Глава II

Восприятие

Мы начинаем исследование с психологического анализа особенностей восприятия, которое достаточно отчетливо свидетельствует об историческом формировании психологических процессов.

Проблема

Процессы зрительного восприятия, трактовались классической психологией качестественные процессы, в своих наиболее простых формах доступные для прямого естественнонаучного анализа.

Изучая восприятие цвета, исследователи сосредоточивали

внимание на физиологических процессах разложения зрительного пурпура и смешения цветов, на явлениях цветовой индукции и цветового контраста, полагая, что законы, лежащие в основе этих процессов, не зависят от общественной практики, остаются неизменными на протяжении истории общества. Изучая психологические законы восприятия формы, исследователи также оставались в пределах естественнонаучного анализа. Считая эти законы общечеловеческими, не меняющимися в ходе истории, психологи хотели найти лежащие в их основе физиологические и даже физические закономерности. Гештальт-психология, например, больше чем какая-либо другая психологическая школа, при близившаяся к описанию основных естественных законов восприятия структуры, пыталась обнаружить физическую основу «четкости» структур, их «дополнения до целого» и т. д.

Однако развитие психологической науки за последние десятилетия опровергло подобные натуралистические представления об относительной простоте восприятия и о его непосредственном характере.

Психология за это время добыла убедительные факты, показывающие, что восприятие является сложным процессом, который протекает по типу сложной ориентировочной деятельности, имеет вероятностное строение и включает в свой состав анализ и синтез воспринимаемых признаков, выбор одного из множества возможных альтернатив и «принятие решения»—слож-

==33

ный процесс, аналогичный по своей структуре процессам, лежащим в основе более сложных форм познавательной деятельности (ср. Линдзей, Норман, 1973).

Это можно видеть на примерах, связанных с восприятием цвета и формы.

Дж. Брунер (1957) с полным основанием отметил, что каждое восприятие является по существу сложным и активным процессом отнесения получаемой информации к известной категории, происходящим на основе абстракции и обобщения и осу- · ществляемым при ближайшем участии отвлекающей и обобщающей функции языка.

Человеческий глаз может практически воспринимать до двухтрех миллионов различных цветовых оттенков, однако человек имеет в своем распоряжении лишь 20—25 названий цвета; воспринимая тот или иной оттенок, он выделяет его ведущий признак и относит его к той или иной цветовой категории. О значении этого категориального кодирования цветовых оттенков говорили также Гельб и Гольдштейн (1920).

То же происходит с восприятием геометрических форм. Они далеко не всегда имеют идеальное геометрическое строение. Перед человеческим восприятием поэтому неизбежно возникает задача—выделить наиболее существенные признаки воспринимаемой формы и отнести ее к определенной, наиболее близкой ей геометрической категории. Вся работа по моделированию процессов восприятия соответствующими электронными устройствами (перцептронами) есть сложный аналитико-синтетический процесс, в который входит «принятие решения», отнесение данной формы к определенной структурной категории.

Признание восприятия сложной познавательной деятельностью, опирающейся на известные вспомогательные средства и протекающей при ближайшем участии языка, в корне меняет классические представления о восприятии как о непосредственно протекающем процессе, в основе которого лежат относительно простые естественнонаучные законы.

Мы получаем все основания рассматривать восприятие, как такую сложную познавательную деятельность, которая в своей структуре зависит от исторически сложившейся практики человека и от системы кодов, привлекаемой человеком для переработки поступающей информации и для «принятия решения», относящего воспринимаемый объект к соответствующей категории. Процесс восприятия сближается тем самым с процессом наглядного мышления и получает все черты процесса, изменяющего свой характер на последовательных этапах исторического развития.

Такой подход заставляет отнестись с особым вниманием к анализу исторически сложившихся кодов, участвующих в процессе восприятия даже относительно простых предметов и свойств. Он заставляет подвергать сомнению классические пред-

==34

ставления о «неизменных» законах восприятия цвета или форм — законах, имеющих на самом деле лишь исторически ограниченный характер. Так, известные нам виды «категориального» восприятия цвета (красного, желтого, зеленого, синего) или геометрических форм (квадратов, треугольников, трапеций и т. д.) отражают по существу лишь правила восприятия, характерные для человека, сознание которого сформировалось под воздействием категорий, сложившихся в определенную эпоху, под влиянием усвоения определенных систем школьных понятий.

Какими же чертами отличается восприятие на различных этапах исторического развития, какая зависимость существует между восприятием и практическим опытом, каковы особенности восприятия людей, не получивших соответствующего школьного образования и не обладающих той системой отвлеченных понятий, которые усваиваются лишь под влиянием систематического обучения? Какими терминами обозначают испытуемые соответствующие цвета или геометрические формы, как они их обобщают, как протекает у испытуемых процесс наглядного анализа и синтеза?

Наша гипотеза заключается в том, что в данном случае переработка элементарной зрительной информации, процесс анализа и обобщения зрительных объектов протекают не по законам, описанным в классической психологии, что эти законы пригодны лишь для относительно узкой исторической эпохи, что натуралистический подход к законам восприятия ограничен и должен быть дополнен более широким общественно-историческим подходом.

Мы остановимся последовательно на анализе называния и классификации цветовых оттенков, называния и классификации геометрических фигур. Проверим также некоторые данные о структуре оптических иллюзий, которые, по нашему предположению, также должны отражать исторический характер системы зрительных восприятий.

В нашем анализе мы будем исходить из того, что сформулированное Л. С. Выготским положение о смысловом и системном характере психологических процессов относится к процессам восприятия в той же мере, в какой оно относится к другим формам психической деятельности человека.

Вопрос о том, меняется ли восприятие цветовых оттенков по мере культурного развития общества, давно привлекал внимание исследователей.

