Глава 4 РАДИКАЛЬНЫЙ МАТЕРИАЛИЗМ

Прежде чем перейти к физикализму, мы попытаемся придать законченность предшествующим рассуждениям и рассмотреть концепцию, получившую название элиминативного материализма. Элиминативный материализм интересен для нас прежде всего тем, что он, как и физикалистский материализм, претендует на наиболее последовательную редукционистскую интерпретацию утверждений тождества. Так, например, Фейерабенд [1963а]. считает, что материалист вообще должен отказаться от тезиса тождества, так как этот тезис связан с принятием эмпирических высказываний вида

X есть психический процесс типа А = Х есть центральный нервный процесс типа а, и поэтому из него следует, что «психические события имеют физические черты», a «некоторые физические события, a именно центральные процессы, имеют нефизические черты». В этом смысле монизм, на который претендует тезис тождества, по мнению Фейерабенда,. на самом деле есть не что иное, как «дуализм свойств». Другой сторонник элиминативного материализма, Р. Рорти [I965], вместо рассмотренной нами раньше· «переводческой формы» теории тождества предлагает «элиминативную форму» ее. Рорти (следуя Корнмену 1962]) исходит из того, что отношение тождества имеет следующий смысл: ( x)( y)[( x= y) Z)( F)( Fx= Fy)] ^1 ,

^1 Эту формулу языка второпорядковой логики предикатов можно перевести на русский язык примерно следующим образом: «Для дюбых объектов хну, если x равен у, то для всякого свойства F ^обладание объектом x свойством F эквивалентно обладанию этим свойством объектом у. — Перев

Дж. Марголис

==97

я называет это отношение «строгим тождеством». При такой интерпретации тезис тождества приводит к бессмысленным выражениям или выражениям, содержащим ошибку смешения категорий или понятий. Нетрудно заметить, что теория Рорти есть не что иное, как несостоявшаяся теория тождества. Отношение между физическими и психическими сущностями, характерное для теории тождества, предстает в его концепции как отношение между «существующими сущностями и несуществующими сущностями, причем обращение к последнему типу сущностей ранее служило (некоторым) целям, для достижения которых теперь достаточно обращения к первому типу сущностей» [sic!].

Таким образом, взгляды Фейерабенда и Рорти на тождество удивительно схожи, хотя первый в отличие от второго высказывает сомнения в осмысленности тезиса "тождества, а второй в отличие от первого считает себя обязанным принять элиминативный («исчезновенческий») вариант теории тождества.

Элиминационистские теории плохо поддаются оценке, так как в них никогда не говорится, почему, на каких основаниях мы должны интерпретировать психическое либо как нечто фиктивное, мифическое, несуществующее, либо как обедненное, неправильно и неясно понимаемое физическое. Примечательно, что и Фейерабенд 1963а], и Рорти главным образом подчеркивают законность и принципиальную приемлемость (элиминативного) материализма, его «право» быть выслушанным. С таким заявлением можно было бы сразу согласиться, если бы оно подразумевало только то, что в самом элиминативном тезисе нет явных противоречий. Однако на самом деле оно претендует на большее. Во-первых, остается неясным, можно ли вообще (например, с точки зрения Фейерабенда) сформулировать более или менее надежные основания для принятия элиминативного тезиса, и, во-вторых, сама по себе непротиворечивость этого тезиса, взятого в форме, приданной ему Фейерабендом или Рорти, не вносит ни малейшего вклада в его подтверждение. Стратегия, опирающаяся на революционные возможности науки (Кун [1970] ; Фейерабенд 1975]), также не имеет никакого отношения к специфическому содержанию конкретных форм элиминативного тезиса (независимо от верности или неверности самой этой стратегии—Лакатос и Масгрейв [1970]).

==98

Однако имеются и более конкретные причины неудач элиминационизма. Так, во-первых, Фейерабенд произвольно допускает, что с точки зрения обыденного английского или любого другого естественного языка «опыт, мышление и т. п. не являются материальными процессами», то есть не могут быть адекватно «проанализированы по материалистической схеме». Таким образом, в элиминативной концепции отрицается тождество, а обыденный способ выражения считается искажением языка, предназначенного обозначать «атомы, совокупности атомов и... свойства таких совокупностей, а также их отношения», то есть объекты, которые, согласно этой концепции, считаются единственными реально существующими. Однако если бы мы спросили, каким должен быть материалистический заменитель психического, то нам ответили бы, что этот вопрос является преждевременным, так как «философу-материалисту следует предоставить в распоряжение по крайней мере столько же времени» для разработки своей теории, сколько понадобилось для оформления теории, встроенной в обыденный английский язык. Во-вторых, Фейерабенд допускает существование «наблюдаемых фактов», в настоящее время поддерживающих антиматериалистическую концепцию. К числу таких фактов, например, относится то, что люди имеют восприятия, мысли и т. п. IHo если мы спросим, не является ли это обстоятельство решающим свидетельством против материализма, нам ответят, что «общепринятый способ выражения» в действительности соответствует не фактам, а только мнениям; что предположительные факты формулируются в терминах такого общепринятого способа выражения и, следовательно, «уже предрасполагают в его пользу»; что свидетельства наблюдения по сути своей не являются решающими. В-третьих, Фейерабенд утверждает, что все значение встроенного в обыденный английский язык разграничения психических и материальных явлений может быть оценено только· «после того, как будет доказано, что новый [материалистический] язык представляет собой ухудшение обыденного английского языка». Однако если бы мы поинтересовались, на каких основаниях мы можем судить об· «улучшении» или «ухудшении» некоторого языка, то нам ответили бы, что, к примеру, «новая теория боли... изменит значение выражения «Я испытываю боль»» (Фейерабенд [1962]); что значение терминов, встречающихся

7*

==99

в различных теориях, должно быть различным, или, иначе говоря, значение термина уже само по себе есть некоторая теория; что всякий язык наблюдения нуждается в интерпретации с помощью теории, а следовательно, ничего не дает там, где обыденный и «материалистический» языки противоречат друг другу; что фактически не имеется четко выраженного базиса для проверки таких соперничающих теорий, поскольку сама проверка должна

-быть выражена на языке той или иной теории.

