Заключение

В качестве итога давайте изложим элементы приапического мифа на языке аналитической психологии.

Начнем с фаллоса — мужского либидо, ощущения способности самому вершить свою судьбу, создавать самого себя в соответствии со своим внутренним образом, относиться к требованиям коллективного, скорее, как к возможностям, а не обязанностям. Доступ к фаллосу заблокирован сексуализированной идентификацией или фиксацией на юношеской маскулинности в одном или нескольких ее аспектах. Пребывание в состоянии незрелости обязано своим существованием требованиям матери и коллектива, как своеобразная плата за возможность отношений с другими.

Подобная блокировка может быть результатом сексуализированного переноса матери на своего сына. Но может оказаться и следствием культурной фиксации на юноше как идеале мужчины в случае специфических ожиданий во взаимоотношении или индивидуальной интроекции юношеского как мужского идеала, который необходимо в себе поддерживать. Если фаллическая энергия отвергается сознательно, то происходит ее отделение. Она становится автономным комплексом, который может символизироваться мифическим богом Приапом.

Между тем мужское эго, чувство немужского или женоподобного, компенсируется с помощью инфляционных фантазий и инфляциированной персоны, в их усилиях утвердить себя в этом мире. Подобные инфляции всегда кажутся коллективно детерминированными, поскольку оказываются попытками приспособиться к внешним стандартам так, чтобы это давало и выгоду, независимо от действительных способностей или личностных характеристик индивида.

Таким образом, Приап, или отделенный комплекс, становится своего рода защитником интересов Самости, архетипа целостности и регулирующего центра пихики. Но, так как у него нет доступа к восприятию эго, то он может только стремиться к интеграции, действуя драматическим путем против эго, привлекая к себе внимание эго, безжалостно подрывая инфляциированную позицию, созданную им.

==111

Естественно, любой успех со стороны Приапа переживается эго как унижение, от которого необходимо избавиться как можно скорее; поэтому вскоре и создается другая инфляциированная позиция, ситуация зацикливается и повторяется до тех пор, пока боль повторяющихся унижений не заставит эго более внимательно посмотреть на их подлинную причину. Такое разбирательство становится центральным в психоанализе этих мужчин.

Отказ от инфляции, видимо, невозможен без переживания некоторого унижения. Если мужчина способен понять и принять то, что он не тот, кем он так старается быть, и, в конце концов, оставить такие попытки, то Приап сделал свою работу.

Инфляционные иллюзии и эго-доминирующая персона исчезают и оставляют мужчину отрезвленным, открытым для влияний Самости, которая может направить его на истинный путь, в гармонии с его подлинной индивидуальностью. Этим и объясняется то, что фаллос возвращается не Приапом, а другими богами.

Конечно, чтобы сохранить восприимчивость к влияниям этого уровня психического, необходимо изменение в установке — «релятивизация эго»*, которое может изменить любой аспект жизни. Эго и персона больше не определяют действия человека, скорее, эго следит за тем, что хотят «новые боги» — посланники Самости, и пытается осуществить их желания. Так как эго взаимодействует с такого рода осознаванием, то чудовищная инфляция, сопровождающая попытки эго ассимилировать Самость, становится маловероятной.

* *

Давайте рассмотрим также и метафоры, используемые психикой, для выражения отношений к эго, к эго, которому угрожает Приап. (Под метафорой я понимаю как интрапсихические образы или представления, так и психологически значимые паттерны или события в индивидуальной жизни). Можно предположить, что они встречаются в аналитическом процессе у многих мужчин, и их появление предполагает, что аналитику следует отнестись более внимательно к взаимоотношениям анализанда и фаллоса.

Признавая власть Самости, эго больше не может представлять себя как центр психического. Таким образом, «переживание Самости», — пишет Юнг, — «всегда является крушением эго» (Mysterium Coniuctionis, CW 14, par 778).

==112

Сначала рассмотрим метафору чар и колдовства. Она встречается в истории Энколпия и Луция, также как в жизненных историях Роберта, Стефена и Давида. Психическое у мужчины зачастую склонно представлять возобновляющиеся в нем сексуальноокрашенные затруднительные состояния в виде зачарованного (околдованного) мальчика и интроектной матери (mother-introject). Зачарованность вызывает сомнения у мужчины относительно его половой идентичности, а в последующем может продуцировать образы трансвестизма и транссексуализма.

