Глава 1 ПРОЛОГ В МОРЕ

В широком море ты свой путь начни! Все твари там из малого родятся, Растут, преуспевают и плодятся, Глотая жадно меньших, чем они, И к высшему свершению стремятся.

Гете

Извечная мечта о полете стала явью: я невесомо парю в невидимой среде и легко скольжу над залитой солнцем равниной. При этом я двигаюсь не так, как счел бы должным двигаться человек, обывательски заботящийся о приличиях — животом вперед и головой кверху, — а в положении, освященном древним обычаем всех позвоночных: спиною к небу и головой вперед. Если я хочу посмотреть вперед, приходится выгибать шею, и это неудобство напоминает, что я, в сущности, обитатель другого мира. Впрочем, я этого не хочу или хочу очень редко; как и подобает земному исследователю, я смотрю по большей части вниз, на то, что происходит подо мной.

"Но там внизу страшно, и человек не должен искушать богов и никогда не должен стремиться увидеть то, что они милостиво укрывают мраком и ужасом". Но раз уж они это не делают, раз уж они — совсем наоборот — посылают благодатные лучи южного солнца, чтобы одарить животных и растения всеми красками спектра, человек непременно должен стремиться проникнуть туда, и я советую это сделать каждому хоть раз в жизни, пока он не слишком стар. Для этого человеку нужны лишь маска и дыхательная трубка — в крайнем случае для полной важности еще пара резиновых ластов, — ну и деньги на дорогу к Средиземному морю или к Адриатике, если только попутный ветер не занесет его еще дальше на юг.

С изысканной медлительностью пошевеливая плавниками, я скольжу над сказочным ландшафтом. Это не настоящие коралловые рифы с их буйно расчлененным рельефом живых гор и ущелий, а менее впечатляющая, но ничуть не менее заселенная поверхность дна возле берега одного из тех многочисленных островков, сложенных коралловым известняком, — так называемых Киз (Keys), — которые длинной цепью примыкают к южной оконечности полуострова Флорида. На дне из коралловой гальки повсюду сидят диковинные полушария кораллов-мозговиков, несколько реже — пышно разветвленные кусты ветвистых кораллов, развеваются султаны роговых кораллов, или горгоний, различных видов, а между ними — чего не увидишь на настоящем коралловом рифе дальше в океане — всевозможные водоросли, коричневые, красные и золотистые. На большом расстоянии друг от друга стоят громадные "черепаховые" губки, толщиной в обхват и высотой со стол, некрасивой, но правильной формы, словно сделанные человеческими руками. Безжизненного каменистого дна не видно нигде: все пространство между уже названными организмами заполнено густой

3 К. Лоренц

==65

порослью мшанок, гидрополипов и губок; фиолетовые и оранжево-красные виды покрывают большие площади, и о многих из этих пестрых бугристых покрывал я даже не знаю, животные это или растения.

Не прилагая усилий, я постепенно выплываю на мелководье; кораллов становится меньше, зато растений больше. Подо мной расстилаются обширные леса очаровательных водорослей, имеющих точно такую же форму и точно такие же пропорции, как африканская зонтичная акация; и это сходство прямо-таки навязывает иллюзию, будто я парю не над атлантическим коралловым дном на высоте человеческого роста, а в сотни раз выше над эфиопской саванной. Подо мной уплывают вдаль широкие поля взморника и меньшие поля карликового взморника, и, когда воды подо мною остается чуть больше метра, при взгляде вперед я вижу длинную, темную, неровную стену, которая простирается влево и вправо, насколько хватает глаз, и без остатка заполняет промежуток между освещенным дном и зеркалом водной поверхности. Это — многозначительная граница между морем и сушей, берег Lignum Vitae Key, Острова Древа Жизни.

Вокруг становится гораздо больше рыб. Они десятками разлетаются подо мной, и это снова напоминает аэроснимки из Африки, где стада диких животных разбегаются во все стороны от тени самолета. В других местах, над густыми лугами взморника, забавные толстые рыбы-шары разительно напоминают куропаток, которые вспархивают над полем из-под колосьев, чтобы, немного пролетев, нырнуть в них обратно. Другие рыбы поступают наоборот — прячутся в водоросли прямо под собою, едва я приближаюсь. Многие из них самых невероятных расцветок, но при всей пестроте их краски сочетаются безукоризненно. Толстый "дикобраз" с изумительными дьявольскими рожками над ультрамариновыми глазами лежит совсем спокойно, осклабившись, — я ему ничего плохого не сделал. А вот мне один из его родни кое-что сделал: за несколько дней до того я неосторожно взял такую рыбку (американцы называют ее "Spiny Boxfish", "колючая рыба-коробка"), и она своим попугайским клювом из двух зубов, растущих навстречу друг другу и острых как бритвы, без труда отщипнула у меня с указательного пальца правой руки порядочный кусок кожи. Я ныряю к только что замеченному экземпляру — надежным, сберегающим силы способом пасущейся на мелководье утки, подняв над водой заднюю часть, — осторожно хватаю этого малого и поднимаюсь с ним наверх. Сначала он безуспешно пробует кусаться, но вскоре осознает серьезность положения и начинает себя накачивать. Я отчетливо ощущаю рукой, как работает "поршень" маленького насоса — глотательных мышц рыбы. Когда она достигает предела упругости своей кожи и превращается у меня на ладони в туго надутый шар с торчащими во все стороны шипами, я отпускаю ее и забавляюсь потешной торопливостью, с какой она выплевывает лишнюю воду и исчезает в морской траве.

