ТВОРЧЕСТВО КАК БИОЛОГИЧЕСКИЙ, СОЦИАЛЬНЫЙ И ИНДИВИДУАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН

(Вместо заключения)

Едва ли не наиболее характерным признаком творческих актов является создание чего-либо качественно нового, не содержавшегося в исходных для них условиях. В этом отношении человеческий интеллект, несомненно, представляет собой продукт творческих процессов, так как его особенности не могут быть выведены непосредственно ни из свойств нервной ткани, ни из специфических предпосылок развития, существовавших на нашей планете к началу биологической эволюции.

Вместе с тем и само мышление человека, как оно выступает и при изучении его результатов, и при психологическом анализе лежащих в его основе процессов, носит творческий характер. Понимание связи между действием рычага и соотношением расстояний до точки опоры; открытие бензольного кольца; возникновение идеи движения Земли вокруг Солнца, когда, казалось бы, непосредственно наблюдаемые данные говорят об обратном; новая поэма или новое математическое доказательство — все это примеры творческих, или креативных, познавательных процессов, результаты которых, хотя они и не являются беспричинными, не содержатся в исходных предпосылках. В этом заключительном разделе книги мы должны остановиться на данной проблематике, поскольку человеческий интеллект является, с одной стороны, проявлением творческих процессов, а с другой — представляет собой специфическое качество, связанное со способностью к творчеству. Складывается впечатление, что самые разнообразные феномены творчества имеют в своей основе нечто общее, характеризующее те условия, при которых возможно возникновение качественно новых достижений. Действительно, проведенный выше анализ позволяет указать это общее, причем, как будет показано, оно присуще не одним только индивидуально-психологическим феноменам мышления человека. Ф. Энгельс, видимо, имел в виду именно эти глубинные взаимосвязи, когда писал, что «законы мышления и законы природы необходимо согласуются между собой, если только они надлежащим образом познаны» (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 20, с. 539—540).

ТВОРЧЕСТВО И БИОЛОГИЧЕСКАЯ ЭВОЛЮЦИЯ

Одним из важнейших природных событий после возникновения нашей планеты является развитие жизни на ее поверхности. М. Айген (Eigen, 1971, 1972) рассматривает вопрос о том, какие биохимические предпосылки должны были бы существовать, чтобы обеспе-

==265

чить действие дарвиновских механизмов биологической эволюции. К таким предпосылкам относится способность к самовоспроизведению и тем самым размножению. Согласно этому автору, на пребиотическом этапе развития нашей планеты совершенно независимо друг от друга среди прочих возникли два класса молекулярных соединений. Речь идет, во-первых, о протеинах, или простых белковых соединениях, которые, вследствие слабости энергетических связей, оказались способными к чрезвычайно разнообразным комбинациям составляющих их компонентов. Ко второму классу относятся нуклеиновые кислоты, менее вариативные в отношении химической структуры, но зато способные к воспроизведению и продолжительной фиксации возникших изменений. Способность к воспроизведению обусловлена в данном случае сильным сродством между эквивалентными компонентами химической структуры. Как было сказано, оба класса молекулярных соединений появились независимо друг от друга. Однако когда они вступили во взаимодействие, то возник тот круговой процесс жизнедеятельности, который протекает до" сих пор и служит основой для естественного отбора. Постоянное взаимодействие нуклеиновых кислот и белков осуществляется в каждой клетке, в каждом многоклеточном организме, образуя механизм фиксации «следов» памяти во внутриклеточных биохимических структурах (см. Matthies, 1978).

Если попытаться обобщить этот пример перехода к системной функции более высокого качества, то вырисовывается примерно следующая картина. Важнейшая предпосылка появления нового качества складывается тогда, когда две независимо возникшие для выполнения различных функций системы вступают между собой во взаимодействие. Это взаимодействие порождает новое качество, причем две исходные структуры сохраняются в новом функциональном единстве как его частные подсистемы. Теперь мы можем перейти к анализу наших собственных примеров из эволюционной истории психических процессов, которые в целом демонстрируют правомерность того же самого общего принципа.

Механизмы гомеостатической регуляции впервые образуются вместе с обменом веществ между клеткой и ее окружением. Формирование органов чувств для приема информации и нервных сетей для регуляции движений — это иной процесс. Точно так же совершенно независимым, обусловленным длительным отбором качеством является способность белковых соединений сохранять информацию. Но когда процессы гомеостатической опенки состояния переработки сенсорной информации и нейронной координации движений вступают во взаимодействие, возникает та базовая форма направленности поведения, которая называется мотивацией. Рассмотренное взаимодействие создает возможность соответствующей потребностям организма регуляции поведения.

На более высокой ступени развития повторяется аналогичная ситуация: лишь после того, как сформируется мотивированное, находящееся под контролем актуальных потребностей поведение, можег начаться накопление зависящих от научения структур памяти. Любая

==266

другая форма сохранения информации не имела бы положительного эволюционного значения. Здесь в качестве системообразующего фактора на первый план выступает информационная емкость нейронов и нейронных сетей. Согласованное с потребностями сохранение информации и возникающая адаптивность поведения составляют суть элементарных процессов научения. После того как возникает это взаимодействие, оно уже оказывается неразрывным: мотивация и познание образуют диалектическое единство.

Анализ внешне, казалось бы, совершенно другого примера заставляет нас прийти к аналогичным выводам. Зрительное восприятие глубины неоднократно появляется в филогенезе, особенно там, где имеется широкое перекрытие монокулярных полей зрения. У некоторых видов птиц, прежде всего хищных, образуются даже две пары fovea centralis, благодаря которым, несмотря на сильную дивер1енцию оптических осей левого и правого глаза, достигается значительная острота глубинного зрения. Точно так же многократно появляется в ходе эволюции и нечто напоминающее прямохождение, но без одновременного наличия пригодных для схватывания объектов и манипуляции с ними передних конечностей (например, ящерохвостые или кенгуру). Только после возникновения взаимодействия бинокулярного восприятия глубины и хватательных движений передних конечностей, освободившихся в результате перехода к вертикальной походке, сложились условия, сделавшие возможной реализацию потребности в тонких мануальных координациях, составляющих самую сущность предметных действий человека. Такие координации одновременно служат стимулом к развитию высших отделов головного мозга. Вытекающими из этого следствиями исчерпывается значительная часть обсуждавшегося в данной книге материала. Это полностью соответствует той роли, которую отводил человеческой руке и предметному действию в процессах становления человека Ф. Энгельс.

Последний пример связан с еще более поздними этапами развития, непосредственно граничащими с возникновением общественных форм. жизни. Классификация объектов по релевантным поведению признакам формируется в ходе непосредственного обращения с вещами, выполнения тех или иных практических действий. Мы можем сказать, таким образом, что первичные понятия возникают в процессах практической сенсомоторной деятельности. С другой стороны, независимо от этого происходит дифференциация звуковых сигналов, направленная на достижение целей понимания в данных конкретных условиях. Коммуникативные сигналы выполняют функцию изменения поведения партнера. Но по мере развития общественного разделения труда и связанных с ним распределения и обмена продуктами трудовой деятельности возникает новая социальная потребность обмениваться информацией по поводу объективных ситуаций и конкретных вещей. Именно здесь понятийные образования начинают получать специфические обозначения. Эти обозначения определяются задачами передачи информации партнеру и устойчивой фиксации общественно-исторического опыта предыдущих поколе-

==267

ний. Первоначально раздельные когнитивные (или понятийные) и коммуникативные (или звуковые) содержания памяти вступают во взаимодействие, образуя основание того нового качества психических процессов, которое появляется вместе с возникновением речи. Начиная с этого этапа взаимосвязь речи и мышления кажется неразрывной.