Нетрудно заметить, что в этих рассуждениях смешиваются понятия теории и значения (Патнэм [1965]). Предположим, что Фейерабенд признает рациональность оценок «ухудшения» обыденного или материалистического языка (в конце концов он сам говорит о стремлении к рациональности такого рода). Тогда выдвигаемый им тезис противоречив, так как не дает никаких критериев, позволяющих сравнивать соперничающие эмпирические теории по их объяснительной силе (Марголис [1970а]). Дело в том, что такое сравнение потребовало бы инвариантности смысла критических—то есть обозначающих подлежащие объяснению явления—терминов в

-рамках соперничающих теорий, отображающих одни и те же явления. (Другими факторами, которые в принципе могут влиять на изменение смысла этих терминов, здесь можно пренебречь.) Как правильно замечает X. Патнэм, из того факта, что в ходе развития науки ученые отказались от галилеевской теории температуры, согласно тезису Фейерабенда следует, что Галилей просто не понял бы отрицания высказывания (составляющего «существенную часть галилеевского понятия») о том, что «температура, показываемая термометром, не зависит от химического состава жидкости». Однако такой вывод просто нелеп.

Рассуждение Фейерабенда страдает некоторыми передержками. Так, утверждение о том, что язык наблюдения теоретически нагружен, не эквивалентно утверждению о том, что значение терминов наблюдения есть некоторая теория, а сама возможность обнаружения альтернативных теорий или обнаружения альтернативных

-интерпретаций данных наблюдения свидетельствует о наличии некоторого языка, относительно независимого от теорий. Допустим также, что в ходе диахронического изменения обыденного языка нынешние отличительные признаки психических сущностей могут быть или вовсе

К оглавлению

==100

отброшены, или заменены в соответствии с требованиями элиминационистских материалистов. Однако вопреки намерениям элиминационистов сам факт диахронического изменения языка приводит к сохранению этих самых признаков в соответствии с простым принципом: все, что может быть сказано на данном языке, может быть сказано на нем К тому же, если признаки, встроенные в обыденный язык в настоящее время, нуждаются в оправдании, то это относится и к измененному (в соответствии с требованиями элиминационистов) способу выражения. Но тогда должна существовать возможность сравнивать эти способы выражения по их объяснительной силе. В любом случае, если данный естественный язык небезразличен к выражению тех или иных отличительных признаков, мы вправе потребовать, чтобы необходимость самого пересмотра или устранения «ущербных» категорий языка была обоснована. С этой точки зрения элиминативный материализм скорее представляет собой некоторую цель, чем проверяемую философскую программу.

Элиминативный материализм сталкивается и с другими проблемами Р. Рорти [1970], например, не настаивает на том, что обычный способ сообщения об интроспективном опыте является ложным. Однако он полагает, что предложения, сформулированные в «неврологическом словаре», также правомерно использовать для «описания опыта». Вместе с тем Рорти подчеркивает, что «между двумя такими видами описания опыта нет ничего общего», кроме указания на то, что этот опыт имеет место при одних и тех же условиях, а именно при «движении тела некоторым определенным образом». Однако само по себе это различение не может содействовать элиминации психического, а разве что создает возможность говорить о новом виде его. Ответ на вопрос о том, способны ли эти соображения оправдать элиминацию психического, можно получить только на основе сравнения свойств предположительно интроспективных описаний обоих видов. К сожалению, никто до сих пор не пытался предпринять такое сравнение. Рорти также не удается объяснить, каким образом можно установить, что указанные разновидности опыта имели место «при одних и тех же условиях», причем объяснить так, чтобы поддержать свою элиминационистскую программу. В отличие от Фейерабенда Рорти ограничивается рассмотрением ощущений (противопоставляемых мыслям), а тем самым

==101

заранее лишает себя возможности охватить все контексты рассуждений о психическом и создать последовательную элиминационистскую программу. К тому же есть все основания полагать, что описания ощущений от первого лица и описания «опыта» неврологических процессов от первого лица (предположительные описания восприятий) настолько различны (Марголис [1973а]), что возможность замены, первых вторыми выглядит весьма сомнительной, если только не поддержать ее солидными аргументами.

Разнородность двух этих видов опыта нетрудно продемонстрировать. Так, восприятия являются «транзитивными» в том смысле, что актуально воспринимаемое должно существовать независимо от самого акта восприятия, тогда как ощущения (типа боли) оказываются «нетранзитивными», поскольку не имеют таких независимых объектов. (К этому вопросу мы вернемся позже.) Фактически главный аргумент Рорти сводится к тому, что для оправдания его программы не нужно связывать себя принципом, согласно которому из предложений, сформулированных в рамках первого способа выражения, должно «следовать» (вопреки Корнмену [1968а]) все то, что утверждается в рамках второго способа выражения, или эти предложения должны «высказывать» (вопреки Бернстайну [ 1968] ) все, что высказывается при втором способе выражения. Отвергая этот принцип, Рорти, по-видимому, поступает вполне разумно, так как в результате ему удается избежать «категориальной ошибки». Однако он сразу же впадает в другую крайность и совершенно теряет какую-либо связь между двумя способами выражения, которая могла бы оправдать замену одного из них другим. Если вся аргументация Рорти подчинена только избавлению от «категориальной ошибки», то тогда, согласно взглядам самого Рорти, оправдание замены способов выражения становится невозможным. Оправдание элиминативного материализма возможно только при условии наличия некоторого концептуального отношения между двумя способами выражения. Однако, если мы признаем наличие такого отношения, нам придется признать и наличие чегото подобного отношению следования или другой теоретической связи между парами предложений—по одному из каждого вида. Получается, что «категориальная ошибка» не так уж и страшна.

