Предисловие

==5

==6

Итогом долгой научной деятельности Карла Густава Юнга являются не только два десятка толстых томов Собрания сочинений, к которым постепенно прибавляются все новые (недавно вышли три тома его писем, несколько томов с записями семинаров). Юнг был психотерапевтом-практиком, он 60 лет лечил людей. По воспоминаниям детей Юнга [1] рабочий день его был таков: с 8 до 10 утра он знакомился с корреспонденцией, писал сам или диктовал письма; затем три часа до обеда и три часа после шел прием пациентов. Чтение научной литературы и написание собственных трудов протекали в основном уже вечером, после основной медицинской деятельности. Лишь в самые последние годы жизни число пациентов пришлось сократить, но до конца своих дней Юнг продолжал заниматься врачеванием. Основные положения его учения связаны с наблюдениями практикующего врача, они не «вымышлены» склонным к одному лишь спекулятивному мышлению теоретиком. Но главным источником знаний о человеческой душе для Юнга служил внутренний опыт. Его автобиография не зря называется «Воспоминания, сновидения, размышления»*. Сновидения являются тем подступом к тайникам коллективного бессознательного, без которого невозможна юнгианская психотерапия. (Еще Фрейд назвал сновидения «королевским путем» в бессознательное, но в ортодоксальном психоанализе истолкование сновидений не столь важно, как в учении Юнга.) В автобиографии очень мало воспоминаний в собственном смысле слова. Это история диалога сознания с глубинами психики, начиная с детских сновидений. Внешнюю канву жизни Юнга приходится дорисовывать исследователю творчества.

==7

Каждый мыслитель в той или иной мере зависим от социально-экономических и политических институтов, исторических событий своего времени, духовной атмосферы. Платон мог неприязненно относиться к афинской демократии, но он никогда не стал бы великим философом в столь милой его сердцу Спарте.

Юнг является европейским мыслителем, но Европа велика, в ней десятки культурных наций, различные религиозные и научные традиции. Он родился в 1875 г. в Швейцарии, прожил в ней, исключая время многочисленных поездок по миру, всю жизнь. То, что в Швейцарии медицинская психология связана в XX в. с разнообразными философскими учениями, пожалуй, не случайно. В конце прошлого века здесь работал Т. Флурнуа, а в наш век – такие сторонники соединения психоанализа с философией М. Хайдеггера, как Л. Бинсвангер и М. Босс; сугубо научная психология Ж. Пиаже далека от крайностей бихевиоризма и не исключает философского умозрения. Доныне психологическое образование в Цюрихском университете предполагает весьма основательный курс философской антропологии: односторонность современной естественнонаучной ориентации восполняется трудами великих европейских мыслителей. Чтобы лечить души других людей, нужно знать свою собственную, а подобное сознание неизбежно ставит «последние» вопросы, имеющие философский или религиозный характер.

Швейцария – это страна, где с давних пор уживаются протестантские и католические кантоны, где встречаются друг с другом немецкая, французская, и итальянская культуры (есть и еще один, ретороманский, язык, восходящий к народной латыни). Швейцария, отметившая в 1991 г. семь столетий своего существования, по крайней мере четыре из них не знала феодализма (да н ранее средневековые городские общины обрели здесь свои основные свободы). Федерализм и демократия – это синонимы для швейцарца. Он принадлежит прежде всего коммуне, обладающей огромной автономией, – хотя бы потому, что половина уплачиваемых им налогов остается в общине. Ей швейцарец принадлежит, как и его дети, даже если он переехал в другой город. Так, Юнг оставался всю свою жизнь гражданином Базеля: хотя родился он в местечке Кессвил (кантон Туpray), но отец его был базельцем, и он получил это гражданство по наследству. Почетным гражданином небольшого городка Кюснахт он стал на склоне лет, и это огромная честь для швейцарца, редкое исключение из правила. Швейцарец принадлежит сначала общине, затем кантону (их 25 в этой небольшой стране), а уж потом Швейцарскому Союзу. Понятно, что имеются общие проблемы, будь они экономическими, политическими или экологическими. Каждый взрослый мужчина ежегодно отправляется на 2–3-недельные военные сборы.

Приходилось исполнять эту гражданскую обязанность и Юнгу – от рядового он дорос до «капитана запаса», если употребить отечественную терминологию.

Швейцарцы почитают свою связь с общиной, самоуправляющимся кантоном – это важная часть их жизни. Они верны традициям, локальным

==8

диалектам и обычаям, которые сильно различаются от кантона к кантону. Эта привязанность к прошлому, к традиции предполагает и знание своей родословной Генеалогическое древо на протяжении столетий может быть здесь известно не только потомку какого-то аристократического рода (дворянство большой роли в Швейцарии никогда не играло), но и любому бюргеру – такому знанию способствуют тщательные записи как в церковном, так и в гражданском общинном регистре. Этот традиционализм, крепкая связь настоящего с прошлым в какой-то мере отразились и в учении Юнга. Конечно, ему было и тесно в Швейцарии – не зря основную его аудиторию с давних пор составляли англосаксы, – но, будучи «гражданином мира», он никогда не превращался в оторванного от всяких корней «призрака» (как он называл обитателей огромных мегаполисов), не помнящего родства, лишенного национальной культуры, духовного преемства.

Политика нередко вторгалась в XX в. в святая святых метафизической мысли, литературного творчества.

Поддерживать идеи о гармонии противоположностей, инь и ян, света и тьмы в мировом процессе и в душе каждого легче, живя в стране, которую обошли стороной войны и разрушения XX столетия 2 . Однако в центре внимания Юнга не зря находился вопрос: откуда мировое зло? Вопрос отнюдь не только богословский. Войны, диктаторские режимы также были предметом пристального внимания Юнга. Писал он и по самому широкому кругу актуальных вопросов дня, идет ли речь о массовом обществе, колониальной политике, «женском вопросе» или идеологиях, апокалиптических чаяниях и т.д.

Юнг не только швейцарец, он еще и немец. Да, дома швейцарцы говорят на диалекте, который отличается от литературного немецкого, пожалуй, больше, чем украинский – от русского. Но в школе, университете, церкви, прессе, литературе присутствует исключительно hochdeutsch, не говоря уж о естественной близости именно великой немецкой культуры. Да и семья Юнгов по происхождению своему именно немецкая, они являются сравнительно недавними гражданами Альпийской Республики.

Остановимся ненадолго на родословной Юнга, она представляет интерес и неплохо изучена исследователями его творчества 3 . Первоначальные

==9

сведения о Юнгах относятся к первой половине XVII в.: доктор медицины и доктор юриспруденции Карл Юнг, ректор Майнцского университета, является первым заметным лицом в этом роду. Правда, архивы и церковные книги Майнца сгорели в 1688 г., во время осады города французскими войсками. Прадед Юнга, врач Франц Игнац Юнг (1759–1831), перебрался из Майнца в Мангейм. Во время наполеоновских походов он руководил полевым лазаретом. Его брат, Сигизмунд фон Юнг (1745–1824), был баварским канцлером и был женат на дочери Шлейермахера («фон» появился потому, что канцлер был произведен в дворянское звание).

Из всех предков Юнга самым заметным лицом был его дед Карл Густав-старший (1794–1864), перебравшийся в Швейцарию. Его сопровождала легенда, будто он незаконный сын Гёте, – основанием для этого служило несомненное внешнее сходство. Ни доказать, ни опровергнуть такого рода легенды невозможно: по крайней мере в год, предшествовавший рождению Карла Густава-старшего, Гёте не бывал в Мангейме, где безвыездно жило семейство Юнгов. Карл Густав-младший считал легенду «дурного вкуса». Хоть он безмерно восторгался Гёте с детских лет, но считал, что род врачей и богословов 4 Юнгов сам по себе достоин уважения. Дед был личностью замечательной не только по своим научным заслугам. Он изучал в Гейдельберге естественные науки и медицину, уже в 24 года став доктором summa cum laude, был и хирургом-практиком и доцентом, преподавателем химии в Берлине. Здесь он входит в круг романтиков, близко знакомится с братьями Шлегель, Л. Тиком и Ф. Шлейермахером (под влиянием последнего он перешел из католичества в протестантство). Кое-какие поэтические его опыты были опубликованы в журналах романтиков.

Однако в Берлине Карл Густав-старший прожил недолго, поскольку принимал активное участие в политике – его идеалом была свободная и единая Германия. Когда же его приятель, студент теологии Карл Занд, заколол Августа Коцебу (1819) и последовали репрессии прусского правительства против «демагогов», то Юнг был арестован, да еще с тем отягчающим обстоятельством, что у него нашли подаренный Зандом молоток для минералогических работ (в полицейских донесениях именуемый исключительно «топором»). Через год с лишним пребывания за решеткой его без суда и приговора выпустили – с запретом жить в прусских владениях. С политической репутацией революционера-»демагога» получить место в любом немецком княжестве было невозможно, и в 1821 г. Карл Густав оказывается в Париже. Здесь происходит случайная встреча с Александром

К оглавлению

==10

фон Гумбольтом, которая и привела к переселению в Швейцарию.

Политические эмигранты и в XIX, и в XX в. часто жили в Швейцарии, достаточно упомянуть русских – Герцена, Бакунина, Ленина (а позже и Солженицына). Мало кто из этих эмигрантов оказывал какое-то влияние на швейцарскую жизнь – Кальвин является исключением. Из немецких эмигрантов-ученых К. Фогт и К.Г. Юнг-старший были, наверное, самыми заметными фигурами. Гумбольдт искал человека, который мог бы реорганизовать медицинский факультет Базельского университета, пришедшего в полный упадок в годы наполеоновских войн. Неустанная деятельность Карла Густава-старшего сделала его знаменитым, и его внук, обучаясь на медицинском факультете почти через полвека после кончины деда, постоянно ощущал духовное присутствие знаменитого предка. Нонконформизм, способность к неожиданным для окружающих поступкам его дед проявлял всю жизнь 5 но куда любопытнее тот факт, что этот хирург, анатом и химик проявлял значительный интерес к психиатрии. В частности, он основал лечебницу для слабоумных детей, подчеркивая при этом значимость научных наблюдений и психологических методов лечения душевных болезней. Кстати, отец Карла Густава-младшего, Пауль Юнг (1842–1896) долгое время был пастором, обслуживающим и психиатрическую клинику. Этот младший из тринадцати детей знаменитого хирурга и декана был протестантским священником, не лишенным, однако, интереса к науке. Доктором он был не теологии, а филологии (восточные языки) и, судя по «Воспоминаниям, сновидениям, размышлениям», испытывал сомнения по поводу христианской веры, но бежал от сомнений с подлинным «жертвоприношением интеллекта». Проблема соотношения знания и веры сделается центральной в поздних трудах его сына, который выберет путь знания, гнозиса, а никак не предписываемой лютеранством веры. Первые возражения возникли еще в юности. «Мне вспоминается подготовка к конфирмации, которую проводил мой собственный отец. Катехизис был невыразимо скучен. Я перелистал как-то эту книжечку, чтобы найти хоть что-то интересное, и мой взгляд упал на параграфы о троичности. Это заинтересовало меня, и я с нетерпением стал дожидаться, когда мы дойдем на уроках до данного раздела. Когда же пришел этот долгожданный час, мой отец сказал: "Данный раздел мы пропустим, я тут сам ничего не понимаю". Так была похоронена моя последняя надежда. Хотя я удивился честности моего отца, это не помешало мне с той поры смертельно скучать

==11

слушая все толки о религии» 6 . Со студенческих лет Юнг просто не заходил в протестантские церкви; этот мир обедненного, «оголенного», как он писал, христианства был ему духовно чужд. Конфликты с отцом имели, однако, вовсе не «эдиповский» смысл. Позже ему было нелегко принять учение Фрейда об Эдиповом комплексе уже по той причине, что мягкий и слабохарактерный отец, находившийся «под башмаком» авторитарной жены, болезненный, мучимый сомнениями, никак не вызывал ревностного соперничества сына. Трудно сказать, что унаследовал от него сын – разве что способность к языкам, тем более что с 5 лет отец занимался с ним латынью. Позже отменное ее знание помогло в работе с колоссальным количеством алхимических трактатов XV-XVII вв. Английским Юнг овладел позже в совершенстве, французский знал, как и положено швейцарцу, но, судя по тексту французских его писем, несколько хуже 7 .