Многие исследователи еще на заре психофизиологии с полным основанием отмечали, что физиологические основы восприятия цвета остаются неизменными на протяжении всего исторического развития. Однако они с самого начала обращали внимание и на тот факт, что в структуре разных языков имеются глубокие различия в обозначении цвета, которые не могут не отражаться на структуре познавательных процессов. Эта гипотеза, впервые выдвинутая А. Гумбольдтом и поддержанная рядом лингвистов, получила в

2*

==35

последние десятилетия название гипотезы Гумбольдта — Боаса — Кассирера — Сэпира—Уорфа—Ли. Они считают, что особенности языка могут вторично влиять на структуру зрительного восприятия, в частности восприятия цвета. Было отмечено, что язык может выделять в цветовых оттенках одни признаки, одновременно игнорируя другие, что неизбежно ведет к их различной группировке. Изучались цветовые обозначения в языке библии, особенности цветовых обозначений в языке африканских народов (Вирхов, 1878, 1879; Риверс, 1901), различия в обозначении цветовых оттенков в греческом, индийском языке (Аллен, 1879; Магнус, 1877, 1880, 1883), отмечалось, что в некоторых языках синий и зеленый цвета обозначаются одним словом, и т. д.

Описание этого факта привело к попыткам экспериментально проверить, остаются ли эти различия в сфере языка или они приводят к реальным особенностям в восприятии цвета. Так, Риверс (1901), проводивший опыты по различению и сравнению цветовых оттенков с помощью холмгреновских моточков шерсти, пришел к выводу, что там, где язык имеет лишь одно обозначение для синего и зеленого цветов, их оттенки часто практически смешиваются. К близким выводам о влиянии языка на восприятие цвета приходили Вудворс (1905—1906), Рей (1952), Леви-Строуос (1953), Браун и Леннеберг (1954), Леннеберг и Роберте (1956), Конклин (1955).

Характерно, что все эти авторы единодушно указывали на то, что отсутствие специальных названий для одной группы цветовых оттенков и наличие большого числа дробных названий для других оттенков следует объяснять не физиологическими особенностями цветового восприятия, а влиянием культуры, наличием «интереса» к одним и отсутствием «интереса» к другим оттенкам (Риверс, 1901; Вудворс, 1905—1906; Рей; 1952; Уорф, 1956, и мн. др.). Они утверждали также, что самое богатство языковых обозначений одних цветов и бедность обозначения других являются результатом того, что в условиях различных культур выделение неодинаковых оттенков имеет неодинаковое практическое значение. Во многих языках северных народов, например, существуют десятки названий для оттенков белого цвета (обозначающего важные в практике этих народов оттенки снега в различном состоянии), в то время как оттенки красного и зеленого цвета, не играющие значительной роли в их практике, не отражаются в их словаре (ср. Хент, 1962; Хойер, 1954, и др.).

Авторы, изучавшие обозначение различных цветовых оттенков в языке разных народностей, обращали внимание и на tut факт, что в условиях примитивных культур категориальные обозначения цвета иногда не имеют преобладающего значения: их заменяют образные названия цветовых оттенков, сопоставляющие эти оттенки с предметными ситуациями, также имеющими практическое значение в жизни тех или иных народов (Риверс, 1901, и др.).

Исследования восприятия и называния цвета в условиях разных культур приводили, таким образом, к выводу, что языковые обозначения цветовых оттенков формируются в ближайшей зависимости от практики народов и оказывают влияние на восприятие и оценку отношений оттенков друг к другу.

Как же влияют различные формы практики на обозначение цветовых оттенков, какие изменения в речевом обозначении цвета вызываются изменениями в практической деятельности? Как тот или иной характер практической деятельности влияет на манипуляции с цветом, на практическое сопоставление одного цвета с другим, на их сравнения, различения и обобщения? Этому и будет посвящен наш дальнейший анализ.

==36

Методика

Испытуемому предлагался ряд цветовых оттенков (или геометрических фигур). Ему следовало сначала назвать эти оттенки (фигуры), затем классифицировать их, разбив на любое число групп, отнеся в каждую из групп похожие оттенки (фигуры), В специальных опытах делались попытки получить «принудительную» группировку оттенков (фигур). Для этой цели испытуемым давалось задание либо разбить все предлагаемые оттенки (фигуры) на определенное число групп, либо оценить некую группу оттенков (фигур), составленную экспериментатором.

Для того чтобы точнее увидеть, какие признаки положены испытуемым в основу классификации, «материал» фигур включал ряд «конфликтных» структур, которые были сходны по одним и различны по другим признакам (например треугольники, изображенные сплошной линией, пунктиром, крестиками и т. д.).

Особое место занимали опыты с оценкой (и классификацией) незаконченных фигур; то, как испытуемые относились к ним, как они обозначали и классифицировали их, давало возможность проверить — сохраняются ли у испытуемых те «законы восприятия», которые считались представителями гештальт-психологии неизменными на всех исторических этапах.

Для этой же цели были проведены опыты с исследованием оптико-геометрических иллюзий, на которых мы остановимся особо.

В опытах участвовало значительное число (от 50 до 80) испытуемых, относящихся, как мы уже говорили, к различным группам населения, имеющих неодинаковый общеобразовательный ценз и неодинаковую практику.

Коротко напомним их состав: женщины ичкари, неграмотные; мужчины-дехкане, неграмотные; колхозные активисты, курсантки кратковременных дошкольных курсов, малограмотные; студентки педагогического техникума.

Сравнительный анализ полученных данных позволяет увидеть, как формировался процесс обозначения и классификации цвета или геометрических фигур под воздействием общественной практики, как он изменялся под влиянием культурного развития.

Материал данных опытов был собран автором с помощью Л. С. Газарьянц и Е. Н. Мордкович.

Опыты с называнием и классификацией цветовых оттенков

Развитый язык располагает определенным и относительно ограниченным набором обобщенных названий цветовых категорий (желтый—оранжевый—красный —фиолетовый— синий—зеленый и т. д.), из которых большая часть (желтый, красный, си-

==37

ний, зеленый) потеряла всякую связь с конкретными образными названиями, в то время как небольшая часть (лимонный, оранжевый, малиновый, вишневый) сохранила ее. Подавляющая часть оттенков обозначается категориальными названиями и лишь небольшая—образными. Известно также, что в условиях развитой культуры обозначение любых оттенков представлено в языке достаточно равномерно, в то время как в менее развитых культурах этой равномерности нет: оттенки, имеющие практическое значение, обозначаются неизмеримо большим числом терминов, чем оттенки, не имеющие практического значения.

Словарная лексика языка свидетельствует о том, что названия цветовых оттенков в узбекском языке сходны в своей равно-· мерности с названиями в других языках, например индоевропейских, с той разницей, что некоторые различные цвета в узбекском называются одним термином (ср. «kok» — зеленый и синий).

