V. Пять шагов (го-и)

Мне передали целый ряд вопросов ^28 , возникших по ходу предшествующих лекций на этой конференции. Просмотрев их, я обнаружил, что в них упускается из виду тот центральный, или осевой, пункт, вокруг которого вращается дзен. Это под-

^28 Эти вопросы таковы: 1) Как случилось, что в писаниях дзен так мало внимания уделяется культурным условиям, организации общества, благосостоянию человека? С этим связан и вопрос об использовании дзен для оправдания убийства, как то обнаруживается в боевом искусстве меча. Нет ли в таком обращении к Я некой угрозы равнодушия к ценности каждого человека? Принимают ли наставники и последователи дзен участие в осмыслении социальных проблем

нашего времени?

2) Каково отношение дзен к этике, к политическим и экономическим лишениям, к положению индивида и его ответственности перед обществом?

3) Каково различие между сатори и христианским обращением? Не сводятся ли они к культурным различиям, к способу изложения?

4) Христианский мистицизм полон эротических образов — имеются ли их следы в сатори либо на предшествующих сатори стадиях?

5) Имеется ли в дзен критерий для различения подлинно мистического опыта от опыта галлюцинаторного?

6) Интересуется ли дзен историей индивида, влиянием семьи, детства, социальных институтов на развитие самоотчуждения у индивида? Этот вопрос волнует некоторых слушателей в связи с проблемой предупреждения возникновения отчуждения у нового поколения путем улучшения как индивидуального воспитания, так и социальных институтов. Если известно, что определяет нарушения здоровья, то предполагается, что мы можем нечто сделать до возникновения кризиса у взрослого человека.

==76

толкнуло меня к тому, чтобы рассказать вам сегодня кое-что о жизни и учении дзен.

Можно сказать, что дзен представляет собой странный предмет: о нем можно бесконечно долго говорить, а содержание его все не исчерпывается. С другой стороны, это содержание можно при желании продемонстрировать поднятием одного пальца, покашливанием, подмигиванием, бессмысленным звуком.

Даже если бы все океаны земли сделались чернилами, все горы стали кисточками для письма, а весь мир превратился в листы бумаги и нас попросили бы написать о дзен, он бы все равно не получил полного выражения. Неудивительно поэтому, что моему короткому языку, столь отличному от языка Будды, не удалось познакомить слушателей с дзен за предшествующие четыре лекции.

7) Имеются ли в дзен какие-нибудь размышления о развивающем опыте в детстве, который ведет взрослого к просветлению?

8) Кажется, что в дзен наставник начинает обучение ученика, не обращая внимания на его собственное самоосмысление, либо он не делает этого явно и непосредственно. Однако допустимо, что к дзен приходят из тщеславия, из нужды в новом божестве, что не осознается учеником. Поможет ли ему найти путь соприкосновение с той истиной, что такая направленность способна лишь превратить его опыт в пепел? Сообщает ли наставник дзен свое впечатление о личности, о преградах, которые могут быть у нее на пути? Даже если этого не делается — не облегчалось ли бы тем самым достижение цели?

9) Дает ли, по вашему мнению, психоанализ надежду на просветление своим пациентам?

10) Каково отношение дзен к тем образам, которые могут появиться в процессе медитации?

11) Касается ли дзен проблема эмоциональной зрелости и самореализации в социальном существовании, а именно вопрос «межличностных отношений»?

==77

Следующая таблица, представляющая «пять шагов» (го-и) упражнений в дзен, облегчит понимание. «Го» здесь означает «пять», тогда как «u» — «ситуация», «ступенька» или «шаг». Эти пять шагов подразделяются на две группы: поэтическую и аффективную (или волевую). Первые три являются ноэтическими, следующие два — аффективными, или волевыми. Третий, срединный «шаг» есть точка перехода, где поэтическое начинает делаться волевым, а познание оборачивается жизнью. Ноэтическое постижение дзен жизни становится здесь динамическим. «Мир» обретает плоть, абстрактная идея трансформируется в живую личность, которая чувствует, желает, надеется, жаждет, страдает и способна совершать любую работу.