Теоретически, транссексуализм содержит в себе и положительное значение для взрослого, поскольку может препятствовать возникновению тех «порочных кругов» инфляции и унижения, в которые, в противном случае, неизбежно вовлекается «заколдованный» мужчина. Любой, кто наотрез отвергает саму идею становления мужского, едва ли уступит инфляциированным и эгодетерминированным представлениям о том, каким ему быть.

Действительно, можно предположить, что шаманы-трансвестисты, обнаруженные в некоторых племенных общинах, могли появиться из подобного рода ранних взаимоотношений с матерью, и что они получают силу и общественную роль от своего иммунитета к ослабляющей инфляции, которая выступает сражающейся за мужской статус стороной, успешно навязываемой другим.

Основательная проработка данного вопроса требует обширного клинического материала, касающегося трансвестизма. И все же рассуждения на эту тему дали одному из анализандов — Эдварду — точку отсчета для рассмотрения его собственных трансвестических действий. Это произошло в результате сна, наведшего пациента на мысль, что существует связь между трансвестизмом и сильным фаллическим комплексом, схожим с тем, который мы рассматривали выше.

Эдвард рассказал, что ему нравилось носить женскую одежду, не потому что у него возникало какое-либо желание выглядеть как женщина, а потому, что в ней он чувствовал себя свободным от мужских ролей, которые казались ему неподлинными и вынужденными.

В дальнейшем он доказывал, что часто и женщины носят мужскую одежду, и никто не считает это оскорбительным для

==113

окружающих. Он не понимает, почему также не должно быть верным и обратное. В повседневной жизни он не стремится шокировать незнакомых людей своим гардеробом, но считает это уместным в кругу своих близких, которые понимают и принимают его поведение. Эдвард говорит, что женщина, с которой он живет, считает, что он «более контактен» и с ним легче ладить, когда он носит женскую одежду.

Эдвард видел такой сон: «Я еду на своей машине (маленькая машина, которой у него уже не было) через парк. Со мной мой брат. Я — в юбке, а мой брат — в брюках. Я попытался сделать так, чтобы юбка была похожа на шорты, поскольку не был уверен как на это прореагирует брат, но казалось, что ему все равно. Мы проехали мимо мощного старинного автомобиля с открытым верхом, ехавшем навстречу. За рулем сидел мужчина с весьма надменным видом, а на заднем сидении еще три человека. Я знаю, что мужчина очень богат, он живет в огромном доме в парке. Мой брат сказал, что как-то раз, поехав покататься, он столкнулся лоб в лоб с этим мужчиной».

Беспокойство по поводу того, какой будет реакция брата, говорит о том, что Эдвард чувствовал себя в юбке не так удобно, как ему того хочется сознательно. Тем не менее в этом заключается прямое указание на диссоциированный мужской комплекс, который причиняет ему меньше забот, когда он носит женскую одежду, а не брюки. В этом отделении есть также что-то архаическое и лишенное сил, потому что как маленькая машина Эдварда, так и огромная приапическая машина характеризуются во сне как старые.

Сон не дает очевидного ответа по поводу того, что предпочтительней: брюки или юбка, поскольку никакой вид одежды при появлении самого комплекса не вступает в контакт с богатством — энергией — который мог бы привести к реальной интеграции с этим комплексом. Эффект тщательной проработки комплекса, сконцентрированный на том, как Эдвард одевается, остается неизвестным, но, предположительно, это будет связано со своего рода изолированным и контролирующим высокомерием,

==114

определенной инфляцией, с которой обычно ассоциируется приапический комплекс.

