперэго в борьбе с этими страхами. Корректируя то, что он считал сверхсосредоточенностью Фрейда на Эдиповом комплексе, он указывал на важность для девочек доэдиповой привязанности к матери. Он считал, что страх быть отвергнутой и отделенной от матери переносятся в Эдиповой фазе на отца. Затем, пытаясь заслужить одобрение отца, и избежать отвержения и заброшенности, девочка отождествляется с моральными идеалами отца. Далее Джонс говорит, что зависть к пенису может быть отмечена в том, что женщины часто развивают идею, что мужчины (значит, отец) решительно против женственных желаний, не одобряют женственность (1927, стр. 449).

Таким образом отождествление девочки с отцом при попытках избежать разлуки и отвержения часто приводит к включению мужских и умалению женских идеалов.

Несмотря на идеи Джонса, концепция кастрации продолжает существовать и, в некоторой степени, остается ахиллесовой пятой теории формирования Суперэго у женщин. Для укрепления убеждения, что женщины развивают функционирование Суперэго по крайней мере до той же степени, что и мужчины, аналитики пытаются найти у женщин мотив, который соответствовал бы страху кастрации у мужчин.

Хорни (1926), например, хотя и возражала против сравнения развития у женщин и мужчин, тем не менее, связывала развитие Суперэго у женщин со страхом повреждения гениталий. Она считала, что когда зависть к пенису оказывает влияние как динамический фактор у взрослой женщины, это указывает на регрессивное разрешение Эдипова комплекса. В процессе анализа, Хорни обнаружила у взрослых женщин всепроникающие фантазии о чрезвычайно большом пенисе, осуществляющем насильственное проникновение, причиняющим боль, страх и разрушения. Она допускала, что такие фантазии порождаются в раннем детстве; маленькая девочка, наблюдая диспропорцию размеров отца и своими собственными, будет бояться вагинального повреждения, что она и представляет себе в фантазиях о совокуплении. По Хорни, эти страхи заставляют девочку отказаться от эдиповых желаний и женской позиции, она перенимает мужскую идентификацию и желание пениса. Женское желание быть мужчиной поддерживается затем подавлением эдиповых страхов и эдиповой вины, и до тех пор, пока кастрация принимается за доказательство вины, отсутствие пениса будет доказывать девочке, что она виновата.

Мелани Кляйн также обращала основное внимание на повреждение тела как на мотив формирования Суперэго, хотя она отошла от точки зрения Фрейда на формирование Суперэго у женщин (1928; 1929; 1930; 1933). Во-первых, она выдвинула постулат о том, что формирование Суперэго начинается гораздо раньше, чем предполагал Фрейд, и что это архаичное суперэго характеризуется крайними степенями доброты и жестокости из-за очень ранних отождествлений. Во-вторых, то, чего девочка боится – это атакующая мать, а не атакующий отец. Кляйн считала, что девочки в младенчестве думают, что пенис ее отца создал еще и других детей, укрытых в теле ее матери. Зависть девочки ведет ее к орально-садистическому желанию поглотить груди матери, содержимое тела матери и разрушить мать. Проекция этой фантазии имеет результатом страх самой девочки, что содержимое ее собственного тела уязвимо для захвата, разрушения и увечья. Эти страхи прорываются во время отлучения от груди и представляют первую опасную для маленькой девочки ситуацию. Кляйн думала, что страх одиночества, потери любви и потери объекта любви являются позднейшими модификациями этой ранней тревоги.

Мюллер-Брауншвейг (1926) предполагал, что Суперэго женщины равно Суперэго мужчины. Он считал, что женственная природа девочек проявляется очень рано и включает в себя резко выраженный мазохизм и пассивность, обнаруживающие бессознательное знание в пассивной роли вагины. А поскольку основное желание женщины – подчиниться мужчине, инцестуозные импульсы подвергают девочку опасности насилия со стороны отца, потери любви матери, а также потери любви отца в той мере, в какой отец олицетворяет суд. Подчинение также подвергает опасности эго, зависть к пенису возникает как реактивное образование в ответ на первичное, пассивное, мазохистское желание быть изнасилованной. Этот пенис – идеал затем используется как основа Суперэго у женщин, и представляет собой контроль Суперэго над защитой от подавленных желаний Ид. Согласно Мюллер-Брауншвейг, "страх депривации", связанный с возможностью потерять фантазийный пенис, является в конечном итоге таким же сильным для женщин, как страх кастрации для мужчин, если не более того.

Закс также не соглашается с идеей ослабленного Суперэго у женщин и предполагает, что функционирование независимого Суперэго женщин базируется на идеале самоотречения. Это означает, что девочка отказывается от эдиповых устремлений и терпит сопутствующую им фрустрации. Фрустрация начинается рано ввиду того, что принимая кастрацию, девочка открывает клиторную мастурбацию, фрустрирующую и не удовлетворяющую, которая подталкивает ее к инцестуозным эдиповым желаниям. Затем она бывает фрустрирована в своем генитальном желании отца или ребенка от него. В последнем усилии держаться за эдипов комплекс, – а для нее это фиксация на отце – она переносит на него "со страстной силой" оральные желания, исходно связанные с оральной фрустрацией и матерью; фатальность этих оральных желании, объектом которых является теперь отец, является важной установкой окончательной формы Суперэго у женщин. Если эти оральные желания не могут быть преодолены, девочка остается фиксированной на отце и в зависимой манере отождествляется с эго-идеалами. Если фрустрация терпима, отец интроецируется, и девочка отделяется и функционирует независимо, "принимая депривацию как жизненный идеал" (1929, стр. 50).