На первом из двух последних «шагов» последователь дзен стремится реализовать этот инсайт до предела своих возможностей. Последний «шаг» есть достижение своего предназначения, которое в действительности предназначением не является.

го-ц по-японски прочитывается так: 1. Шо чухен «хен в шо».

2. Хен чу шо «шо в хен».

3. Шо чу рай «переход из шо».

4. Ken чу ши «приход в хен».

5. Кен чу то «помещение в хен».

Шо и хен представляют собой двойственность, подобную инь и ян китайской философии. «Шо» буквально означает «правый», «прямой», «справедливый», «уравновешенный»; «хен» — «частичный», «односторонний», «неуравновешенный», «кривобокий».

==78

Европейские эквиваленты будут примерно следующими:

Шо Абсолютное Бесконечное Единое Бог

Темнота (недифференцированное) Одинаковость

Пустота (шуньяша)

Мудрость (лрадгжня)

Всеобщее (ди, ли)

Хен

Относительное Конечное Многое Мир

Свет (дифференцируемое)

Различие

Форма и материя (номарупа)

Любовь (каруна)

Частное джа, ши)

(Шо мы ниже обозначим как А, хен как Б)

1) Шо чу хен («хен в шо») означает, что единое пребывает во многом, Бог в мире, бесконечное в конечном и т.д. Когда мы мыслим, шо и хен находятся в непримиримой оппозиции. Но шо не может быть шо, и хен не будет хен, если каждое из них само по себе. Многое [хен) существует, поскольку в нем есть единое, и если нет единого, то мы не можем даже говорить о множественности.

2) Хен чу шо — («шо в хен») дополняет шо чухен. Если одно во многом, то и многое должно быть в едином. Многое делает возможным единое. Бог есть мир, и мир есть Бог. Бог и мир обособлены и не тождественны в том смысле, что Бог не может существовать вне мира, что первый неотличим от второго. Они едины и все же сохраняют свою ин-

==79

дивидуальность: Бог до бесконечности делим на части, а мир частей гнездится в лоне Бога.

3) Теперь мы подходим к третьему шагу в жизни последователя дзен. Это решающий момент, здесь поэтические качества первых двух шагов преображаются в волевые, а сам он становится поистине живой, чувствующей и желающей личностью. До сих пор он был одной головой, интеллектом, какие бы уточнения ни вносились в такое понимание. Теперь происходит дополнение — стволом, со всем его внутренним содержанием, и членами, прежде всего руками. Их число может доходить до тысячи (символизирующей бесконечность), как у Бодхисаттвы. В своей внутренней жизни он чувствует себя ребенком-Буддой, который произнес, выходя из материнского лона: «Небо вверху, земля внизу, я один самый почитаемый».

Услышав эти приведенные мною слова Будды, люди научного склада ума могут усмехнуться и сказать: «Что за чушь, как может новорожденный сделать такое философское утверждение? Совершенно невероятно!» И они правы. Но следует помнить, что мы не только рациональные, но и самые иррациональные существа, нам нравятся абсурдные штуки, называемые чудесами. Разве Христос не воскрес из мертвых и не поднялся в небо, хотя нам неведомо, что это за небеса? Разве его мать, Дева Мария, не совершила того же чуда? Разум говорит нам об одном, но есть и кое-что помимо разума, и мы охотно принимаем чудеса. Да и мы сами, зауряднейшие представители человечества, тоже творим чудеса в каждый миг нашей жизни, независимо от наших религиозных расхождений. Лютер сказал: «На том стою и не могу иначе».

Хиакуйо однажды спросили, что является самым чудгесным, и он ответил: «Я, сидящий в одиночестве на вершине горы Дайу».

На горе Дайу находился монастырь. В китай-

К оглавлению

==80

ском оригинале вообще нет упоминания о ком-либо сидящем, там сказано просто: «Один сидит Дайу гора». Сидящий тут неотличим от горы. Замечательно одиночество адепта дзен, несмотря на свое бытие в мире множеств.

«Истинный человек без звания» Отндзая — это тот, кто в данный момент находится перед каждым из нас, вслушиваясь в мой голос, пока я говорю, читая, когда я пишу. Разве это не самое удивительное в нашем опыте? Отсюда чувство «тайны бытия» у философа, если он это чувство действительно испытывал.