Другой приапической метафорой является фиксация на phallus'e и его образах. Это, конечно же, следствие проекции отделенного фаллического комплекса во вне. Как можно представить, это выражается в огромном множестве форм, но хотелось бы более подробно остановиться лишь на одном из наиболее часто встречающихся случаев, который можно обнаружить в некоторых видах компульсивно неразборчивой гомосексуальности. Необходимо отметить, что существует некоторое отличие в связях между двумя мужчинами, которые могут включать, а могут и не включать какую-либо открытую сексуальность и своего рода принудительную «охоту за пенисом» , что является предсказуемым результатом отрицания своего собственного прирожденного фаллоса. Более того, компульсивная охота за пенисом в своей наиболее конкретной форме известна среди мужчин, которые продолжают отождествлять себя как гетеросексуалы.

Поэтому при анализе мужчин, рассказывающих о своих гомосексуальных фантазиях или гомосексуальных переживаниях, следует внимательно отслеживать содержание этих фантазий и переживаний; о чем они говорят. Если вопрос заключается в отделении фаллического комплекса, то подтверждающие это свидетельства могут быть найдены и в других аспектах психической жизни индивида. Но аналитик должен осознавать, что гомосексуальные фантазии и действия индивида, являющиеся следствием фаллического поиска, по-видимому, не влияют (или влияют весьма незначительно) на половую ориентацию его партнера в их долгосрочной связи.

Невозможно сколь-нибудь точно установить сколько мужчин были вынуждены приспосабливаться к своему неразборчивому и неудовлетворяющему гомосексуальному образу жизни, будучи убежденными, что это и есть именно то, что требуется в их фаллическом поиске. Известные случаи, однако, позволяют предположить, что таких случаев не так уж и мало. Вышеприведенные примеры, как я надеюсь, дают более или менее ясную картину того, что приапический комплекс работает не зависимо от того, рассматривает ли мужчина сам себя как гомосексуала, гетеросексуала, бисексуала или как-то иначе.

==115

Сходную позицию в неявном виде можно обнаружить в литературе и клинических данных. Среди более молодых мужчин общим оказывается проекция фаллоса на своих более старших собратьев по полу.

В качестве примера можно взять случай Давида или сон о чернокожем мужчине Роджера (см. выше стр. 91, 92). Однако, здесь мы сталкиваемся со своего рода энантиодромией, реверсией энергии, ее движением вспять в середине жизни. Мужчины в среднем возрасте, как правило, не испытывают (с необходимостью) физического влечения по отношению к старшим. Наоборот, образ Приапа заменяется образом юного Диониса как полная ему противоположность, тот полюс, с которым субъект бессознательно и отождествляется. После этого мужчина кажется, скорее, похожим на пенис, ищущий тело, чем наоборот, так как он очарован юными созданиями мужского пола, напоминающими молодого Диониса.

Самым ярким примером этого может служить образ Густава фон Ашенбаха. Его случай помогает прояснить своего рода препятствие, которое ощутил, например, Арнольд, рассказывая о своей навязчивой тяге к молодым красивым мужчинам. Он знал, что желает контакта и близости с ними, хотя сам секс и не представлялся для него чем-то особенно приятным, а их половые органы его и вовсе не интересовали. Говоря метафорически, он был тем пенисом, которого, как они чувствовали, им не доставало. Поэтому, целью психического, которую он искал, была целостная сущность, состоящая из тела и пениса — нераздельный Озирис (Гор) или некастрированный Аттис — коротко говоря, психологическая связь с фаллосом.

Следует также учитывать скрытое значение нашего мифа в отношении самой метафоры фаллического поиска. История Приапа предполагает, что фаллический поиск — это фальшивый путь. Можно искать то, что потерял, сколько угодно и никогда не обрести его вновь. А найти только инфляцию, иллюзию или унижение Приап обрезает, но никогда не соединяет вновь. Поэтому поиск продолжается так долго, пока продолжает сохраняться иллюзия относительно того, что ее предмет может быть найден. Истинной же целью самого поиска, если можно так выразиться, является

==116

Приап и Дионис (У. Гамильтон. Коллекция гравюр с античных ваз)

==117

принятие поражения. Это унижение. Но не окончательное, скорее всего это унижение, которое может привести к преобразованию, трансформации.