==102

Далее, как справедливо отмечали критики Рорти, в его концепции имеется «теоретико-описательный» термин «ощущение» (Корнмен [1968Ь]), способ использования которого может диахронически изменяться, но который тем не менее нельзя систематически элиминировать (contra Куайн [1966]) без определенного оправдания этого шага. Сам Рорти считает, что такая критика связана с Мифом Данного' (Селларс [1963Ь]), однако это его возражение основано на логической ошибке non sequitur ^2 . Критики концепции Рорти исходят из того, что использование языка для описания [reporting use of language] не совпадает с использованием его для объяснения. Поэтому для элиминации или изменения (если это вообще возможно) описательного использования языка нужны особые основания; причем факт теоретической нагруженности обоих способов использования языка не имеет здесь особого значения. Даже в том случае, когда объяснение трактуется как описание (или влечет за собой описание), согласно которому соперничающие описания эквивалентны или соотнесены каким-либо подходящим образом, все равно утверждения, выдвигаемые в рамках элиминативного материализма, требуют обоснования.

Аргументы против позиции Рорти можно систематизировать следующим образом: (1) описательную роль (reporting role) психологического термина «ощущение» нельзя заменить никаким другим способом выражения, если этот последний дает только научное (то есть физическое, физиологическое.— Ред) объяснение содержания данного описания (Корнмен [1971]); (2) можно отрицать существование психических сущностей в онтологи-

' Термин «Миф Данного» введен У. Селларсом в связи с его критикой феноменализма. Данные непосредственного опыта субъекта («данное») рассматривались в феноменализме как неопровержимое, абсолютное основание знания о мире. Согласно У. Селларсу, абсолютизация «данных» должна быть отвергнута, «данное»—миф прежней философии. Такой сущности, как «данное», на самом деле не существует: с точки зрения их онтологического статуса «данные» непосредственного опыта есть нейрофизиологические процессы, а с точки зрения их содержания «данные»—смысл, содержание высказываний общезначимого языка. (См.: S е 11 a r s W. Science, Perception and Reality. L. — N. Y., 1963; Philosophical Perspectives. Springfield, 1967.)— Ред.

^2 Не следует (лат.) — логическая ошибка, имеющая место, когда тезис не следует логически из приведенных аргументов. — Перев.

==103

ческом смысле и в то же время допускать, что термин «ощущение» используется для описания феноменального опыта; (3) предполагаемый физический язык, имеющий целью заменить или устранить наш психологический язык, должен сохранить описательную функцию нашего языка в отношении психических феноменов, если, конечно, эта описательная функция не будет устранена независимо; (4) не существует никаких ясных перспектив элиминации нашего психологического языка для описания феноменального опыта, и непонятно, какой смысл может иметь предвосхищение такой элиминации. (Заметим, кстати, что эти критические замечания не затрагиваются попыткой Рорти дискредитировать психическое, выделяемое по его предполагаемой достоверности (alleged incorrigibility). Ведь отвергать достоверность как отличительную черту психического еще не значит отвергать само психическое. Фактически этого недостаточно даже для того, чтобы предположить, что выделяемое в соответствии с этим признаком психическое является однородным в каком-либо отношении (ср. Розенталь [1977]).)

Мы не пытались доказать, что элиминация описательной функции психологических терминов, обозначающих ощущения (а следовательно, и самих этих терминов), вообще логически невозможна и что не существует каких-либо (пока еще неизвестных) оснований, способных оправдать эту элиминацию. Однако наличие такой лазейки вряд ли может служить позитивным аргументом, свидетельствующим в пользу элиминативного материализма. А если в дополнение к нашим аргументам принять межкатегориальное ограничение, то не остается ничего иного, как только допустить, что способ выражения в психологических терминах имеет такие дескриптивные свойства, которые не могут быть заменены каким-либо способом выражения в сугубо физических терминах. Описательный способ выражения теоретически. нагружен. Однако отсюда не следует, что он вводится & контексте рассуждений о психическом только для того, чтобы играть роль объяснения. Корнмен [1971], который критикует элиминативный материализм по всем рассмотренным линиям, отстаивает свой собственный· «адвербиальный материализм» и утверждает, что этот вид материализма застрахован от возражений» выдвинутых против элиминативного материализма и против

==104

редукционистского материализма в целом. Преимущество такого вида материализма, по его мнению, состоит в том, что ощущения сначала заменяются «безобъективными чувственными событиями» (`a la Чизом [1966]), а затем такие психические события отождествляются с физическими событиями. При этом считается, что отождествление ощущений с «частями мозга» является «межкатегориальным», тогда как отождествление чувственных событий с физическими событиями уже не относится к разряду «межкатегориальных». Поскольку же, с точки зрения Корнмена, предполагаемое высказывание тождества содержит «один чисто теоретический термин и один термин, который одновременно является и феноменальным, и теоретико-описательным (theoretico-reporting), феноменальному аспекту психической жизни не наносится никакого ущерба» (как в случае элиминационистского и редукционистского материализма). Таковы существенные преимущества теории тождества, которые, по мнению Корнмена, выставляют ее в самом лучшем свете и заставляют предпочесть другим теориям.