Якобсон наблюдала тенденцию женщин обесценивать их женственность и уступать мнению мужчин (1937), и считала, что это соответствует мнению Фрейда о том, что Суперэго женщин слабо и нестабильно. Однако ее смущало, что те же самые женщины могли страдать от безжалостных, жестоких запретов Суперэго. Позже (1964) она не согласилась с Фрейдом, что у женщин недостаточно побуждений для формирования Суперэго, она полагала, что Суперэго у женщин развивается по иному пути, чем у мужчин. Она считала, что открытие девочки того, что у нее нет пениса, переживается как нарциссическая обида, ответственной за которую она считает мать.

Могут быть предприняты некоторые меры для возмещения этого, что обычно открывает путь чувству подавленности, иногда с преобладанием отказа от генитальной активности и с анальной эволюцией и ее собственных и материнских гениталий, с которыми она справляется, стремясь быть опрятной, чистой и послушной. Отказываясь от генитальной активности, она переносит внимание с гениталий на все тело. В гневе отворачиваясь от обесцененной теперь матери, девочка осуществляет амбивалентное сближение с отцом. У него изымается нарциссизм, а затем облачается в ее гениталии; страх потери пениса заменяется страхом потери его любви; и потеря любви отца символизирует потерю пениса, повторяя более ранее нарциссическое оскорбление.

Чтобы охранить себя от потери любви отца, девочка начинает содействовать его идеям и ценностям; таким образом, женская боязнь совести становится вторичной "социальной болезнью", так же, как мнения и суждения фаллического объекта любви начинают иметь решающее значение. Основой того, что девочка ценит свою женственность, Якобсон считала характер отношений обоих родителей, благоприятный ее женственности:

"Окончательная конституция Эго, зрелость эго-идеалов и самостоятельность Суперэго у женщин тем успешнее, чем лучше маленькая девочка учится подчеркивать свою женственность и таким образом может найти путь обратно, к отождествлению с материнским Эго и Суперэго" (1964, стр. 114-115).

Райх (1953) не подвергала сомнению точку зрения Фрейда на то, что Суперэго у женщин происходит из эдиповых намерений, но она полагала, что эго-идеалы формируются раньше, и что тревога эго-идеалов прерывает интернализацию Суперэго. Она занималась исследованиями нарциссических патологий у некоторых женщин и заметила последовательно осуществляемые нарциссические выборы объекта и использование этих патологических объектных связей для преодоления обиды, нанесенной ее самоуважению и для того, чтобы превозмочь кастрационные чувства. Таким образом, они часто становятся слишком зависимыми от мнения окружающих. Она считала, что эти нарциссические нарушения проистекают из доэдиповой патологической связи мать-дочь. Эта патология прерывает развитие Суперэго, так что не возникает ни эдиповой завершенности ни полной интернализации суперэго.

Гринэйкр (1952а) предполагает, что Суперэго девочек находится под влиянием взаимодействия с ее физическим телом. Девочка может смириться с тем, что она не обладает пенисом, но она, тем не менее, предполагает, что его отсутствие – это наказание за прошлую мастурбацию с тех пор как часто возникающее мастурбационное возбуждение привлекло ее внимание к ее "прискорбному состоянию". Этот предполагаемый грех, за который она уже понесла наказание, проявляется в накоплении чувства вины, которое вносит свой вклад в ненормальное усиление позднейших чувств вины в ситуациях конфликта. Гринэйкр предполагал, что это накопление чувства вины содействует некоторым заметным, хотя довольно расплывчатым или бесцельным угрызениям совести и тревожным тенденциям, часто наблюдаемым у девочек.

Шассге-Смиржель (1970) рассматривала проблему чувства вины у женщин под самыми различными углами. Она считала, что дети обоих полов считают мать сильной и всемогущей и чувствуют себя беспомощными и несовершенными по сравнению с ней. Мальчик чувствует нарциссическое удовлетворение при мысли, что у него есть что-то, чего нет у его матери, но девочке, чтобы освободиться от матери, приходится обращаться к отцу. Однако эдипова позиция означает, что она должна идентифицироваться с матерью, которую она считает кастрирующей. Она хочет пенис не ради него самого, но как мятеж против человека, который причиняет нарциссические раны – всемогущей матери. Женщина перенимает моральные убеждения ее сексуального партнера, поскольку ее бессознательная вина сильно связана с запретами всемогущей матери – "ты не должна иметь собственных правил". Чувство вины у женщин, таким образом, произрастает из желания соединиться с отцовским пенисом, орально или вагинально, и заместить всемогущую мать. Защитой от соперничества с матерью, от страха перед идентификацией с кастрирующей матерью и от стража кастрации отца девочка может выбрать зависимость от отцовской заботы. В этом случае она не занимает место матери около отца и не отождествляется с кастрирующей матерью, она остается зависимым ребенком, и не становится женщиной.