В одном из писем, написанном уже в глубокой старости, Юнг заметил, что у него комплекс скорее «материнский», нежели «отцовский». Замечание подобного рода есть и в его «Воспоминаниях...», где о матери говорится как о раздвоенной личности, с выраженными парапсихологически-ми способностями, унаследованными от собственной матери. Ее отец, дед Юнга, Самуэль Прайсверк (1799–1871) был тоже наделен своеобразными способностями. Этот доктор богословия, составитель образцовой грамматики древнееврейского языка (ему он предавался всей душою, считая, что на небесах говорят именно на этом наречии) был духовидцем. Если анекдоты о деде с отцовской стороны имеют самый земной характер, то о деде-пасторе, лице духовном, осталось воспоминание в связи с его общением с духами усопших. В его кабинете, например, всегда стоял стул для духа его первой жены, с коим он раз в неделю обстоятельно беседовал. Мать Юнга рассказывала сыну, что в детстве ей часто приходилось стоять в кабинете за спиной пишущего проповедь деда. Она отгоняла духов, имевших скверную привычку мешать работе. Позднейший интерес Юнга к всякого рода духовидению, «двойному зрению», раздвоенности личности – все это рождалось и из семейной атмосферы. «Духи» (Poltergeist) часто навещали эту семью. До сих пор в ней хранится стальной нож, который неожиданно с грохотом раскололся в шкафу на 4 куска, словно прямо по лезвию его кто-то разрезал. Сохранилось воспоминание Юнга о том, как реагировал гостивший у него Фрейд на явление «полтергейста» (довольно скептически). Словом, оккультные интересы Юнга возникли не случайно.

И отец и мать Юнга происходили из семей, в которых многие поколения предков занимались умственным трудом, причем оба деда достигли в своих областях заметных успехов. Но младшим детям в огромных семьях

==12

не досталось в наследство материального благополучия. Интеллигенция – если это слово применимо за пределами своего исторического возникновения (Россия, Польша) – всегда жила своим трудом, лишь изредка выбиваясь на верхние этажи социальной иерархии. В протестантских странах многие выдающиеся деятели науки и культуры были сыновьями священников – достаточно вспомнить философов и литераторов конца XVIII- начала Х1Хв. В своем семинаре по произведению Ницше «Так говорил Заратустра» Юнг делает ряд интересных замечаний об «антихристианстве» Ницше, которое хотя и в форме отрицательной, все же связано с протестантским благочестием, немецкой «культурнабожностью». Это относится и к самому Юнгу. Он с юношеских лет находился в конфликте с верой отцов, только бунт его принял иные, чем у Ницше, формы. В семьях священников общий для европейской культуры разрыв по линии вера-знание приобретал личностный характер. В отличие от Ницше Юнг не отрицал христианскую традицию в целом, но искал по-прежнему живые глубинные ее корни.

Итак, Карл Густав Юнг родился 26 июля 1875 г. в местечке Кессвил в кантоне Тургау; через полгода семья переехала в Лауфен, а в 1879 г. – в Кляйн-Хюниген, сегодня индустриальный пригород Базеля, а тогда патриархальную деревню. Здесь он ходил вместе с крестьянскими детьми в начальную школу. Семья занимала старый дом, принадлежавший когда-то роду знатных базельских патрициев (но принадлежал он общине, которая предоставила его своему священнику). Материальное положение семьи было нелегким. С II лет Карл Густав начал учиться в базельской гимназии. Это было трудное для него время. Не столько с точки зрения учебы – лишь математика вызывала серьезные трудности 8 . Во-первых, он попал из мира патриархальной деревенской школы с крестьянскими детьми в лучшую базельскую гимназию, где учились дети местных патрициев. Эти дети с прекрасными манерами и карманными деньгами, с поездками зимой в Альпы, а летом на море казались ему поначалу чуть ли не «существами из другого мира»: «Тогда я должен был узнать, что мы бедны, что мой отец – бедный сельский священник, а сам я – еще более бедный пасторский сынок с дырявыми башмаками и промокшими носками, сидящий по шесть часов в школе».

Карл Густав был малообщительным, замкнутым подростком. К внешней среде он приспосабливался с немалым трудом, предпочитая общению мир собственных мыслей и фантазий. Словом, представлял собой классический

==13

случай того, что сам он называл впоследствии «интроверсией». Сновидения и тогда играли огромную роль в его жизни. Чудовищные, страшные образы являлись в снах, происходила, как писал он вспоминая, «инициация в царство тьмы». В 12-летнем возрасте он «узнал, что такое невроз» – полгода он не ходил в школу, пока усилием воли не заставил себя преодолевать припадки дурноты, возникавшие, как он полагал, в силу «бегства от действительности».

В сновидениях той поры важен еще один мотив. Явлен был образ наделенного магической силой старца, который был как бы его alter Ego. В мелких повседневных заботах жил замкнутый и робкий подросток, личность №1, а в снах заявляла о себе другая ипостась, личность №2, обладающая даже своим именем (Филемон). Прочитав под конец обучения в гимназии книгу «Так говорил Заратустра» Ф.Ницше, он испугался: у Ницше тоже была личность № 2 по имени Заратустра; она вытеснила личность философа – отсюда безумие Ницше (так считал Юнг и впоследствии вопреки известному медицинскому диагнозу). Страх перед подобными последствиями «сновидчества» способствовал решительному повороту к реальности. Да и нужда заставляла повернуться к внешнему миру, а не бежать от него.

Вскоре после завершения учебы в гимназии, и поступления в университет умирает его отец, успев выхлопотать бесплатное место сыну на медицинском факультете. Тогда таких мест было мало, их предоставляли исключительно бедным, а бедность и стала реальностью после смерти отца. Семья переезжает в маленький дом в деревню Бистнинген, залезает в долги к родственникам. Юнгу приходится и подрабатывать в анатомическом театре и лаборатории и напряженно учиться. Уже то, что он закончил медицинский факультет за 5 лет, было редкостью по тем временам, обычно учились на пару лет дольше.

Однако он находил время для участия в студенческой деятельности – не столько в развлечениях, сколько в философских дискуссиях. Уже тематика докладов, сделанных им в студенческом обществе «Zofingia», говорит о круге его интересов – о границах естественнонаучного познания, об оккультизме. К удивлению своих друзей-студентов, он читает в свободное время прежде всего философов, наряду с древними философами это прежде всего Шопенгауэр, Кант, Ницше, Э. фон Гартман. Но вместе с тем в круг чтения входят Сведенборг, Юнг-Штиллинг, Месмер и прочие «оккультисты». Начало оккультным штудиям Юнга положило его знакомство с медиумическими сеансами. Его кузина, Елена Прайсверк, неожиданно проявила незаурядные медицинские способности, заговорила языками различных «духов». Два года Юнг посещает этот кружок и ведет наблюдения, которые впоследствии послужат материалом для его докторской диссертации.

В последнем семестре нужно было сдавать психиатрию. Юнг готовился стать специалистом по внутренним болезням и патанатомии, и, хотя он уже прослушал курс психиатрии, она не вызвала у него какого-либо интереса.

==14

Большой популярностью в медицинском мире психиатрия не пользовалась, врачи знали о ней, как правило, так же мало, как и все прочие. Взяв в руки учебник Крафт-Эбинга, Юнг прочитал, что психозы – «заболевания личности». «Мое сердце неожиданно резко забилось. Я должен был встать и глубоко вздохнуть. Возбуждение было необычным, потому что мне, как во вспышке просветления, стало ясно, что для меня нет иной цели, кроме психиатрии. Только в ней сливались воедино два потока моих интересов. Здесь было общее для духовных и биологических фактов эмпирическое поле, которое я повсюду искал и нигде не находил. Здесь же столкновение природы и духа было реальностью» 9 .

После заключительного экзамена Юнг позволил себе «роскошь» сходить в театр («до того мои финансы не разрешали мне таких экстравагантностей»). В декабре 1900 г. он занимает место ассистента в Цюрихской клинике Бургхёльцли, руководимой видным психиатром Э. Блейлером.

Базель и Цюрих имели для Юнга символическое значение. Культурная атмосфера этих городов как бы несла на себе отпечаток двух противоположных тенденций европейского духа. Базель – живая память европейской культуры. В университете не забывали о преподававшем в нем Эразме и учившемся Гольбейне, на филологическом факультете еще были профессора, знавшие Ницше, на улицах города он встречал Я. Буркхардта, внучатый племянник коего Альберт Ори был ближайшим другом Юнга. Труды другого базельского профессора, Бахофена, о «материнском праве» уводили в глубь веков вплоть до гипотетического «матриархата». Интерес, Юнга к философии и теологии вызвал недоумение у его приятелей-медиков, но метафизика все же считалась в Базеле необходимой стороной духовной жизни. В Цюрихе же она относилась скорее к непрактичным «излишествам». Кому нужны все эти ветхие книжные знания? Наука тут рассматривалась как полезное орудие, ценилась по своим приложениям, эффективному применению в индустрии, строительстве, медицине. Базель уходил корнями в далекое прошлое, Цюрих устремлялся в столь же далекое будущее.