Изобретательность Корнмена позволила ему справиться с некоторыми из существенных затруднений, стоящих перед теорией тождества. Тем не менее, по его собственному признанию, рассматриваемый вариант теории тождества предполагает наличие «одно-однозначного соответствия» между «соотносимыми» явлениями, а мы уже знаем, что обнаружение отношений такого рода с эмпирической точки зрения представляется маловероятным и что между такими явлениями, скорее всего, имеют место только «много-многозначные» соответствия. Это положение, по-видимому, верно не только для интенциональных явлений типа мнения, но и для неинтенциональных явлений типа боли. Как предлагает Корнмен, здесь следует говорить «в обычной манере, но думать в терминах наречий». Однако суть дела от этого не меняется. Даже после того, как отброшены концептуально несостоятельные варианты теории тождества, она по-прежнему не открывает каких-либо перспектив в деле эмпирического обнаружения требуемых соответствий. Что нам, например, делать с выдвинутой Д. Армстронгом [1973] проблемой: следует ли считать веру в то, что а&Ь, тождественной с верой в то, что Ь&а, или нет? А как нам понять проблему Д. Деннитта

==105

[l 969], порожденную тем, что интенциональное содержание мнения может быть только приписано первому процессу? Фактически Корнмен вообще игнорирует тот факт, что существуют функциональные и интенциональные свойства, связанные с использованием языка и интеллекта и зависящие от культурного контекста поведения.

Эти свойства, хотя и связаны с определенными состояниями центральной нервной системы, тем не менее не могут посредством каких бы то ни было соответствий считаться тождественными с такими состояниями. (Этот вопрос, безусловно, требует дальнейшей разработки.) При рассмотрении феномена боли мы получим столь ж& запутанную картину. Хотя явления боли чаще всего ставятся в соответствие С-волокнам, их также можно поставить в соответствие Л-волокнам. Существует даже тезис о том, что явления боли различных видов связаны с каждым из этих видов волокон (Уайт и Суит [1955]). Однако следует заметить, что боль может быть заблокирована (может отсутствовать в ожидаемый промежуток времени из-за стимуляции данных волокон), а нервные связи по преимуществу оказываются нечеткими, «как только волокна входят в спинной мозг» (Кассинари и Паньи [1969]). На самом деле «потенциально весь мозг в целом должен рассматриваться как центр боли» (Мельзек [1973]). Если учесть аномалии типа боли couvade и тому подобные, то представляется совершенно невозможным установить соответствие с нервными процессами даже для случаев четко ощущаемой боли. Корнмен правильно подчеркивает, что окончательное решение проблемы духовного и телесного является (в его терминологии) «внешним» вопросом (Корнмен [1966]). Однако и в этом случае нам еще нужно выяснить эмпирический аспект этой проблемы (который дает нам «внутренний» ключ к рассмотрению возможности альтернативных теорий).

Противоположная крайность элиминативного воззрения связана со взглядами физикалистов, которые утверждают, что «некоторая личность со всеми ее психологическими атрибутами есть не что иное, как тело со всеми его физическими атрибутами» (Т. Нагель [1965]). Мы не будем затрагивать вопроса об истинности ила ложности этого положения. Достаточно того, что мы не имеем ни малейшего понятия, при каких условиях оно

==106

могло бы стать истинным. Конечно, можно понять искушение трактовать личность как чисто физическое тело (Уильяме [1970]), сколь бы сложным и необычным это тело ни было. Такая трактовка личности, например, позволила бы полностью проанализировать в чисто физических терминах те свойства, которые обычно приписываются личности. Предположим, что Джон пишет Артуру письмо о красотах Венеции. С физикалистской точки зрения нам следует предположить, что адекватное объяснение этого процесса может быть дано в терминах движений руки Джона и его ручки, его состояний мозга и тому подобного, а также при помощи некоторого устройства для приписывания смысла, значения или содержания данного письма (также редуцированного к физическим терминам) некоторому множеству чисто физически отождествляемых и анализируемых элементов. Без такого устройства никакой физикализм не был бы возможен. Мы уже убедились в безосновательности мнения Селларса [1963а] и Фейгла [1967] о том, что интенциональное не представляет собой особых «затруднений» для физикализма, поскольку, мол, значения понятий ^в том числе интенциональности) могут быть просто «добавлены» к вполне адекватному физикализму. При рассмотрении личности с любой (в том числе и физикалистской) точки зрения главную роль играет анализ отличительных свойств личности и чувствующих существ,— свойств, столь же необходимых для природы этих существ, как и любое чисто физическое свойство. Возможно, именно по этой причине Декарт, несмотря на затруднения, связанные с дуализмом сущностей, не мог примкнуть к какой-либо форме метафизического монизма, а современные дуалисты (Полтен [1973]); Эклз 1965]) считают для себя невозможным принять усовершенствованный монизм.

Человеческая личность, как считал Декарт, обладает мечтами, мыслями, желаниями и т. п. Эти состояния, а также способность осознавать их значение не могут быть редуцированы к чисто физическим свойствам и приписаны самой по себе протяженной материи. Отталкиваясь от этого, Декарт, хотя и не смог установить, в чем же заключается действительное единство человеческого существа, все же верил, что человек в некотором смысле должен быть единством материи и духа. Существуют также некоторые свидетельства в пользу того, что,

==107

признавая такие затруднения, сам Декарт в отличие от его современных последователей (Шеффер [1966]) не был целиком сторонником «картезианского дуализма» (Спикер [1970]). В наше время личность часто относят (особенно Стросон [1959]) к числу сущностей особого рода, которым в отличие от чисто физических тел могут и должны приписываться и психические, и физические предикаты, то есть так называемые Л^-предикаты и Р-предикаты. Так, например, личность в отличие от камня может быть угнетена или может испытывать боль, но вместе с тем личность, так же как и камень, может занимать определенный объем в пространстве. Думается, что это высказывание Стросона совершенно справедливо. Однако он нигде не говорит, какова же природа· этой специфической сущности (личности или обладающего чувствами существа), позволяющая нам понять, почему ей могут быть приписаны и Li'-свойства, и· Р-свойства и почему эти свойства не могут приписываться столь определенным сущностям, как камни. В этою смысле Стросон, хотя он и не является дуалистом, не смог выдвинуть основание, позволяющее отличить его» взгляды и взгляды дуалистов. Сущностям типа личности отведено особое место в его онтологии, но он нигде не объясняет ни то, почему они способны обладать принадлежащими им свойствами, ни то, каково отношение между личностью и телом. Эта проблема беспокоит также феноменологов (Спикер [1970]; Энгельхардт [1973]).