Муслин (1972) настаивает, что Суперэго женщин можно сравнивать с Суперэго мужчин и по структуре и по функциям, но содержание запретов и идеалов у женщин и мужчин различно. Он видел, что жажда любви и потребность в одобрении отца и других объектов продолжается всю жизнь. В итоге, страх потери любви и ущерба самоуважению так же важны для регуляции психической деятельности, как и страх наказания Суперэго в форме чувства вины.

Шафер утверждает, что традиционные установки Фрейда привели его к недооценке как роли связи девочки с матерью, так и роли догенитального опыта. Шафер настаивает, что том, что Фрейд считал устойчивой моральной стабильностью мужчин, скорее является изоляцией аффекта и обсессивной психопатологией, а не моральными ценностями. Шафер также обращает внимание на необходимость выявления различий между Суперэго и моралью. Вместо рассуждения вроде: "Девочки не развивают неуклонно свое Суперэго, как это делают мальчики...", она считала более верным, что мальчики развивают кодекс морали, что является просвещенным, реалистичным, согласующимся с конвенциональными нормами цивилизованного взаимодействия между людьми (1974, стр. 466).

Блюм (1976) критиковал точку зрения Фрейда, что мазохизм является моральным, эротогенным и женственным, и, следовательно, важной частью женского Суперэго. Он подчеркивал, что, мазохизм является остатком незавершенного детского конфликта и не является ни сущностно женским, ни важным компонентом женского характера. Сильные мазохистские эго-идеалы обычно связываются с нарушением объектных связей и отражают доэдипову и эдипову патологию. Далее Блюм отмечает, что материнская преданность не нужно путать с мазохистским порабощением или с предохранением объекта от агрессии.

Бернштейн (1983) критиковал фрейдовскую концепцию развития и функционирования Суперэго на основе тех временных рамок, которые он предлагал, и тех мотиваций, которые он предлагал, и за то, что он брал мужские характеристики за универсальный стандарт адекватности функционирования Суперэго. Она утверждает, что, как было измерено с помощью управляемого контроля, Суперэго у женщин не менее эффективно, чем у мужчин, но содержание директив Суперэго у женщин иное, чем у мужчин, и что ограничения, налагаемые Суперэго женщин происходят от иных источников, нежели страх кастрации. Этими источниками являются страх грандиозной нарциссической матери в младенчестве; распространение анальных запретов на генитальные импульсы из-за спутанности и взаимопроникновения анальной и генитальной областей тела фантазии о бывшей в прошлом кастрации, которые придают большую обоснованность у страхам повреждения тела, такие, как сексуальное проникновение или рождение детей.

ОБСУЖДЕНИЕ

Основной идеей, общей для этих различных точек зрения, является то, что Фрейд заблуждался, считая, что развитие и функционирование Суперэго у женщин является низшим по отношению к таковому у мужчин. Доклады о психоаналитических опытах, представляемые на протяжении многих лет, ясно обнаруживают у женщин сильное чувство вины, склонность к самокритике, чувство незащищенности, склонность уступать чужому мнению и важность доэдиповой связи девочки с матерью. Это может быть истолковано и как следствие неудовлетворительно интернализированного Суперэго, и, что более предпочтительно, как поведение, свидетельствующее о сложных путях развития, тесно сплетенных с развитием Суперэго, как и с развитием характера.

Не нужно удивляться, что мы считаем, что любые представления о развитии Суперэго у женщин должны принимать в расчет множество факторов: сексуальность, агрессивность, связи матери с ребенком и отца с ребенком, формирование половом идентичности (которое мы обсуждали в седьмой главе), регуляцию нарциссического равновесия, разнообразие идеалов, устойчивость целей и вклад переживаний как доэдиповой, так и эдиповой и послеэдиповой стадий развития.

Среди этих многих факторов особенно важно при обсуждении развития Суперэго у девочки рассмотреть содержания идеалов и интроекций. Муслин (1972) подчеркивал, что, приняв во внимание, что специфические идеалы, запреты и моральные кодексы меняются от культуры к культуре, по его опыту, можно выделить общие элементы содержания Суперэго у женщин западной культуры. Они включают в себя запрет на агрессивную активность, цензуру сексуальной активности, ограничение других форм инстинктивных проявлений, идеал "быть милой, ласковой, застенчивой" или "быть неагрессивной, чистой, опрятной", и часто ожидания того, что она станет матерью собственной матери.