Незадолго до того перестроенный архитектором А. Рютли Цюрих почти без узких средневековых улочек, зато с густой сетью трамвайных линий (век назад это было новшеством!) был городом индустрии и финансов, был нацелен на богатство и власть. В двух этих городах Юнг видел «раскол» европейской души: новая позитивистски-рассудочная «асфальтовая цивилизация» предает забвению свои корни. И это закономерный исход, ибо душа ее окостенела в догматическом богословии, на место которого приходит плоский эмпиризм науки. Наука и религия вступили в противоречие именно потому, что религия оторвалась от жизненного опыта, а наука ведет к тому, что «мы стали богатыми в познаниях, но бедными в мудрости», как он напишет вскоре. В научной картине мира человек сделался механизмом среди прочих механизмов, его жизнь теряет всякий смысл.

==15

Необходимо найти ту область, где наука и религия не опровергают друг друга, а, наоборот, сливаются в поисках первоистока всех смыслов. Все коренится в человеческой душе, и психология как опытная наука должна не только устанавливать факты – она должна помочь современному человеку в поисках целостного мировоззрения, смысла жизни.

Клиника Бургхёльцли, расположенная на дальней окраине тогдашнего Цюриха (примерно в двух часах пешего хода от центра), представляла собой нечто вроде монастыря. Блейлер требовал от ассистентов не только высочайшего профессионализма, но и отдачи почти всего свободного времени лечению пациентов. Ежедневно ассистенты должны были докладывать о состоянии больных, 2–3 раза в неделю обсуждались истории болезни новых пациентов; вечерний обход завершался в 7 часов вечера, а после этого ассистенты должны были писать истории болезни. Ворота клиники закрывались в 10 вечера, у ассистентов не было ключей. Одним из требований Блейлера был «сухой закон» – Юнг нарушит его лишь через 9 лет, да и то под настойчивые уговоры Фрейда (впоследствии он не будет себе отказывать в стакане вина раз-другой в неделю).

Первые полгода Юнг вообще провел в клинике затворником. Все свободное время он тратит на 50-годичные тома журнала Allgemeine Zeitschrift fuer Psychiatrie, знакомится тем самым с публикациями за полвека с начала современной клинической психиатрии. В автобиографии он подвергает психиатрию того времени самой резкой критике. Во многом эта критика является обоснованной. Для понимания человеческой личности, будь ока здоровой или больной, мало формул естествознания, не говоря уж о того сорта психиатрии, которая наклеивает ярлык того или иного «синдрома» на пациента. Никто не признает хирурга в том, кто вызубрил учебники, но не умеет оперировать; психиатры же нередко ограничивались постановкой диагноза, описанием симптомов в наукообразных терминах. Лечить сложные психические расстройства они и не думали, да и средств их лечения не было. Но если брать клинику Бургхёльцли времен Блейлера, то она дала Юнгу очень многое. Блейлер ориентировал молодых психиатров на новые методы лечения, он, пусть с оговорками, принял впоследствии психоанализ (не применимый, правда, к большей части его пациентов-психотиков). Именно Блейлер обратил внимание Юнга на только что вышедшую книгу Фрейда «Толкование сновидений» – Юнг сделал по этой книге доклад на одном из заседаний в Бургхёльцли еще в 1901 г.

Работа Юнга в клинике шла во всех отношениях успешно. В 1902 г. он защищает докторскую диссертацию, быстро идет по иерархической лестнице и в 1905 г. занимает место старшего врача – второе, после Блейлера, место в Бургхёльцли. Он заведует амбулаторией, где занимается психотерапевтической практикой, руководит Лабораторией, в которой разрабатывает психологические тесты. В это же время он получает звание приватдоцента и преподает на медицинском факультете местного университета В автобиографии не упоминается тот факт, что в 1902–1903 гг. он полгода стажировался во Франции у П. Жане. В феврале 1903 г. он женился

==16

на Эмме Раушенбах, дочери фабриканта. С 1908 г. семья обосновывается в Кюснахте, где Юнг возводит по собственному проекту большой дом на берегу Цюрихского озера – здесь он будет жить до самой смерти.

Последователи Фрейда до сих пор нередко повторяют обвинения, раздававшиеся еще в начале века из среды венских фрейдистов: Юнг, мол, «обокрал» своего учителя Фрейда и из украденных кусочков сложил собственную систему. Обвинения эти просто несерьезны. Юнг был очень многим обязан Фрейду, причем и в старости он повторял, что Фрейд был самой крупной личностью, с которой ему доводилось встречаться.

Однако к моменту их встречи в 1907 г. основные идеи Юнга уже сформировались, он, кроме опубликованной диссертации («К психологии и патологии так называемых оккультных феноменов», 1902), выпустил две монографии, имевшие широкий резонанс среди психологов и психиатров. Одна из них была посвящена словесно-ассоциативному тесту, другая – «Психология Dementia Praecox» (1907), хотя писалась уже под известным влиянием идей Фрейда, и по своему клиническому материалу, и по подходу не была простым повторением психоаналитических идей. Переписка Юнга с Фрей-дом показывает, что поначалу он с большими сомнениями и оговорками соглашается лишь с отдельными положениями Фрейда, затем, с 1908 г. и примерно по конец 1911 г., сомнения отступают, чтобы с новой силой возобновиться при работе над первой доктринальной книгой Юнга «Трансформации и символы либидо».

В феврале 1907 г. Юнг приезжает в Вену, беседует с Фрейдом тринадцать часов без передышки – с этого начинается активная деятельность Юнга в зарождающемся психоаналитическом движении. Фрейд был необычайно заинтересован в помощи Юнга и ведомых им «швейцарцев». Как он писал в то время своему последователю Абрахаму, без этой поддержки психоанализ может оказаться в гетто, как «еврейская наука»; со стороны Юнга с его воспитанием, его научной и культурной средой требуется немалое мужество, когда он отстаивает психоанализ. Фрейд возлагает на Юнга огромные надежды, провозглашает его «кронпринцем», наделяет всяческими полномочиями Юнгу приходится заниматься колоссальной организационной работой – он является президентом только что возникшей международной психоаналитической ассоциации, главным редактором ее журнала – и это помимо напряженной врачебной, научной и педагогической деятельности. Так что Фрейд не из лести писал Юнгу, что «другого и лучшего продолжателя и завершителя моего дела я бы себе не желал» 10 , а потом озаглавливал письма: «Дорогой друг и наследник». Понятен был и интерес Юнга к Фрейду - мыслителю крупному, смелому, сделавшему к тому времени в одиночку открытия, перевернувшие представления о психологии и психотерапии.

Но различия в позициях по целому ряду вопросов хорошо видны и по

==17

переписке в период 1908–1911 гг., когда Юнг полностью поддерживал Фрейда. Остаются открытыми вопросы об этиологии неврозов – сексуальную теорию Фрейда он так до конца и не принял. Расхождения касаются и мировоззренческих вопросов. Для Фрейда и тогда религия была иллюзией, чуть ли не навязчивым неврозом человечества, на место которой должна прийти наука. Юнг отвечал, что «религия может быть заменена только религией» 11 . Фрейд призывал Юнга принять учение о сексуальности как «укрепление против черной грязной ямы оккультизма», а для Юнга фрейдовское преклонение перед Эросом было не чем иным, как религией, слепой верой.

В личных отношениях этих двух выдающихся ученых слишком многое зависело, однако, вовсе не от научных или философских расхождений. Психоанализ осваивается не просто как совокупность научных знаний; врачующий должен сначала исцелиться сам, пройти курс анализа с учителем. Кстати, именно по инициативе Юнга в подготовку психоаналитиков был введен обязательный (и довольно длительный) курс «учебного анализа». Но в те годы техника психоанализа только вырабатывалась, «подопытными» были сами аналитики, а потому на теоретические споры накладывались эффекты «переноса», эмоциональные конфликты и отношения окрашивались в цвета семейной драмы. Отсюда истерические припадки у терявшего сознание Фрейда, видевшего в стремлении Юнга к самостоятельности нечто вроде потаенного желания «отцеубийства». Сколько бы Юнг ни писал потом о своей полной духовной суверенности в тот период, и переписка с Фрейдом, и тяжелый психический кризис после разрыва говорят, что «семейная» привязанность была и у него. Ситуация становилась совершенно непереносимой и из-за открытого недоброжелательства к Юнгу венского окружения Фрейда – «придворные» интриги появляются повсюду, где возникает хоть какой-то «двор». Именно это окружение создало впоследствии миф об антисемитизме Юнга. Вполне возможно, что явное охлаждение во взаимоотношениях произошло «с подачи» этого окружения Фрейда. Теоретические разногласия стали очевидными после выхода второго тома «Трансформации и символы либидо», но тональность писем Фрейда резко меняется не по прочтении книги, а после поездки Юнга в США. Доброжелатели, как водится, довели до сведения Фрейда именно те места лекций, где Юнг развивал собственные идеи, а не исполненные благодарности Фрейду похвалы психоанализу в целом.

Следует сказать, что этой поездке Юнга в США предшествовала другая, вместе с Фрейдом в сентябре 1909 г., когда оба они стали докторами honoris causa и были необычайно тепло приняты американцами. С этого начинается и история психоанализа в США, огромная его популярность в стране, которую Фрейд называл «большой ошибкой». Следует отметить, что и юнгианство всегда находило больше всего учеников и последователей (хотя и меньше, чем фрейдизм) в англосаксонских странах.

==18

Каковы теоретические итоги этого первого периода научной деятельности Юнга? Можно считать этот период временем формирования, созревания его собственного учения. Уже в диссертации он связывает помраченные состояния сознания у медиумов с бессознательно протекающими процессами. Не «духи», а бессознательно оформившиеся другие «Я», вытеснившие «Я» медиума (или пророка, основателя секты, поэта, вероучителя), говорят из темных глубин. Малообразованная девушка-медиум сама бы не придумала систему мироздания, которую изложил один из «духов», – систему, которая многими чертами напоминала представления о мире гностиков – валентиниан. Чуть позже один из пациентов Бургхёльцли в галлюцинации наблюдал малопонятные образы. Они не были ясны и самому Юнгу, пока через какое-то время не был открыт и переведен один древний текст, где тот же фаллический образ употребляется при характеристике Митры. Ясно, что работавший мелким клерком пациент представления не имел о митраизме, да и текст был открыт несколько лет спустя. Юнг постепенно подходит к центральному пункту своего учения, которое позже он назовет учением об архетипах коллективного бессознательного: за порогом сознания лежат вечные праформы, проявляющиеся в разные времена в самых различных культурах. Они как бы хранятся в бессознательном и передаются по наследству от поколения к поколению. Бессознательные процессы автономны, они выходят на поверхность в трансах, видениях, в образах, создаваемых поэтами и художниками. Именно Юнг ввел в психоанализ метод проведения параллелей между сновидениями, фантазиями и религиозно-мифологическими символами (эту его заслугу Фрейд признавал и после разрыва отношениий между ними).