Секрет привлекательности физикализма, по-видимому, состоит в том, что, если бы он был истинен, мьв смогли бы избавиться от ряда трудностей, возникающих,. как уже отмечалось, в связи с применением законаЛейбница к предикатам, которые одновременно могут приписываться и психическим, и физическим состояниям (например, состояниям боли и состояниям мозга), или и личности и телу. Так, мы до сих пор не умеем — и это постоянно отмечается в литературе (Смарт 1962]; Нагель; Фодор [1968])—независимо приписывать физическую локализацию боли (поддерживающие этот тезис аргументы могут варьироваться), тогда как непосредственная локализация физических состояний не представляет никаких проблем. Поэтому Томас Нагель в пробном порядке предлагает «вместо отождествления мыслей, ощущений, представлений и т. п. с мозговыми процессами... [отождествлять] обладание некоторой

==108

личностью данным ощущением с пребыванием ее тела в некотором физическом состоянии или процессе». При таком способе сопоставления оба члена тождества принадлежат к «одному и тому же логическому типу»» а именно к типу «субъекта, обладающего определенным свойством». Нагель не ставит своей целью детально обосновать межкатегориальное тождество личности и тела, его предложение только устраняет одно существенное препятствие и тем самым облегчает установление тождества обладания психическими и физическими состояниями.

Предлагаемый Нагелем маневр связан с переходом от сущности к свойствам, то есть, говоря на языке грамматики, с переходом от субъектов к предикатам. Очевидным достоинством такого перехода является устранение асимметрии по отношению к тем предикатам, которые могут приписываться и психическим и физическим состояниям. Допустим, к примеру, что затруднения, с которыми мы встречаемся, когда пытаемся локализовать ощущения по аналогии с локализацией телесных состояний, свидетельствуют против тезиса тождества. Тогда необходимая симметрия явным образом восстанавливается при переходе к высказываниям, сформулированным в терминах «обладания» ощущениями и телесными состояниями: «И те и другие происходят в одном месте,. именно там, где расположен я (и мое тело)» (Нагель).

Однако этот маневр не вполне восстанавливает симметрию. Так, некоторая асимметрия остается даже по отношению к локализации. Мы можем сказать, что психические состояния осуществляются «в том же месте», в котором «расположен я (и мое тело)», только тогда, когда локализация некоторой личности приписывается локализации определенного тела (тела данной личности). Таким образом, неверно, что психическое состояние сначала локализуется в теле, а уже затем приписывается личности, и тем более неверно, что это приписывание предполагает тождественность личности и тела. Физические состояния, напротив, в принципе всегда локализуемы в некотором участке тела.

Пренебрежение этим различием между локализацией психических и физических состояний заметно и & высказывании Фейгла [1967], который пытается выразить локализацию в следующей метафоре: «Мои ощущения или чувства восторга, подавленности, удовольствия»

==109

отвращения, энтузиазма, негодования, восхищения, презрения и т. п., как мне представляется, расположены приблизительно в верхней половине, или в /верхних двух третях моего тела». Психические состояния всегда «локализованы в психике», которая сама вое же не имеет четкой локализации в некоторой части тела. Психические состояния приписываются или предицируются некоторой личности или организму, а не локализуются в них; тогда как физические состояния локализуются в некоторой части тела или приписываются некоторой части тела, имеющей четкую локализацию в рамках всего тела. Итак, если вначале асимметрия служила почвой для некоторых затруднений, свидетельствующих против тезиса тождества, то и теперь нельзя сказать, что она полностью устранена при помощи предложенного Нагелем маневра. Если трактовка психических и физических состояний как предикатов и помогает обойти вопрос об ях локализации (в отличие от приписывания пространственно-определенных свойств), то даже полученный яри этом выигрыш нельзя интерпретировать как реставрацию пространственной симметрии.

Все зависит от того, можно ли далее разложить параллельные предикатные выражения или нет, то есть от плодотворности предложения Нагеля. С другой стороны, если обладание психическими и физическими состояниями поднимает вопрос об их пространственной локализации, то при этом неизбежно возникают новые трудности. Дело в том, что, если такие состояния приписываются личности, их пространственная локализация тривиальным образом всегда будет одной и той же («там, где расположен я (и мое тело)»), одной и той же даже для различных физических состояний, о которых обычно говорят, что они имеют место в различных частях тела. К тому же вся проблема тезиса тождества и физикализма, по существу, сводится к вопросу: могут ли психические состояния приписываться телу, быть предикатами тела? Следовательно, если асимметрия физической локализации психических и физических состояний представляет реальную проблему, подлежащую разрешению, то нельзя ограничиться замечанием о том, что она решается простым приписыванием телу свойства обладания психическими состояниями. Это только объединяет в один класс все те трудности, к числу которых принадлежит и асимметрия пространственной локализации. Сов-

К оглавлению

==110

сем не очевидно, что «симметрическое» объяснение локализации в терминах обладания психическими и физическими состояниями исключает асимметрическую трактовку локализации самих психических и физических состояний. А эт6\ несомненно, оказывает воздействие на анализ параллельных предикатных выражений.