Затем я поворачиваюсь к стене, отделяющей здесь море от суши. С первого взгляда можно подумать, что она из туфа — так причудливо изъедена ее поверхность, столько пустот смотрят на меня, черных и бездонных, словно глазницы черепов. На самом же деле эта скала — скелет,

==66

остаток доледникового кораллового рифа, погибшего во время сангаммонского оледенения, оказавшись над уровнем моря. Вся скала состоит из останков кораллов тех же видов, какие живут и сегодня; среди этих останков вкраплены раковины моллюсков, живые собратья которых по виду и сейчас населяют эти воды. Здесь мы находимся сразу на двух рифах: на старом, который мертв уже десятки лет, и на новом, растущем на трупе старого. Кораллы, как и цивилизации, растут обычно на скелетах своих предшественников.

Я плыву к изъеденной "причальной стенке", а потом вдоль нее, пока не нахожу удобный, не слишком острый выступ и хватаюсь за него правой рукой, чтобы встать на якорь. В дивной невесомости, в идеальной прохладе, но не в холоде, словно гость в сказочной стране, отбросив все земные заботы, я отдаюсь колыханию нежной волны, забываю о себе и весь обращаюсь в зрение — воодушевленный, восторженный привязной аэростат!

Вокруг меня со всех сторон рыбы — на небольшой глубине почти сплошь мелкие. Они с любопытством подплывают ко мне издали или из своих укрытий, куда успели спрятаться при моем приближении, снова шарахаются назад, когда я "кашляю" своей трубкой, резким выдохом выталкивая из нее просочившуюся снаружи и образовавшуюся в результате конденсации воду. Но как только я снова начинаю дышать спокойно и тихо, они сразу возвращаются. Мягкие волны колышут их синхронно со мною, и я от полноты своего классического образования вспоминаю: "Вы снова рядом, зыбкие созданья? Когда-то, смутно, я уж видел вас... Но есть ли у меня еще желанье схватить вас, как мечтал я в прошлый раз?" Именно наблюдая рыб, я впервые увидел, на самом деле еще очень смутно, некоторые общие закономерности поведения животных, поначалу ничего в них не понимая; а безумная мечта постигнуть их еще в этой жизни по-прежнему владеет мною! Зоолог, как и художник, никогда не устает в своем стремлении охватить жизнь во всей полноте ее форм.

Многообразие форм, окружающих меня здесь — некоторые из них настолько близко, что я не могу их четко рассмотреть своими уже дальнозоркими глазами, — поначалу кажется подавляющим. Но через некоторое время физиономии вокруг становятся роднее, и восприятие образов — этот чудеснейший инструмент человеческого познания — начинает охватывать множество окружающих обличий. И тогда вдруг оказывается, что вокруг хотя и немало разных видов, но совсем не так много, как казалось вначале. По тому, как они появляются, рыбы сразу делятся на две различные категории: одни подплывают стаями, по большей части со стороны моря или вдоль скалистого берега, другие же, когда проходит паника, вызванная моим появлением, медленно и осторожно выбираются из норы или из другого укрытия, и всегда — поодиночке! Об этих я уже знаю, что одну и ту же рыбу можно всегда, даже через несколько дней или недель, встретить в одном и том же месте. Все время, пока я был на острове Ки Ларго, я регулярно, каждые несколько дней, навещал одну изумительно красивую рыбу-бабочку в ее жилище под причальной эстакадой, опрокинутой ураганом Донна, и всегда заставал ее дома.