Обычно мы говорим Я, но «я» — это лишь местоимение, а не сама реальность. Нередко мне хочется спросить: «Что заменяет Я?» Пока «я» есть местоимение, подобное «ты», «он», «она», «оно», то что стоит за ним? Можете ли вы схватить его и сказать мне: «Вот оно»? Психолог нам сообщает, что Я не существует, что это просто понятие, обозначающее некую структуру или интегрированное взаимоотношение. Странно, однако, что стоит этому Я разгневаться, и оно желает сокрушить весь мир — вместе с той структурой, символом которой оно является. Как из простого понятия следует такая динамика? Что заставляет Я объявлять себя единственно существующей реальностью? Я не может быть просто намеком или обманом, оно должно быть чем-то более реальным или субстанциальным. И это верно, оно реально и субстанциально, поскольку оно «здесь», где то и хен соединяются в живое тождество противоположностей. Для Мейстера Экхарта блоха в Боге более реальна, чем ангел сам по себе и по собственному праву. Обманчивое Я никогда не станет «самым почитаемым».

Шо в шо чу рай используется в ином смысле, нежели в шо чу хен или в хен чу шо. Шо в шо чу рай должно читаться вместе со следующим за ним чу как шо чу, означающее: «прямо из сердцевины шо

==81

6-1499

как хен и хен как шо». «Рай» — значит «прийти» или «выйти». Поэтому вся комбинация шо чу рай означает: «Тот, кто выходит прямо из сердцевины шо и хен в их противоречивом тождестве».

Если мы установим следующие формулы, где шо есть А и хен есть Б, то первый шаг таков:

Второй шаг будет:

Третьим будет:

Но так как третий шаг означает поворотный пункт, где ноэтическое переходит в волевое, а логическое в личностное, то его можно обозначить так:

Иначе говоря, каждая прямая линия должна быть заменена кривой, означающей движение; так как это движение является не просто механическим, но жизненным, творческим, неисчерпаемым, то кривой недостаточно. Вероятно, тут подойдет це-

==82

лостный символ каруна, представляющий охармачокру, космическое колесо в его неостановимом вращении:

Либо в качестве символа шо чу рай мы можем приспособить инь и ян китайской философии:

В шо чу рай особое значение имеет рай. Им выражается совместное с ши движение из четвертого шага хен чу ши. «Рай» означает «выходить», а «шц» — «в процессе достижения предназначения» или «движения по направлению к цели». Логическая абстракция, Логос, выходит теперь из своей клетки, делается воплощенным, персонифицированным, прямо вступает в мир таких сложных феноменов, как, например, «златовласый лев».

==83

Этот «златовласый лев» и есть Я — одновременно конечное и бесконечное, преходящее и сохраняющееся, ограниченное и свободное, абсолютное и относительное. Эта живая фигура напоминает мне знаменитую картину Микеланджело «Христос в день Страшного Суда», фреску в Сикстинской капелле. Но в дзен Я, пока речь идет о его внешних проявлениях, совсем не похоже на полного энергии, власти и требовательности Христа. Оно предстает кротким, скромным и смиренным.

Некоторые философы и теологи говорят о восточном «молчании», противоположном западному «слову», сделавшемуся «плотью». Они не понимают того, что в действительности имеет в виду Восток под «молчанием». Оно не противостоит «слову», ибо само оно есть слово — это «громоподобное молчание», а не погружение в глубины небытия, не поглощение вечным безразличием смерти. Восточное молчание напоминает неподвижное око урагана, без которого невозможно никакое движение. Изъять этот центр неподвижности из его окружения означало бы концептуализировать и разрушить его смысл. Этот центр, око урагана, и делает ураган возможным; они вместе составляют единое целое. Тихо скользящая по поверхности озера утка неотделима от ее невидимых под водой и напряженно гребущих лап. Дуалисты обычно упускают из виду

целостную связность конкретного.