Второе затруднение непосредственно следует из первого. Если мы примем, что предлагаемое средство восстанавливает симметрию пространственной локализации, то напрашивается ряд вопросов: не существует ли других асимметрий по отношению к обладанию психическими и физическими состояниями? возможно ли трактовать альтернативные или дополнительные характеристики психических и физических состояний как противоположные характеристикам обладания такими состояниями (и если да, то как)? Например, некоторая личность может чувствовать обладание определенным ощущением, но было бы бессмысленным говорить, что ее тело чувствует пребывание в определенном физическом состоянии. Таким образом, наши проблемы умножаются.

Покажем, например, что может существовать асимметрия непространственных характеристик психических: и физических состояний. В качестве подходящего примера можно вспомнить феномен режущей, пульсирующей или жгучей боли, причем не имеет значения, применяются ли здесь эти прилагательные буквально или. метафорически. В этом примере прилагательные «режущая», «пульсирующая», «жгучая» нельзя в том же смысле применять к характеристике физических состояний, предполагаемых тождественными с рассматриваемыми психическими состояниями (Корнмен [1968а]). Это, конечно, не означает, что характеризуемые таким образом психическое и физическое состояния вообще не могут быть тождественными. Однако диктуемая данными обстоятельствами стратегия должна была бы включать в себя обращение к межкатегориальным тождествам, в то время как физикалист стремится восстановить симметрию в приписывании предикатов психическим и физическим состояниям, а следовательно, должен отклонить эту—единственно возможную—стратегию. Если же допустить различия в приписывании предикатов психическим и физическим состояниям, то получится, что общая стратегия, связанная с переходом от рассмотре-

==111

ния самих состояний к рассмотрению обладания ими, уже не оказывает какого-либо влияния как на рассмотрение первоначальных асимметрий (важными примерами которых являются пространственные/асимметрии), гак и на возможности появления новых асимметрий для параллельных способов выражения.

При рассмотрении перехода от «состояния» к «обладанию состояниями» возникает вопрос: можем ли мы считать, что обладание психическими и физическими состояниями симметрично? При ответе на этот вопрос решающим оказывается то простое обстоятельство, что (унивокальное) предикативное употребление слова «обладать» и родственных ему выражений (например, при приписывании психических и физических состояний некоторой сущности) в действительности не имеет отношения к нашей проблеме. С первого взгляда это, конечно, не вполне очевидно. Если мы будем интерпретировать психические и физические состояния как предикаты, •слово «обладать» и родственные ему выражения придется употреблять унивокально для того, чтобы выразить соответствующие приписывания предикатов. Однако отсюда не следует, что состояние обладания болью и состояние обладания возбуждением нервов, будучи поставлены в соответствие друг другу, оказываются одним и тем же состоянием. Кстати, даже из утверждения о том, что они представляют собой одно и то же состояние, не следует, что между ними не может быть очевидных различий, например, следующего типа: то, чему приписывается психическое состояние, обладает именно этим состоянием, а то, чему приписывается физическое состоя;ние, обладает именно этим состоянием. Факт наличия таких различий в точности совпадает с содержанием понятия межкатегориального тождества. В любом случае подчеркивание унивокальности слова «обладать» в предикативном, то есть чисто 'синтаксическом, смысле ничего не дает ни для подтверждения тезиса тождества, ни для подтверждения физикализма. Для предикативной трактовки указанных состояний унивокальность совершенно тривиальна и вполне совместима и с симметриями, и с асимметриями соотносимых между собой психических и физических состояний. Кстати, с точки зрения межкатегориальной теории тождества рассмотренные нами асимметрии (далее не анализируемые) вполне совместимы с тезисом тождества, хотя, по-ви-

==112

димому, несовместимы с физикализмом. Именно поэтому Нагель заблуждается, когда, рассматривая преимущества перехода к тождеству свойств, заявляет, что «обладание некоторым ощущением или мыслью принадлежит к тому же логическому типу, что и пребывание тела в [некотором] физическом состоянии или [некотором] физическом процессе», а именно в состоянии «обладания субъектом некоторым свойством».

Конечно, все субъекты обладают свойствами, если смысл выражения «обладать свойствами» совпадает с тем смыслом, в котором предложения, имеющие (синтаксическую) предикатную форму, выражают суждения о приписывании свойств. Такое утверждение не обязывает нас предполагать, что выражение «обладать свойствами» не может использоваться в другом смысле. Так, когда мы говорим, что глаз обладает определенным цветом, мы используем глагол «обладать» в ином смысле, чем тогда, когда говорим, что глаз обладает некоторым заболеванием, обладает свойством вызывать у меня некоторые ассоциации или обладает определенным сходством с миндалем и т. п. Другими словами, совсем не обязательно отрицать альтернативные (и равноправные) смыслы глагола «обладать» (и родственных ему выражений) и не нужно считать, что этот глагол может употребляться только в одном — сугубо предикативном — смысле. Даже чисто синтаксическое приписывание предиката F некоторому а (когда F и а выбираются из области идентифицируемых субъектов и предикатов) предполагает, что можно обосновать концептуальную уместность (некоторого рода адекватность) связи таких субъектов и таких предикатов. Так, наверняка неуместно приписывать событию разрезания Джоном бифштекса предикаты яркий, метеорологический, морфемный и т. п.