Как показывают приведенные примеры, условия возникновения подлинно творческих достижений не сводятся только к эпизодам эволюционной истории. В дальнейшем мы рассмотрим общественные и индивидуально-психологические факторы, влияющие на процессы продуктивного мышления.

ТВОРЧЕСТВО И ОБЩЕСТВЕННЫЕ ФЕНОМЕНЫ

Можно было бы возразить, что те или иные творческие достижения нельзя рассматривать в качестве общественно-исторических феноменов, ибо они всегда являются результатами деятельности отдельных индивидов. Однако мы полагаем, что такая точка зрения ошибочна. Письменность, числовые системы, правила вычислений и т. п. не являются изобретениями гениальных одиночек, а конечным продуктом когнитивной и практической активности многих поколений людей, вызванной к жизни общественной потребностью и опосредованной системой социальных мотивов и ценностей. Речь идет не просто о сумме индивидуальных активностей. Точно так же, как шум морского прибоя не сводится к сумме звуковых эффектов, производимых отдельными каплями, общественная деятельность порождает новое качество когнитивных достижений, связанное с взаимодействием частных, направленных часто на достижение различных целей активностей.

Остановимся сначала на возникновении письменности. В качестве исходной предпосылки здесь должна существовать звуковая речь, и мы уже обсуждали ранее, каким образом она влияет на развитие первых систем письменности. Однако звуковая речь — лишь один из исходных факторов. Вторым факюром является использование визуальных конфигурации. Но такое использование первоначально связано с совершенно другой областью общественной жизни и служит удовлетворению иных социальных потребностей: применение знаков и символов вещей относится к формам активности, развивающимся в рамках культовых действий и магических заклинаний. Именно в этой области знак впервые начинает замещать нечто отличное от него самого, становясь воплощением мифических сил. Первые знаковые репрезентации являются при этом репрезентациями целых сцен. И все же уже сам факт замены и фиксации, казалось бы, неуловимой мысли наглядным знаком или символом позволяет сделать вывод о влиянии процессов творческого мышления. Конечно, это еще не шрифт. Для перехода к письменности необходимо найти визуальные знаковые формы, обозначающие фрагменты звуков речи. Мы обсуждали выше вопрос о том, в какой степени нахождение таких форм представляет собой новое когнитивное

==268

достижение. Лишь взаимодействие обоих выделенных факторов ведет к развитым видам письменности, представленным алфавитным и слоговыми шрифтами. Они возникают, следовательно, из взаимодействия двух различных когнитивных процессов.

Речь и письмо опредмечиваются в шрифте. Счет в течение длительного времени развивается совершенно независимо от письменной речи и служит иным целям. Образование зрительных символов, которые могут использоваться также для записи вычислительных операций, безусловно, является своего рода творческим достижением, в котором слились воедино результаты многочисленных когнитивных процессов. Не случайно на это ушло примерно на две тысячи лет больше, чем на формирование основ письменности в узком смысле слова. Сама идея выразить письмо и счет в одной форме свидетельствует о высоком творческом потенциале людей той далекой эпохи, ведь первоначально эти виды познавательной активности были столь же различны, как еще различны для нас сегодня, например, счет и пение, обозначение чисел и нотные знаки.

Вычислительные способности и навыки совершенствуются также во взаимодействии с довольно отличными от письма видами деятельности. Речь идет о строительстве, конструировании, различных ремесленных поделках, короче, о профессиональной практической деятельности. Чисто механическое использование рычага в подходящей ситуации доступно уже антропоидам. Но предсказание его действия, основанное на нахождении количественного соотношения длин плеч рычага (расстояний до точки опоры), представляет собой действительно качественно новое достижение в истории человеческой мысли. Это достижение связано с объединением опыта нахождения пропорций, веками и тысячелетиями вырабатывавшегося при обмене товарами и распределении продуктов трудовой деятельности, со знанием о механических свойствах предметов.

Здесь мы вплотную подошли к проблематике индивидуального творческого мышления, ведь хорошо известно, что именно Архимеду принадлежит великая заслуга открытия связи этих двух разрозненных областей человеческого знания. Он как бы увидел те и другие закономерности под единым углом зрения, понял существующую здесь фундаментальную взаимосвязь. Не в этом ли заключается рациональное зерно гештальтпсихологии (например, Кёлер, 1930; Wertheimer, 1945), представители которой подчеркивали, что для достижения продуктивного мыслительного результата необходимо так «повернуть» проблему, чтобы, казалось бы, разрозненные факты «замкнулись» в единое целое? Действительно, под озарением, или инсайтом, они фактически понимали приведение во взаимодействие отдельных хранящихся в памяти фрагментов знания о предметах и их процессуальных характеристиках. И можно лишь сожалеть о том, что все когнитивные процессы трактовались теоретиками гештальтпсихологии по образцу и подобию законов перцептивной организации. Задача, видимо, состоит в обратном — таком рассмотрении перцептивных процессов, при котором они выступят как компонент единой познавательной активности субъекта.

==269

В истории человечества известны многочисленные примеры того, как выдающиеся личности добивались творческих результатов, намного опережавших общий прогресс общественного накопления знаний об окружающем мире. Вспомним хотя бы о выдающейся догадке древнегреческого астронома Аристарха Самосского, давшего примерно в 280 г. до н. э. довольно полное описание гелиоцентрической картины мира. Смелость астрономических построений Аристарха даже навлекла на него обвинения в богоотступничестве, и он был вынужден покинуть Афины. Вместе с именем Коперника имя этого астронома древности символизирует для нас одно из высших достижений человеческого духа. Возникает законный вопрос: в какой степени рассмотренные до сих пор условия возникновения творческих достижений распространяются также на область индивидуального мышления?

ТВОРЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ КАК ИНДИВИДУАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН

Разумеется, мы не собираемся утверждать, что все примеры индивидуальных творческих достижений безусловно доказывают выведенное выше правило, согласно которому они возникают в результате взаимодействия двух независимо сформировавшихся когнитивных компонентов. И все же есть достаточные основания полагать, что это правило указывает на вполне валидный источник творческих инсайтов и в рамках индивидуального человеческого мышления. Некоторая смазанность картины объясняется в данном случае большим количеством влияющих на продуктивное мышление факторов: в интересующем нас взаимодействии участвуют обычно не два, а значительно большее число когнитивных процессов (см. Дункер, 1965). Прежде чем обратиться к творческому мышлению во всей его сложности, нам представляется целесообразным еще раз рассмотреть наиболее общие закономерности становления познавательных способностей человека в ходе раннего исторического развития.

Как мы отмечали, архаическое мышление является целостным и наглядно-иконическим. Содержание памяти на этом этапе определяется почти исключительно перцептивными процессами. Яркость и устойчивость представлений в свою очередь сильно зависят от сопутствующих аффективных переживаний. Нельзя полностью исключить предположение, что эта своеобразная форма сохранения информации сформировалась еще в филогенезе и, таким образом, является врожденной.