==67

Другие рыбы бродят стаями с места на место; их можно встретить то здесь, то там. К таким относятся миллионные стаи маленьких серебристых колосянок, разные мелкие сельдевые, живущие около самого берега, и их опасные враги ·— стремительные сарганы; чуть дальше, под сходнями, причалами и береговыми обрывами тысячами собираются серо-зеленые рифовые окуни-люцианы, или снепперы'* и — среди многих других — красноротики с прелестными желтыми и голубыми полосами, которых американцы называют "grunts" ("ворчуны") из-за звука, который издает эта рыба, когда ее вынимают из воды. Особенно часто встречаются и особенно красивы синеполосчатые, белые и желтополосчатые красноротики; эти названия выбраны неудачно, поскольку окраска всех трех видов состоит из голубого и желтого, только в разных сочетаниях. По моим наблюдениям, они и плавают зачастую вместе, в смешанных стаях. Немецкое название рыбы (Purpurmaul — буквально "багровая пасть") происходит от броской, ярко-красной окраски слизистой оболочки рта, которая видна лишь в том случае, если рыба угрожает своему сородичу широко раскрытой пастью, на что тот отвечает подобным же образом. Однако ни в море, ни в аквариуме я никогда не видел, чтобы эти впечатляющие взаимные угрозы привели к серьезной схватке.

Замечательно бесстрашное любопытство, с которым следуют за ныряльщиком уже упомянутые и другие яркие красноротики, а также многие снепперы, часто плавающие с ними вместе. Вероятно, они точно так же сопровождают мирных крупных рыб или почти уже вымерших

— увы! — ламантинов, легендарных морских коров, в надежде поймать рыбешку или другую мелкую живность, которую вспугнет крупное животное. Когда я впервые выплывал из своего "порта приписки"

— с мола у мотеля "Ки Хэйвн" в Тавернье на острове Ки Ларго, — я был просто потрясен неимоверным числом ворчунов и снепперов, окруживших меня столь плотно, что я ничего не видел вокруг. И куда бы я ни плыл — они были повсюду в таком же количестве. Лишь постепенно до меня дошло, что это те же самые рыбы, что они меня сопровождают; даже при осторожной оценке их было несколько тысяч! Если я плыл параллельно берегу к следующему молу, расположенному примерно в семистах метрах, то стая следовала за мной приблизительно до половины пути, а затем внезапно разворачивалась и стремительно уносилась домой. Когда мое приближение замечали рыбы, обитавшие под следующим причалом, из темноты под мостками навстречу мне вылетало ужасающее чудовище, нескольких метров в ширину, почти такой же высоты, длиною во много раз больше, отбрасывавшее на освещенное солнцем дно плотную черную тень, и лишь вблизи оно распадалось в бесчисленную массу все тех же дружелюбных красноротиков. Когда это случилось в первый раз, я перепугался до смерти! Потом как раз эти рыбки стали вызывать во мне совершенно противоположное чувство: пока они рядом, можно быть совершенно спокойным, что нигде поблизости нет крупной барракуды!

Совсем иначе ведут себя ловкие маленькие разбойники — сарганы, которые охотятся у самой поверхности воды небольшими группами, по

' *0т англ. snap — хватать, кусать. — Примеч. пер.

==68

пять-шесть рыбок в каждой. Тонкие, как прутики, они почти невидимы с моей стороны, потому что их серебристые бока отражают свет точно так же, как нижняя поверхность воздуха, всем нам более знакомая во второй своей ипостаси как поверхность воды. Впрочем, при взгляде сверху они отливают серо-зеленым, точь-в-точь как вода, так что заметить их, пожалуй, еще труднее, чем снизу. Развернувшись в широкую цепь, они прочесывают самый верхний слой воды и охотятся на крошечных колосянок, silversides'*, которые миллионами и миллионами роятся в воде, густо, как снежинки в пургу, сверкая, словно серебряная канитель. Меня эти крошки совсем не боятся — для рыбы моего размера они не добыча, я могу плыть прямо сквозь их скопления, и они почти не расступаются, так что порой я непроизвольно задерживаю дыхание, чтобы не затянуть их себе в горло, как это часто случается, когда имеешь дело с такой же тучей комаров. Я дышу через трубку в другой среде, но рефлекс остается. Однако стоит приблизиться самому крошечному саргану, как серебристые рыбки мгновенно разлетаются во все стороны — вниз, вверх, даже выскакивают из воды, так что в одну секунду образуется большое пространство, свободное от серебряных хлопьев, которое постепенно заполняется лишь тогда, когда охотники исчезают вдали.