Для дуалистического мышления характерно одностороннее подчеркивание двигательного или телесно-видимого аспекта реальности, которому при игнорировании всего остального приписывается величайшая значимость. Типичным продуктом Запада является балет. Со всею живостью и гармоничной слаженностью протекают ритмические движения тел, всех членов. Сравним балет с японским танцем но — каков контраст! Балет — это чуть ли не само движение, ноги буквально летают над сценой. Дви-

==84

жение происходит в воздухе, бросается в глаза отсутствие стабильности. В яо представление совсем иное. Медленно, торжественно, словно при исполнении религиозного ритуала, твердо ступая по сцене, переместив центр тяжести на низ тела, артист выходит из ханамичи к публике. Он движется так, будто и не движется, демонстрируя учение Лаоцзы, согласно которому деяние есть не-деяние.

Сходным образом последователь дзен всегда ненавязчив, он всегда стушевывается, никогда не высовывается вперед. Объявив себя «самым почитаемым», он ничем не выдает своей внутренней жизни. Он является неподвижным двигателем. Именно здесь возникает действительное Я. Не то Я, которое обычно утверждается каждым из нас, но Я, открывающее себя sub specie aetemitatis, посреди бесконечности. Это Я является самой твердой почвой, какую мы только можем в себе найти. По ней мы можем ступать без страха, без чувства тревоги, без нерешительности. Это Я так незначительно, едва заметно; оно себя не выставляет, нет шумного провозглашения себя ради признания и почитания. Дуалисты упускают это: они восхищаются танцором балета и скучают от выступления артиста но.

Когда мы обсуждали теорию Салливана о тревоге, то пришли к тому, что тревога бывает двух родов: невротическая и экзистенциальная, причем последняя является базисной. Вместе с преодолением базисной тревоги сама собой преодолевается и невротическая. Все формы тревоги связаны с тем, что где-то в нашем сознании есть ощущение неполноты нашего знания ситуации. Нехватка знания ведет к чувству небезопасности, а затем к тревоге со всеми степенями ее интенсивности. Я всегда есть центр любой ситуации. Поэтому если нет полного знания Я, то нас непрестанно будут осаждать вопросы и мысли подобного рода: «Есть ли у жизни какой-нибудь смысл?»

==85

«Не есть ли все «суета сует»? А коли так, то есть ли надежда на достижение чего-либо стоящего наших устремлений?»

«Я заброшен в водоворот грубых фактов, данности, ограниченности, абсолютной неизменности и т.д. Я беспомощен; я — игрушка судьбы. Но я жажду свободы, я хочу стать господином своей судьбы. Я не способен выбирать, но так или иначе требуется мое решение. Я не знаю, что мне делать. ,_Но кто то Я, которое в действительности стоит за всеми этими загадочными и беспокойными вопросами?»

«Где та безопасная почва, на которой я могу стоять без чувства тревоги? Или: что такое Я1 Ибо я знаю, что это Я может быть самой этой безопасной почвой. Быть может, именно его я пока не обнаружил? Нужно найти Я. И все будет в порядке!»

2

Я/о чу рай уже дало нам ответ на все эти размышления, но на подходе к четвертому шагу, к кен чу ши, мы узнаем о Я еще больше — о его интенсивной деятельности, которая тем не менее есть недеяние. Надеюсь, это станет понятно вместе с пятым шагом, где ученик дзен достигает конечной цели. Там он обнаруживает себя — невинно сидящим, покрытым грязью и пеплом.

4) Перейдем теперь к четвертому шагу. Третий и четвертый шаги тесно связаны друг с другом, их нельзя рассматривать по отдельности.

Пока ученик дзен настроен логически или ноэтически, он все еще осознает шо и хен в их противоречивом тождестве и может обратиться к каждому из них. Вступив в кен чу цш, он делается оком урагана, он посредине бури. И шо, и хен предоставлены теперь четырем ветрам. Человек сам стал бурей.