Наглядный характер имеют также процессы архаической категоризации. При этом выделяются не отдельные признаки, позволяющие однозначно отнести предмет к тому или иному семантическому классу, а общее воспринимаемое сходство с некоторым характерным представителем класса. Архаическая категоризация представляет собой классификацию на основании сходства с известным. Нечто очень хорошо известное индивиду может иногда выполнять роль

==270

прототипа, своего рода прообраза всех представителей данного семантического класса. Подобные процессы могут, видимо, иметь врожденные компоненты, как, например, в случае когнитивной классификации сцен, вызывающих ужас или отвращение. Но большинство учитываемых в поведении прототипов формируется на этапе архаического мышления в результате накопления индивидуального опыта. Организация семантических классов вокруг одного или нескольких наглядных прототипов достаточно характерна и для наших познавательных процессов. Среди множества примеров здесь можно указать на такие естественные категории, как «мебель», «деревья» и т. п. Точно так же у всех нас есть представление о типичном первокласснике, типичном ученом и т. д., причем конкретные примеры лишь в большей или меньшей степени соответствуют этим обобщенным прототипам.

Не только архаическое мышление, но и первые проявления конструктивной деятельности имеют выраженный наглядно-образный характер. В одном из примеров мы рассматривали конструктивное поведение шимпанзе Джулии. В поисках ключа для следующего ящика она должна актуализировать в оперативной памяти образ запорного устройства, так как в противном случае найти подходящий ключ практически невозможно. При этом Джулия движется от цели в обратном направлении: визуализация характеристик цели и инструмента помогает принять правильное поведенческое решение, сокращающее дистанцию до цели. Такое опережение событий может достигать у Джулии нескольких «шагов». Число последних, впрочем, довольно невелико, что объясняется прежде всего ограничениями объема оперативной памяти. Вторая причина состоит в том, что процессы наглядно-конструктивного мышления (и представления) разворачиваются строго последовательно. За определенным этапом, или «шагом», следует другой, причем нет ни пропусков, ни интеграции двух различных этапов в одно целое. Это временная развертка реальных событий, протекающая в виде сменяющих друг друга образов представлений. Мы, разумеется, не можем знать, какие когнитивные механизмы лежали в основе процессов изготовления орудий неандертальцами или ранним кроманьонским человеком, но то, что известно об особенностях доступных им технологий, свидетельствует о реализации подобной «пошаговой» цепочки наглядных представлений.

Несколько иначе обстоит дело в случае метода отщепов поздних кроманьонцев. Они создали не просто способ изготовления некоторого орудия, а целую технологию производства различных, заранее планируемых орудий и инструментов. Так, примитивный серп, показанный на рис. 33, обнаруживает признаки продуманной стратегии его изготовления, включающей иерархию основных и промежуточных целей. На этой ступени развития, видимо, и был найден путь, ведущий к абстрактным, понятийно опосредованным формам мышления. Интересно отметить, что самые ранние из дошедших до нас речевых конструкций имеют в записи чрезвычайно своеобразный вид: последовательность изображений в качестве слов. Впоследствии

==271

организация речевых высказываний все больше начинает подчиняться синтаксическим правилам. Последовательность слов служит при этом поверхностным выражением глубинной иерархической структуры, определяющей отношения субординации и координации между членами и фрагментами предложения. В отношении их когнитивной структуры стратегии порождения высказывания близки конструктивным программам построения действия.

Принципиальное преодоление непосредственной наглядности архаического мышления и конструктивных технологий изготовления орудий становится возможным лишь в результате развития счета и систем счисления. Они приводят к появлению в человеческой памяти структур особого рода, представляющих собой абстрактные понятийные множества. Как и ранее, основой памяти служит восприятие, однако перцептивные данные подвергаются значительной переработке и обобщению. Для выполнения вычислительных операций специфика репрезентированных в памяти объектов не играет никакой роли. Происходит абстрагирование от сенсорных качеств (см. Klix, 1971). Вероятно, после того как такое абстрагирование было достигнуто в ходе вычислений, оно начинает произвольно (что исключительно важно) вызываться или подавляться. Следствием этого является возможность гибкой классификации одного и того же объекта. Нам ничего не стоит отнести собаку к категории животных, к болонкам (или, скажем, спаниелям), к домашним животным, к живым существам или даже просто к физическим телам. Подобная множественная категоризация, которая также лежит в основе наших процедур формирования понятий, является результатом абстрагирования от тех или иных сенсорных признаков. То, от каких конкретно признаков мы абстрагируемся, определяется нашим прошлым опытом, целями и актуально действующей мотивацией.

Конструктивная активность возможна и в рамках понятийного мышления. Причина этого заключается в том, что представляемые пространственные трансформации (они имеются уже в архаическом мышлении, когда, например, нужно только представить изменение ситуации) применимы и по отношению к мысленным свойствам понятий: «одна штука и еще одна сюда же, и еще одна — получится три, и еще несколько — получится „много"». Такие трансформации разворачиваются в форме внутренних когнитивных процессов, или операций. На высших стадиях развития мышления когнитивные операции имеют обратный характер в том смысле, что для каждой трансформации имеется операция, нивелирующая результаты первой ^1 .

' Когнитивные операции, их объединения, точно так же как изменения направления развертывания (обратимость), образуют основу теории интеллектуального развития, предложенной Ж.Пиаже. Возможности мышления определяются, согласно этой теории, формированием операций, свойства которых соответствуют свойствам математических групп. Развитие интеллекта начинается с сенсомоторной фазы. Отдельные сенсомоторные акты объединяются в сложные цепочки действий — схемы. Постоянные нарушения равновесия между организмом и средой ведут к интсриоризации схем и формированию внутреннего, перво-

==272

В случае наличия категоризации по абстрактным признакам и оперирования ими мы говорим о логико-понятийном мышлении.

Мощным импульсом развития логико-понятийного мышления служит связанная с ним возможность подсчета разнообразных количественных соотношений. Однако это еще далеко не все. Обусловленная свободным выбором признаков, множественная классификация любых объектов может быть перенесена на сами понятия как носители определенных свойств. Хорошим примером служат числа: единица и еще единица и далее до получения первого десятка, который может рассматриваться в качестве единицы второго порядка. Такое же множество этих новых единиц даст сотню и т. д. Мы легко узнаем уже знакомую иерархическую схему классификации. Совершенно очевидно, что речь идет о процессах абстрагирования и уплотнения информации, в результате которых и возникает иерархическая организация. Последняя, кстати, характерна для понятий в такой же мере, как и для чисел, поскольку в рамках любой семантической категории можно выделить два или, как правило, большее число уровней обобщения.

То же самое имеет место в случае операций. Последовательность трансформаций может быть объединена в некоторую операцию более высокого ранга. Так, суммирование 10 одинаковых чисел можно свести к одной операции умножения, а их умножение — к возведению в соответствующую степень. В результате появляются все более мощные операции, множество которых также образует иерархическую структуру. Наши примеры подобного усиления мощности операций и уплотнения информации, приходящейся на единичный знак, относились преимущественно к математике. Но совершенно аналогичную роль играют, скажем, короткие резюме, обобщающие и концентрированно выражающие содержание пространных отрывков текста.

В процессах абстрагирования приобретает свою чисто когнитивную функцию и человеческая речь. Связь или, точнее, взаимодействие речи и мышления становится источником творческих интеллектуальных достижений. Ибо когнитивные процессы первоначально развиваются независимо от коммуникации. Язык имеет как бы двойное существование: во-первых, в звуковой и письменной речи и, во-вторых, в мышлении. Поэтому результаты когнитивных процессов могут оказывать на речь исключительно сильное влияние. Когнитивная функция языка модифицирует коммуникативную функцию речи.