Среди других современных комментаторов. Шафер (1974) и Бернштейн (1983) делали акцент на том, что различия в женских и мужских ценностях приводят к очевидным различиям в функционировании Суперэго, даже в случае слабости Суперэго. Концепция "твердость" против "гибкости" иллюстрирует это. Читая работы Фрейда о Суперэго, мы поняли, что он подразумевал, что прочная структура, не подверженная воздействию эмоций прошлого и настоящего, является наиболее желательной. Напротив, мы сказали бы, что бывают случаи, когда гибкая структура, способная своевременно отвечать на окружающее, каким оно является в данный момент, более моральна. Гиллиган (1982) с позиций психолога демонстрировала значимые различия в мужских и женских откликах на необходимость решить моральную дилемму; она заключила, что мужчины часто реагировали, исходя из приверженности абстрактным законам, тогда как женщины часто реагировали, исходя из того, что лучше для отношений.

С нашей точки зрения, ошибочное заключение о том, что Суперэго у женщин слабее, отражает воздействие внутрисистемного конфликта. Такой конфликт может начаться, когда, следуя за ранними указаниями Суперэго о послушании авторитету, женщина подчиняется мнению другого, для того чтобы поддержать отношения. Затем директивы Суперэго, исходящие из более поздних источников, могут помочь ей принимать независимые решения. Но более ранние интроекции все еще имеют сильное влияние и противоречат более поздним. При такой дилемме даже самые независимые женщины могут временами страдают от нерешительности, колебаний и чувства вины.

Спорный вопрос о мотивации и временных рамках также важен для обсуждения половых различий в развитии Суперэго. Мы интерпретируем данные о развитии Суперэго, чтобы показать, что, в общем, у девочек формирование Суперэго начинается раньше, чем у мальчиков. В некоторой степени это облегчается благодаря хорошо известному факту, что на первых годах жизни когнитивные способности лучше развиты у девочек, чем у мальчиков того же возрастание мы полагаем, что желание любви идеализированного объекта того же пола и страх потери этой любви являются первостепенно важными в развитии Суперэго. Исход половой идентификации, нарциссизм и самоуважение тесно связаны с этим желанием. Следовательно, потребность разрешить конфликтные чувства любви и ненависти, приводящая к идеализации объекта любви того же пола, является центральной в формировании Суперэго. У девочек этот конфликт должен быть разрешен до того, как произойдет эдипова прогрессия. Для мальчиков этот конфликт является центральным для разрешения эдипова комплекса. Следовательно, мы утверждаем, что у девочек центральной мотивацией для формирования Суперэго является ее желание любви идеализированной матери. Часто это влечет за собой желание фантазийного, идеализированного чувства близости или единства, что, как девочка воображает, должно было быть частью ее связи с матерью во младенчестве. С появлением ведущей роли гениталий это часто принимает форму сближения со сказочной Богоматерью – типическим образом. Конфликт стадии воссоединения, тем не менее, вместе с борьбой с излишним давлением и попыткой упрочить раздельную идентичность и чувство самостоятельности приводит девочку к страху потерять любовь идеала. Первые шаги девочки в формировании Суперэго затем представляют собой ее попытки разрешить этот конфликт. Часто это подразумевает идеализацию матери и формирование жестких интроектов, которые оборачиваются против личности, когда она проявляет сексуальные или агрессивные побуждения.

Хорошо разработано: конфликт стадии воссоединения и гнев на мать сталкиваются с ощущением, что она любима матерью. Утрата чувства интимной близости ведет к чувству амбивалентного и фрустрации других желаний. Теперь проекции искажают реальную мать, но ранние идентификации с запретами, требованиями этой искаженной материнской репрезентации в попытке разрешить сильную болезненную амбивалентность, формируют основу ее Суперэго.

Рассматривая пример Бет, трех с половиной лет, обратим внимание на ее обращение с другими детьми: из-за импульсивности своего поведения, она сторонилась других детей, щипалась, таскала за волосы и била их. Всякий раз, когда она была недовольна, она дралась, а когда ей выговаривали, она упорно забиралась под стол и рыдала, заявляя, что ее никто не любит. Она делала так, опасаясь любого вида интимности в отношениях, и будучи чрезмерно зависимой от других в поддержании своего самоуважения. Ее мать, боящаяся, что контроль над Бет недостаточен, реагировала на это неправильно, обрывая ее, применяя силу, допуская пугающие проявления гнева и отстаивая свой контроль, ругая ее за то, что она никогда не думает о других людях и часто сравнивая ее (не в ее пользу) с сестрой, которая была на два года младше, пока Бет не была полностью деморализована, и ее сердце не было разбито. Бет пыталась, в соответствии с указаниями, думать о других, что она понимала как противопоставление "себя и других", ее когнитивное развитие еще не позволяло ей понять истинную благопристойность, слушалась их, но все равно чувствовала только неодобрение, на что реагировала гневом. Отец, пытаясь смягчить влияние матери, считал свою негативную реакцию на поведение Бет адекватной.

В ходе терапии главным желанием переноса была фантазия, что Бет и аналитик – близнецы. Она любила рисовать, но считала, что рисунки аналитика лучше, ее собственные рисунки не казались ей хорошими, если ее рисунки были лучше, она опасалась ревнивого гнева аналитика, который может опустошить ее чувства. Поэтому она делала вывод, что будет лучше, если она и аналитик будут одинаковыми – или близнецами. Они провели многие часы, рисуя "рисунки близнецов", на которых аналитик делал то же, что делала Бет. Таким способом она воссоздала не только свое регрессивное желание чувства единства и преданности, но также свой поиск идеализированной матери.