==86

«Кен» означает «оба» и относится к дуализму черного и белого, тьмы и света, любви и ненависти, добра и зла — к действительности мира, в котором живет человек дзен. Если шо чу рай по-прежнему чем-то напоминает о двух предшествующих шагахг то кен чу цш оставляет их позади. Это жизнь, очищенная от интеллектуальных парадоксов, включившая их в себя без различения, целостно — все интеллектуальное или аффективно-волевое. Это мир со всеми «грубыми фактами» философов, которые следует принять. Человек дзен теперь прямо в них «помещает свои ноги» (ши). Тут начинается его реальная жизнь. Таково значение кен чу цш: «Теперь он вошел в сердцевину двойственного (кен)». Именно здесь начинается для дзен жизнь по любви [ка руна).

Джошу Джушцн, один из великих наставников Танской эпохи, жил в монастыре, известном, своим, каменным мостом, сотворенном самой природой. Однажды к нему пришел монах и сказал: «Наставник, ваш каменный мост известен по всей Поднебесной, но я не вижу ничего, кроме расшатанных бревен».

Джошу отвечал: «Ты видишь свои бревна и не видишь настоящего каменного моста».

Монах спросил: «Что такое каменный мост?»

Ответ Джошу звучал так: «Лошади по нему проходят, ослы проходят».

Мост Джошу напоминает пески Ганга, исхоженные и испачканные всевозможными животными. Пески на это не жалуются. Все отпечатки, оставленные животными, изглаживаются, а грязь поглощается, пески же остаются чистыми как всегда. Так и с каменным мостом Джошу: сегодня не только лошади и ослы, но также и тяжелые грузовики и поезда проходят по нему, и он всегда готов принять их. Даже если они злоупотребляют его любезностью, это ему не мешает. Последователь дзен «четвертого шага» подобен этому мосту. Быть может, он

==87

не подставляет правую щеку, когда его ударили по левой, но он молчаливо трудится для блага других существ.

Старая женщина однажды обратилась к Джошу: «Я женщина, а женская доля нелегка. Ребенком женщина страдает и подчиняется родителям. Она выросла, вышла замуж и подчиняется мужу. Она постарела и подчиняется детям. Вся ее жизнь — только подчинение и подчинение. За что ей токая жизнь, где нет ни одного периода свободы и независимости? Почему другие обходятся даже без чувства ответственности? Я восстаю против древнего китайского способа жизни».

Джошу ответил: [Пусть молитва твоя будет такова:] «Другие могут иметь то, что имеют. Что до меня, то я несу выпавший мне жребий».

Совет Джошу может вызвать протест: это жизнь в абсолютной зависимости, которая совсем не в современном духе. Его совет слишком консервативен, чересчур негативен, уничижителен — тут нет чувства индивидуальности. Разве это не типичное для буддизма учение о кшанти — пассивности, ничто? Я не адвокат Джошу, пусть он сам ответит на возражения.

Некто спросил у него: «Вы такая святая личность. Где вы окажетесь после смерти?»

Наставник дзен Джошу отвечал: «Я пойду в ад впереди вас Bcexl »

Вопрошавший изумленно спросил: «Как такое возможно?»

Наставник не колебался: «Если я не пойду в ад первым, то кто там. будет спасать таких людей, как вы?»

С точки зрения дзен, такой ответ Джошу вполне оправдан. У него нет эгоистических мотивов. Все его существование отдано служению благу других. Не будь это так, он не давал бы подобного прямого и недвусмысленного ответа. Христос говорит: «Я есмь Путь». Он призывает других спастись через

==88

него. Дух у Джошу тот же, что и у Христа. У обоих нет эгоцентричной надменности. Просто, невинно и всем сердцем они выражают один и тот же дух любви.

Кто-то спросил Джошу: «Будда — просветленный, он всем нам учитель. По природе своей он свободен от всех страстей (клеша), не так ли?»

Джошу отвечал: «Нет, он тот, кто наделен величайшей из всех страстей». — «Как это возможно?» — «Его величайшая страсть — спасти все живые существа!»

Один из великих японских наставников дзен современности так описывает жизнь человека дзен.

Бодхисаттва вращает колесо тождеств противоположностей или противоречий: черное и белое, тьма и свет, одинаковое и различное, единое и многое, конечное и бесконечное, любовь и ненависть, друг и враг и т.д. В облаке пыли, в бесконечной пестроте Бодхисаттва трудится с покрытым грязью и пеплом лицом. Там, где в неописумой ярости бушуют страсти, Бодхисаттва переносит все превратности жизни в согласии с японской пословицей: «Семь раз катишься вверх и вниз; восемь раз поднимаешься». Он подобен цветку лотоса в пламени, цвет которого делается все ярче и ярче, проходя сквозь крещение огнем.