начально наглядно-образного плана мышления. Позднее происходит переход к понятийному и логическому мышлению.

В теории Ж. Пиаже, к сожалению, остается не вполне ясно, каким образом происхощт взаимодействие мотивационных и когнитивных структур. Понятия ассимиляции и аккомодации, с помощью которых описываются взаимоотношения организма и среды, с психологической точки зрения недостаточно конкретны. Не может удовлетворить требованиям, предъявляемым к общей теории человеческого интеллекта, и односторонняя трактовка других аспектов когнитивной активности. В частности, вне рассмотрения остается роль речевых процессов в качестве результата и инструмента высших познавательных процессов у человека.

==273

Известно огромное число примеров того, как под давлением когнитивного развития происходят изменения и дифференциация не только лексикона, но и более глубоких лингвистических структур, включая общую синтаксическую организацию речевых сообщений ^1 .

Прежде чем перейти к подробному обсуждению этого положения, необходимо еще раз вернуться к центральному для нас вопросу о природе творческих компонентов мышления.

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ НАГЛЯДНО-ОБРАЗНОГО

И ЛОГИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ

КАК ВОЗМОЖНЫЙ ИСТОЧНИК ТВОРЧЕСКИХ КОМПОНЕНТОВ

КОГНИТИВНЫХ ПРОЦЕССОВ

Как мы отмечали, в результате создания древнеегипетской и вавилонской систем счисления произошло объединение приемов конструктивной практической деятельности и навыков оперирования с числами. Древние греки оказались особенно прилежными учениками именно в отношении сохранения связи между абстрактными математическими операциями и возможностями их применения на практике. Это было показано нами на примерах Фалеса, а также Пифагора. Следует отметить, однако, что вычисления или, точнее, алгебраические вычисления имеют в своей основе логико-понятийный характер (в отмеченном выше смысле этого термина). Практическая деятельность, такая, как строительство или изготовление орудий, напротив, связана скорее с конструктивно-наглядными компонентами наших знаний и умений. Речь идет о двух первоначально весьма различных формах когнитивной репрезентации. Поэтому одним из наиболее значительных творческих достижений в истории математики является сделанное великими математиками Древней Греции открытие возможности установления взаимного однозначного соответствия геометрических и алгебраических описаний. При этом их геометрические представления нередко были обусловлены содержательными проблемами механики. Поясним коротко, что имеется в виду.

Древние греки относили к числам только целые числа. Дроби всегда рассматривались ими как отношения целых чисел (рациональные числа). Важнейшим практическим действием является измерение. Будучи выраженным количественно, оно сводится к нахождению того, сколько раз одно число содержится в другом. Первое из

' Общая картина осложняется тем, что различные аспекты речевой активности, видимо, формируются в разное время. Эта гетерохронность развития речевых структур проявляется, в частности, в сравнительно быстром изменении фонологических кодов, которые также довольно тонко дифференцируются в зависимости от диалектов. Изменения словарного запаса (лексикона), наблюдаемые на примере появляющихся и исчезающих слов, обычно достаточно отчетливо выступают на временных отрезках порядка нескольких десятилетий. Наконец, морфология и синтаксис особенно устойчивы к внешним и внутренним факторам, так что их изменения бывают заметны лишь в ходе смены целого ряда поколений.

==274

этих чисел выступает в контексте практической активности как мера некоторого качества. Та же самая процедура при ее представлении средствами логико-понятийного мышления ведет к понятию «наибольшее общее кратное», играющему со времен Евклида существенную роль в теории чисел. Анализ отношений чисел показал далее, что некоторые числа являются несоизмеримыми. Это имеет место, когда после нескольких операций деления промежуточный результат представляет собой то же самое отношение, которое было вначале. В таком случае, очевидно, процесс деления не будет иметь конца.

Признание возможности существования не только рациональных, но и иррациональных чисел, то есть чисел, которые не могут быть представлены в виде отношений двух целых чисел, имело для всего развития математической модели колоссальное значение. Это важное открытие было целиком подготовлено математиками Древней Греции. Но каким образом можно прийти к выводу о том, что некоторая когнитивная структура существует, если нет возможности ее точно определить? С точки зрения исторического развития человеческого интеллекта это качественно новый тип познания. Ведь речь идет о крупном результате, который получен на основе анализа понятийных характеристик когнитивных структур: должны существовать абстрактные категории, соответствующие количественным свойствам реальности, которые невозможно совершенно точно выразить в виде отношения целых чисел. Открытие иррациональности имело для науки последствия огромной важности. Оно повлекло за собой кризис оснований математики, разрушив пифагорейские представления, покоившиеся на принципе «все есть число». Оказалось, что далеко не все возможные отношения объектов, которые рассматривает математика, подчинены законам, распространяющимся на целые числа ^1 .

Есть основания полагать, что доказательство существования несоизмеримых чисел впервые было проведено методом, основанным на теории четных и нечетных чисел. Благодаря некоторым сохранившимся спискам «Начал» Евклида доказательство можно реконструировать примерно следующим образом.

Пусть дан квадрат ABCD (см. рис. 87). Предположим, что его сторона AB соизмерима с диагональю АС, то есть отношение АС/АВ

' Древняя легенда, приписывающая это открытие Пифагору,-говорит, что в течение ста лет оно хранилось в строгой тайне и что пифагореец Гиппас, раскрывший ее непосвященным, был жестоко наказан за это богами (он погиб во время кораблекрушения). Одним из основных следствий открытия несоизмеримости стало проведение резкой грани между дискретным и непрерывным. Данное противопоставление в настоящее время является одним из центральных в таких разделах психологии, как психофизика и психология познавательных процессов. В математике Древней Греции возникшие при этом трудности обоснования понятий были преодолены, когда вместо арифметики обратились к геометрии как к той основе, на которой можно унифицировать всю математическую науку (см. Матвиевская, 1967). Результатом явилось создание так называемой геометрической алгебры, или теории операций над количественными отношениями, представленными геометрическим образом. — Прим. ред.

==275

x2+ y2- R2

Рис. 87. Взаимодействие между формально-логическим и наглядно-

У равнение окружности образным представлением геометв декартовой системе координат рических структур Вверху — уравнение окружности и изображение круга. Внизу — диагональ в квадрате и формула для вычисления длины диагонали согласно теореме Пифагора. Использование различных когнитивных репрезентаций проблемы часто является залогом ее успешного решения В случае нахождения величины ч/2 такая стратегия привела к обнаружению иррациональных чисел.

может быть выражено отношением целых чисел. Пусть это отношение, выраженное наименьшими числами, есть a/b, причем a>b, так что q/ss>l. Так как АС/АВ=а/с>, то (AC) ^2 /(AB) ^2 =a ^2 /^ ^2 . Но согласно теореме Пифагора, (АС) ^2 = 2 (AB) ^2 , следовательно, a ^2 = 2b ^2 . Отсюда a ^2 четное, а следовательно, и a четное. Поскольку далее a и b — взаимно простые числа, то b должно быть нечетным. Положим a = 2g, тогда 4g ^2 = 2ss ^2 , a ss ^2 = 2g ^2 . Из последнего выражения вытекает, что ss ^2 четное, а следовательно, и b четное. Получается противоречие — первое в истории науки доказательство с помощью приведения к абсурду, которое свидетельствует о несоизмеримости диагонали и стороны квадрата.