Хотя патология Бет не может быть взята как пример нормального развития, она тем не менее показывает преувеличенную картину того, что обычно обнаруживается в раннем развитии женщин, где разногласия между контролем и конкуренцией, основанные не на эдиповых переживаниях, а на нарциссическом сравнении женской красоты являются наивысшими. Затем это разрушает желанную близость с матерью. Одним из следствий этой динамики может быть то, что девочка может быстро сдаться в борьбе за независимость в угоду пассивной уступчивости и в поддержку регрессивной фантазии о том, что она – младенец. Поскольку примитивные самокритичные элементы интроекций и идеалов имеют постоянное влияние, они менее подвержены переменам, чем более поздние, более реально ориентированные элементы, авторитетные фигуры продолжают рассматриваться как враждебные и жесткие, что усиливает пассивное подчинение. Хотя амбивалентность периода воссоединения у мальчиков также ведет к интернализации конфликта, в этом случае половое отличие отталкивает его от чувства близости к матери и ведет к отдаленности и чувству отличия от нее, к отождествлению с идеализированным отцом, вместо подчинения требованиям матери. Поскольку Фрейд считал, что формирование Суперэго связано только с Эдиповым комплексом и преимущественно применимо к мужчинам, неудивительно, что он делал вывод, что важнейшим является элементом страх кастрации. Однако, мотивация формирования Суперэго не так проста и меняется с течением времени, как мы уже описали в предыдущей главе. Там мы выделяли, что удовольствие от отождествления с идеалом и желание заслужить одобрение идеализированной матери являются потенциальными мотивами для формирования Суперэго, как только материнская любовь дает такую возможность.

Разумеется, одним из наиболее важных аспектов развития женщины является сильная привязанность девочки к матери и трудность существования вне ее. Успешная эдипова прогрессия включает в себя не просто смену объекта. В нашем обсуждении половой идентификации в следующей главе мы подробно опишем трудности, которые возникают у девочек при отказе от привязанности к матери при одновременном отождествлении и соревновании с ней. Часто она достигает эдиповой прогрессии только ценой постоянной сильной ненависти к матери. Даже если она имеет дело с этими чувствами только через формирование реакций, они могут сформировать жесткое, критичное и наказующее Суперэго. Часто девочки оказываются не в состоянии до конца оставить мать и сохраняют привязанность к ней на всю жизнь. Балинт (1973) описывает женщин, которые переносили свою привязанность на других женщин, но оставались доэдиповыми в том, как заботились о них и обращались с ними.

Хотя такая борьба наблюдается часто, на удивление малую роль в формировании Суперэго женщин играет агрессия. Действительно, враждебные импульсы и связанные с ними конфликты подразумеваются во многих формулировках, но акцент делается на сексуальности – чувстве вины за мастурбацию, эдиповых желаниях, желании получить отцовский пенис и так далее. Исключая Meлани Кляйн, концепции ранней связи с матерью включают в себя разочарование в ней и гнев на нее за то, что она не снабдила дочь пенисом.

Современные исследования показывают, что враждебные импульсы имеют много источников, это не просто реакция на разочарование и нарциссическую обиду на отсутствие пениса, не менее важными, чем этот, являются сексуальные источники. Малер, например, обращала внимание на чередование отдаления и освобождения начавшего ходить ребенка с призывающим и сближающим поведением, что она назвала амбитенденцией (Mahler et al., 1975). Этот феномен обычно появляется у девочки, начавшей ходить, одновременно с построением ее собственной индивидуальной идентичности и способности независимо функционировать. В этот период регрессивная связь объединения мать-дитя разрушается независимостью и идентичностью девочки. Агрессия служит развитию отделения-индивидуации, но сила ненависти и гнева на мать может преждевременно разрушить идеал мать. В результате возникает преждевременно и пассивно сформированный характер или задержка в подчинении матери, прерывание разрешения конфликтов развития и задержку в формировании способности переносить амбивалентность Потеря идеализирующего взгляда на мать также прерывает интернализацию руководящих, оберегающих и поддерживающих интроектов. Вместо этого девочка формирует ниспровергающую точку зрения на объект и интернализирует враждебные, бескомпромиссные интроекты. Идентификация с негативным объектом подвергает ее риску сформировать негативный образ себя, и в результате получается личность с ненавидящим самокритичным Суперэго и уязвимым самоуважением Наделсон и ее коллеги (1982) подчеркивали, что матери часто критически осуждают враждебные импульсы своих дочерей. Маленькая девочка начинает бояться ответного лишения любви (наказания за гнев); к тому же собственный гнев девочка ощущает, как разрыв связи, препятствующий наслаждению от ощущения материнской любви и идеализации матери. Это способствует расширению враждебности интроектов и чрезмерному увеличению самокритикующей функции Эго. Насколько сильны фантазии о потере любви, настолько же сильна тревога девочки: ее чувство утраты раннего взращивающего материнского Эго-идеала, поэтому ее гнев, направленный вовне, приводит к еще большей тревоге и обесцениванию матери. Благодаря защитным возмещающим усилиям разрешить чувство амбивалентности, девочка старается быть хорошей, чистой и опрятной, чтобы вернуть материнскую любовь. Делая это, она часто вовлекает подчиненную и мазохистскую позиции во внутренний авторитет (и обуславливает этим будущее Суперэго) для поддержания объектной связи и предотвращения утраты любви. Этот страх возникает оттого, что она проецирует свои враждебные интроекты (Blum, 1976).