Какие же названия оттенков практически применяются различными группами испытуемых, и сохраняется ли у них одинаковое соотношение категориальных и образных названий? Мы попытались выяснить также, сказываются ли различия в соотношении категориальных и образных названий оттенков (если эти различия обнаружатся) на характере группировки (классификации) оттенков. Неравномерное соотношение категориальных и образных названий оттенков, если оно обнаружится, не может не сказаться на характере группировки, обобщения цветовых оттенков.

Называние цветовых оттенков. Испытуемым предлагаются мотки шерсти (или шелка) разных оттенков.

1. Ярко-розовый 2. Красный 3. Бордо 4. Темно-желтый 5. Светло-желтый 6. Бледно-желтый 7. Лимонно-желтый 8. Желто-зеленый

9. Палевый 10—13. Оттенки зеленого 14. Черный 15—17. Оттенки синего 18. Голубой 19. Светло-голубой 20. Фиолетовый '

21. Оранжевый 22. Коричневый 23. Бледно-розовый 24. Темно-розовый 25. Насыщенно розовый 26. Серый 27. Бурый

Испытуемые должны назвать эти цвета. Колхозные активисты (мужчины) и курсанты выполняли задание приблизительно так, как оно выполнялось бы школьниками или студентами. Как правило, оттенки обозначались категориальными названиями (синий, красный, желтый), иногда с уточняющими обозначениями (светло-желтый, темно-синий). В некоторых случаях испытуемые затруднялись дать название предъявляемым оттенкам (особенно 16, 18, 19, 23, 24, 26) и указывали на относительную бедность словаря, приводящую к тому, что разные оттенки называются одним словом (можно было встретить и такую, например, реплику: «У нас, узбеков, и машина, на которой шьют,— машина, и примус—машина, и трактор—тоже машина. Вот и

==38

цвета так же. Мужчины не знают цветов и все называют «синим» (исп. Юнус., колхозный активист, курсант). Относительно редко (16%) встречались образные названия (фисташковый, цвет граната и т. п.).

Иные результаты были получены при исследовании других групп испытуемых, крайним примером которых были женщины ичкари.

Названия цветовых оттенков были у них более богатые и разнообразные, чем у первой группы. Соотношение категориальных и наглядно-образных названий оказалось здесь тоже совершенно иным.

Количество категориальных названий цветов (красный, розовый, зеленый, желтый) было у обеих групп почти одинаково (у первой — 9, у второй — 7). Количество модифицированных категориальных названий было у первой группы больше, чем у второй на три. Количество же наглядно-образных названий явно преобладало у второй группы (у первой—9, у второй—21). Достаточно дать краткий список наглядно-образных названий оттенков, встречающихся у обеих групп, чтобы это стало ясным.

Колхозные активисты и курсанты

Женщины ичкари

Цвет

Ириса (9) · Граната (1) Персика (2) Фисташки (3) Табака (2) Печени (2) Вина (1) Кирпича (1) Испорченного хлопка (7)

Цвет

Леденца (4) Персика (7) Розы (1) Фисташки (10) Телячьего помета (10) Помета свиньи (2) Гороха (1) Озера (1) Неба (1) Мака (1) Воздуха (1)

Цвет

Ириса (1) Печени (1) Испорченного хлопка (3) Темного сахара (1) Испорченных зубов (1) Цветущего хлопка (1) Стиранный (1) Воды, когда ее много (1) Труднопереводимые 2 варианта (3)

Цифры в скобках обозначают, сколько раз применялось образное название.

Диаграмма (рис. 1) показывает, что частота распределения как категориальных, так и наглядно-образных названий оказывается в обоих случаях неодинаковой: у первой группы категориальные названия встречаются с преобладающей частотой, а у второй группы они являются относительно немногочисленными (речь идет не о количестве названий, а об их частоте); наглядно-образные названия дают обратную картину. Явно преобладание наглядно-образных названий у женщин ичкари, категориальных у мужчин (колхозный актив).

Сводные данные у испытуемых всех изучавшихся нами групп (табл. 1) дают основания говорить о той же четко выраженной закономерности.

==39

==40

Группировка цветовых оттенков. Возникает вопрос: отража ются ли описанные различия в назывании цветовых оттенков в характере группировки (классификации)?

Как известно, еще Гольдштейн отметил, что группировка (классификация) цветовых оттенков у взрослого культурного человека не является непосредственным процессом, но происходит на основе включения категориальных названий и является отражением отвлеченного, категориального мышления. Как показали

Таблица 1. Количество образных названий оттенков (в %)

Группа

Число испытуемых

Образные названия

Женщины ичкари Курсантки дошкольных курсов Колхозный актив (мужчины) Студентки педагогического техникума

11

15 16 10

59,5 30,5 16,7 16,3

его наблюдения, взрослый нормальный человек группирует цвета, относя их к известным категориям, соответствующим обобщенным названиям, отвлекаясь от частных вариантов цветовых оттенков, в то время как больные с нарушенной речью (афазики) не могут это сделать и заменяют «категориальную» классификацию цветов другим процессом —«выкладыванием цвета различных оттенков в единый ряд» или вообще отказываются от выполнения задачи.

Как обстоит дело у наших испытуемых?

Исследование показало, что данные, полученные у различных групп испытуемых, носят неоднородный характер. Испытуемые, стоящие на достаточно высоком уровне культурного развития: колхозный актив, молодежь, прошедшая кратковременное систематическое обучение,—не испытывали особых затруднений при задании классифицировать предложенные цветовые оттенки, разбив их на несколько групп. Они рассматривали цветные моточки шерсти (шелка) и разбивали их на определенные группы, иногда обозначая их соответственными категориальными названиями (красный, желтый и т. -д.), иногда просто говоря: «это такой же, но немного светлее». Обычно они раскладывали все оттенки на семь-восемь групп. Получив предложение изменить данную ими классификацию, укрупнить группы, разложить оттенки на пять групп, они легко справлялись и с этой задачей. Лишь в небольшом числе случаев такие испытуемые начинали с группировки предъявленных им оттенков по их насыщенности или светлоте; при соответствующем требовании они легко меняли этот принцип и начинали укладывать оттенки в категориальные группы, отвлекаясь от признаков насыщенности или светлоты.

==41

Совершенно иная картина наблюдалась у описанной выше группы женщин ичкари.