Понятие «комплекс» было также введено в психоанализ Юнгом по ходу работы над словесно-ассоциативным тестом. Он послужил отправной точкой для целого ряда проективных тестов и даже созданного впоследствии «детектора лжи». Тест содержал обычно сотни слов. Испытуемый должен был тотчас реагировать на каждое из них первым пришедшим ему на ум словом. Время реакции замечалось секундомером. Затем операция повторялась, а испытуемый должен был воспроизводить свои прежние ответы. Часто время подбора слова реакции удлинялось, испытуемые отвечали не одним словом, а целой тирадой, ошибались при воспроизведении своего ответа, заикались, замолкали, полностью уходя в себя. При этом они не ощущали, например, того, что ответ на одно слово-стимул занимал у них в несколько раз больше времени, чем на другое.

Юнг полагал, что такого рода ошибки связаны с тем, что слово-стимул задевало тот или иной «комплекс» – пучок ассоциаций, окрашенный одним эмоциональным тоном. Эти неосознаваемые аффектные состояния, заряженные психической энергией, обладали каким-то ядром – им могло быть и вытесненное в бессознательное представление; но они могли образовывать и «маленькую собственную личность», свое автономное Ego. Если «затронуть» этот комплекс (напомнить словом о вытесненном), то появляются следы легкого эмоционального расстройства вплоть до регистрируемых

==19

физиологических реакций. Так, реакция одного из испытуемых на слова «нож», «порт» и ряд других была настолько заметной, что Юнг с уверенностью сказал испытуемому после сеанса, что тот кого-то убил в порту. Изумленный таким всезнанием психолога, тот рассказал, что был матросом и действительно в драке в одном из портовых кабаков убил ножом человека, но вот уже несколько лет живет добропорядочным бюргером и не вспоминает о прежней матросской жизни. Подавленные воспоминания, однако, продолжали жить в бессознательном. Первоначально Юнг полагал, что этот тест может совершить настоящий переворот в криминалистике, но впоследствии признавал, что применение его имеет свои границы – «комплекс» может не иметь ничего общего с действительными событиями, но возникнуть в связи с бессознательными фантазиями, подавленными стремлениями, установками. Для разработки теории Юнга этот тест имел то значение, что при проведении эксперимента выявлялись фрагментарные «личности», которые у нормального человека находятся в тени его сознательного «Я», но у шизофреника с выраженной диссоциацией личности эти Ego выходят на первый план. И появление «духов» в сознании медиума, и распад личности шизофреника, и «одержимость бесами» получают свое объяснение – весь легион этих. «бесов» уже имеется в нашей душе, а наше сознательное «Я» является лишь одним из элементов психики, у которой есть более глубокие и древние слои. Впоследствии Юнг стал относить комплексы к личному бессознательному, тогда как характеристики особых «личностей» сохранились за архетипами коллективного бессознательного.

Ни одна новая теория не возникает на пустом месте, из ничего – у Юнга было много предшественников, в 1910–1912 гг. он находит время для чтения огромной литературы по мифологии, этнографии, религиоведению, астрологии и прочим «тайным наукам». Книга «Трансформации и символы либидо» была первой попыткой синтеза, еще весьма несовершенной 12 , но в ней уже очевидно присутствуют далекие от фрейдовских идеи. Фрейд в это время работал над «Тотемом и табу», одной из важнейших для психоанализа книг. Для обоих онтогенез повторяет филогенез, оба проводят параллели между мифами, сновидениями, детским и первобытным мышлением. Однако если Фрейд и другие психоаналитики, писавшие в то время о мифах (Ранк, Абрахам), склонны были сводить мифы к индивидуальным детским фантазиям, к «принципу удовольствия», то Юнг считает мифологию выражением универсально-человеческого, коллективного бессознательного. Отличие от фрейдизма связано как со значительно меньшим интересом к детской психологии 13 , так и с несравнимо более высокой

К оглавлению

==20

оценкой фантазии. То, что для Фрейд а было иллюзией, для Юнга оказывается родом интуиции. Помимо логического мышления, ориентированного на приспособление к внешнему миру, имеется иной тип – обращенное вовнутрь «интровертированное мышление».

Учение о двух типах мышления многими чертами напоминает модные в то время теории «философии жизни» (Юнг прямо ссылается на Бергсона, писавшего об интеллекте и интуиции). Влияние на Юнга немецкого романтизма и «философии жизни», витализма в биологии не вызывает сомнений. Шопенгауэра и Ницше он читал еще студентом, многотомное исследование романтика начала XIX в. фон Шуберта он изучал в 1910–1911 гг. Но очевидны и отличия, связанные с психологическим подходом Юнга. Так, он часто ссылается на Леви-Брюля, писавшего о первобытном мышлении как мире «коллективных представлений (representations collectives) и «мистического соучастия» (participation mistique). Но у Леви-Брюля подход определяется скорее социологизмом дюркгеймовской школы, тогда как у Юнга мифологическое первобытное мышление принадлежит не только давнему прошлому – это биопсихологическая константа, важнейшее измерение человеческого бытия. Человек первобытного племени лишь в незначительной мере отрывается от «матери-природы», у него еще нет субъект-объектной пропасти, созданной развитым сознанием. Помимо приспособления к внешнему миру, необходимо сохранять гармонию с внутренним, с унаследованными бессознательными детерминантами поведения и мышления. Дикарь сохраняет гармонию с помощью мифов, магии, ритуалов: он еще не знает дифференциации внешнего и внутреннего, физического и психического, субъекта и объекта. Отрыв сознания от бессознательного в мифологии часто описывается как «грехопадение», но столь же часто в мифах содержится и другая оценка – мифы о героях, поражающих хтонические чудовища, также говорят об этом разрыве с материнской почвой. Даже в Библии в связи с грехопадением говорится «станете как боги» («знание добра и зла»). В первобытном обществе мифы и ритуалы, инициации помогали индивиду в приспособлении к внутреннему миру. Современное человечество, сделавшее ставку на покорение внешнего мира силами разума, оказалось в опасном отрыве от жизненной почвы. Для логического мышления характерна направленность на внешнюю реальность. Такое мышление протекает в суждениях, оно словесно требует усилия воли, оно утомляет. Требуются образование, воспитание такой направленности – логическое мышление есть инструмент и порождение

==21

культуры. Связанные с ним наука, техника, индустрия суть орудия контроля над реальностью. В традиционных обществах логическое мышление было развито значительно слабее, там еще отсутствовала потребность в усиленной «тренировке» интеллекта. Юнг высказывает гипотезу, что средневековая схоластика была такого рода тренировкой для европейской науки нового времени. В отличие от античной философии, понятия которой еще не оторвались от классических образов мифологии, схоластика была чисто понятийной игрой, подготавливая тем самым современную науку. Логическое мышление экстравертивно, т.е. поток психической энергии направлен преимущественно вовне, к внешнему миру. Западная цивилизация является предельным случаем экстравертивности: знание в ней однозначно связывается с силой, властью над природой, могуществом, рациональным контролем.

Ненаправленное интуитивное мышление представляет собой поток образов, а не понятий. Оно нас не утомляет. Стоит нам расслабиться, и мы .теряем нить логического размышления, переходя к естественной для человека игре воображения. Такое мышление непродуктивно для приспособления к внешнему миру, зато оно необходимо для художественного творчества, мифологии, религии, внутренней гармонии. «Все те творческие силы, которые современный человек вкладывает в науку и технику, человек древности посвящал своим мифам» 14 . В сновидениях контроль логического мышления ослабевает и у современного человека, он снова вступает в утраченное им царство мифологии. Но современное человечество, совершившее горделивый отказ от «предрассудков», насчитывает лишь с десяток поколений. В коллективном бессознательном осели праформы, которые находят свое выражение именно в мифах. Даже если бы все религиозно-мифологические традиции были одним ударом уничтожены, то вся мифология возродилась бы уже в следующем поколении, поскольку символы религии и мифологии укоренены в психике каждого индивида, они унаследованы нами от тысяч поколений. Массы всегда живут мифами, от них в переходные эпохи могут избавиться лишь небольшие группы людей, да и они крутят старые мифы, освобождая место для новых; но это «новое» в действительности есть лишь забытое старое.

Эти идеи мы найдем во всех последующих трудах Юнга. Другим важным – и решающим для разрыва с Фрейдом – было положение о несексуальной природе либидо. Фрейд связывал в то время психическую энергию с сексуальным влечением (впоследствии им был введен и «инстинкт смерти»). Для Юнга либидо есть психическая энергия вообще, она лишь в отдельных невротических случаях выступает как сексуальное влечение. Фрейд рассматривал душевные процессы с помощью физикалистской модели, в которой определяющую роль играл жесткий детерминизм. Для Юнга психические процессы наделены целесообразностью; можно сказать, что фрейдовское понимание причинности является демокритовским, а юнговское

==22

– аристотелевским. Психика является для Юнга саморегулирующейся системой, в которой происходит постоянный обмен энергией между ее элементами. Энергия рождается из борьбы противоположностей. Основополагающей для Юнга является идея «единения», «сбегания друг к другу» противоположностей («энантиодромия» Гераклита, complexio oppositorum Николая Кузанского, инь и ян китайской философии). Обособление какой-либо части психики ведет к утрате энергетического равновесия. Когда сознание отрывается от бессознательного, а именно это происходит у современного человека, бессознательное стремится «компенсировать» этот разрыв. В неожиданных ситуациях, когда возникают затруднения, с которыми не в силах справиться сознание, бессознательное проявляет свою компенсаторную функцию, подключается энергия всей психики. Нужно только уметь «слушать», что говорит бессознательное, прежде всего в сновидениях. Давление бессознательного, «вторжения» (Invasionen) его содержаний в сознание могут вести не только к индивидуальным психозам, но и к коллективному безумию. Светильник разума тогда захлестывают темные воды бессознательного, разного рода «вожди» делаются медиумами до- или сверхчеловеческих сил. Массовые движения, политические события нашего века Юнг объяснял именно такого рода «вторжениями» – основанием для этого служил его личный опыт конфронтации с коллективным бессознательным.

После разрыва с Фрейдом Юнг оказывается в полном одиночестве. Он уходит со всех постов в Психоаналитической ассоциации, покидает и университет. Отношения с швейцарскими медиками были давно испорчены (Юнг ушел из Бургхёльцли еще в 1909 г.), он сталкивается с полным непониманием во врачебной среде, порываются отношения почти со всеми прежними друзьями и знакомыми. Начался критический период, который сам Юнг называл временем «внутренней неуверенности, даже дезориентации». Этот период длился примерно 6 лет, до 1918 г., причем начальная его стадия была чрезвычайно болезненной, почти психотической. Юнг снимает все запруды с пути бессознательных образов, отдается их потоку, и они заполняют сознание. Эти образы приобрели особенно чудовищный характер весной и летом 1914 г.: вся Европа утопает в крови, в ней плавают обрубки человеческих тел, реки крови подступают к Альпам. Эти фантазии неожиданно прекратились, когда галлюцинации стали реальностью первой мировой войны 15 . По воспоминаниям Юнга, войны он никак не ожидал, полагая ее невозможной, и видел в своих видениях скорее предчувствие социальной революции в какой-нибудь из европейских стран. «Прорыв» бессознательного в его сознание он считал частным случаем того, что происходило с меньшей очевидностью в душах всех европейцев – войны

==23

рождаются в психике индивидов, делающихся игрушками сил, превозмогающих благие сознательные намерения. Из этого личного опыта конфронтации с бессознательным рождается и вся система психотерапии Юнга: он преодолел близкое к психотическому состояние сам, теперь он знал, как лечить других. Итогом шести лет непрерывной медитации были составленные в то время (и до сих пор в силу их личного характера неопубликованные) «красная» книга с записями и рисунками сновидений, а также Septem Sermones ad Mortuos, опубликованная небольшим тиражом – от имени гностика Василида Александрийского – книжица, в которой нашли отражение и видения той поры, сопоставимые с гностицизмом.