Но одновременно с пониманием этого доказательства мы видим реальный квадрат с диагональю, которая имеет вполне однозначную длину. А всякую длину можно выразить посредством некоторого числа. Именно для этой длины, согласно приведенному доказательству, не существует выражения среди известных чисел. Значит, наряду с известными рациональными числами должен существовать какой-то другой класс чисел. Мы хорошо знаем сегодня, что 2 является числом иррациональным. Важно подчеркнуть в данной связи, что представление какой-либо проблемы, с одной стороны, в наглядной, а с другой — в логико-понятийной форме ведет к противоречиям, которые выполняют функцию движущей силы или катализатора новых когнитивных достижений. Не случайно древнегреческое понятие для обозначения математического доказательства означает в буквальном переводе «приведение к очевидному» (см. Hartke, 1978).

Одним из наиболее творческих мыслителей Древней Греции справедливо считают Архита Тарентского. С нескрываемым восхищением Б. Л. ван дер Варден (1959, с. 211) перечисляет сделанные им математические открытия, резюмируя их следующими словами: «...его мышление кинематично. Уже в древности заметили, что он ввел в геометрию механические методы ...он, точно так же, правда, как и большая часть греческих математиков, без всяких колебаний пользовался принципом непрерывности: ...если непрерывно изменя-

==276

Рис. 88. Пример творческого решения геометрической задачи Архимедом. Он 'показал, что площадь сегмента параболы АВГ в Г/з раза больше, чем площадь треугольника АВГ. Трудная задача определения площади сегмента параболы сведена таким образом к значительно более простой задаче подсчета площади треугольника. Основой такого упрощения является усмотрение аналогии между отрезком GKTH и рычагом с опорой в точке К.

ющаяся величина будет сперва больше, а затем меньше некоторой заданной величины, то когда-нибудь она будет также и равна ей». Подобное рассуждение является элементом многих математических доказательств, хотя в общем виде проблема перехода от механических и геометрических описаний к логико-понятийным структурам была решена только И. Ньютоном и Г. Лейбницем.

Совершенно аналогичные моменты можно обнаружить при анализе ряда открытий Архимеда. На рис. 88 показана одна из решенных им геометрических задач. Она заключается в определении площади сегмента параболы АВГ. Не останавливаясь подробно на каждом шаге доказательства (см. Ван дер Варден, 1959, с. 295), мы хотели бы лишь указать здесь условия и способ достижения нового математического результата. Архимеду удалось показать, что площадь сегмента параболы АВГ в 1Уз раза превышает площадь треугольника АВГ.

Для доказательства этого положения сначала через середину отрезка АГ точку D проводится прямая DBE, параллельная оси параболы. Проводится также параллельная DB прямая AZ, причем точка Z является точкой пересечения этой прямой с продолжением тангенциальной прямой ГЕ. Получается треугольник AZG. Затем линия ГВ продолжается за точку ее пересечения К с линией AZ до тех пор, пока отрезок КГ не будет равен отрезку KTH. Наконец, в треугольнике AZG на любом месте строится прямая MC, параллельная DE. Она пересекается с параболой в точке О. Справедливыми оказываются следующие равенства: BD=BE, NC=NM и AK=KZ. В соответствии со свойствами параболы, которые Архимед считал известными, справедливыми являются также соотношения: CM:CO=AG:AC=KG:KN.

Мы можем перейти теперь к решающему шагу, который делает возможным решение задачи. Это своего рода изменение точки зрения, способа рассмотрения данных условий, или, точнее говоря,

==277

формы репрезентации проблемной ситуации: прямая GTH интерпретируется как рычаг с опорой в точке К. На конце рычага в точке th прикрепляется отрезок ТН, равный по длине CO. Согласно найденному самим Архимедом закону рычага, отрезок ТВ находится с отрезком MC в состоянии равновесия (соответствующие веса обратно пропорциональны длинам плеч рычага, на концах которого они подвешены). Но это же утверждение справедливо для всех отношений отрезков данного типа в треугольнике AGZ. Треугольник AGZ можно рассматривать как совокупность множества таких отрезков. Точно так же можно рассматривать и сегмент параболы АВГ. Другими словами, подвешенный в точке th сегмент параболы тоже находился бы в равновесии с треугольником AGZ. 1ем самым нахождение искомой площади сводится к значительно более простой задаче определения площади этого треугольника. Нужно установить только его отношение к треугольнику АВГ. Центр тяжести треугольника AGZ находится в точке X, отмечающей ровно одну треть отрезка КГ. I' ак как теперь отрезок KTH в 3 раза больше отрезка КХ, то и площадь треугольника AGZ ровно в 3 раза больше площади сегмента параболы. Но AGZ=2AGK, а площадь треугольника АГК в 2 раза больше площади треугольника АВГ. Поэтому AGZ=4ABG. Соответственно площадь сегмента параболы составляет 1Уз от площади треугольника АВГ.

Гениальность проявляется в том, что задачу удается представить радикально новым, причем более простым образом. Неопределенность проблемной ситуации снижается тогда благодаря адекватной когнитивной обработке условий, в которой и находит свое концентрированное выражение человеческий интеллект. Этот вывод, впрочем, отнюдь не является для нас совершенно неожиданным. Так, при обсуждении достоинств и недостатков различных систем счисления мы подчеркивали, что наиболее жизнеспособными оказываются те системы, которые позволяют проще представить проблемную ситуацию и дают возможность эффективнее оперировать с ее информационными компонентами.

Ниже мы еще вернемся к проблеме когнитивной редукции сложности ситуации. Показав, как и почему взаимодействие нагляднообразных и логико-понятийных форм репрезентации ведет к решению, казалось бы, неразрешимых задач, мы должны теперь, хотя и очень коротко, остановиться на вопросе о роли речи в когнитивных процессах. Ограничимся при этом анализом лишь одного, но очень важного аспекта взаимодействия языка и познания.

РЕЧЬ И АБСТРАКТНОЕ МЫШЛЕНИЕ

Процессы понятийного абстрагирования обеспечивают отбор сенсорных и концептуальных признаков, которые релевантны мотивам и целям действующего субъекта. Выше уже отмечалось, что благодаря абстрагированию и отбору признаков становится возмож-

==278

ной множественная классификация объектов. Сошлемся на совсем простой пример. Согласно правилам архаического мышления, бедуин мог считать коня живым воплощением души своего дяди Бен Шалаха. Это эмоционально окрашенная категоризация: конь выступает при этом как нечто абсолютно уникальное, ни с чем не сопоставимое, что и определяет отношение бедуина к его коню. Напротив, для интеллектуала современного типа, свободного от эмоциональной напряженности архаических ассоциаций, конь может быть когнитивно отнесен к одной из множества различных понятийных категорий, в зависимости от того, какое конкретно подмножество признаков данного животного будет выделено в процессе категоризации. Именно эта множественность выделяемых оснований для классификаций характеризует наши повседневные процессы образования понятий.

Благодаря абстракции сенсорных признаков, следовательно, становится возможной множественная категоризация. Но сам этот процесс исключительно лабилен и неустойчив. Выделенные классы и наборы критических признаков сохраняются в памяти лишь в течение очень короткого времени: как только возникает необходимость в категоризации нового типа или меняется исходная база данных, на основе которой принимаются решения, уже сложившиеся когнитивные механизмы могут распадаться. Здесь и начинается первая из имеющих важное когнитивное значение функций речи.