Как правило, данная им инструкция—разбить предложенные оттенки на отдельные группы—вызывала у них полное недоумение и реплики: «этого нельзя сделать», «здесь нет похожих, вместе их класть нельзя», «они совсем не похожи друг на друга», «это — как телячий помет, а это — как персик». Испытуемые этой группы начинали обычно прикладывать друг к другу отдельные моточки шерсти (шелка), пытались выяснить их оттенки, растерянно качали головой и — отказывались от выполнения задачи.

Некоторые из испытуемых заменяли требуемую группировку по основному цвету раскладыванием в ряд оттенков по убывающей светлоте или насыщенности, в результате чего в один ряд вводились бледно-розовые, бледно-желтые, бледно-голубые оттенки или возникал единый ряд оттенков, переходящих друг в друга без видимых границ. После настойчивых предложений многие испытуемые этой группы смогли прийти к решению задачи и разложить оттенки на отдельные группы, но, наблюдая за поведением испытуемых, легко было видеть, что эта классификация делается ими как уступка экспериментатору, что сами они остаются при мнении, что предложенные цвета «не похожи и класть их вместе нельзя».

Около 20% испытуемых этой группы по-прежнему или отказывались от группировки «непохожих» оттенков или же разбивали предложенные оттенки на значительное число мелких групп. Это была чаще всего смешанная классификация: в одни группы входили оттенки определенного цвета (красного, зеленого), в другие—оттенки, разложенные по принципу светлоты или насыщенности (темно-синий, темно-красный, темно-зеленый или светло-розовый, светло-желтый, белый) ; отнести все оттенки одного цвета к определенной категории, т. е. подвергнуть их единой классификации эти испытуемые не могли.

Своеобразное поведение испытуемых этой группы выступало с особенной отчетливостью в опытах с «принудительной» классификацией оттенков. На 'предложение разложить оттенки на пять групп испытуемые отвечали отказом, заявляя, что «этого нельзя сделать», что тогда «они не будут похожи», «темные и светлые вместе будут», «они друг к другу не подойдут». Лишь при предложении разложить цветовые оттенки более чем на пять групп, треть испытуемых пыталась выполнить задачу, причем и в этом случае в каждую группу они раскладывали оттенки не только одного, но и другого цвета, подбираемые по светлоте и насыщенности.

Табл. 2 показывает, что пятая часть женщин ичкари вообще отказалась от классификации, а четвертая часть заменила требуемую классификацию укладыванием оттенков в непрерывные ряды по убывающей или возрастающей насыщенности. Лишь

==42

половина испытуемых оказалась в состоянии разложить оттенки на изолированные группы, причем в эти группы вошли как оттенки одного цвета, так и оттенки других цветов одной и той же светлоты и насыщенности. Это явление исчезает у остальных групп испытуемых, где полностью доминирует группировка оттенков по цветовым категориям.

Таблица 2. Классификация цветовых оттенков (в %) *

Группа

Число испытуемых

Отказ от классификации

Выкладывание рядов по оттенкам

Классификация по основным цветам

Женщины ичкари Курсантки дошкольных курсов Колхозный актив Студентки педагогического техникума

11 15 16 10

18,2 0 0 0

27,3 6,3 5,8 0

54,5 93,7 94,2 100

• Оттенки группируются по смешанному принципу (цвет, насыщенность, светлота).

Ни одна из женщин ичкари не разбивала цветовые оттенки на небольшое число групп (табл. 3). Наоборот, 20% этих женщин обнаруживали тенденцию разложить оттенки на множество мелких групп, объединяя их по признакам цвета, насыщенности, светлоты. Наиболее характерными для этой группы испытуемых были отказ от «принудительной» классификации и полная невозможность разбить все оттенки на небольшое число групп. Эти особенности полностью исчезают у других испытуемых, в культурном отношений стоящих более высоко: во всех остальных группах нет ни одного случая отказа от «принудительной» клас-

Таблица 3. Свободная классификация цветовых оттенков и классификация по инструкции (в %) *

==43

Дано среднее число соответствующих форм классификации на 25—27 оттенков.

сификации. Большинство испытуемых nei-Ko разбивает оттенки на пять (иногда шесть-семь) требуемых категорий.

Несмотря на то что в узбекском языке существуют слова, обозначающие четкие категории цвета (близкие к обозначениям, принятым в других языках), реальное использование этих категориальных названий и роль, которую они играют в действительной классификации цветовых оттенков, иные, чем это встречается в более развитых укладах.

У женщин ичкари, имеющих богатую практику вышивания, преобладающую роль, как мы видели, играют не категориальные, а наглядно-образные обозначения цветовых оттенков.

Соответственно этому и группировка (классификация) цветовых оттенков у них сильно отличается от того процесса классификации цвета путем его отнесения к определенной категории, который описывается в литературе по психологии восприятия и кодирования цвета. Если испытуемые с достаточно высоким уровнем образования обычно не только обладают четким набором категориальных обозначений цвета, но и реально пользуются ими, группируя оттенки путем отнесения их к определенным цветовым категориям, то у другой группы испытуемых процесс классификации цветов носит совсем иной характер.

Напомним, что значительное число женщин ичкари вообще отказывается выполнять отвлеченную операцию классификации цвета, заменяя эту задачу «подбором» цветовых оттенков, их укладыванием в известную гамму по насыщенности, светлости или цветовым комбинациям. Для них характерна дробная группировка цвета.

Попытки получить у них группировку, в каждую из которых входили бы оттенки только одного основного цвета, т. е. заставить их абстрагироваться от непосредственного восприятия оттенков, приводят к отказу от выполнения задачи.

Это непосредственное отношение к оттенкам, не преломляющееся через призму категориальных названий, весьма характерно для первой группы наших испытуемых — их непосредственная практика исключает операции с цветовыми оттенками.

Такого рода специфика операций с цветовыми оттенками исчезает у более развитых групп: у последних категориальное обозначение цвета занимает все большее место; оно, кроме того, начинает играть важную роль в «отнесении» цветовых оттенков к определенным группам. Словом, процесс классификации цвета приобретает хорошо знакомые формы манипуляций с цветовыми категориями, абстрагированных от непосредственно воспринимаемых оттенков светлоты и насыщенности. За описанными различиями можно, таким образом, предполагать глубокие психологические сдвиги, которые в дальнейшем анализе будут встречаться много раз и примут более отчетливые формы.