Для российского исследователя творчества Юнга представляет значительный интерес то обстоятельство, что чуть не единственным другом Юнга в то время был оказавшийся в Швейцарии Эмилий Карлович Метнер. Сегодня это имя знакомо в основном историкам музыки в связи с его братом-композитором Николаем Метнером. Лишь в воспоминаниях Андрея Белого, который был долгие годы ближайшим другом Э.Метнера, последнему уделено значительное внимание. Дореволюционные книги Метнера о Гёте и Вагнере позабыты, как и то, что именно он основал издательство «Мусагет» и журнал «Логос». Этот обрусевший немец (или «русский немец») был не только культуртрегером, но и незаурядным умом. По свидетельству Белого, еще в начале века Метнер высказывал идеи, которые позже вошли в обиход через труды Шпенглера и других западных философов. Возьму на себя смелость утверждать, что некоторые линии романа Белого «Петербург» («туранство» и т.д.) связаны с влиянием Метнера.

По свидетельству сына Юнга, психологическая поддержка со стороны Метнера имела большое значение для его отца. Метнер оказался единственным собеседником, полностью понимавшим идеи Юнга. Это и неудивительно, если учесть его прошлое – идеи русских символистов, софиоло-гов. Канта, Гёте и Ницше были тем воздухом, которым Метнер дышал в России. Его близким другом был и такой философ, как И.А.Ильин, – антипод всякого рода мистических прельщений. Основополагающая работа Юнга – «Психологические типы» создавалась в чуть не ежедневных беседах с Метнером 16 . По воспоминаниям дочери Юнга, всякий раз, как появлялся Метнер, в доме звучал клавир. Словом, Юнг нашел тонкого, умного и не менее образованного собеседника, и в первой историософской части «Психологических типов» можно найти множество параллелей с тем, что было характерно для русской философской культуры начала века.

==24

Конечно, влияние Метнера не следует и преувеличивать. Он мог помочь Юнгу в оформлении каких-то идей, но принадлежали они самому Юнгу. Метнер же становится издателем сочинений Юнга, пишет предисловия к переводам его работ 17 , издает на немецком книгу «О так называемой интуиции» (1922), в которой пытается дать философское – кантианское по духу – обоснование юнговской психологии. Впрочем, уже по этой работе видны отличия – в трактовке гностицизма, в полном неприятии всякого оккультизма (Метнер сводит счеты с прельстившей Белого антропософией). Для исследователя творчества Юнга большую ценность представляет его большая статья 18 – последняя публикация Метнера – в изданном к 60-летию Юнга томе, поскольку в ней речь идет о личности Юнга, причем в тот период, который мало знаком последующим биографам – ученикам Юнга 30–50-х годов. Для них Юнг – это уже непререкаемый авторитет, «старый мудрец из Кюснахта»; время поисков, противоречий, внутренней борьбы, сомнений осталось позади.

«Психологические типы» являются первой зрелой работой Юнга, в которой уже реализован синтез его психиатрического и психотерапевтического опыта, научных наблюдений, религиозно-философских, культурологических и этнографических идей. Ранее сформулированные идеи об экстра-вертивном и интровертивном мышлении получили окончательный вид, проводится детальный анализ психологических типов и функций. К тому времени круг идей Юнга уже окончательно сформирован, в дальнейшем будет происходить приращение материала и углубление теории, но основные контуры последней уже отчетливо видны.

Из книг, оказавших определенное влияние на Юнга в период, непосредственно предшествующий этой зрелости мысли, следует отметить вышедшую в 1917 г. книгу немецкого теолога Р.Отто «Священное». В ней проводится феноменологическое описание опыта «нуминозного», божественного как величественного, дающего полноту бытия, но в то же время ужасающего, переполняющего страхом и трепетом. Но если у Отто речь идет о восприятии сверхъестественного в духе иудео-христианской традиции, да еще в специфически лютеранском ее прочтении, то Юнг употребляет термин «нуминозное» в более широком смысле. Перед трансцендентным иудео-христианским Богом человек чувствует, что он лишь «прах и пепел», «персть земная», тогда как у Юнга нуминозное связывается с опытом архетипов коллективного бессознательного.

В книгах и статьях 20-х годов эта теория развивается в первую очередь на основе психологических и психиатрических наблюдений, прежде всего

==25

в фундаментальной работе «Отношения между Я и бессознательным» (1928); в дальнейшем Юнг все чаще привлекает материалы алхимии, мифологии, различных культур и традиций. В 20-х годах он совершает поездки в Африку и Америку, знакомится с жизнью тамошних почти первобытных племен; в 30-х годах он отправляется в Индию и на Цейлон. Интерес к европейской алхимии пробуждается при столкновении с китайской: работа над комментарием к даосскому трактату «Тайна золотого цветка», переведенному егодругом Рихардом Вильгельмом, привела не только к знакомству с древним Китаем. Долгое время Юнг не мог объяснить причину совпадений между регулярно воспроизводимыми в сновидениях, галлюцинациях, бреде, фантазиях его пациентов образами и символикой позднеэл-линистических религиозно-философских учений, прежде всего гностицизма. Собственное бессознательное Юнга, судя по написанному им от имени Василида тексту, также говорило символами, напоминающими гностические. В средневековой алхимии Юнг обнаружил промежуточное звено: подавленная в свое время христианством гностическая мысль существовала в «тайных науках» средневековья и лишь в последние века была окончательно вытеснена в бессознательное. Но стоило ослабеть давлению христианства, как стала пробуждаться именно гностическая символика. К концу христианского Эона (астрологически – Рыбы) вновь выступили те символы, которые вели спор с христианскими в начале эры Христовой.

Понятно, что утверждения такого рода предполагают и своего рода «метафизику», и философию истории. Юнг постоянно подчеркивал, что он эмпирик, психолог и психотерапевт, метафизических гипотез не выдвигает и не решает, держится области возможного опытного знания. При этом он часто ссылается на Канта («Совершенно устаревшей, а именно со времен Иммануила Канта, – писал он в одном из поздних писем, – является точка зрения, будто во власти людей утверждать метафизические истины»). Однако его учение об архетипах коллективного бессознательного имеет отнюдь не эмпирический характер. Само собой, образы сновидений или галлюцинаций, мифологии или искусства представляют собой фактологическое основание его учения. Но эти образы могут получить и совсем иную теоретическую интерпретацию.

Вводя понятие коллективного бессознательного, Юнг должен был четко отделить свою концепцию от психоанализа Фрейда. То, с чем имеют дело психоаналитики, – это личностное бессознательное, состоящее из вытесненных «комплексов». Они в детству или зрелом возрасте входили в сознание, но были вытеснены из него, либо это просто забытые, не преодолевшие порога сознания представления. В любом случае они встречались индивиду на протяжении его жизни, это часть его психической биографии.

Содержания коллективного бессознательного, напротив, «никогда не были индивидуальным приобретением, но обязаны своим появлением исключительно наследственности». Это глубинная часть психики, имеющая универсальную и безличную природу, связанная с инстинктами, т.е. наследуемыми факторами. Коллективное бессознательное существовало задолго

==26

до появления сознания и продолжает преследовать свои «собственные» цели несмотря на развитое сознание, а иногда и вопреки ему. Это итог родовой жизни, уходящей через тысячи поколений людей в животное царство. Юнг сравнивал коллективное бессознательное с матрицей, грибницей (гриб – индивидуальная душа), с подводной частью горы или айсберга: чем глубже мы уходим «под воду», тем шире основание. Как и наше тело, психика есть итог эволюции, в ней запечатлелись типичные реакции организма на повторяющиеся условия жизни. Инстинкты – это автоматические реакции такого рода, причем они могут быть чрезвычайно сложными. Под влиянием врожденных программ находятся не только поведенческие акты, но также восприятие, мышление воображение. У человека имеются как общие для всех млекопитающих (или даже для всего живого) инстинкты, так и специфически человеческие бессознательные реакции на среду обитания, будь то физические явления, другие люди или собственные психофизиологические с-остояния. Универсальные праобразы, праформм поведения и мышления Юнг называет архетипами. Это система установок и реакций, которая определяет жизнь человека («тем более эффективно, что незаметно»). Архетипы -это корреляты инстинктов, вместе они образуют бессознательное. Это как бы две стороны одной медали – когнитивный образ и поведенческий акт. Сознание направляет волевые акты, интуитивное постижение архетипа «спускает курок» инстинктивного действия в соответствующей ситуации «Архетипы суть типичные способы понимания, и повсюду, где мы встречаем единообразные и регулярно возобновляющиеся способы понимания, мы имеем дело с архетипами» 19 . В архетипах накопился опыт тех ситуаций, в которых бесконечному числу предков современного человека приходилось «спускать курок» именно такого действия; это когнитивная структура, в которой в краткой форме записан родовой опыт.

Юнг сравнивал архетипы с системой осей кристалла. Она преформиру-ет кристалл в растворе, выступая как поле, распределяющее частицы вещества. В психике таким «веществом» является внешний и внутренний опыт, организуемый согласно этим врожденным формам. Строго говоря, сам по себе архетип не входит в сознание, он не дан в чувственном опыте. Архетипы в этом смысле гипотетичны, представляют собой своего рода модель, позволяющую объяснить наличный опыт. В сознание входят «архе-типические образы», уже подвергнутые сознательной переработке. В опыте сновидений, галлюцинаций, мистических видений эти образы стоят ближе всего к самому архетипу, поскольку сознательная обработка здесь минимальна. Ясно, что не всякий образ сновидения или галлюцинации имеет архетипический характер – такого рода образы легко узнаются по своей нуминозности, по своей потрясающей нашу психику мощи, ощущению превозмогающей нас силы.