Хотя формулировки Кернберга (1976) не создавались специально для женщин, они уместны при рассмотрении препятствий на ранних фазах формирования Суперэго у женщин. Он описал, как патогенный эффект раннего преобладания агрессии в результате искажает образов родителей. Он прерывает интернализацию более поздних, более реалистичных образов родителей, так что сохраняются ненавидящие, враждебные (Кернберг предпочитал говорить – садистичные), разрушительные и легко проецируемые качества Суперэго. Это оборачивается столкновением с более высокими уровнями Суперэго и с развитием интернализации системы ценностей. Такой недостаток может принять форму патологической интеграции враждебных и идеализированных репрезентаций себя и объекта; тогда идеал доминирует в агрессивных чертах и приобретает характеристики враждебных требований совершенствования, вызывающих чрезмерное подавление инстинктивных проявлений.

Сходная динамическая картина может возникнуть из-за патологии матери (Lax, 1977). Рождение дочери может вывести мать из душевного равновесия, так как это событие может иметь для нее различные бессознательные значения. Возможно, она бессознательно желает пенис и потому предпочитает мальчика. По этой или какой-либо другой причине мать оказывается не в состоянии развить генитальную материнскую озабоченность (Winnicott, 1956), поскольку ребенок не соответствует ее фантазии о ребенке. Возникающий у девочки образ себя затем объединяется с позицией, обесценивающей мать, и девочка затем познает себя как существо, негодное для любви, никчемное и неадекватное. Конфликты анальной и детской генитальной фаз добавляются к ниспровергающему чувству неполноценности, мать сама по себе не воспринимается как идеал. Интернализация отвергающей, обесценивающей матери ведет к мазохистской самообесценивающей позиции и примитивному, жесткому и враждебному Суперэго Обнаружение девочкой анатомических различий может привести к компромиссу в конфликте стадии воссоединения, если идеализация матери серьезно подрывается каким-либо из описанных способов. Девочка уже не хочет быть как мать, она чувствует нарциссическую обиду, гнев и разочарование, пришедшие с этим открытием (Jacobson, 1954, 1964). Зависть к пенису может развивался, но это вторично по отношению к неспособности девочки разрешить ее амбивалентность по отношению к матери (Roiphe & Galenson, 1981; Grossman & Stewart, 1976). В этих обстоятельствах, зависть к пенису может часто сопровождаться обесцениванием женственности и отождествление с отцом и с его идеалами.

Хотя эти обстоятельства делают эдипову привязанность девочки к отцу трудной или задерживают ее эдипово соединение с ним, эдипова прогрессия может, тем не менее, произойти. В этом случае вся любовь и нарциссические ожидания направлены на отца, а разрушительный, чрезмерный эдипов гнев и враждебность связываются с соперничеством с матерью. Если мать является предметом этих негативных чувств, тогда интроекты, основанные на раннем познании матери, превратятся во враждебность, направленную наружу. Из-за этого увеличится потребность в отце и в его любви. Следовательно, тревога девочки по поводу ее продолжающегося гнева будет фокусироваться на нарциссической угрозе – неотзывчивости отца и враждебности матери и лишения ее любви. Страх наказания за эдиповы желания затем комбинируется вокруг пугающих образов, которые могут включать в себя некоторые формы повреждения тела, выстроенных на раннем чувстве беспомощности и бессилия. Девочка может проявлять такие страхи по-разному. Одна шестилетняя девочка, после того, как описала, как ей приятно, когда ее щекочет отец, увидела сон, в котором ее щекотал вампир.

Неразрешенные конфликты по поводу агрессии, обращенной на мать, могут сделать девочку уязвимой к переживанию неизбежного в процессе развития эдипова разочарования, как очень болезненного отказа. Она чувствует, что она недостаточно красивая, не подходит для любви и недостаточно хорошая, и это предшествует крушению иллюзий в отношении матери. Эти же чувства снова возникают в связи с возрождением самообесценивания.

Окончательное укрепление Суперэго девочки почти не зависит от влечений и враждебных интроекций. Внутренние образы зависят от того, в какой степени отец способен уберечь ее и помочь ей на стадии воссоединения. Отец может помочь девочке снизить агрессию (Herzog, 1982), такая помощь полезна девочке для понижения враждебности к матери и также к ней самой в ее враждебных интроектах. Для этого, чтобы выйти из затруднительного положения, нужно, чтобы отец был для дочери добавочным голосом авторитета и дополнительным источником благополучия, чтобы он адекватно поддерживал ее эдипово развитие и был эмпатичен к ее эдипову разочарованию. Девочка еще больше поможет, если связь отца с ней такова, что она чувствует одобрение своей женственности и материнского эго-идеала, а так же соответствующих аспектов отца, его идеалов и моральных принципов.