Риндзай так описывает «человека без звания»: «Это тот, кто находится дома и в то же время не сходит с дороги; тот, кто на дороге, но и не выходил из дома. Никто не скажет, заурядный это человек или мудрец. Даже дьяволу неведомо, где его найти. Даже Будда не управляет им по своему желанию. Когда мы пытаемся куда-нибудь его поместить, он уже не там, а по другую сторону горы».

В сутре Лотоса мы читаем: «Пока хоть одна одинокая душа не спаслась, я возвращаюсь в мир, чтобы ей помочь». В той же сутре Будда говорит: «Бодхисаттва никогда не впадет в окончательную нирва-

==89

ну. Он будет пребывать среди всех существ (сарвасалипва), чтобы наставлять их и просветлять. Он не станет избегать никакого страдания, если только оно ведет ко всеобщему благу».

В Махаяне есть сутра, называемая Юима-кио (Вималакиритисутра), где беседу ведут мирянин — ученик Будды и великий философ: Однажды стало известно, что философ болен. Будда хотел, чтобы кто-нибудь из его учеников отправился к больному и позаботился о его здоровье. Никто не соглашался, поскольку Юима был непобедимым спорщиком и никто из современников не мог с ним справиться. Монью (или Маньюшри) взялся выполнить поручение Будды.

Когда Монью спросил Юиму о его болезни, тот отвечал: «Я болен, поскольку больны все существа. Мою болезнь можно победить лишь вместе с их исцелением. Их вечно осаждают жадность, гнев и глупость».

Любовь и сострадание — такова сущность Будды и Бодхисаттвы. Эти «страсти» принуждают их оставаться со всеми существами, пока хоть одно из них пребывает в состоянии непросветленности. Японская пословица гласит: «В этот мир они приходят и уходят восемь тысяч раз». Имеется в виду то, что будды и бодхисаттвы будут бесконечное число раз навещать наш мир, полный нестерпимого страдания, — именно поэтому любовь их не знает пределов.

Одним из великих китайских привнесений в буддизм является идея труда. Первая попытка сделать работу существенным аспектом буддизма была предпринята около тысячи лет назад Хиакуйо, основателем монастырской школы дзен, отличавшейся от всех других буддистских учреждений. До того буддистские монахи предавались в основном учебе, медитации и соблюдению предписаний винайя. Хиакуйо этим не удовлетворился, он желал следовать примеру Йено.

К оглавлению

==90

Йено, шестой патриарх, был крестьянином Южного Китая и добывал себе пропитание как дровосек. Когда Йено было дозволено вступить в общину, он проводил время на заднем дворе, где выращивал рис, занимался заготовкой дров и прочей черной работой.

Когда Хиакуйо организовал новый монастырь исключительно для монахов дзен, одним из его правил был труд: каждый монах, включая самого наставника, должен был заниматься какой-нибудь физической ручной работой.

Даже в старости Хиакуйо отказался бросить свою работу в саду. Его ученики беспокоились по поводу его возраста и спрятали весь садовый инвентарь, чтобы он не мог больше так много работать. Но Хиакуйо заявил: «Если я не буду работать, то не буду есть».

По этой причине чистота и порядок свойственны для монастырей дзен в Японии и Китае. Монахи готовы взяться за любой физический труд, каким бы грязным и нежеланным он ни был.