==27

В мифах, сказках религиях, тайных учениях и произведениях искусства спутанные, воспринимаемые как нечто страшное, чуждое нам образы превращаются в символы, становящиеся все более совершенными по своей форме и все более общими по своему содержанию. Постепенно формируются мировые религии, которые «содержат изначально тайное сокровенное знание и выражают тайны души с помощью величественных образов. Их храмы и священные писания возвещают в образе и слове освященные древностью учения, сочетающие в себе одновременно религиозное чувство, созерцание и мысль» 20 . Чем прекраснее, грандиознее такой образ, тем дальше он от индивидуального опыта, тем больше опасность превращения живой религии в окостеневшую догматику. Когда-то античные божества умерли, и на их место пришло христианство, которое, впрочем, в своих ритуалах и мистериях унаследовало очень многое от эллинистических религий. Католицизм был той формой, которая пронизывала и организовывала все стороны средневековой западноевропейской жизни. Как и все другие религии, христианство располагало тогда «магической защитной стеной» против жуткой жизненности, таящейся в глубинах души. Такой стеной являются символы и догматы, способствующие ассимиляции колоссальной психической энергии архетипических образов.

Историю протестантизма Юнг назвал «хроникой штурма» этих священных символических стен. Протестанты обескровили церковь, лишили ее языческих обрядов и ритуалов, подорвали авторитет духовенства, избавили прихожан от исповеди, вменив им в обязанность читать Библию и слепо верить. Результатом являются утрата церковной жизни, омертвелость догматов, развитие историко-филологической критики Библии. Символы утратили свой наглядно-образный характер, стали формулами, совершенно бессмысленными для быстро развивавшегося научного мировоззрения. В традиционном обществе символы, произрастающие из глубин психики, проецируются вовне, образуя упорядоченный космос. В таком мире человеку легко жить, все стоит на своих местах, имеет цель и смысл. И дикарь, и человек традиционной культуры каждым своим действием воспроизводил мифологический праобраз; он чувствовал себя реальным лишь в той мере, в какой он был причастен божественному порядку, мировым космическим циклам. В иудео-христианском монотеизме эти циклы были разорваны, мировое время стало линейным, необратимым, но христианство все же преодолевало, по словам М.Элиаде, «ужас истории» 21 , поскольку обещало окончательное преодоление бремени, победу над тьмой и хаосом, страданием и самой смертью. Кроме того, в средневековом христианстве оставалось очень много языческого – именно ему объявил войну протестантизм.

==28

С разрушением стены символов «огромное количество энергии тем самым освободилось и двинулось по старым каналам любознательности и приобретательства, из-за чего Европа стала матерью драконов, которые пожрали большую часть Земли». За Реформацией последовало Просвещение, стали развиваться наука, техника, индустрия. Разложенный на формулы символический космос оказался чуждым человеку; «расколдование мира» привело к духовной опустошенности, конфликтам, войнам, абсурдным политическим и социальным идеям и, конечно же, к колоссальному росту числа психических заболеваний.

Когда символических стен более нет, то энергия архетипов не усваивается, они вторгаются в сознание в виде психотического образа мистических видений, политических пророчеств «вождей». Понятно, что по своему содержанию последние остаются мифологическими – Юнг видел в национал-социализме выход на поверхность германского язычества, тогда как в коммунистической идеологии для него было очевидным присутствие мифа о «золотом веке», детской мечты о рае на Земле. На смену этим приходят иные политические мифы – мы живем в эпоху коллективного и индивидуального безумия.

Следует сказать, что оценки нацизма в 30-е годы были у Юнга однозначно негативными – и в опубликованных в то время работах, и в письмах, и в опубликованном недавно двухтомном тексте семинара по книге «Так говорил Заратустра» Ницше. Сын Юнга в начале 30-х годов учился в Германии, и, по его воспоминаниям, всякий раз, как он приезжал в Швейцарию и беседовал с отцом о немецкой политической жизни, оценки национал-социалистического движения были только отрицательными. Германия, как писал он в 1936 г., стала «страной духовной катастрофы».

В чем причина обвинений Юнга в «пособничестве нацистам», антисемитизме, расизме, которые впервые появились в середине 30-х годов, потом были реанимированы сразу после войны и раздаются до сих пор как со стороны фрейдистов, так и иных марксистов? Предположим, последние, имея в виду советских критиков Юнга, попросту малограмотны: им читать Юнга, разбираться было недосуг, они прочитали где-то и воспроизвели, уснастив соответствующими идеологическими восклицаниями. С фрейдистами ситуация особая – там доныне Юнг, по крайней мере в старшем поколении учеников Фрейда, остается «предателем», о нем по различным поводам сочиняют были и небылицы 22 . Однако обвинение в

==29

сотрудничестве с нацистами и в антисемитизме является достаточно серьезным, чтобы не остановиться на фактах. Как известно, всякий факт можно интерпретировать по-разному, обнаруживая те или иные мотивы поступка. Вряд ли кто-нибудь станет обвинять Фрейда в пособничестве итальянскому фашизму на том основании, что он подарил свою книгу Муссолини, либо делать его ответственным за расстрелы австрийских социал-демократов, подавление восстания которых он приветствовал. Не обращая внимания на множество противоречащих тому фактов, за поступками Юнга фрейдисты находят в качестве одного из главных мотивов антисемитизм и расизм. Единственным основанием для этого является одно высказывание Юнга в статье 1934 г., где говорится о различиях в психологии индоариев и евреев, объясняемых разницей в коллективном бессознательном. Собственно говоря, речь идет о том, что психоанализ Фрейда непригоден для понимания таких феноменов, как национал-социализм, который Юнг объяснял вторжением архетипических образов.

Объяснение нацизма «архетипом Вотана», наверное, не следует считать удачным. Несвоевременным было и само высказывание Юнга, полемически направленное против фрейдистов, но подчеркивающее различия в расовом коллективном бессознательном в условиях гонений на евреев. Однако о психологических отличиях писали и авторы-евреи, причем не только убежденные сионисты, но и тот же Фрейд (достаточно вспомнить его письмо членам ложи «Бнай Брит» 23 ), а Юнг при этом специально подчеркивал, что различия не означают «неполноценности» той или другой стороны. У китайцев тоже своя психология, но никто не станет заявлять, что китайцы «неполноценны». Тут Юнг ошибался, как раз те, кто обвинял его в расизме, подняли шум в печати: «Он сравнивает евреев с монгольскими ордами!» 24

Юнгу, поклоннику древнекитайской культуры, вообще склонному возвеличивать традиционные общества и противопоставлять их современной цивилизации, месяцами жившему среди индейцев и негров, всякие заявления о «миссии белого человека» казались отвратительной ложью. Европейская цивилизация навязывает всем свои жизненные формы, крушит, как слон в посудной лавке, созданные веками религии и традиции. «Неполноценной» для него была скорее именно западная культура. Сравнение же евреев с китайцами объяснялось тем, что речь шла о двух народах со

К оглавлению

==30

значительно более древней, чем у германцев и прочих северных индоариев, культорой, которая частью отпечаталась в коллективном бессознательном. Это дает известные преимущества – большую дифференцированность сознания, рефлексии, но приводит и к недостатку спонтанности в творчестве новых культурных форм. То же самое писал Юнг и об индо-арийской по своему происхождению Индии, сравнивая йогу с западной «психотехникой»: древность культуры имеет и позитивные и негативные черты. Во всяком случае о расизме тут говорить не приходится.

Какие-то иллюзии в связи с начальными этапами нацистского движения у Юнга были, но тут он был отнюдь не одинок. Лестные оценки раздавались со стороны и таких умудренных опытом британских политиков, как Ллойд Джордж или Черчилль 25 . Но и тогда он однозначно оценивал нацизм как массовую одержимость. После войны, когда на него посыпались обвинения, он не считал возможным для себя вести газетную перепалку. Как спорить с газетой Weltwoche, писал он русскому философу Б.П.Вышеславцеву, где появились эти обвинения, если она 10 лет подряд прославляла нацистский режим, содержалась на немецкие деньги, доходила до такой низости, как оправдание убийства австрийского канцлера Дольфуса, а сразу после войны при том же главном редакторе обвиняет его в антисемитизме, противопоставляет Томасу Манну? Швейцарское правительство в страхе перед немецкой агрессией практически не пропускало политических беженцев или евреев из Германии, швейцарские банки получали золотые слитки, сделанные из зубных коронок сотен тысяч убитых в концлагерях и посредничали в сделках между американскими и немецкими фирмами все эти годы 26 . С этими людьми вести публичную дискуссию было просто бессмысленно. Отвечать пришлось ученикам Юнга – евреям. В 30-е годы, когда всякому эмигранту требовалось не просто тайком перейти границу, но еще и заручиться рекомендациями, получить место работы, чтобы закрепиться в Швейцарии, Юнг оказал большую помощь целому ряду психоаналитиков-евреев. Некоторые из них – И.Якоби, А.Яффе и другие стали его ближайшими учениками. Неудивительно, что именно они чаще других отвечают на обвинения фрейдистов – именно их, а не авторитетных еврейских раввинов и религиозных деятелей 27 .

==31

Именно застарелая неприязнь к Юнгу последователей Фрейда служит причиной всех этих обвинений. В чем заключалось, если отбросить предвзятые заявления об антисемитизме, «сотрудничество с нацистским режимом»? С приходом к власти они стали очищать все организации от «расово чуждых» элементов. Немецкие психотерапевты уговорили Юнга стать главой Международного психотерапевтического общества, в которое входило и немецкое психотерапевтическое общество, руководимое двоюродным братом Геринга 28 . Юнг пошел на это, по его признанию, чтобы спасти все то, что еще можно было спасти в немецкой психотерапии. Перед ним стоял выбор: либо остаться в стороне с «чистыми руками», либо помочь своим коллегам. Он выбрал последнее. Следует сказать, что в это общество входили английские, голландские, скандинавские психоаналитики, с тем же Герингом считал возможным поддерживать деловые связи ближайший сподвижник Фрейда и его будущий «официальный» биограф Э.Джонс. Несколько раз он намеревался уйти с этого поста, но его уговаривали остаться не только немецкие, но также английские и голландские психоаналитики. Когда он со своего поста все-таки ушел, то президентский пост занял английский психотерапевт (а книги Юнга сразу оказались в «черном списке» у нацистов).

Сотрудничество с преступным режимом – это очень серьезное обвинение. Его, если не брать очевидные случаи (скажем, Джентиле был министром у Муссолини), следует тщательно обосновывать. Споры вокруг «случая Хайдеггера» 29 показывают, что обвинители зачастую прибегают к очевидным передержкам. Когда речь идет о «президентстве» Юнга – это очевидно. Перед такого рода прокурорами следует поставить вопрос: если в какой-то стране властвует преступный режим, то следует ли ученым, писателям, деятелям культуры прервать всякие связи с живущими и работающими в этой стране коллегами? Сколько тогда «пособников сталинизма» можно найти среди западных деятелей культуры, причем необязательно марксистов? В случае нацистского режима поражает избирательность В. Гейзенберга, работавшего над атомной бомбой для гитлеровской Германии, эти обвинения как-то обходят стороной, зато сразу после войны в «пособничестве» обвинили даже Г. Гессе, поскольку его книги выходили в Германии. То, что Юнг оказался объектом пропагандистской кампании, нельзя назвать случайностью – с ним просто сводили совсем иные счеты.