Эти особенности выступят и в опытах с восприятием геометрических фигур.

==44

Опыты с называнием и классификацией геометрических фигур

Восприятие геометрических фигур стало в первой четверти нашего века для психологии одним из важнейших объектов изучения. Анализируя именно эти восприятия, представители гештальт-психологии пытались описать основные законы структурного восприятия и найти процессы, объединявшие психологию с физикой и составлявшие, по их мнению, естественную основу познавательных процессов человека. Существенная особенность этого изучения восприятия геометрических фигур заключалась, однако, в том, что круг испытуемых был весьма узок. Это были, как правило, высокоподготовленные люди — чаще всего студенты, работавшие на кафедрах психологии университетов, прошедшие значительный курс образования и полностью овладевшие геометрическими понятиями. Как и в работах Вюрцбургской школы по психологии мышления, где испытуемыми были профессора и доценты, исследования гештальт-психологов по существу показывали восприятие людей с высоко специализированной подготовкой — в данном случае восприятие геометрических форм.

Возникает вопрос: сохраняются ли законы восприятия, описанные представителями гештальт-психологии, и для испытуемых других культурных уровней, являются ли, иначе говоря, эти законы универсальными? Или же в других социально-экономических укладах восприятие геометрических фигур происходит по-другому, и законы, описанные для развитого восприятия людей, выросших под формирующим влиянием обучения, имеют относительно узкий и частный характер?

Наша гипотеза заключалась в следующем. Если восприятие геометрических фигур (как и каждое восприятие) является процессом, имеющим сложное смысловое и системное строение, если оно предполагает выделение опорных признаков, выбор из многих альтернатив и принятие соответствующего «решения», есть основания думать, что и этот процесс в значительной степени зависит от характера практики испытуемого. Человек, деятельность которого сформировалась в условиях конкретной наглядно-действенной практики, будет, видимо, выделять из предложенных геометрических фигур признаки и воспринимать сами эти фигуры иначе, чем человек, получивший теоретическую подготовку и располагающий системой хорошо дифференцированных геометрических понятий.

Литература располагает относительно небольшим числом данных, говорящих о том, что восприятие геометрических форм тоже является процессом, зависящим от условий культуры. В этой области натуралистические представления гештальт-психологии, подходившей к восприятию форм, как к процессу, который непосредственно отражает оптико-геометрические законы, сохранялись гораздо более прочно, чем натуралистические представления о восприятии цветов. '

==45

В последнее время, однако, все чаще стали высказываться предположения о том, что восприятие геометрических форм также обнаруживает заметную зависимость от условий культуры (Хэлловел, 1951, 1955); эти условия влияют на способы выделения наиболее существенных признаков воспринимаемых форм, и само восприятие в силу этого в условиях различных культур может иметь различный характер (Сегалл, Кэмпбелл, Херсковитс, 1966).

Эти общие положения отразились в отдельных наблюдениях. Некоторые авторы, например, отмечали, что многие особенности геометрических воприятий, наблюдаемые у европейцев, отражают не естественные законы перцепции, а то, что люди, живущие в условиях «культуры прямых углов и линий» («carpentered world»), выделяют при восприятии именно эти геометрические признаки. У людей же, живущих в других условиях, такого рода выделение отсутствует (Брунсвик, Кэмиа, 1953; Сегалл, Кэмпбелл, Херсковиц, 1966). Любопытный факт был отмечен Бевериджем (1935, 1939). Он сообщал, что опыты с вращением круга вокруг его оси у африканцев Того дают значительно большую константность, чем у европейцев.

Все эти единичные и еще разрозненные наблюдения заставляли предполагать, что в условиях различных культур отношение к геометрическим формам не остается неизменным. Два отмеченных выше факта приводят, в частности, к предположению, что в условиях разных культур отношение к. геометрическим формам, как к реальным предметам, может создать такие закономерности геометрического восприятия структур, которые будут очень отличаться от описанных представителями гештальт-психологии.

Желая проверить догадку о существенной зависимости восприятия геометрических фигур от практики субъекта, мы провели серию опытов, в которых испытуемым разных групп предлагалось оценить (назвать) различные геометрические фигуры, а затем объединить сходные фигуры в отдельные группы (классифицировать их).

Для того чтобы процесс анализа (выделения ведущих признаков, обозначения фигур определенными терминами и их группировки) был доступен для исследования, нашим испытуемым предъявлялись геометрические фигуры, которые относились к одной и той же категории, но имели разный вид. Они были законченные или незаконченные, светлые или темные, изображались то сплошной линией, то состояли из дискретных элементов (точек, крестов и т. д.—рис. 2). Это позволяло выяснить, какие признаки выделяются испытуемыми как основные, к каким категориям они относят данные геометрические фигуры, на каких основах производят классификацию фигур.

Как и в предшествующей серии, испытуемыми были женщины ичкари, курсантки дошкольных курсов, колхозные активисты и студентки педагогического техникума.

Называние геометрических фигур. Как показали полученные данные, лишь наиболее культурно развитая группа испытуемых — студентки педагогического техникума—называли геометрические фигуры категориальными названиями (круг, треугольник, квадрат и т. п.). Фигуры, изображенные дискретными элементами, воспринимались ими как те же круги, треугольники, квадра-

==46

ты. Незаконченные фигуры расценивались как «что-то вроде круга», «что-то вроде треугольника». Конкретные образные обозначения (линейка, метр) встречались лишь в единичных случаях.

Существенно иные результаты были получены у испытуемых других групп.

Женщины ичкари, как этой можно было предполагать, не дали ни одного категориального (геометрического) обозначения предложенных фигур. Все геометрические фигуры обозначались ими как названия предметов. Так, круг получал название тарелка, сито, ведро, часы, месяц; треугольник—тумар (узбекский амулет); квадрат—зеркало, дверь, дом, доска, на которой сушат урюк. Треугольник, изображенный крестами, трактовался как

R и с. 2. Геометрические фигуры, предъявлявшиеся испытуемым

1

вышивка крестом, корзинка, звезды; треугольник, изображенный маленькими полумесяцами, оценивался как золотой тумар или как ногти, какие-то буквы и т. д. Незаконченный круг никогда не назывался кругом, но почти всегда браслетом или серьгой, а незаконченный треугольник воспринимался как тумар или стремя.