Такое приписывание является даже не ложным, а именно неуместным с точки зрения отношений между категориями. По существу, любая форма межкатегориального тождества влечет наличие явно выраженных концептуальных ограничений на приписывание предикатов. Даже физикалисты, когда они пытаются устранить предикатную асимметрию, вынуждены принимать подобные допущения. Именно поэтому Нагель утверждает, что предикат «быть оскорбительным» нельзя подходящим образом приписать собранию молекул как тако-

8 Дж. Марголис

==113

вых. Но тогда аналогичный вопрос возникает и по отношению к предикату «обладание болью»: может ли этот предикат в том же самом смысле, что и в Примере Нагеля, быть приписан телам? Отрицательный ответ на этот вопрос обусловливается крайне простой (предварительной) причиной: предикат обладания болью может приписываться только обладающим чувствами сущностям (животным или личностям). Только существо, принадлежащее к виду животных, способных испытывать боль, может в действительности обладать болью. Таким образом, физикалист до тех пор не имеет права приписывать предикат «обладать болью» телам, пока он не докажет, что такое приписывание является концептуально (а не только синтаксически) уместным. Отсюда тривиально следует, что принадлежность к «одному и тому же [синтаксическому] типу» (а именно к предикатам) не дает достаточных оснований для утверждений о тождестве. Синтаксические соображения просто не имеют никакого отношения к проблеме тождества. Но самое интересное здесь в другом. Дело в том, что чисто синтаксическая характеристика предикации—или того, что выдается за чисто синтаксическое рассмотрение, хотя уже обогащено пониманием отношений между категориями,—не может разрешить фундаментальной проблемы о концептуальной уместности связи предикатов. В таком случае переход от субъектов к свойствам столь же мало подкрепляет позицию физикализма, как и анализ обладания определенными психическими и физическими состояниями.

Существуют и другие спорные вопросы. Человек может обладать воздушным шаром, и человек может обладать некоторым определенным ростом. В обоих случаях глагол «обладать» используется предикативно, однако его смысл при этом существенно различен. Конечно, само это замечание как таковое не свидетельствует против (или в пользу) тезиса физикализма или теории тождества. Одно лишь указание на существование альтернативных способов «обладания» не оказывает решающего влияния на рассмотрение интересующего нас вопроса. Так, сомнения в концептуальной уместности приписывания телам предиката боли (и других психических состояний) не дают нам права считать, что приписывание свойств различного рода субъектам обязательно является концептуально неуместным, а также что

==114

il

приписывания предикатов не могут выражать самые различные смыслы обладания субъектами теми свойствами, которые могут быть им приписаны. Однако для нас важен не столько вопрос о существовании различных смыслов «обладания», сколько вопрос о том, можно ли употреблять глагол «обладать» в таком (не ограниченном только синтаксическими или формальными характеристиками) смысле, который позволял бы говорить о телах как о субъектах, обладающих психическими состояниями. Этот вопрос представляет собой концептуальную или метафизическую, а не только синтаксическую проблему.

На самом деле и события, и состояния можно трактовать как единичности. При этом полностью сохраняются те преимущества, которые, как нас уверяют, мы получаем при переходе от субъектов к свойствам — от феномена боли к обладанию болью, от нервных возбуждений к испытыванию нервных возбуждений. Чтобы уловить смысл нашего предложения, достаточно обратиться к рассмотрению события начала боли (обладания болью) и события начала возбуждения нервов (испытывания возбуждения нервов). Этот маневр дает нам право считать, что существование различных смыслов глагола «обладать» и родственных ему выражений не наносит никакого ущерба тезису тождества или физикализму. В то же время не утрачивается и восстановленная в пробном порядке симметрия пространственной локализации и т. п. (К тому же данный маневр позволяет описать неформальное отношение следования естественного языка каноническим способом выражения, ставя тем самым традиционный вопрос об онтологических допущениях.) Однако в этом случае для последовательного проведения тезиса тождества придется прибегнуть к использованию межкатегориальных тождеств. А это означает, что тезис тождества нельзя оправдать, основываясь только на симметрическом употреблении предикатных выражений. Следовательно, рассматриваемая стратегия также не подходит для защиты тезиса тождества в его физикалистской интерпретации.

С другой стороны, принятие онтологии событий и состояний — и само по себе, и в связи с тезисом тождества и физикализмом — вызывает новые трудности. Чтобы заметить это, достаточно рассмотреть тот факт, что мы обычно стремимся предицировать соответствующие со-

==115

бытия и состояния таким субъектам, как тела или личности, а согласно приведенной выше гипотезе мы не имеем права делать это ^1 . Здесь также полезно заметить. что зачастую нам приходится использовать самые разнообразные характеристики как самой боли, так и событий начала боли или различных характеристик состояний боли. Если же события и состояния считаются в нашей онтологии неразложимыми единичностями, то обычные характеристики боли (противополагаемые характеристикам начала боли), по-видимому, окажутся неприемлемыми; а если они все-таки и будут приняты, то это вновь отбросит нас к ранее рассмотренной асимметрии, которая, как мы уже видели, является камнем преткновения для программы физикализма. Мы можем сохранить требуемую гибкость отношения референции и в то же время избежать онтологических допущений, только рассматривая указанные сущности как подчиненные части целого, используемые исключительно для облегчения совершения некоторых грамматических действий.

Затруднения, связанные с использованием «событий» и «состояний», имеют двойственную природу, поскольку и события, и состояния в грамматическом отношении допускают разные интерпретации: они могут рассматриваться и как предикаты, и как субъекты. При предикатной трактовке мы заходим в тупик, если оказывается, что физические тела не попадают в область расширения предполагаемых психических предикатов. В таком случае чисто грамматическое «восстановление» предикатной симметрии не сможет дать нам тождества свойств и нам придется обратиться к разработке теории межкатегориальных тождеств. Следовательно, в тех случаях, когда речь идет о межкатегориальных тождествах, рационально считать, что использование термина «обладать» и родственных ему выражений в предикатном смысле не оказывает никакого влияния на истинность тезиса тождества или физикализма. Даже при наличии синтаксических признаков предикации получающаяся в таком случае формальная симметрия не разрешает вопроса, насколько концептуально уместно связывать не-

' Так как в данном случае события и состояния сами трактуются в качестве базисных индивидов, то есть как исходные «координаты» любого приписывания предикатов. — Ред.