В психоанализе это означает, что как от аналитика, так и от анализанда требуется нечто большее, чем интеллектуальное осознание. Унижение существует и происходит в мире, среди людей. Его принятие и переживание болезненно, и мужчины, зависимые от инфляции в своей самоидентификации, делают почти все, чтобы избежать его появления в сфере своих сознательных переживаний. И даже если они находятся за пределами инфляциированной персоны, которая постоянно угрожает им и их окружению, наши данные свидетельствуют о том, что они должны переживать это очень глубоко.

Из этого вытекает вопрос о способности аналитика быть не только терпимым, но и сопереживать чувству унижения анализанда. Аналитик должен перетряхнуть все окопавшиеся в нем бессознательные тенденции, способные привести к унижению, — что само по себе является инфляцией, основанной, как и многие другие интенции, на бессознательной садистской позиции. Собственный анализ и переживание своего собственного унижения аналитиком являются здесь решающими, поэтому его задача и заключается в том, чтобы оказаться рядом с анализандом, когда тот говорит подобно Луцию, «Я — осел».

Та мысль, что унижение в сугубо частной жизни возникнуть не может, приводит нас к следующему положению, а именно, к самой метафоре конкретизации, которая, по всей видимости, является частью приапического комплекса. Можно испытывать глубокое чувство стыда по поводу всяческих непристойных секретов; но до тех пор, пока они не откроются другим людям в качестве определенных условий или положений в мире, они не могут, собственно, рассматриваться как унижающие. Инфляция, наполняя эти условия (положения) воздухом, как бы деконкретизирует их в противоположном процессе и может рассматриваться в качестве стратегической обороны против унижающей несостоятельности в конкретной реальности. Приап, как мы видим в четвертой главе, конкретизирует. Имея дело с инфляцией, аналитик тоже должен конкретизировать. :

==118

Не означает ли это тогда, что аналитик должен — сознательно и осторожно — унижать своего пациента? В некотором смысле — да, так как он и должен быть тем другим, с кем анализанд переживает унижение, и должен сделать все необходимое, чтобы облегчить это переживание.

У нас здесь нет возможности обсуждать аналитическую эмпатию, такт, уважение, доброту и любовь, но должно быть понятно, что это своего рода человеческие ресурсы, к которым аналитик порой вынужден прибегать, сталкиваясь с самыми неприятными конкретизациями, если он хочет, чтобы психика анализанда избрала именно его как человека, способного быть рядом в момент, когда требуется пройти через унижение. И тут мы видим опять, что аналитик, испытавший на самом себе, что такое унижение, оказывается в наиболее выгодном положении в деле достижения положительного результата в этом очень деликатном процессе. Избегать унижения — значит затянуть поиск и анализ на неопределенное время.

Осталось рассмотреть еще одну метафору: и, возможно, она объяснит недостаточность мифологии Приапа. Приап — это все же лишь некоторый фрагмент, нечто, что иногда, но не всегда, отделяется от мужского в целом. Он представляет собой просто комплекс, и до тех пор, пока такой комплекс существует, он является препятствием к индивидуации, поскольку его существование означает разделение. Это вновь напоминает нам о том, что Приап обрезает, но не может восстановить. Его реинтеграция является существенным шагом в процессе, ведущем к мужской нераздельности, то есть, к мужской индивидуальности. Только как целостная индивидуальность мужчина может продолжать свой путь, встретить женское как равноценную противоположность и исполнить свое созидательное предназначение.

Приап — бог второстепенный, но для тех, для кого он вообще существует, его реинтеграция может стать, как мы уже видели, главной целью.

В заключение давайте рассмотрим наш материал в более широком контексте западной культуры XX века, в которой инфляция

==119

мужского встречается повсеместно. Почему так происходит именно в наше время?

Ответ может лежать в нашем растущем осознании тех размеров, в которых само мужское, в виде патриархальных ценностей, господствует в нашей культуре, о чем так много стали писать с недавних пор. Юнг неоднократно подчеркивал, что сознательные установки всегда компенсируются их противоположными «двойниками» в бессознательном. Поэтому в таком патриархальном обществе, как наше, созданном мужчинами и для мужчин с тех самых пор, как оно существует, неизбежно должна была возникнуть чрезвычайно сильная матриархальная фиксация в структурах коллективного бессознательного.