Подобно тому как первоначально речь формируется для называния вещей в процессах коммуникации, она может использоваться для обозначения результатов когнитивных процессов, то есть чисто внутренних психических состояний. По мере фиксации в памяти происходит структурное оформление механизмов выделения категориальных признаков. Они начинают закрепляться в долговременной памяти в качестве слов с более или менее инвариантным набором релевантных признаков. Устойчивая множественная классификация вещей и событий, строго говоря, возможна лишь благодаря разнообразным языковым обозначениям. Только с их помощью в памяти стабилизируются специфические конфигурации признаков, соответствующие категориям, к которым может быть отнесен некоторый предмет.

Совершенно аналогично обстоит дело и с результатами другого класса процессов абстрагирования. При категоризации понятий возникают абстрактные категории, на примере которых особенно наглядно выступает процесс уплотнения информации. Так, мы можем думать о совершенно конкретном животном — собаке по имени Рекс, о домашнем животном, о млекопитающем, о животном, о живом существе и т. д. Объем множества объектов, подпадающих под сиогчетствующую рубрику, непрерывно увеличивается в данном ряду. Ро фигуративная и фонологическая сложность не увеличивается: слово «животное», пожалуй, даже немного проще, чем «млекопитающее». Между значениями высказываний «Солнце вращается вокруг Земли» и «Земля вращается вокруг Солнца» лежит пропасть, с преодолением которой связано одно из наиболее замечательных

==279

творческих достижений человеческого мышления. Эти различия никак не отражаются на чисто формальной грамматической структуре предложений. Она остается одинаково простой в обоих случаях. Речевое обозначение, следовательно, позволяет представлять в памяти все более сложные и абстрактные когнитивные структуры с помощью относительно неизменных по уровню сложности условных знаков.

Этот когнитивный аспект знаковой функции лингвистических образований подчеркивался нами при обсуждении путей развития числовых систем. Математические обозначения операций суммирования и интегрирования не отличаются по своей сложности, но мощность этих операций весьма различна. Опора на абстрактные лингвистические единицы позволяет вовлекать в процессы мышления классы понятий и классы операций. Их можно изменять, преобразовывать совершенно так же, как мы осуществляем трансформации наглядных представлений. Только происходит все это в новой плоскости, плоскости абстрактного мышления. Или лучше было бы говорить о новом пространстве, так как в нем можно выделить различные плоскости в зависимости от степени абстрактности категорий.

Таким образом, мы можем резюмировать следующее: выделение категорий связано с когнитивными процессами, для их фиксации в памяти и извлечения из нее в качестве новых единиц мышления требуется речевое наименование.

Во всем этом заключается нечто действительно очень существенное. Посредством знаковой функции языка человеческому мышлению удается создать метаплоскость. Это особое пространство, в рамках которого можно рассматривать и анализировать возникающие в результате абстрагирования предметной реальности первичные понятия и операции как элементы, вовлекая их в более сложные когнитивные преобразования. Следует подчеркнуть, что не один язык, а речевые структуры в их взаимодействии с когнитивными процессами обеспечивают переход мыслительной активности на этот более высокий уровень. Древние греки первыми поняли это, что получило отражение в ряде философских концепций. Парадигмы (para'deigma) Платона представляют собой категории именно такой метаплоскости. То же самое можно сказать о фигурах аристотелевской силлогистики. Правила логического вывода, как мы видели, являются продуктом анализа обыкновенных речевых высказываний. Если из А следует В (А—> В), а из В— С(В—> С), то для всех воспринимаемых и невоспринимаемых случаев справедливо, что из А следует С (А—> С) независимо от природы А, В и С.

Почему же возникает такая метаплоскость мышления? Ответ на этот вопрос представляется более или менее очевидным. Адекватность принимаемых поведенческих решений зависит от способности предугадывать будущее развитие событий, от знания инвариантных, закономерных характеристик окружающего мира. Благодаря гигантскому сжатию информации процессы абстрагирования позволяют (при описании как состояний, так и операций) открывать

==280

все более глубокие и общие закономерности природы и общества. Первичные понятия фиксируют инвариантные признаки некоторого наблюдаемого множества объектов. Тем самым в памяти фиксируются специфические поведенческие установки по отношению к фенотипически различным классам объектов, скажем, легким и тяжелым, большим и маленьким и т. д. Открытие того, что падение всех тел подчиняется одному и тому же закону, представляет собой значительно более широкое и глубокое обобщение. Наконец, понимание того факта, что в этот закон входит некоторая постоянная — ускорение силы притяжения Земли, — является следующим шагом по пути выделения все более фундаментальных свойств реальности, ибо имплицитно ставится вопрос о величине соответствующей постоянной в условиях других планет. Психологический и науковедческий анализ таких выдающихся работ, как «Диалоги» Галилея или «Принципы» Ньютона, мог бы выявить целый ряд этапов абстрагирующего сжатия и сокращения информации при открытии фундаментальных законов природы. Открытие закона прибавочной стоимости К. Марксом может служить примером выделения аналогичных по степени общности инвариантов в значительно более сложной области взаимодействия экономических и социальных переменных.

Теперь становятся понятны причины, по которым процессы абстрагирования ведут к более полному отражению реальности по сравнению с наглядно-образным ее представлением (при тех же «затратах» в отношении когнитивных операций). Однако с ними связана одна принципиальная опасность: абстрагирование сенсорных качеств и основанная на нем множественная классификация могут отдалять формирующиеся в памяти когнитивные структуры от релевантных аспектов реальности. Если происходит дальнейшее абстрагирование на базе этих искусственных категорий, то оно ведет к еще более далеким от реальности мыслительным продуктам. Диапазон таких продуктов простирается от привидений и демонов до «ложных теорий» или даже целых философских систем, ряд вариантов которых может быть найден в истории человеческой мысли. Нам хотелось бы проиллюстрировать значение непосредственного контакта понятий с объективной реальностью в данной ситуации на некоторых примерах.

ДВУЛИКИЙ ЯНУС АБСТРАГИРОВАНИЯ: ПОЗНАНИЕ ИЛИ ПОТЕРЯ КОНТАКТА С РЕАЛЬНОСТЬЮ?

Итак, мы только что показали, каким образом в результате процессов абстракции могут возникать содержания памяти, неадекватно отражающие внешний мир. Ссылка на призраков, демонов и различных сказочных существ является достаточно тривиальной. Впрочем, все примеры такого рода обнаруживают интересную особенность. Речь идет о комбинации признаков, которые встречаются в действительности, но только связаны с различными существами, вещами, процессами. Есть крылья и есть люди, но не ангелы с

==281

крыльями; есть шапки и сверхчеловеческие силы, но не шапки, которые наделяют своего носителя такими силами; есть лягушки и говорящие существа, но не то и другое одновременно и т. д.

Исключительно важно учитывать также, что такой отрыв от реальности возможен и в метаплоскости мышления, в случае абстрактных понятий, причем даже самых нейтральных из них — чисел.