Этот дух работы, вероятно, с древнейших времен прочно укоренился в китайском сознании. В первой лекции я уже упоминал историю Чжуанцзы о крестьянине, который не стал пользоваться журавлем и готов был много работать просто из любви к труду. Это далеко от западной, да и вообще от современной идеи всякого рода трудосберегающих приспособлений. Избавив себя от труда и получив избыток свободного времени для удовольствий, современники жалуются на неудовлетворенность жизнью либо изобретают оружие, с помощью которого они могут убивать тысячи людей простым нажатием кнопки. Послушайте, что они говорят: «Это — путь к миру». Что же удивительного в том, что зло, таящееся в основании человеческой природы, не уничтожено, что преданный самому себе интеллект целиком уходит на открытие простейшего и кратчайшего пути, ведущего к исчезновению человека с лица Земли? Когда крестьянин у Чжуан-цзы

==91

отказался от придания уму машинообразности, то не предвидел ли он все то зло, которое появится через 21— 22 столетия? Конфуций говорит: «Когда низкие люди имеют в своем распоряжении много времени, они наверняка изобретут всякое зло».

Перед тем как перейти к заключению, позвольте мне назвать то, что называется кардинальными добродетелями бодхисаттвы, или человека дзен. Они известны как паромитас: 1. Дана (милосердие).

2. Шила (заповеди).

3. Кшанти (скромность).

4. Вирья (энергия).

5. Дхьяна (медитация).

6. Праджня (мудрость).

1. Дана, милосердие, означает: отдать во благо и на пользу всем существам (сарвасоттва) все, что можно отдать — не только материальные блага, но и познания, будь они мирскими, религиозными или духовными (знание дхармы, последней истины). Все бодхисаттвы были готовы отдать для спасения других даже свою жизнь (фантастические истории о бодхисаттвах собраны в «Рассказах Джатака»).

История японского буддизма дает один наглядный пример самопожертвования наставника дзен.

В политический период японской истории, называемый «эрой войн» (XVI в.), страна была разорвана на множество независимых княжеств, во главе которых стояли воинственные властители. Ода Нобунага оказался сильнейшим из них. Когда он нанес поражение соседнему семейству Такэда, один из членов последнего спрятался в дзенском монастыре. Армия Оды требовала передать его им в руки, но настоятель отказывался, говоря: «Теперь он под моим покровительством, и,^как последователь Будды, я не могу его выдать». Осадивший монастырь военачальник грозился сжечь

==92

весь монастырь вместе с обитателями. Настоятель не поддавался, и все строения были преданы огню. Настоятель вместе с несколькими монахами оказались загнанными на второй этаж надвратной башни, где они уселись скрестив ноги. Настоятель потребовал, чтобы монахи выразили те мысли, которые возникли у них в этой ситуации, дабы преданные ему приготовились к последнему моменту. Каждый высказал свою позицию. Когда очередь дошла до настоятеля, тот тихо произнес следующие строки: Для мирной практики дхьяны (медитации) Нет нужды уходить в горное убежище. Очисть ум от всех страстей, И даже огонь тогда холоден и свеж.

А затем сгорел вместе с остальными.

2. Шила есть соблюдение данных Буддой заповедей моральной жизни. В случае покинувших свои дома монахов эти заповеди имеют целью поддержание порядка или братства (сонпто). Это модель общества, идеалом которого является мирная и гармоничная жизнь.

3. Кшанти обычно понимается как «терпение», но на деле означает терпеливое и даже равнодушное претерпевание всех унижений. Как говорит Конфуций, «благородный человек не питает злых чувств даже там, где его заслуги и труды не признаны другими». Ни один последователь буддизма не почувствует себя униженным, если его недооценили или даже несправедливо оставили без внимания. Они стойко выносят также самые неблагоприятные условия.

4. Вирья этимологически означает «мужество». Человеку дзен следует преданно и энергично совершать все, что согласно с дхармой.

5. Дхьяна представляет собой удержание ума в покое в любых обстоятельствах, будь они благоприятными или нет, без помех и без печалей даже там,

==93

где одна за другой возникают враждебные ситуации. Это требует немалых упражнений.

6. Праджня. Для нее нет подходящего английского или вообще европейского слова, поскольку у европейских народов нет равноценного праджне опыта. Это опыт человека, когда он чувствует — в самом фундаментальном смысле слова — бесконечную тотальность вещей. Психологически это происходит, когда конечное зго прорывает свою скорлупу и предается бесконечному, которое охватывает все конечное, ограниченное, а потому преходящее. Такой опыт в чем-то родствен целостной интуиции, трансцендирующей всякий частный, специфический опыт.