==32

В работах 20–30-х годов Юнг обращался к чрезвычайно широкому кругу проблем психотерапии, психологии, культурологии, религиоведения. Он ездит по миру, читает лекции в Цюрихской высшей технической школе, ведет семинары для небольшой группы последователей, основывает в 1935 г. Швейцарское общество практической психологии, получает почетные титулы в Гарварде и Оксфорде. Но основной областью его деятельности оставалась врачебная практика, и учение об архетипах коллективного бессознательного сформировалось в результате опыта лечения пациентов. Конечно, значительную роль сыграли самоанализ, столкновение с собственным бессознательным. Психоанализ Фрейда также несет на себе следы самоанализа, осуществленного Фрейдом в 1895–1896 гг. У Юнга эта «конфронтация с бессознательным заняла около 6 лет. На основе этого погружения и выхода из него были разработаны психотерапевтическая теория, метод и техника. Центральным понятием его психотерапии является «индивидуация». Оно используется Юнгом в ином значении, нежели в средневековой теологии. Речь идет о движении от фрагментарности к целостности души, о переходе от «Я», центра сознания, к «Самости» как центру всей психической системы. Такое движение начинается, как правило, во второй половине жизни. Среди учеников Юнга имеют хождение нигде не записанные его слова: «Естественным завершением жизни является не старческое слабоумие, но мудрость». Он считал достойным сожаления молодечество стариков, ставшее столь характерным для западной культуры. Это столь же неестественно, как старческая усталость молодежи. С момента зрелости и примерно до 35–40 лет ориентация на внешний мир. карьеру, власть, семью, положение вполне естественна. Но в этом переломном возрасте возникают вопросы о смысле всей этой деятельности, религиозные и философские размышления о, жизни и смерти. Большая часть пациентов Юнга принадлежала именно к этой возрастной группе, и невротические симптомы очень часто имели своей причиной именно неразрешенные конфликты мировоззренческого или морального порядка. Понятно, что Юнг, имея дело с более простыми случаями, когда не было нужды в сравнительно долгом анализе 30 , не «палил из пушек по воробьям». Но там, где это было необходимо, с помощью врача осуществлялась «регрессия», т.е. погружение в глубины бессознательного, чтобы затем, после нее, могли вновь осуществиться «прогрессия», движение к внешнему миру, лучшая к нему адаптация.

Зачастую невроз возникает именно потому, что спонтанно начался процесс индивидуации, подключилось бессознательное, «компенсирующее» односторонность сознания. Естественной целью психической системы является движение от «Я» к центру, к «Самости», символизируемой в сновидениях то кругом (мандалой), то крестом, то ребенком и т.п. образами.

==33

Но сначала невротик сталкивается с иными архетипами. «Амплификация», расширение сознания, проходит через ряд стадий 31 .

Сам Юнг в последние десятилетия своей жизни стал «мудрым старцем из Кюснахта». После поездки в Индию в 1938 г. он долго болел, а в 1944 г., после перелома ноги, случился тяжелейший инфаркт. Юнга посетили в это время видения, начавшиеся именно в те мгновения, когда он был близок к смерт. Его душа, выйдя из тела, странствовала по мировому пространству, он видел земной шар из космоса, а затем оказался на астероиде. Пройдя по узкому входу внутрь небесного тела, он оказался в храме, но тут ему явился образ, в котором черты его лечащего врача слились с чертами Базилевса-жреца с острова Кос, где находился храм Асклепия – Юнгу было дано указание вернуться обратно на Землю. Правда, еще три недели он не мог прийти в себя – мир казался после испытанного какой-то темницей. Посещали его и другие видения такой интенсивности, что казались истинной реальностью. Здесь сливались прошлое, настоящее и будущее, здесь царили иные законы. Эти видения не только окончательно убедили его в бессмертии души, но и послужили толчком для поздних работ, имевших преимущественно религиозно-философский характер.

Активная деятельность Юнга продолжалась до 1955 г., до потрясшей его смерти жены. В эти годы юнгианство оформляется как движение. Ранее Юнг всячески противился этому, опасаясь, что его идеи станут какой-то догмой для секты «верных», как то ранее произошло во фрейдизме. Крайне неохотно пошел он и на создание Института К. Г. Юнга, но ученики сумели его уговорить. Сам он в работе института никакого участия не принимал, доверив все дела первому ректору института К.Майеру и Совету (кураториуму). Единственное, на чем настояли ученики, – это обязательное участие одного из членов семьи Юнга в кураториуме. Сначала в него входила жена, Эмма Юнг, затем дочери (сейчас младшая его дочь, Хелене Хёрни-Юнг). Опасения Юнга в известной мере сбылись: институт постепенно терял черты клуба, в котором собирались заинтересованные исследователи для дискуссий. Видимо, такое развитие было неизбежным – поток желающих получить подготовку все увеличивался, прежде всего из США и Англии. В Англии в те годы начал выходить Journal of Analytical Psychology, в США Пауль и Мэри Меллон, лично знавшие Юнга, основали «Bollingen Foundation» – этим фондом финансировалось издание Полного собрания сочинений Юнга на английском языке. Интерес Юнга к гностицизму сослужил добрую службу исследователям этого позд-неантичного учения. Один из открытых в Наг-Хаммади кодексов исчез где-то в Каире. Длившиеся несколько месяцев розыски привели К.Майера в Брюссель, где кодекс был обнаружен в вокзальном сейфе. Одному из богатых и влиятельных пациентов Юнга удалось его выкупить и передать

==34

институту. Получивший название «Кодекс Юнга» древний документ был передан ученым-античникам и опубликован в 1955 г.

Юнг завершает в те годы свои исследования по алхимии, но его все в большей мере привлекают проблемы теологии, а также парапсихологии. Гностическое богословие Юнга находит свое выражение в книге «Ответ Иову», где прослежи вьется эволюция иулео-христианского Бога – этот первоначально гневный и стоящий «по ту сторону добра и зла» Бог постепенно в диалоге с человеком и через него проходит к сознанию и доброте. Движение начинается с вопроса Нова. «может ли человек оправдаться перед Богом?» – и заканчивается вочеловечением Бога, рождением Иисуса Христа. Бог становится носителем милосердия, справедливости, любви, тогда как его темный, гневный лик отходит в бессознательное. Но эта сторона божества HP исчезла: правой рукой Бога является Христос, левой – Люцифер, Антихрист. Интересно то, что из русских религиозных мыслителей, толковавших о богочеловечестве и человекобожестве в начале века, Юнг был знаком только с Мережковским 32 ; некоторые идеи его через К.Кереньи вошли ранее в тетралогию Т.Манна «Иосиф и его братья». От всех богословов, даже самых неортодоксальных, Юнга отличают, конечно, и учение о бессознательности божества, и подчеркивание темной, страшной для человека его стороны. Пророчества Юнга о «дне гнева Господня», царстве Антихриста, дальнейшем переходе из христианского Зона (Рыб) к иному Зону. стоящему под знаком Водолея, конечно же, далеки и от неортодоксального богословия. В переписке Юнг 50-х годов богословская проблематика занимает важнейшее место.

Интерес к парапсихологии, астрологии, алхимии возник у Юнга еще в самом начале его деятельности. От уверенности в существовании «духов» он перешел к объяснению оккультных явлений с помощью теории коллективного бессознательного: «духи» стали «проецируемыми бессознательными автономными комплексами». В работы 40–50-х годов вносятся важные поправки, Поскольку Юнг теперь убежден в «транспсихической реальности», в которой теряют свою жачимость законы провинности, пространственновременные детерминанты. Вместе с известным физиком Паули Юнг публикует книгу «Объяснение природы и психика». В ней, во-первых, проводится мысль о том, что архетипические образы играют значительную роль в умозрениях естествоиспытателей. Юнг и ранее проводил мысль, что платоновские, а потом картезианские идеи суть выражение архетипов. Иначе говоря, внутренние образы проецируются мыслителями на внешний

==35

мир, и тот порядок, который обнаруживается в космосе, есть проявление внутренного порядка. Кантовские априорные категории, а затем понятия современного естествознания утратили пластичный символизм платонов» ских идей. но они попрежнему ведут свое происхождение от архетипов.

Во-вторых, Юнг дает в этой книге описание эффекта «синхроничности». Это «акаузальные смысловые отношения», когда событию во внутреннем., психическом мире соответствует событие во внешнем. Такого рода явления ему не раз доводилось наблюдать самому; кроме того, именно «синхронические» явления описываются в древнекитайской «Книге перемен», с ними сталкиваются исследователи парапсихологии. Чаще всего такие явления встречаются, когда подключается коллективное бессознательное. Парансихологические феномены особенно часто дают о себе знать в критических ситуациях, когда сознание не может с ними справиться и «включается» компенсаторная функция бессознательного. В связи с этим были внесены поправки в теорию коллективного бессознательного, имеющие в целом философский характер. Архетипы имеют «психоидный» характер, т.е. и не чисто психический и не только физический. Поэтому-то и возможны физические эффекты, производимые архетипами. В архетипах противоположность материи и сознания утрачивает свою значимость – речь тут идет именно об архетипах, а не об архетипических образах как психических фактах. Целый ряд парапсихологических яялений – sentiment du deja vu, ясновидение, телепатия, телекинезис истолковываются Юнгом как синхронические феномены, выходящие за пределы причинно-следственных связей, нарушающие (как. например, ясновидение) известные нам физические законы. Синхроничность определяется Юнгом как «временное совпадение двух или более некаузально друт с другом связанных событий, наделенных одинаковым или сходным смысловым содержанием» 33 . Временное совпадение – это не астрономическая одновременность: временные различия в значительной мере субъективны; в случае предвиденного будущего временная дистанция между двумя событиями может исчисляться годами. Бывали и иные случаи, когда, например, две английских учительницы в 1901 г. в версальском парке впали в галлюцинаторное состояние и стали как бы свидетельницами событий времен французской революции. Другой пример синхроничности Юнг приводил из собственного психотерапевтического опыта. Одна пациентка с волнением рассказывала о необычайно ярком сновидении с золотым жуком, и в этот самый миг золотой жук сел на оконное стекло. У каждого из этих событий – у сновидения и передвижения жука – своя причинность, и связь двух этих рядов не каузальная, но смысловая. Жизнь, считал Юнг, куда сложнее всех наших теорий, к тому же столь изменчивых. Верить в последнее слово науки, которое уже завтра устареет, – это не более чем предрассудок. В поздних работах Юнга найдется немало высказываний об ограниченности, а иногда и о ничтожности научного знания. Последние

==36

истины выразимы лишь символически, количественные методы науки тут ничем не помогут. Хуже того, наука, «излюбленное орудие Сатаны», привела вместе с техникой и индустриальной цивилизацией к чудовищному оскудению внутреннего мира людей.