Пифагорейцы были выдающимися математиками. Они анализировали инвариантные свойства чисел и числовых отношений, находя затем аналоги этих инвариантных свойств в реальности. Так, например, интервалы между музыкальными тонами можно выразить с помощью отношения чисел. Если уменьшить длину струны или флейты вдвое, тон повысится на октаву. Если уменьшить ее в отношении 3:2 и 4:3, то этому будут соответствовать интервалы квинта и кварта. Считается, что Пифагор сам построил эти интервалы на монохорде, разделив линейку на 12 частей и натянув на нее струну. Укорачивая струну до 6, 8 и 9 делений, то есть в отношении 2:1, 3:2 и 4:3, он получил тона, которые были выше первоначального соответственно на октаву, квинту и кварту. Такие выражающие длину струны числа, как 6, 8, 9 и 12, находятся при этом в гармоническом отношении (6:8 =9:12). Гармонические сочетания звуков, очевидно, могут быть подвергнуты дальнейшему количественному анализу. Однако поиск инвариантных характеристик в воспринимаемом предметном окружении был заменен пифагорейцами поиском инвариант в когнитивных структурах. С одной стороны, это дало толчок развитию теории чисел и чистой математики. С другой — стало выражением пережитков мистического мышления в абстрактных категориях. Исходные для музыкальных интервалов числа 1, 2, 3, 4 были объявлены «магической тетрадой». Среди таинственных и малопонятных заклинаний пифагорейцев было, например, следующее: «Что есть оракул дельфийский? Тетрада! Ибо она есть музыкальная гамма сирен».

Согласно учению Пифагора и его последователей, боги создали Вселенную по законам, определяемым отношениями чисел. Всякая гармония имеет божественное происхождение и выражается с помощью точных количественных отношений. Поэтому познание отношений чисел является ключом к познанию мировых тайн. Чтобы найти эти тайны, необходимо дать классификацию чисел. Так возникло представление о «мужских» (все нечетные) и «женских» (все четные) числах. Имелись «совершенные числа», для которых сумма делителей равна самому числу. «Совершенным» является, например, число 6, так как 6=1+2+3. Пифагорейцам удалось установить общие правила построения «совершенных чисел». К другой категории относились «дружественные числа», каждое из которых представляет собой сумму делителей другого (например, 284 и 220). Далее вводились классификации по фигуративным признакам: имелись треугольные, прямоугольные и пятиугольные числа. Особенно заметно внедрение в эту метаплоскость мышления архаических эмоциональных -оценок: были дружественные, благоприятствующие,

==282

Рис. 89. Пентаграмма — магическая фигура пифагорейцев. Им удалось показать, что любая из этих пяти линий делит всякую другую в отношении, определяемом принципом «золотого сечения». Согласно этому принципу, отрезок АК так относится к большему отрезку KB, как этот последний относится ко всей линии AB. Речь идет, несомненно, об инвариантном свойстве фигур данного типа, выражающем определенную закономерность (по Wussing, 1962).

запретные и опасные числа. В частности, пифагорейцы с большей неприязнью относились к числу 17, так как оно, во-первых, отделяет друг от друга«хорошие» числа 16 и 18 и, во-вторых, еще по воззрениям древних египтян, было связано со смертью Осириса. Опознавательным знаком членов тайного союза пифагорейцев была пентаграмма (рис. 89). Каждая из пяти линий этой фигуры разделяет всякую другую в отношении, определяемом так называемым «золотым сечением». Считалось, что пентаграмма обладает магическими свойствами, наказывающими тех членов союза, которые предают учение о числах, превратившееся в настоящую религию. Мы сталкиваемся здесь, несомненно, с архаическими формами оценки абстрактных категорий метаплоскости.

Итак, мы видим, что гибкость и многообразие процессов категоризации могут вести к образованию понятийных структур, которые не имеют характерной для первичных понятий связи с реальностью и поэтому не обеспечивают более принятия адекватных решений, будь то чисто поведенческие решения или решения каких-либо технических задач. Условием такой практической адекватности абстрактных когнитивных структур является возможность их обратного преобразования в наглядно-образную форму. Сами процессы абстрагирования нейтральны по отношению к вопросу об адекватности мышления и его связи с реальностью. Это связано со способом функционирования таких процессов. Поэтому на уровне метаплоскости контакт с реальностью может быть обеспечен лишь благодаря адекватности содержания понятий. Если понятия правильно отражают действительность, то «чистое мышление» может оказаться чрезвычайно эффективным средством получения нового, практически релевантного знания.

Наиболее значительными приемами организации мыслительных процессов являются создание из отдельных операций более или менее протяженных цепочек преобразований, а также конструирование внутренних моделей реальности.

Первая из этих стратегий встречается в тех случаях, когда искомое решение или цель не могут быть достигнуты в результате выполнения только одной отдельно взятой операции. В качестве приме-

==283

pa подобной ситуации обычно приводится игра в шахматы (Тихомиров, 1969; Pospelov, 1978.). Основной результат состоит в том, что шахматист пытается найти ходы или комбинации ходов, переводящие данное состояние в другое, находящееся ближе к цели. При этом часто исходным для анализа оказывается именно конечное состояние — цель, так что шахматист двигается от него в обратном направлении к заданным условиям. Успешная комбинация ходов нередко фиксируется в памяти как подпрограмма решения. Наличие таких подпрограмм во многом определяет силу игры шахматиста. Некоторые, .наиболее эффективные подпрограммы даже имеют собственные наименования. Но в чем же здесь творчество? Очевидно, в том, что из множества возможных операций отбираются те, которые ведут к цели, причем в условиях, когда достижение конечного результата не может быть задано с помощью жесткого алгоритма решения. Игра в шахматы подчиняется творческим правилам эвристического мышления.

Как отмечалось, имеется и другой источник творческих мыслительных стратегий: принцип умозаключения по аналогии. Некоторые формы построения конкретно-наглядных аналогий уже встречались нам при обсуждении особенностей архаического мышления. Если два события похожи в каких-то отношениях, то известная причина одного переносится также и на другое. Удары молота кузнеца сопровождаются грохотом и искрами: гроза объясняется поэтому тем, что бог Гор играет в небесах своим молотом. Поверхностные аналогии лежат в основе перехода от такого тотемного животного, как питон, к пчеле и т. д.

Несмотря на все примеры такого рода, в метаплоскости абстрактного мышления именно этот принцип оказывается чрезвычайно эффективным. Так, аналогией по своей сути является осуществленный Архимедом переход от рассмотрения отношений длин и площадей к анализу условий равновесия тяжестей. Существенные связи одной структуры можно обнаружить и в другой, более доступной анализу структуре. Или пример измерения высоты пирамиды Фалесом, увидевшим аналогию между тенью от пирамиды и тенью от своей палки. Наконец, многочисленные биографии А. Эйнштейна (см., например, Hern eck, 1970) свидетельствуют о том, что при создании теории относительности он широко использовал прием мысленного экспериментирования, представляя себя летящим вместе с пучком света и анализируя динамику различных физических процессов. Подчеркивая значение умозаключения по аналогии, которое строится благодаря созданию внутренней модели реальности, Эйнштейн писал, что в основе его мышления лежит прежде всего особое взаимодействие образов и логических конструкций, результаты которого могут быть выражены вторично с помощью слов или математических символов.

Это замечание Эйнштейна полностью соответствует тому, что мы утверждали выше об условиях творческого мышления. Но творчество, конечно же, не ограничивается математикой и естествознанием. В области литературы мы сразу же узнаем структурное и фигу-

==284

ративное сходство лингвистических конструкций с, казалось бы, совсем различными семантическими референтами. Понимание метафоры, или образного сравнения, является прежде всего результатом мышления по аналогии. Нередко поэтическое слово черпает свою выразительную силу именно в нем: Мне показалось, что была зима, Когда тебя не видел я, мой друг. Какой мороз стоял, какая тьма, Какой пустой декабрь царил вокруг!

Сходство между душевным состоянием и картиной природы в приведенном сонете У. Шекспира определяет точность и убедительность этого сравнения. Подобных примеров в художественной литературе бесчисленное множество. И всякий раз мы убеждаемся, что единой основой творческих достижений как в математике и естествознании, так и в искусстве являются поразительные возможности умозаключений по аналогии. То, что поначалу кажется необозримо сложным, разнородным и несопоставимым, в конце концов оказывается обусловленным некоторыми едиными причинно-следственными закономерностями.