Как бы ни отличались головастые, похожие на окуней ворчуны и снепперы от тонких, вытянутых, стремительных сарганов, у них есть общий признак: они не слишком отклоняются от привычного представления, которое связывается со словом "рыба". С оседлыми обитателями нор дело обстоит иначе. Великолепного синего "ангела" с желтыми поперечными полосами, украшающими его юношеский наряд, пожалуй, еще можно счесть "нормальной рыбой". Но вот то, что показалось в щели между двумя коралловыми глыбами, нерешительно продвигаясь вперед и раскачиваясь взад и вперед наподобие челнока, — какой-то бархатно-черный диск с ярко-желтыми полукруглыми лентами поперек и сияющей ультрамариновой каймой по нижнему краю: рыба ли это вообще? Или вот эти два создания, бешено промчавшиеся мимо, размером со шмеля и столь же округлые, у которых на тельце кричащего оранжево-красного цвета хорошо виден черный глаз, окаймленный голубой полосой, и притом на задней трети тела? Или маленький самоцвет, сверкающий вон из той норки, с идущей наискось, снизу вверх и спереди назад границей двух ярких окрасок, фиолетово-синей и лимонно-желтой? Или вот этот невероятный клочок темно-синего звездного неба, усеянный голубыми огоньками, который появляется из-за коралловой глыбы прямо подо мной, парадоксально извращая все пространственные понятия? Конечно же, при более близком знакомстве оказывается, что все эти сказочные существа — вполне приличные рыбы, причем они состоят не в таком уж дальнем родстве с моими давними друзьями и сотрудниками, рифовыми окунями. "Звездное небо", "Jewel Fish" ("рыбка-самоцвет") и рыбка с синей спинкой и головой и с желтым брюшком и хвостом ("Beau Gregory" — "красавец Грегори") — эти даже и вовсе близкая родня. Оранжево-красный шмель — это детеныш рыбы, кото-

' *"Серебристобоких" (англ.). — Примеч. пер.

==69

рую местные жители с полным основанием называют "Rock Beauty" ("скальная красавица"), а черно-желтый диск — молодой черный "ангел". Но какие краски и какие невероятные сочетания красок! Можно подумать, что они подобраны нарочно, чтобы быть как можно заметнее на возможно большем расстоянии, как знамя или, лучше сказать, как плакат!

Надо мной колышется громадное зеркало, подо мной звездное небо, хоть и крошечное, я невесомо витаю в прозрачной среде, окруженный кишащим роем ангелов, поглощен созерцанием, благоговейно восхищенный творением и его красотой. Но все же, хвала Творцу, я вполне способен наблюдать существенные детали. И тут мне бросается в глаза вот что: у рыб тусклой или, как у красноротиков, пастельной окраски я почти всегда вижу многих или хотя бы нескольких представителей одного и того же вида одновременно, часто они плавают вместе громадными, плотными стаями. Но из ярко окрашенных видов в моем поле зрения лишь один синий и один черный "ангел", один "красавец Грегори" и один "самоцвет"; а из двух малюток "скальных красавиц", которые только что промчались мимо, одна с величайшей яростью гналась за другой.

Хотя вода и теплая, от неподвижной аэростатной жизни я начинаю мерзнуть, но наблюдаю дальше. И тут замечаю вдали — а это даже в очень прозрачной воде всего 10—12 метров — еще одного "красавца Грегори", который медленно приближается, очевидно, в поисках корма. Местный "красавец" замечает пришельца гораздо позже, чем я со своей наблюдательной вышки, когда до него, остается не больше четырех метров. В тот же миг местный с беспримерной яростью бросается на чужого, и, хотя тот крупнее нападающего, он тут же разворачивается и удирает изо всех сил, дикими зигзагами, к чему здешний вынуждает его чрезвычайно серьезными таранными ударами, каждый из которых нанес бы тяжелую рану, если бы попал в цель. По меньшей мере один все-таки попал: я вижу, как опускается на дно блестящая чешуйка, кружась, словно опавший лист. Когда чужак скрывается вдали в сине-зеленых сумерках, победитель тотчас возвращается к своей норке. Он мирно проплывает сквозь плотную толпу молодых красноротиков, кормящихся возле самого входа в его пещеру; и полнейшее безразличие, с каким он обходит этих рыбок, наводит на мысль, что для него они значат не больше, чем камешки или другие несущественные и неодушевленные помехи. Даже маленький синий "ангел", довольно похожий на него и формой, и окраской, не вызывает у него ни малейшей враждебности.

Вскоре после этого я наблюдаю точно такую же, во всех деталях, стычку двух черных рыбок-"ангелов", размером едва с палец. Эта стычка, быть может, даже несколько драматичнее: еще сильнее кажется ожесточение нападающего, еще очевиднее панический страх удирающего пришельца, — хотя это может быть и потому, что мой медленный человеческий глаз лучше уловил движения "ангелов", чем "красавцев", которые разыграли свой спектакль слишком стремительно.

Постепенно до моего сознания доходит, что мне уже по-настоящему холодно. И пока я выбираюсь на коралловую стену в теплый воздух под

К оглавлению

==70

золотое солнце Флориды, я формулирую все увиденное в нескольких коротких фразах: яркие, "плакатно" окрашенные рыбы — все оседлые. Только у них я видел, что они защищают определенный участок. Их яростная враждебность направлена только против им подобных; я никогда не видел, чтобы рыбы разных видов нападали друг на друга, сколь бы ни была агрессивна каждая из них.

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46-47-48-49-50-51-52-53-54-55-56-57-58-59-