РАЗВИТИЕ СУПЕРЭГО У МУЖЧИН

Поскольку именно мать привносит стандарты и требования на ранних стадиях развития Суперэго, происхождение мужского авторитетного голоса в Суперэго требует объяснения. С нашей точки зрения ответ лежит не только в способе, которым доэдиповы конфликты преобразуются Эдиповым комплексом, но также в природе доэдиповых и эдиповых конфликтов как таковых. Хотя мальчик имеет дело с амбивалентностью в отношении матери в фазе воссоединения, в противоположность девочке, мальчик не сталкивается с потерей иллюзий и гневом от потери идеализированного чувства единства с матерью, поскольку это чувство единства разрушает его ощущение собственной мужественности. Различие, таким образом, дает толчок его борьбе за самостоятельность. Мальчики получают нарциссическое удовлетворение хотя бы от того, что, как они думают, они обладают чем-то, чего нет у матери, что полезно для защиты от чувства гнева и беспомощности, вызываемых ощущением силы и всемогущества матери (Chasseguet-Smirgel, 1970). К тому же, хотя его ранние интроекты авторитетной фигуры и сопутствующей ей системы ценностей основаны на запретах и стандартах, установленных матерью, с возрастанием чувства мужественности он все больше и больше считает авторитетом своего отца. Разумеется, мальчик может защищаться от ранних страхов кастрации, идеализируя отца. Эта идеализация может уменьшать стремление подчиняться материнским стандартам. Если он воспринимает требования матери как очень назойливые, он может упрямо отказываться от их выполнения, стремясь утвердить чувство независимости и мужественности, что часто и отчетливо заметно при трудностях обучения пользованию туалетом. Как только мальчик переходит в детскую генитальную фазу и ощущает ведущую роль гениталий, в его сознании возрастает важность отца как идеала и приближение к идеалу доставляет нарциссическое удовольствие от возрастающего чувства мужественности. Когда мальчик принимает отца как идеал мужественности и старается идентифицироваться с ним, это прокладывает путь позитивному разрешению Эдипова комплекса (Freud, 1921). Теперь отец нужен мальчику не только для конечной эдиповой прогрессии, но и для интернализации безопасного чувства мужественности (этот процесс, детально описан в последующих главах).

Когда, из-за конфликтующих инцестуозных влечений возрастает амбивалентность мальчика по отношению к отцу, отцовские репрезентации становятся все более авторитетными В то же время, отцовский интроект становится выразителем, так сказать, всех прежних интроектов Суперэго, и доэдиповы враждебные чувства к материнским запретам реорганизуются, трансформируются и направляются на отца Тогда мальчик может вернуться к матери как к менее амбивалентно любимому либидному объекту. Такой взгляд на мать смягчает другие, крайне враждебные доэдиповы материнские интроекты. Во время возрастающей включенности Эдипова комплекса появляются приятные фантазии эдипова успеха, этим фантазиям сопутствует соперничество и ненависть к отцу. Поскольку мальчик также любит идеально воспринимаемого отца, эти эдиповы фантазии привносят болезненное чувство амбивалентности, а также страх. И страх кастрации, и амбивалентность могут прийти в противоречие с приятным ощущением собственной мужественности. Амбивалентность по отношению к отцу может привести к его обесцениванию, и, следовательно, к обесцениванию самого мальчика как мужчины. Разрешение конфликта амбивалентности обеспечивает поддержание его фаллически-нарциссических отношений, что усиливает полноправное чувство мужественности, с которым мальчик отождествляется как с идеальным отцом. Приятное чувство мужественности, следовательно, зависит от успешного разрешения мальчиком его амбивалентности к отцу, достигаемой за счет отказа от инцестуозных желании и принятия правил отца, и за счет дальнейшей идеализации отца. Нарциссическое удовлетворение, увеличивающееся с помощью отождествления с идеалом отца и его моральными стандартами, помогает уравновесить нарциссическую травму от эдиповой неудачи. Мы считаем, что у мальчиков, как и у девочек, есть потребность в разрешении амбивалентности через идеализацию объекта любви одного с ними пола, создающей сильную мотивацию для формирования Суперэго. Любовь и ненависть мальчика к отцу могут вызвать различные фантазии об ответном наказании, избегание которого создает дальнейшую мотивацию для отождествления с правилами отца. Как мы отмечали ранее, мальчик также получает все большее осознание как того, что у отца есть правила для него, так и то, что отец сам живет, следуя установленным моральным стандартами и правилам и, как часть эдипова становления, мальчик идеализирует эти моральные правила и отождествляется с ними. Мы уже подчеркивали, что девочки начинают формировать Суперэго раньше, чем мальчики, что в последствии можно обнаружить в ее Суперэго примитивные элементы, и чем более поздние, более реально ориентированные элементы, тем они более подвержены изменениям. Это значит, что репрезентации авторитета у мальчиков могут не иметь настолько примитивных черт, какие есть у раннего Суперэго девочек.