Оценки этой цивилизации в поздних трудах Юнга довольно пессимистичны. В работе «Настоящее и будущее» (1957) он прямо пишет об угрозе индивиду со стороны современного общества. Страшна не сама по себе коммунистическая угроза. Хотя и в западном обществе имеются подрывные меньшинства, пользующиеся свободами ради пропаганды их уничтожения, они не имеют шансов, пока у них на пути стоит рациональность духовно стабильного слоя населения. По самой оптимистической оценке, это примерно 60% населения. Но эта стабильность весьма относительна. «Стоит температуре аффектов превысить критическую грань, и силы разума отказывают, а на его место рвутся лозунги и химерические мечтания, своего рода коллективная одержимость, которая быстро развивается в психическую эпидемию. В это время обретают влияние те элементы населения, которые при господстве разума влачили асоциальное и едва терпимое существование» 34 . Такие лица вовсе не являются редкостными курьезами за пределами тюрем и сумасшедших домов. По оценке Юнга, на каждого явно душевнобольного (таковых во всех развитых странах примерно 1% населения) приходится 10 человек с латентным психозом. До приступа безумия у них чаще всего дело не доходит, но при внешней благопристойности они не вполне нормальны. Опасны же они именно тем, что духовное состояние этих людей соответствует состоянию группы, одержимой политическими или религиозными страстями, предрассудками или фантастическими мечтами. Стоит обществу попасть в кризисную полосу, стоит массе прийти в возбуждение, и оказывается, что такие индивиды лучше всего адаптированы – ведь в такой ситуации они чувствуют себя «как дома». Их химерические идеи, их фанатическая озлобленность тут находят свою почву. Происходит психическое заражение остальных – ведь и у них в бессознательном дремлют те же самые силы, безумцы просто несколько ближе стоят к этому пламени. Стоит ослабеть силам правового государства, и эта психическая эпидемия ведет к социальному взрыву, а потом к тирании худших.

Опыт нашего века в значительной мере подтверждает эти наблюдения Юнга – во всех социальных движениях, какой бы окраски они ни были, велико участие людей с явными психопатологическими отклонениями, делающимися иной раз и «вождями» национального или уездного масштаба. Такому ходу событий способствуют и массовое общество, лишающее всех индивидуальности, социальная механика государства, превращение церкви в один из инструментов управления и контроля. В западном обществе люди стали «рабами и жертвами тех машин, которые завоевали для них

==37

пространство и время» 35 они находятся под угрозой выпестованной ими военной техники; они отчуждены от осмысленного труда и духовной традиции, стали винтиками огромной машины. Массовый человек безответствен, он даже не понимает того, чему он обязан своим относительным благосостоянием, и ставит на первое место свои фантастические мечты, которые постепенно прокладывают путь тирании и духовному рабству. Словом, на перспективы западной цивилизации Юнг смотрит далеко не оптимистически. Это заметно и по разбросанным по его трудам и письмам последних лет тревожным и даже апокалиптическим замечаниям – близится «день гнева», который не пощадит ни грешника, ни праведника. По своим политическим воззрениям Юнг был довольно консервативен, относился недоброжелательно не только к социал-демократии, но и к тому варианту «общества всеобщего, благоденствия», которое постепенно стало формироваться в США и европейских^странах в 50-е годы. При всех обвинениях в иррационализме и спиритуализме он был сторонником политической рациональности XIX в. Современные общественные науки казались ему новыми инструментами той социальной механики, которую использует в своих целях делающаяся всевластной бюрократия, прокладывающая путь тирании. Впрочем, как признавался он сам в одном из писем (русскому философу-эмигранту Б. П. Вышеславцеву), современная социология была Юнгу практически неизвестна. Он смотрел на общественные процессы то как врач, прочитывающий по отдельным признакам симптомы заболевания, то как религиозный мыслитель, пытающийся постичь божественную волю. Определенную роль в его размышлениях о судьбах западной цивилизации играла и астрология: христианский Эон, стоящий под знаком Рыб, подходит к своему концу.

Юнг продолжал работать и в глубокой старости. В восемьдесят лет ему удалось закончить книгу по алхимии, над которой он работал более тридцати лет. Настояния учеников привели к тому, что он начал было писать свою автобиографию, но затем бросил и стал просто вспоминать вслух, а записи бесед оформила в главы книги его секретарь А. Яффе. Последняя книга – «Человек и его символы», в которой Юнгу принадлежит большой первый раздел (остальные написаны учениками), писалась, когда ему было почти 85 лет. После продолжительной болезни он умер в Кюснахте 6 июня 1961 г.

Говоря о влиянии идей Юнга, можно было бы составить долгий список литераторов, художников, режиссеров, историков религии, мифологии, искусства. Однако с полным на то правом могут называть себя юнгианцами прежде всего психотерапевты, получившие подготовку в одном из учебных институтов Международной ассоциации аналитической психологии. Центральным является Институт К.Г.Юнга на его родине, в Кюснахте, где единовременно обучается около 400 студентов из разных стран. Подобные учебные центры имеются и за пределами Швейцарии: в Италии есть два

==38

таких института, в США их около десятка. В них принимаются лица, имеющие высшее образование и немалые средства (обучение стоит довольно дорого), однако преобладают среди них медики и психологи, поскольку в США и в большинстве европейских стран не любят самозванных «целителей» и практикующими психотерапевтами могут стать только обладатели соответствующих дипломов.

Хотя по своей численности юнгианская ассоциация заметно уступает фрейдистской, ассоциация аналитической психологии насчитывает тысячи членов, располагает фондами, центрами, журналами, издательствами. Близкие ученики Юнга с известным ожесточением говорят о «духе коммерции» или «американизации» аналитической психологии, вспоминая о тех временах, когда вокруг Юнга собирался уравнительно узкий круг посвященных, а само учение не смешивалось с немалым числом идей и методов, не имеющих прямого отношения к трудам основоположника.

Действительно, в современной аналитической психологии разрабатываются проблемы, которым Юнг не уделял значительного внимания. В качестве примера можно привести «анализ детей» (Kinderanalyse), первоначально развивавшийся А.Фрейд и М.Клейн, но никак не Юнгом, считавшим затруднения детей психическими проблемами их родителей. На сегодняшний день до половины студентов Института К. Г. Юнга обучаются на отделении Kinderanalyse. Другим примером может служить огромная феминистская литература, созданная последовательницами Юнга: при всем его интересе к женской душе 36 сторонником феминизма он никак не был. Конечно, можно сожалеть об ушедшей «героической» эпохе аналитической психологии, но расширение научной тематики говорит о развитии теории и практики, тогда как превращение небольшого кружка в солидный социальный институт при всех сопутствующих недостатках (есть и своя «юнгианская бюрократия»!) свидетельствует о жизнеспособности данного направления психологии и психотерапии.

С большинством своих первых последователей начала века Юнг без особых сожалений расстался во время первой мировой войны. Из них только Тони Вольф нетолько сохранила верность учителю в трудное для него время, но и оказала некоторое влияние на разработку «комплексной психологии» (так поначалу называлась аналитическая психология). В 20–30-е годы Юнг обретает немалое число учеников, среди которых было много англосаксов. С тех пор не только Цюрих, но также Лондон становится одним из важнейших центров юнгианства. Складывается та первая группа исследователей и практикующих врачей, которая организует (вопреки немалому сопротивлению Юнга) ассоциацию и Институт К. Г. Юнга. Таким его сподвижникам, как М.-Л. фон Франц, И. Якоби, К. Майер,

==39

Дж. Л. Хендерсон, Э. Нойманн, А. Яффе, принадлежит значительное число трудов как по вопросам клинической психологии, так и по мифологии, истории искусства, литературы, религии. В узкий круг ближайших сотрудников входили и некоторые писатели, например Л. ван дер Пост.

Вслед за этим первым поколением юнгианцев пришли те, кто учился уже не у самого основателя, но проходил подготойку в имеющихся учебных институтах. Для этих по меньшей мере двух поколений характерно не только расширение тематики, но также полное отсутствие «полемического , задора».

Институционализировавшееся учение уже нет нужды отстаивать и обосновывать его право на существование, юнгианцы спокойно сосуществуют с фрейдистами в некоторых немецких психоаналитических институтах, они используют как данные разнообразных наук о человеке, так и психотерапевтические методы других школ. В отличие от ортодоксального психоанализа юнгианство никоей не знало «отлучений», хотя споры и конфликты случались. Этот либеральный дух хорошо выразил один из наиболее продуктивных британских юнгианцев, А. Сторр: «Я получил подготовку и по общей психиатрии и как аналитик школы Юнга; потому я подхожу к психотерапии в терминах полученной мною подготовки. Но я не настолько доктринер, чтобы воображать, будто моя точка зрения является единственно возможной. Я прекрасно знаю то, что мои коллеги, например последователи Фрейда и Клейн, получают со своими пациентами результаты, которые не лучше и не хуже моих собственных» 37 . Среди читателей и почитателей Юнга имеется немалое число любителей астрологии, алхимии и прочих «тайных наук», но их не так уж много среди психотерапевтов, которые вообще нередко ставят под сомнение религиозные прозрения и пророчества мэтра.

На сегодняшний день возникло несколько течений, которые один из публикуемых в данной книге авторов, Э.Сэмюэлс, назвал «постюнгиан-скими». Хотя сам этот термин мне откровенно не нравится – все нынешние «пост-» (от постиндустриального общества до постмодернизма) созданы любителями «-измов», которые не задумываются о том, что и после их теорий что-то будет, – но, говоря о нынешней аналитической психологии, нельзя ограничиваться трудами ее основоположника.

Эта книга с большим запозданием приходит к российскому читателю: она была задумана ,и в основном подготовлена пять лет назад, когда имелось лишь несколько переведенных статей Юнга. Устареть она всё же не успела, поскольку, помимо'не публиковавшихся ранее работ (и небольшого числа писем) Юнга, в нее входят труды представителей современной аналитической психологии. Аналитическая психология развивается многочисленными членами научного сообщества, достаточно открытого для того, чтобы соединять фундаментальные идеи Юнга с теоретическими разработками и методами других школ.

К оглавлению

==40

Сделавшись «парадигмой» теории и практики тысяч последователей, учение Юнга, быть может, не только многое обрело, но и что-то утратило – поэзию интуитивных прозрений все более замещает проза индуктивных выводов, студенты Института К. Г. Юнга нередко пишут скучные и банальные диссертации, стремясь лишь к получению вожделенного диплома. Но такова судьба каждой научной школы, сделавшейся одновременно специальным институтом и интеллектуальной традицией. Только так сохраняются большие идеи, и та роль, которую учение Юнга продолжает играть в мировой культуре, во многом определяется повседневной деятельностью новых поколений его последователей.

А. Руткевич

==41

==42

==43

==44

Карл Густав Юнг

Статьи разных лет

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-