Иначе говоря, осознанный патриархат должен быть бессознательным матриархатом, то есть патриархальное мужское, управляющее делами нашего общества, должно иметь мощную бессознательную юношескую связь с архетипом матери. Только этого уже достаточно, чтобы запустить приапический цикл на культурном уровне, изолирование фаллоса, приводящее к тому, что мужское эго создает ему инфляционную замену и т.д.

Здесь нужно быть внимательным и различать бессознательную связь с женским, которая является юношеской и матриархальной, и сознательную связь с женским — фаллическую, созидательную и равноправную. Последнее представляет собой конъюнкцию * (coniunctio), от которой происходит новая жизнь и индивидуальность. Именно такое равноправное взаимоотношение имел в виду Юнг, когда ссылался на слова Фауста, упомянутые в первой главе нашей книги. Теперь мы можем понять, что этого может достичь только неинфляциированное взрослое (зрелое) мужское с полной фаллической силой.

Целью реинтеграции фаллоса является коньюкция, или созидательность, отцовство. Говоря языком психологии, человеческая маскулинность может быть связана с самой маткой (matrix) либо в качестве ее сына, либо в роли ее любовника, но одновременной связи в обоих качествах быть не может. Такая двойственность функций была и остается прерогативой богов. Цель описанного нами

См. Критический словарь аналитической психологии. М., 1994.

==120

приапического цикла — переместить мужское от взаимоотношений с женским как матерью к отношению к ней как супруге. Только так может произойти коньюкция, которая даст рождение жизнеспособному культурному будущему.

Естественно возникает вопрос: какой будет культура, если маскулинность будет неотделима от фаллоса, не будет подвержена инфляции и окажется способной к созидательному объединению со своей женской частью?

Такой вопрос легче задать, чем найти на него такой ответ, который сам бы не оказался инфляциированным, благодаря изобретательной фантазии. Тем не менее заманчиво считать, что внимание к созидательной встрече (encounter) может поднять и ценность творчества в глазах культуры. Идея культуры, в которой творчество ценится также высоко, как мы сейчас ценим инфляциированные мужские стремления типа гонки вооружений или достижение богатства с определенностью дает вызывающий и соблазнительный материал для фантазий на эту тему.

Но гораздо важнее подумать о нашем сегодняшнем положении. Оно не было бы таким ужасным, если бы личное унижение оказалось наихудшим возможным последствием инфляции мужского в нашей культуре. К сожалению, технология достигла такого уровня развития, на котором, используя эту технологию в целях инфляции, можно уничтожить наши ресурсы для дальнейшего развития самыми разнообразными и ужасными способами.

Однако, может ли культура испытывать и переносить унижение на глубоком (profound) уровне: исходя из мифа следует, что она должна, если фаллос должен быть реинтегрирован? На ум приходят относительно недавние культурные унижения, — Германия после второй мировой войны, Америка после Великой депрессии и вьетнамской войны (прибавим сюда СССР после афганской войны, крах коммунистической доктрины для всего бывшего соцлагеря — прим. русск. ред.); но они, судя по всему, не так уж сильно повлияли на наше инфляциированное и деструктивное использование технологии. Вероятно, здесь необходимо гораздо большее унижение, хотя трудно представить, в какой форме это может произойти. Всеобщий голод или фатальные пандемии (такие заболевания, как СПИД) — это две возможности, которые

==121

Ilpuan со змеей (римский Музей Археологии. Верона)

==122

приходят на ум, наряду с известной угрозой тотальной ядерной войны.

Очевидность, конечно, заключается в том, что индивид никак не может непосредственно влиять на культуру, поскольку культура меняется в соответствии с динамикой коллективного психического, над которым человек не властен. Для него достаточно работать над своим собственным сознанием, так как на самом деле это все, что он может предпринять. Но даже в этом случае, когда мы имеем дело с индивидуальной психикой, мы упускаем многое из своих возможностей. Мы изо всех сил цепляемся за наши инфляциированные позиции, наподобие мужчины, упомянутом в предисловии, который пытался избежать знания о своем истинном росте на протяжении многих лет своей жизни.