Наше изложение подошло к концу. Мы говорили о развитии мышления, о специфических особенностях человеческого интеллекта. Естественно, возникает вопрос, не-одно ли это и то же.

ПОСЛЕДНИЕ ЗАМЕЧАНИЯ ОБ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОСТИ МЫШЛЕНИЯ-

Интеллект формируется в процессе практической деятельности. Действие определяет также и ход развития мышления. Однако значения этих двух понятий не совпадают. Если слово «мышление» обозначает процесс, то под «интеллектом» мы понимаем качество этого процесса. Попытаемся пояснить, что имеется в виду.

В этой книге была предпринята попытка дать очерк истории возникновения человеческого мышления. Процессуальные характеристики мышления реконструировались с помощью анализа его исторических продуктов, а также на основе накопленных в экспериментальной психологии данных об общих закономерностях решения задач человеком.

На уровне анализа крупных, имеющих принципиальное общественно-историческое значение достижений типа возникновения языка, письменности и систем счисления можно было убедиться, что более рациональные и эффективные решения прокладывают себе путь среди множества менее удачных, промежуточных вариантов. При этом неизменно подтверждается то правило, что более эффективное решение одновременно оказывается и более простым. Так, например, обсуждая возникновение и раннее развитие письменности, мы вынуждены были рассмотреть целый ряд вариантов решения проблемы графического представления лингвистической информации, кото-

==285

рые предшествовали нахождению оптимального и простейшего решения, а именно алфавитной системы письменности.

Нам представляется, что на индивидуально-психологическом уровне дело обстоит точно таким же образом. Было бы совершенно тривиальным утверждать, что интеллект проявляется в способности решать задачи. Конечно, при прочих равных условиях (существенно, например, равенство мотивации) решение некоторого тестового задания труднее дается тем индивидам, которые имеют более низкий уровень интеллекта. Но поскольку равенство всех сопутствующих условий установить практически невозможно, то сам вопрос следует ставить совсем иначе: какое из множества решений наиболее полно демонстрирует качество, называемое интеллектом?

Учитывая все сказанное до сих пор, можно утверждать, что лучшим решением всегда будет то, которое найдено с помощью самых простых средств. «Простых» в отношении когнитивной нагрузки, то есть числа операций, уровня абстракции, степени сжатия информации и т. д. Более высокое качество процессов мышления проявляется в простоте и эффективности использованных для достижения цели когнитивных средств. Тривиальная альтернатива — решил или не решил — заменяется более глубоким анализом причин возможной неудачи. Они связаны, как правило, с построением ошибочной или слишком громоздкой репрезентации проблемной ситуации. В хаотическом смешении классификаций и преобразований не удается выделить релевантные признаки условий. Таким образом, нужно еще раз подчеркнуть, что адекватное понятийное представление проблемной ситуации имеет критическое значение для успешного решения. Это как бы фундамент всех последующих трансформаций, объединений, сокращений информации, которым было бы суждено остаться совершенно неэффективными в случае неадекватности исходной системы понятий реальностям проблемной ситуации. Поясним сказанное на примере одного из самых замечательных достижений человеческой мысли.

Речь идет об открытии Коперника. Собственно говоря, еще в течение длительного времени после того, как оно было сделано, можно было бы продолжать совершенствовать систему Птолемея, добиваясь достаточно хороших предсказаний наблюдаемых астрономических событий. Но достигнуть этого можно было лишь путем все новых и новых усложнений теоретических представлений, например введением допущений о существовании дополнительных эпициклов. Как писал сам Коперник (цит. по Heckmann, 1977), «моя система имеет преимущество большей простоты и гармоничности». Прогрессивность идей Коперника заключалась (с точки зрения эффективности когнитивных процессов) в радикальном упрощении модели планетарной системы с помощью введения гелиоцентрического принципа. В результате множество казавшихся далекими феноменов получило единое обоснование, появилась возможность их предсказания и проверки этих предсказаний на практике.

Простота теоретической модели обусловила также ее универсальность и объяснительную силу. Так, в рамках гелиоцентрической

==286

системы Коперника петли в видимых траекториях планет удалось объяснить относительным опережением или отставанием земного

наблюдателя.

Вместе с тем Коперник еще придерживался представления о том, что планеты движутся строго по окружности. Пифагорейскоаристотелевская вера в окружность как самую совершенную форму траектории помешала ему до конца использовать все преимущества новой системы. Поэтому, отказавшись от многих эпициклов ^1 Птолемеевой системы, он вынужден был сохранить остальное. Последний шаг в совершенствовании гелиоцентрической системы был осуществлен Кеплером. С признанием эллиптической формы траекторий планет из модели мироздания исчезли все эпициклы. Три закона Кеплера являются воплощением простоты и ясности: движение всякой планеты осуществляется по эллиптической траектории, в одном из фокусов которой находится Солнце. Или же второй закон, согласно которому площадь, описываемая радиусом-вектором движения планеты, изменяется прямо пропорционально времени. Все это важные инвариантные свойства движения планет. (Третий закон также связан с ними, определяя отношение между временем обращения, массами планет и длинами осей траекторий.) К числу объективных последствий этих гениальных когнитивных достижений относится предсказание и объяснение огромного количества фактов. Так, удалось точно объяснить собранные Галилеем данные о параметрах обращения спутников Юпитера, было установлено соответствие между измерениями яркости и подсчетами удаленности планет, впервые в сферу астрономических явлений были введены представления о силах притяжения, а также такие феномены, как приливы и отливы. Здесь вновь обнаруживается уже знакомое нам правило: упрощение несет в себе зародыш последующего прогрессивного развития знаний. Оно служит залогом постоянного движения вперед. И еще один итог: возможность успешного предсказания событий идет рука об руку с выделением инвариантных характеристик высокого порядка. Радикальный прогресс в знаниях о мире может быть достигнут только на пути использования процессов обобщения.

Всем мыслительным процессам, оказывается, присуще нечто общее. В постоянных столкновениях животных, а затем и человека с природным окружением когнитивные процессы, обеспечивающие принятие решения в сложных ситуациях, приобретают прямое эволюционное значение. Сделать предсказуемыми природные процессы и тем самым поставить их под свой контроль — вот биологический, социальный и индивидуально-психологический мотив развития ин-

' Эпициклом называется небольшой круг, центр которого движется по большому кругу вокруг Земли. Когда планета или Солнце описывает эпицикл, то она осуществляет одновременно два круговых движения. Вследствие этого земному наблюдателю данное тело представляется движущимся неправильно: иногда вперед, иногда назад. Великие древнегреческие астрономы Аполлоний и Птолемей систематически объясняли все наблюдаемые особенности движения планет с помощью предположений о существовании эпициклов и эксцентричности кругов. — Прим. ред.

==287

теллектуальной деятельности. То, насколько успешным оказывается подобное предсказание, определяется в конечном счете глубиной когнитивного проникновения в сущность природных и общественных явлений. Генетическая связь когнитивных процессов с принятием решений остается инвариантным свойством мышления. Новое качество, благодаря которому человеку удалось покорить окружающую его природу, обусловлено общественно-историческим характером используемых им средств познавательной активности. В этом и состоит специфика человеческого интеллекта во всех формах его проявления.

1-2-3-4-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-