ПРОГРАММА БУДУЩИХ ИССЛЕДОВАНИЙ

До сих пор мы говорили в довольно общей форме о том, как изложенная нами теория проливает свет на те или иные личностные процессы и культурные различия. Как же обстоит дело с конкретным изучением зависимости между личностью и восприятием, изучением, цель которого — ввести личностные переменные в теорию восприятия и перцептивние переменные в теорию личности?

Мы уже ссылались на исследования, где более или менее неопределенные раздражители воспринимаются испытуемыми в зависимости от различных состояний потребностей, различного прошлого опыта и т. д. Эти опыты описаны в литературе (9, 10], и здесь нет нужды останавливаться на них подробнее. Они были посвящены изучению использования

==102

различного рода информации испытуемыми, действующими в условиях довольно случайно выбранной мотивации. В целом они носили демонстративный характер в том смысле, что они рассматривали отдельные случаи влияния потребностей или иных состояний на избирательность восприятия. В некоторых из этих исследований использовались мотивационные состояния и раздражители, отношение между которыми предсказывается соответственно с принятой теорией личности. Говоря конкретнее, некоторые исследователи исходили из гипотезы, утверждающей, что, согласно такой-то теории личности, мы должны ожидать от людей такого-то типа такого-то отношения к таким-то раздражителям. Гипотезы подобного рода можно сформулировать, но прежде рассмотрим второй тип исследования связи между восприятием и личностью.

В этих исследованиях — здесь можно назвать работы Таулесса [54], Дункера [18], Кремера [16], Клейна [36, 38], Уиткина [59], Брунера и Постмана [6], Тресселта [56], Ансбахера [1] и других — упор делается на восприятие таких классических признаков, как величина, движение, яркость, цвет и т. п. Для этих экспериментов характерно то, что в них изучаются величины систематических ошибок в оценке, допускаемых различными испытуемыми, после чего характер этих ошибок соотносится с прошлым опытом, наличной мотивацией и другими более или менее личностными факторами. О работах такого рода можно с уверенностью сказать одно: они a fortiori показывают плодотворность теории, учитывающей поведенческие и личностные факторы в восприятии. Рассмотрим несколько полученных таким образом результатов. Поистине решительным вызовом классической теории восприятия было доказательство того, что а) константность ответа художников обнаруживает систематическое профессионально полезное отклонение от «феноменальной регрессии к реальному объекту» [54]; б) зависимость от тела при ориентировке в гравитационном поле в сравнении с зависимостью от зрения увеличивается с возрастом и более сложным образом — со степенью приспособления [59] и в) восприятие цвета зависит от ожидания индивида в отношении нормального цвета объекта [12, 16, 18]. Однако не прошло ли уже то время, когда можно было ограничиться подобными экспериментами?

==103

Исследования мотивационных и поведенческих факторов в качестве детерминант восприятия величины, яркости, цвета, формы и т. д. затмили, по-видимому, один важный теоретический момент. Рассмотрим, например, вопрос о видимой величине объекта. Работы Брунера и Гудмен [5] , Брунера и Постмана [8] и Ламберта, Соломона и Уотсона [39] послужили утверждению общего принципа акцентуализации при восприятии величины: видимая величина возрастает при восприятии объектов, обладающих ценностью или являющихся предметом потребности. Я подозреваю, что в этих результатах есть что-то случайное, вводящее в заблуждение, потому что они никогда не рассматривались в надлежащем теоретическом контексте. Несколько обстоятельств приводит к такому выводу. Прежде всего, Брунер и Постман [6] показали, что усиление соответствующего признака не происходит, если испытуемому позволяют манипулировать с объектом, то есть когда информация, поступающая от предмета, используется для подтверждения чрезвычайно точных манипулятивных гипотез. Я подозреваю, кроме того, что если испытуемому предъявить для оценки высококритический, ориентированный на точное восприятие набор объектов, то упомянутое возрастание воспринимаемой величины заметно снижается. Результаты Клейна, Майстера и Шлезингера [36] показали, что при предъявлении испытуемому критического набора для оценки явление, отмеченное Брунером и Постманом [8], не наблюдается. И наконец, выяснилось, что при оптимальных условиях зрения в нормальной лабораторной обстановке совсем не происходит усиления простых свойств воспринимаемого объекта. Разумеется, результаты экспериментов по оценке цветов, подробно списанные выше, свидетельствуют о принципиальной важности условий слабого видения как необходимого условия действия поведенческих факторов в лабораторных экспериментах. Картеру и Скулеру [14], например, удалось достичь значительного снижения перцептивного увеличения размера ценных объектов путем сведения к минимуму неопределенности, хотя это явление выступало у них в более неопределенной ситуации запоминания.