Принятие собственного роста, принятие лысости, как в случае с Луцием, принятие глупости, индивидуальности, ограниченности, старости, слабости и т.д., видятся теми простыми способностями, которые приносит фаллос. В противоположность этому, самой молодости, видимо, нужно поддерживать иллюзию непогрешимости и совершенства. Переход от этой юношеской позиции к позиции перевоплотившегося Луция может показаться простой вещью, и, вероятно, так и могло бы быть, не будь та или иная культура всего лишь некоторым звеном в своем развитии.

Отчасти сходный момент в развитии культуры, должно быть, и дал начало мифу о Приапе в античной Греции и Риме. Можно надеяться, что и для нас общая психо-мифологическая установка будет столь же полезной. Юнг был настроен не слишком оптимистически относительно самой возможности такого развития: «Сознание в состоянии инфляции всегда эгоцентрично и не осознает ничего, кроме собственного существования. Оно неспособно учиться у прошлого, не способно понимать события, происходящие в настоящем и делать правильные выводы относительно будущего. Оно загипнотизировано самим собой, и поэтому с ним нельзя поспорить. Оно неизбежно обрекает себя на смертельные бедствия. Довольно парадоксально, но инфляция — это регрессия сознания в сторону бессознательного. Так происходит всегда, когда сознание берет на себя слишком много бессознательного

==123

содержания и теряет способность различения, непременное условие (sine qua поп) всякого сознания. Когда судьба в течение целых четырех лет разыгрывала всеустрашающую войну на сцене Европы — войну, которой никто не хотел, — никто не мечтал спросить о том, что или кто является истинной причиной ее возникновения и продолжения. Никто не осознавал, что европейским мужчиной овладело нечто, что лишило его свободы воли. И такое состояние бессознательной одержимости будет неизменно продолжаться, пока мы, европейцы, не убоимся нашего «всемогущего бога». Изменение подобного рода может начаться только с отдельного индивида... Поэтому, как мне кажется, важно, чтобы определенные индивиды или индивидуальные люди начали бы понимать, что существуют содержания, которые не относятся к эго-личности, а должны быть отнесены к психическому нон-эго. Если мы хотим избежать угрожающей инфляции, то должны прибегнуть к подобной ментальной операции. Для этого у нас есть полезные и поучительные примеры, рассказанные нам поэтами и философами: примеры и архетипы, которые можно назвать лечебным средством как для мужчин, так и для времен. Конечно, в том, что мы обнаруживаем, нет ничего, что годится для масс, — лишь некоторые потаенные вещи, которые мы может беречь для себя в одиночестве и тайне от других. Но гораздо легче проповедовать всеобщую панацею всем остальным, чем самому себе, и, как известно, все не так плохо, когда все сидят в одной лодке. В толпе не может быть никаких сомнений; и чем больше толпа, тем больше проповедуемая истина, а, следовательно, — тем масштабней и катастрофа».*

Появление элементов мифа о Приапе в снах отдельных мужчин, как в описанных нами случаях, указывает на то, что изменения в индивидуальном сознании, о котором упоминает Юнг, имеют некоторый шанс проявиться. Однако, идентифицировать эти изменения как спасение было бы само по себе инфляцией. Мы должны просто наблюдать их «в одиночестве и в тишине» — и осознавать то, что же оно вносит в жизнь индивидов, у которых эти изменения возникают.

• Psychology and Alchemy, CW 12, par. 563.

==124

Шествие Диониса (Овидий «Метаморфозы»)

Благодарность

Заканчивая эту книгу, я все больше и больше осознавал важность своего долга перед моими анализандами, особенно перед теми, кто дал мне разрешение на использование своих снов в этой книге. Именно благодаря такому взаимообмену, ежедневно имевшему место между нами, я сумел проникнуть в суть вещей, содержащихся в данной работе. Также я глубоко благодарен Joseph

==125

Rasic за его помощь, энтузиазм и многочисленные дискуссии, благодаря которым продвигалась подготовка данной рукописи Первоначально идея создания книги возникла на основе вдохновенного наблюдения Thomas Lavin, без этого она бы вообще не состоялась

В заключении благодарю библиотеку Newberry в Чикаго за разрешение использовать те иллюстрации, которые дополняют текст

==126

1-2-3-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-