В некоторых случаях Суперэго мужчин проявляет ригидное и догматическое соблюдение правил, что, возможно, как считает Шафер (1974), преимущественно связано с обсессивной патологией. Важным этиологическим фактором обсессивной психопатологии является потребность в строгом следовании директивам Суперэго из-за сильного страха кастрации. Здесь мы хотим отметить такой относительно мало рассмотренный аспект роли отца, как снижение агрессии. По разным причинам, мальчики часто имеют больше трудностей, чем девочки, в контроле над либидными и агрессивными импульсами. Из-за большей импульсивности они более уязвимы для жестких интроектов, и страх кастрации может сохраняться. Один маленький мальчик даже проявлял этот страх в виде активного желания. Он хотел быть девочкой, потому что "девочкам не так сложно быть хорошими..." Как и для девочек, для мальчиков существенно, чтобы отец помог ему понизить контроль и другими способами управлять своей сексуальностью и агрессией и отождествиться с отцовскими предписаниями. Он частично делает это, грубовато играя с мальчиком. Это сначала возбуждает мальчика, но затем отец помогает ему, приводя его в спокойное состояние. Когда отец не выполняет этой функции, чрезмерно увеличивая агрессию и снижая контроль над ней, возрастает вероятность жестких интроектов или реального наказания. И то и другое усиливает страх кастрации. Позже рациональные рассуждения могут быть нарушены, и мужчина может упорно настаивать на том, что только точно следуя законам и придерживаясь буквы закона можно избежать несчастья или кастрации.

Приведем пример Джимми, шести с половиной лет. Родители Джимми развелись, когда ему было три года, оба заключили повторные браки и разделили опеку над ним. Джимми одинаково восхищался как родным отцом, так и отчимом, но эти двое мужчин придерживались различных воззрений и представляли собой контрастно противоположные модели для отождествления. Его родной отец вел себя в несколько пугающей, агрессивной манере и выражал грубый, жесткий образ мужественности. Его отчим был спокойным, с мягкой речью, любящим, нежным, но твердо контролирующим себя. Пока Джимми сражался с этими двумя точками зрения на мужественность, интеграция и эффективное функционирование Суперэго страдали. Он был маленького роста и очень сердился, если его поддразнивали за его рост. Он пытался демонстрировать свою мужественность путем физической агрессии и нападок, как его отец. Но затем он становился подавленным, считал себя плохим мальчиком, – реакция, которая отражает жесткие интроекты и идеалы, основанные на ценностях его отчима.

Интересно, что точно обратное поведение может также указывать на сильный и устойчивый страх кастрации тревогу. Неуступчивость в отношении внутренних или интернализированных запретов и моральных стандартов приводит к разрушительному поведению, которое ставит мальчика в положение конфликта с внутренним авторитетом; такое поведение часто мотивируется потребностью продемонстрировать и увеличить свою мужественность. Хотя оценка авторитета может быть болезненной и приводить к чувству стыда, она может также подтверждать возмужание и эффективность, и, поэтому, в некоторой степени негативная оценка подкрепляется. В этом случае, тем не менее, дальнейшая интернализация Суперэго задерживается другими патологическими последствиями.

РЕЗЮМЕ

Хотя мы не отдали должное всему ряду разнообразных половых различии в развитии Суперэго и ограничили обсуждение ранним детством, мы надеемся, что мы, тем не менее, опровергли идею Фрейда о том, что функционирование Суперэго у женщин неполноценно по сравнению с таковым у мужчин.

Наш основной тезис состоит в том, что потребность в разрешении амбивалентности к идеализированному объекту того же пола, служащая формированию половой идентификации, является исключительно важной для развития Суперэго. Для девочек эта задача встает раньше, когда когнитивные навыки еще не созрели. Следовательно, очень велика вероятность, что интернализация жестких, разъединяющих безжалостных инроектов происходит от этих усилий. Это подвергает опасности приятное нарциссическое наделение властью чувства собственной женственности и функционирование любящею Суперэго. Это также потенциально приходит в противоречие с окончательной интернализацией самостоятельного, независимого функционирования Суперэго.

Для мальчиков эта задача встает несколько позже, когда достижима некоторая проверка реальности благодаря более развитым когнитивным навыкам. Кроме того, мальчики не сталкиваются с лишением иллюзий и чувством гнева от потери идеализированного чувства единства с матерью, поскольку половое различие обеспечивает дополнительную силу его стремлению к независимости. Разрешение амбивалентности к отцу является важнейшим для развития Суперэго мальчиков. Разрешение амбивалентности обеспечивает полноценное чувство мужественности, которое мальчик идентифицирует с идеальным отцом, а также обеспечивает отождествление с отцовскими правилами и нравственными нормами. Таким образом, он откладывает фантазии гетеросексуального завоевания на более поздний период жизни. В этот период он получает все возрастающее удовольствие от того, что похож на идеализированного отца и разделяет с ним активность, так же, как от подчинения нравственным нормам отца и идентификации с ними. Голос авторитета затем постепенно становится независимо функционирующим, внутренним и прочным.

Библиотека Фонда содействия развитию психической культуры (Киев)

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24