Теоретическая ошибка большинства этих исследований, как обнаруживших описанное явление, так и не

==104

обнаруживших его, состоит в том, что существует одна редко формулируемая гипотеза, объясняющая, почему поведенческие факторы должны влиять на воспринимаемые свойства объекта. Верно ли, что исследуемое свойство дает в высшей степени существенную информацию для подтверждения некоторой гипотезы, действующей в ситуации оценки, гипотезы, о которой мы не подозреваем? Возьмем, к примеру, оценку величины. Допустим, испытуемый должен оценить величину монет. Он приступает к эксперименту с гипотезами о величине объекта (основанными, по-видимому, на принципах уровня адаптации, как мы показали в одной ранней работе [10]), а также с гипотезами относительно ценности этих монет. В этом эксперименте информация о величине объекта подтверждает гипотезы и о величине монеты и ее ценности. Поскольку величина объекта увеличивается одновременно с его ценностью, эта связь получила широкое распространение в нашей культуре. Вполне вероятно, следовательно, что происходит переоценка признака величины, поскольку этот признак служит подтверждением как гипотезы о величине предмета, так и гипотезы о его ценности. Мы склонны предположить, что эта комбинированная тенденция увеличивать признаки величины и приводит к переоценке размеров объекта.

Однако самый важный пункт нашего рассуждения состоит в том, что обычный изучаемый здесь признак величины определенным образом связан с действующими в данной ситуации гипотезами о ценности объектов или их способности удовлетворять какие-то потребности. Короче говоря, если мы хотим изучать искажение восприятия обычных свойств в результате действия поведенческих и личностных факторов, мы должны признать, что такое искажение вызывается информацией, исходящей от величины, формы или цвета изучаемого объекта и пригодной для подтверждения мотивационных или личностных гипотез. При отсутствии этого условия никакого искажения, по моему мнению, не произойдет.

Это приводит нас к проблеме адекватного исследования восприятия, учитывающего личностные факторы. Мне кажется, наиболее важный момент состоит в следующем: если мы хотим изучать личностные факторы восприятия, необходимо сосредоточить исследование на изучении тех признаков окружения, которые существенны для

==105

подтверждения гипотез, отражающих основные особенности личности. Как правило, это не признаки величины, цвета или яркости. Это признаки, более непосредственно способствующие межличностному приспособлению: видимая сердечность или холодность человека, видимый угрожающий характер ситуации, видимая разумность или искренность собеседника. Я приведу несколько примеров, связанных с исследованием подобных свойств. Келли [34] показал, что поведение учителя в групповой ситуации воспринимается совершенно по-разному в смысле сердечности или холодности в зависимости от предварительной информации, которую класс получил о нем. Если предварительное описание учителя содержит элементы, которые подчеркивают устрашающие черты его фигуры, то ученик предрасположен к восприятию признаков, способствующих фиксации соответствующих поступков, когда они будут иметь место. Другой пример. Маас [43] показал, каким образом восприятие причины, порождающей событие (независимо от того, кто отвечает за него: лидер или вся группа), изменяется в зависимости от двух обстоятельств: а) типа лидера и б) типа группы (неформальная открытая, формальная закрытая). Признаки окружения, указывающие на социальный характер воспринимаемой причинности, при всей их неопределенности оказываются здесь решающим перцептивным признаком. Наконец, Линдсей и Рогольский [40] высказали мнение, что особая чувствительность антисемита к еврейским чертам лица объясняется повышенной зависимостью его общего приспособления от таких признаков — короче говоря, что такие признаки весьма пригодны для подтверждения гипотез, руководящих его поведением.

Такие признаки, как еврейские черты лица или личная сердечность, разумеется, очень сложны по сравнению с мириадами признаков величины, движения, цвета и других, на которые они опираются. Но с феноменологической точки зрения они целостны и с трудом разложимы на составляющие их элементы. Однако отказ от них из-за их сложного характера оправдан в такой же мере, как отказ от признака резкости при характеристике звукового тона на том основании, что резкость звука — результат сложного взаимодействия громкости, высоты и других факторов.

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46-47-48-49-50-51-52-53-54-55-56-57-58-59-60-61-62-63-64-65-66-67-68-69-70-71-72-73-74-75-76-77-78-