Оценка абстрактных геометрических фигур у этой группы испытуемых носила таким образом ярко выраженный конкретный, предметный характер, явно доминировавший над отвлеченно-геометрическим восприятием формы.

Данные, полученные у других групп испытуемых, имеют промежуточный характер, однако обозначение геометрических фигур конкретными предметными названиями продолжает доминировать над обозначением их категориальными названиями у всех испытуемых, кроме студенток педагогического техникума (табл.4).

Следует обратить внимание на тот факт, что испытуемые, воспринимавшие геометрические формы предметно, не обнаруживали в своем восприятии никаких признаков соответствия с законами структурного восприятия, описанными в гештальт-психологии. Изображенные точками или крестиками треугольник или квадрат оценивались ими как звезды, часы, бусы, но, как правило, не оценивались как пунктирно изображенный треугольник или квадрат. Фигура незаконченного круга или треугольника

==47

оценивалась как браслет, тумар, или мерка для керосина, но не оценивалась как незаконченная геометрическая фигура. Мы имеем основание думать, что описанные гештальт-психологией законы «четкости» (прегнантности) структур, законы дополнения структур до целого (амплификации) выявляются с полной ототчетливостью лишь у испытуемых, усвоивших геометрические понятия, и не проявляются у тех, кто воспринимает данные формы предметно. Это положение после его тщательной проверки сможет сыграть роль в конкретном анализе психологии восприятия геометрических форм на различных этапах исторического развития.

Таблица 4. Характер называния геометрических фигур (в %)

Группа

Число испытуемых

Предметные названия

Категориальные названия

Женщины ичкари Курсантки дошкольных курсов Колхозный актив Студентки педагогического техникума

18 35 24 12

100 85,3 59,0 15,2

0 14,7 41,0 84,8

Классификация геометрических фигур. Это один из лучших

способов ближайшего изучения их восприятия.

Для отвлеченного восприятия отдельные геометрические формы являются «представителями» определенных крупных классов (круги—треугольники—четырехугольники и т. п.): отнесение таких фигур, иногда по первому впечатлению резко отличающихся друг от друга, к этим классам не представляет трудностей для человека, познавательные процессы которого формировались в ходе школьного обучения. «Индивидуальные черты» отдельных геометрических фигур при этом игнорируются, ведущие признаки — признаки «геометрического класса» выделяются, и на основе этого «принимается решение». Именно этот процесс—отнесения геометрических фигур к определенным классам—был смоделирован и положен в основу работы «различающих» электронных устройств (перцептронов).

Справляются ли с этой задачей те из наших испытуемых, у которых конкретное предметное восприятие геометрических форм преобладает над отвлеченным геометрическим и у которых, как можно отсюда предположить, процесс «кодирования» геометрических фигур носит иной характер?

Эти отличия создавали известные препятствия для классификации фигур, так как наглядные признаки, служившие разводящими факторами, усиливались, а общие признаки, являющиеся на самом деле сближающими факторами, наоборот ослаблялись.

Процесс классификации у студенток техникума мало чем от-

==48

личался от хорошо известных нам способов классификации: геометрические фигуры классифицировались ими по отдельным категориям. Здесь, как правило, все виды треугольников объединялись в одну группу, все виды четырехугольников или кругов — в соответствующие группы, независимо от их формы или характера контура. Абстракция от непосредственного впечатления, создаваемого внешним видом, цветом, размером или способом выполнения, не вызывала никаких трудностей. Восприятие геометрических фигур опосредствовалось здесь категориальными названиями и носило отчетливый системный характер.

Совершенно иная картина наблюдалась в других группах испытуемых.

Женщины ичкари, а также в значительной мере и мужчины дехкане, воспринимали отдельные геометрические фигуры предметно. Такое предметное восприятие определяло характер классификации фигур. В одну группу собирались фигуры, воспринимавшиеся как одинаковые предметы; иногда группировка производилась по отдельным признакам (например, по цвету или по способу выполнения), т. е. сближались фигуры, которые оказывались сходными либо по своему предметному содержанию, либо по способу их выполнения. Поэтому квадрат (12), оценивавшийся как окно, и длинный прямоугольник (15), рассматривавшийся как ленейка, в одну группу не попадали. Испытуемые отказывались их объединять даже после соответствующей наводящей беседы. Наоборот, если две фигуры, например квадрат и усеченный треугольник (12 и 16), воспринимались как рамы («одна хорошая, другая—покосившаяся»), они легко объединялись в одну группу.

Приводимые далее примеры дают представление о том, как реально протекал процесс группировки геометрических фигур у наших испытуемых.

Исп. Алиева, 26 л., женщина из отдаленного кишлака неграмотная

А можно как-нибудь иначе разложить? «Это часы (6 и 13), по-другому никак нельзя, часы разве можно сравнивать с другим? Вот это рамы (5 и 16), их никак нельзя с дорогой (18) или с водой (18) сравнивать. Вот это план (Kapia— 12), его можно приставить к рамам (5 и 16)». А можно положить вместе 12 и 18? «Нет, никак нельзя!» А почему? Разве они не похожи? «Нет, это план (12), а это вода в арыке (18), вместе нельзя».

==49

А вот это 13 и 12? Неужели в этих рисунках ничего похожего нет? «Похожи линии, эта (13) точками сделана, а эта (12) —линиями, но вещи разные: часы (13), и план (12)...»

Исп. Шир-Мухам., 27 лет, женщина из отдаленного кишлака, малограмотная

==50

Испытуемая определяет 1 как тарелку, 11 как кибитку, 2 как браслет, 13 как бусы, 10 как тумар, 4 как подставку под котел, 16 как зеркало, 5 как люльку, 8 как золотой тумар, 14 как зеркало, б как узбекские часы, 7 как серебряный тумар, 12 как зеркало. При предложении классифицировать фигуры она кладет вместе 7 и 8 («это—дорогие тумары»), а также 12, 14 и 16 («зеркала») и заявляет, что похожих больше нет.

Можно было бы умножить примеры, однако и приведенные факты ясно показывают, что процесс группировки геометрических фигур протекает у этих испытуемых по-иному, чем мы привыкли видеть. Определяющую роль здесь играет либо предметная оценка фигуры, либо способ ее выполнения.