3 i

5) Мы подошли к последнему шагу, кен чу то. Разница между ним и четвертым шагом заключается в замене ши на то. Оба иероглифа означают одно и то же действие: «прибывать», «достигать». Но согласно традиционному толкованию, иш еще не завершает акта достижения, путешественник тут все еще на пути к цели, тогда как то указывает на завершенность действия. Последователь дзен достигает здесь своего предназначения. Он по-прежнему усердно трудится, он находится в мире со всеми другими существами. Не изменилась его повседневная деятельность, изменилась его субъективность. Хакуин, основатель современной школы Риндзай в Японии, сказал об этом так: Наняв этого глупца-мудреца, Давайте потрудимся вместе, Чтобы заполнить колодец снегом.

О жизни на этой ступени дзен много не скажешь, поскольку внешнее поведение тут мало что значит; все перешло во внутреннюю жизнь. Внеш-

==94

"не человек одет в тряпье и работает в качестве незаметного труженика. В феодальной Японии безвестные адепты дзен часто встречались среди нищих. Известен по крайней мере один такой случай.

Когда один нищий умер, людям случайно попала на глаза чашка для риса, с которой он ходил побираться. На ней обнаружили надпись на классическом китайском, которая выражала его взгляд на жизнь и его понимание дзен.

Великий наставник дзен Банкей сам одно время был в обществе нищих, пока его не нашли, чтобы он дал согласие обучать одного из феодальных властителей того времени.

Перед тем как закончить лекцию, я приведу характерные для дзен мондо. Я надеюсь, они бросят свет на предшествующий рассказ о жизни человека дзен. Одним из самых заметных фактов его жизни является понятие любви — в буддистском ее понимании она лишена тех демонстративно эротических черт, которые дают о себе знать в жизнеописаниях многих христианских святых. Эта любовь особым образом направлена у них на Христа, тогда как буддисты почти не обращают свои усилия на общение с Буддой, но имеют дело лишь с окружающими людьми, ощутима эта любовь или нет. Она проявляется как щедрый и самоотверженный труд ради других.

Одна женщина содержала чайный домик у по-дножия горы Тайшань, на которой находился известный по всему Китаю монастырь дзен. Какой бы монах ни спрашивал у нее, как пройти к Тайшань, она отвечала: «Иди прямо вперед!» Когда он уходил по этому направлению, она замечала: «Вот еще один идущий тем же путем». Монахи не знали, что означает это ее замечание.

Слух об этом дошел до Джошу. Он сказал себе: «Пойду посмотрю, что это за женщина». Он подошел к чайной, спросил старую женщину, какая дорога ведет в Тайшань. Конечно, она сказала ему идти прямо

==95

вперед, и Джошу последовал тем же путем, что и остальные. Женщина заметила: «Прекрасный монах, идет тем же путем, что и остальные». Когда Джошу вернулся в общину, он сказал: «Теперь с нею все прояснилось!»

Мы можем спросить: «Что же обнаружил старый наставник в женщине, когда его поведение ничуть не отличалось от прочих монахов?» На этот вопрос каждый из нас должен найти собственный ответ.

Итак, дзен предлагает нам следующее: искать просветление для себя и помогать другим в его достижении. В дзен имеются свои «молитвы», хотя они совершенно отличаются от христианских. Обычно называются четыре таких «молитвы», где последние две просто расширяют две первые: 1. Сколь бы бесчисленными ни были все существа, я молюсь, чтобы все они могли быть спасены.

2. Сколь бы неисчерпаемыми ни были страсти, я молюсь, чтобы все они были искоренены.

3. Сколь бы безмерно разнообразной ни представала дхарма, я молюсь, чтобы она была постигнута.

4. Сколь высоко ни был бы вознесен Путь Будды, я молюсь, чтобы он был достижим.

Дзен иногда кажется загадочным, таинственным и полным противоречий, но в конечном счете это лишь дисциплина и учение: Делать добро, Избегать зла, Очистить свое сердце — Таков Путь Будды.

Разве это не применимо ко всем человеческим ситуациям, будь они современными или древними, на Западе или на Востоке?

==96

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-