==116

которые субъекты с определенными свойствами. По-видимому, там, где имеется синкатегорематический ^1 элемент, внутренне присущий (далее неразложимым) характеристикам некоторых субъектов (событий или состояний) — например, состоянию-обладания-болъю и со* стоянию пребывания-в-нервном возбуждении N,— эта симметрия не дает нам оснований судить о приемлемости самого физикалистского тезиса. Однако это ни в ко^ ем случае не означает, что отмеченные асимметрии использования глагола «обладать» и родственных ему выражений или асимметрии пространственных и непространственных свойств сами по себе не влияют на возможности физикализма. Наоборот, демонстрация того,. каким образом такие асимметрии должны быть восполнены, является признаком силы межкатегориальных теорий. Короче говоря, в тех случаях, когда глагол «обладать» и родственные ему выражения функционируют предикативно, этот способ их функционирования совместим как раз с теми асимметриями, которые признаются· сторонниками теории межкатегориального тождества (к их оппонентами). В тех же случаях, когда глагол «обладать» и родственные ему выражения функционируют синкатегорематически, такой способ употребления только затемняет соответствующие асимметрии. Следова'тельно, теории тождества, формулируемые в терминах. событий или состояний, имеют тенденцию к маскировке· ранее отмеченных трудностей, а не к разрешению их.

Приведенных аргументов, конечно, недостаточно для? опровержения теории тождества. Однако они показывал ют, что стратегии, которые, как предполагается, должны усиливать этот тезис, безнадежно слабы и практически не затрагивают тех вопросов, на которые они должны были ответить (Марголис [1971а]). Следовательно,. отказ от теорий тождества, в частности отказ от принятия физикализма, сам по себе не влечет отказа от материализма. Часто приходится встречаться с таким аргументом (Смарт [1963]): поскольку приемлемость материализма во многом обусловлена соображениями онтологической экономии (в противовес дуализму), тем самым повышается степень приемлемости теорий тожде-

' В логике «синкатегорематическими» называют слова (или символы), не имеющие значения без присоединения к «категорематическим» (т. е. имеющим самостоятельное значение) словам (символам) . — Ред.

==117

«ства. Исходя из этого, дуалисты (Полтен ,[1973]) склонны думать, что отбрасывание физикализма или теории тождества влечет за собой принятие дуализма. Однако ни один из этих взглядов не является удовлетворительным. Для опровержения их достаточно рассмот;реть возможность последовательного материализма, отличного от теории тождества. Одна из форм такого материализма могла бы, например, содержать утверждение, что композиция всего существующего (то, композицией из чего является все существующее) есть материя, но неверно, что все существующее есть физический или материальный объект и/или все существующие свойства являются физическими или материальными свойствами. Это рассуждение может быть проведено совершенно корректно. Будем различать, как и ранее, онтологический и атрибутивный дуализм. Отбрасывание онтического .дуализма (картезианства) ведет не к теории тождества, а к оптическому монизму. Допустим, что материализм является наиболее приемлемой формой онтологического монизма. Когда же мы говорим об онтологическом монизме, то речь идет скорее о композиционном тезисе (Уиггинс [1967]), а не о тезисе тождества.

Таким образом, из утверждения, что все существующее является композицией из материи, вовсе не следует утверждение, что все существующее имеет только физические или материальные свойства. В такой форме это возражение бросает вызов физикализму, который, как мы можем теперь сказать, выступает в двух формах: в форме теории тождества и в форме элиминативного материализма. Слабость элиминативного материализма состоит в трактовке ощущений, образов, мыслей и т. п. как чего-то нереального. Слабость теории тождества заключается в отсутствии методов, позволяющих установить, что психические явления, будучи реальными, есть не что иное, как физические явления. Как мы уже видели, употребление таких грамматических категорий, как собственные субъекты предикации, не оказывает никакого влияния на онтологию, поэтому дуалисты не могут обратить преимущества такого употребления в свою пользу. С другой стороны, принятие такой точки зрения в полной мере свидетельствует против квантификационного критерия онтологических допущений (вопреки Куайну [1953]). Наши рассуждения призваны продемонстрировать жизнеспособность нередукционистского

==118

материализма. Возможность и ясность этой альтернативы — одной из некоторого множества — достаточна для? опровержения только что очерченных «автоматических» заключений. В частности, если концепция, которая ранее была названа нами эмерджентистским материализмом, является жизнеспособной, то нам не обязательно« отбрасывать все возражения против физикализма и других вариантов тезиса тождества только потому, что« они могли бы угрожать материализму.

В своем месте мы исследуем возможности материализма, не связанного с теорией тождества, элиминативным материализмом и т. п. Однако в данный момент· нам достаточно установить—вместе с дуалистами, эпифеменоменалистами, параллелистами и т. п.,—что до" сих пор не существует варианта теории тождества, который предусматривал бы детально разработанную стратегию подтверждения (на философских или научных основаниях—представим пока, что это не одно и то же) каких-либо предположительных тождеств типа тождества духовного и телесного. Как только аргументы, поддерживающие монизм, явно отделяются от поддержки теории тождества, мы неизбежно приходим к рассмотрению более гибких вариантов материализма. Однако" здесь все нужно начинать сначала.

==119

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-