Когда от испытуемого все же требуют объединения отдельных геометрических фигур в какие-либо группы, он начинает искать такие конкретные условия, при которых соответствующие фигуры-предметы могли бы «входить» в общую ситуацию. Эти примеры, иллюстрирующие коренные изменения самого принципа группировки предметов, представляют особый интерес.

Исп. П., 60 л., дехканка из отдаленного кишлака, неграмотная

==51

Приведенные примеры показывают, насколько восприятие испытуемых, обучавшихся в школе и пользующихся отвлеченными геометрическими понятиями, отличается от восприятия испытуемых, выросших в условиях конкретной предметной практики. Законы восприятия форм остаются одними и теми же, но если у одних испытуемых (культурно продвинувшихся) эти законы доминируют и определяют восприятие геометрических фигур, то у вторых (познавательные процессы которых формируются в условиях конкретной предметной практики) они не оцениваются как имеющие сколько-нибудь существенное значение и оттесняются конкретным предметным восприятием. Табл. 5 дает сводные данные.

Таблица 5. Особенности классификации геометрических фигур (в %)"?"'^Д

Группа

l u

ё|

0 R >. ue H

a a

ff B

a

W ^ S

°t

P Ae^

0 ая-

Классификация

§

Эк

(l (В

с к

по отдельным наглядным признакам

по геометрическим категориям

Женщины ичкари Курсантки дошкольных курсов Колхозный актив Студентки педагогического техникума

18 35 24 10

21,8 18,3 12,8 0

20,4 8,4 11,6 0

57,8 55,0 30,8 0

0

i3d,-e

44,8 100

Приведенные данные показывают, как с изменением культурного уровня меняется принцип классификации геометрических фигур, как снижается процент группировки фигур по их предметной оценке или по непосредственному впечатлению от отдельных, входящих в их состав признаков, и как нарастает процент категориального восприятия геометрических фигур.

==52

Опыты с оптико-геометрическими иллюзиями

Только что описанные факты подводят нас к последней серии опытов, которые, несмотря на то что они задевают очень специальную область, могут иметь принципиальное значение.

Речь идет о хорошо известных в психологии «оптико-геометрических иллюзиях».

Оптико-геометрические иллюзии давно привлекали внимание исследователей. Они, как известно, заключались в неправильном восприятии тех или иных линий или форм при определенном их расположении, или тех или иных данных в определенных соотношениях. Возникающее иллюзорное восприятие при этом оказывалось настолько устойчивым и универсальным, что возникала мысль о необходимости поиска общих для всех людей физиологических механизмов, приводящих к подобным результатам.

Существуют многие оптико-геометрические иллюзии, имеющие, по-видимому, различное физиологическое основание, но которые, как предполагалось, в одинаковой мере проявляются у всех испытуемых.

Сюда относятся известная иллюзия Мюллера-Лайера, при которой две линии одинакового размера воспринимаются как разные по величине, если отходящие от их концов косые перекладины направлены в одном случае внутрь, а в другом—наружу; иллюзия размера, который «меняется» в зависимости от того, малыми или большими кружками окружены два одинаковых круга; иллюзия перспективы, при которой две равные по величине фигуры воспринимаются как разные, если они помещаются между сходящимися линиями, образующими впечатление перспективы; иллюзия, возникающая в том случае, если одно из одинаковых расстояний между точками остается пустым, а другое заполняется пунктиром и т. д.

Физиологические механизмы, лежащие в основе этих иллюзий, до сих пор недостаточно изучены. Исследования, проведенные за последние десятилетия (см. А. Л. Ярбус, 1965; Хохберг, 1971, и др.), позволяют думать, что иллюзии в значительной степени зависят от движения взора, скользящего от общей площади, которую занимает фигура. Однако большинство исследователей уверены, что все иллюзии имеют относительно элементарную естественную основу. Мысль о том, что они могут зависеть от условий культурного развития и проявляться на разных этапах исторического развития с неодинаковой частотой, не всегда приходила в голову исследователям.

Между тем исходные представления, с которыми мы подходим к структуре психологических процессов,—лежащее в основе нашего исследования предположение об историческом формировании смыслового и системного строения психологических процессов—заставляет нас сомневаться в универсальном и внеисторическом характере оптико-геометрических иллюзий.

==53

Согласно нашим предположениям, всякое зрительное восприятие имеет сложное смысловое и системное строение, меняющееся по мере исторического развития. Оно включает в свой состав различную по содержанию переработку зрительных информации—в одних случаях ограничивающуюся непосредственным впечатлением, в других—преломляясь через призму практического предметного опыта, в третьих — опосредствуясь языком и построенными на его основе формами анализа и синтеза воспринимаемого материала.

Из этих предположений следует и другое: по мере перехода к более сложным историческим условиям формирования познавательных процессов меняются и отдельные явления зрительного восприятия.

Изменения психических процессов, отмеченные нами при наблюдении восприятия геометрических фигур, должны проявиться и при исследовании оптико-геометрических иллюзий. Если механизмы, определяющие появление иллюзий, на различных этапах исторического развития действительно неодинаковы, исследование должно подтвердить это. Те иллюзии, которые имеют в своей основе относительно элементарные физиологические факторы, останутся, вероятно, неизменными; иллюзии же, имеющие более сложную основу, будут в разных условиях проявляться по-разному, а в некоторых случаях, возможно, вообще не будут проявляться.

Мысль о том, что оптико-геометрические иллюзии могут быть неодинаковыми в условиях различных культур, что эти иллюзии не обязательно являются результатом элементарных законов физиологии восприятия, долгое время оставалась совершенно чуждой психологам, занимающимся зрительной перцепцией. Поэтому фактов, могущих подтвердить историческую обусловленность оптико-геометрических иллюзий, до сих пор в литературе накопилось сравнительно немного.

Впервые предположение о зависимости оптических иллюзий от условий культуры было высказано Риверсом (1905), указавшим, что у исследованных им африканцев племени Тода значительно меньше зрительно-геометрических иллюзий, чем у европейцев. Этот же автор предположил, что существуют разные классы иллюзий, из которых одни больше зависят от условий культуры, а другие — меньше (так, иллюзия длины вертикальных и горизонтальных линий встречается у африканцев чаще, чем иллюзия Мюллера-Лайера).

В последнее десятилетие положение культурно-исторической обусловленности оптико-геометрических иллюзий стало рассматриваться с гораздо большим вниманием. Было отмечено, что иллюзии, связанные с восприятием перспективы в геометрических изображениях, встречаются значительно чаще у городских жителей. Так, у зулусов из лесных районов иллюзия трапециевидного окна имеет место только в 14% случаев, тогда как у зулусов, живущих в городах,—в 64% случаев (Олпорт и Петтигрю, 1957). Было выдвинуто предположение , что многие из оптико-геометрических иллюзий проявляются лишь в экономических условиях городской культуры (carpentered world), а у жителей лесов, обитающих в сплетенных из ветвей круглых хижинах, встречаются значительно реже. Следовательно, корни оптико-геометрических иллюзий необходимо искать не столько в физиологических законах зрительного восприятия, сколько в социально-исторических условиях существования (Сегалл, Кэмпбелл, Херсковитс, 1963, 1966, и др.).

==54

Все эти данные являются лишь первыми наблюдениями. Тщательное изучение оптико-геометрических иллюзий в условиях разных культур представляет поэтому большой интерес.

Для проверки положения, согласно которому оптико-геометрические иллюзии имеют неоднородный характер и отражают различные стоящие за ними факторы, были проведены опыты, в которых приняли участие Е. Н. Мордкович и Л. С. Газарьянц. К описанию этих опытов мы сейчас и переходим.

Испытуемым ряда групп предъявлялись рисунки, вызывающие обычно оптико-геометрические иллюзии, с тем чтобы выявить, появляются ли эти иллюзии в любых случаях.

R и с. 3. Оптико-геометрические иллюзии, предлагавшиеся испытуемым различных групп

Представлены иллюзии различного типа (рис. 3). Одни создаются в результате различных взаимоотношений фигуры с окружающим, другие — в зависимости от заполненности или незаполненности расстояний, третьи —из-за ошибочной оценки общей площади.

Мы хотели выяснить, остаются ли известные в психологии явления иллюзорной оценки геометрических фигур у всех изучаемых нами групп или не у всех. Если это проявление оптикогеометрических иллюзий не является универсальным, какие именно из них и в каких случаях сохраняются, а какие отсутствуют.

Оказалось, что оптико-геометрические иллюзии не являются универсальным фактом. Число иллюзий, возникающих при восприятии данных фигур, сильно колеблется, поднимаясь по мере повышения уровня образования испытуемых до 75,6% (табл. 6). Выяснилось, что оптико-геометрические иллюзии не всегда возникают даже у студенток педагогического техникума (лишь в 70—80% всех случаев). В группах, квалификация которых ниже, число случаев, когда 'предъявленные фигуры вызывают обычные оптико-геометрические иллюзии, закономерно понижается. Таким образом, факты отчетливо указывают на то, что и оптикогеометрические иллюзии связаны со сложными психологическими процессами, изменяющимися по мере общественно-исторического {культурного) развития.

Как видно из табл. 6, наличие или отсутствие той или иной оптико-геометрической иллюзии, частота ее у разных групп ис-

==55

пытуемых неодинаковы. Мы легко можем выделить конкретные геометрические структуры, которые дают большой процент иллюзий у испытуемых, уровень образования которых выше, но почти не вызывают их у неграмотных испытуемых.

К числу иллюзий, проявляющихся почти у всех испытуемых, относится иллюзия Мюллера-Лайера (см. рис. 3). Она возникает в 90—100% случаев, появляясь даже у женщин ичкари (две трети случаев). Есть, следовательно, основания предполагать, что появление этой иллюзии имеет относительно элементарный характер и не связано со сложными формами познавательной

Таблица 6. Количество оптико-геометрических иллюзий (в %)

деятельности. Последние работы, посвященные анализу движений глаз при восприятии фигуры Мюллера-Лайера (А. Л. Ярбус, 1965), показали, что эта иллюзия возникает благодаря рефлекторному движению глаз по занимаемой данной фигурой общей площади. Полученные результаты находят, таким образом, достаточно отчетливое разъяснение.

К иллюзиям, которые возникают преимущественно у испытуемых, получивших квалификацию, относятся иллюзии перспективы (3) и другие, связанные с восприятием отношений между элементами геометрической структуры (5, 7 и 9). Есть основания предполагать, что эти оптико-геометрические иллюзии есть результат гораздо более сложных психических процессов и что в их возникновении участвуют навыки, формировавшиеся в специальном обучении. Восприятие перспективы, например, связано с обучением, что подтверждается недавними работами Дереговского (1968 а, б). Наличие сформнрованной оценки структур также заставляет соотносить между собой элементы этих структур. Следовательно, такие иллюзии могут и не возникнуть в условиях предметного восприятия геометрических форм.

Данные, которые мы получили, носят предварительный характер. Лежащие в основе рассматриваемых иллюзий механизмы могут стать яснее, если будет найдена специальная, наи

==56

более подходящая форма эксперимента, при которой можно будет, изменяя условия опыта, добиваться то возникновения, то исчезновения оптико-геометрических иллюзий.

Однако мы полагаем, что наши данные наглядно показывают зависимость от социально-исторического развития и таких процессов восприятия, которые прежде рассматривались как чисто физиологические, а следовательно, универсальные.

Анализ исторического формирования сознания мы начали с исследования относительно частных психологических процессов, т. е. с таких форм восприятия, которые обычно считались относительно элементарными и доступными лишь физиологическому анализу.

Полученные данные показали, что даже относительно простые процессы восприятия цветовых оттенков и геометрических форм в значительной степени зависят от характера практики субъекта и от его культурного уровня.

Факты, как нам кажется, позволили заключить, что восприятие цвета и формы, широко изученное современной психологией, на самом деле является лишь восприятием развитого человека, сформировавшегося в условиях культурного влияния и школьного обучения, человека, владеющего системой понятийных кодов, в которые укладывается это его восприятие.

В иных общественно-исторических условиях, где жизнь людей определяется в основном практическим опытом и где формирующее влияние школы еще не имеет места, процесс кодирования цветовых оттенков и геометрических фигур носит иной характер. Восприятие цветовых оттенков и геометрических форм, укладываясь в иную систему практики, обозначаясь иной системой словесных названий, подчиняется иным законам.

Теперь мы перейдем к анализу более сложных форм познавательной деятельности. Этот анализ, как мы надеемся, позволит нам обнаружить элементы исторического формирования сознательной деятельности еще более наглядно.

==57

1-2-3-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-