==190

Шарль де Б росс —

выдающийся ученый французского

Просвещения (очерк)

Александр Сергеевич Пушкин назвал де Бросса одним «из замечательнейших писателей прошедшего (т. е. XVIII) столетия», известным «многими учеными сочинениями», «касающимися древности». В примечании А. С. Пушкин сообщал французские заглавия этих сочинений: «История морских плаваний в Южные земли», «Трактат о механическом образовании языков», «История VII века Римской республики», «Трактат о культе богов-фетишей» и др.

Свою статью А. С. Пушкин озаглавил «Вольтер», в ней шла речь об изданной в 1836 г. переписке Вольтера, в частности с де Броссом. Эта переписка подробно вскрывала суть ссоры великого писателя с де Броссом. Из-за пустяшного столкновения на почве мелких материальных интересов и обостренного самолюбия Вольтер «долго дулся на упрямого президента и был причиною тому, что де Бросс не попал в Академию (что в то время много значило)...». А. С. Пушкин подчеркивал: «Надобно видеть, что такое гнев Вольтера! Он уже смотрит на де Бросса, как на врага... Он собирается его погубить. ..» В рукописном же варианте А. С. Пушкин писал: «Спрашивается: отчего де Бросс ни во Франции, ни в остальной Европе не пользуется, как писатель, заслуженною славой? Ныне издаваемая переписка отчасти изъясняет тому причину».

В заключение А. С. Пушкин отмечал: «.. .гений имеет свои слабости, которые утешают посредственность, но печалят благородные сердца, напоминая им о несовершенстве человечества...» *

Подробной научной биографии Ш. де Бросса, на которую можно было бы вполне положиться, нет.

В XVIII в. доктор Маре, лично знавший де Бросса, в своем слове его памяти (произнесено в Дижонской Академии в 1777 г.) дал первый, чрезвычайно сжатый, но в то же время лучший биографический очерк о незаурядном ученом и человеке, каким был Ш. де Бросс. Маре осветил прогрессивное значение его трудов, причем свое изложение он начинал с работы о фетишизме. Маре подчеркнул обаятельность личности де Бросса: гуманное отношение к людям, душевную бодрость («всюду его присутствие делало людей веселыми»), его кротость и незлобие.

В XIX в. основные биографы де Бросса — католик Теофил Фуассе (издал его переписку с Вольтером и в 1842 г. большую книгу о нем), Р. Коломб, А. Маме и другие, правда, собрали необходимые материалы о жизни и трудах де Бросса, но не смогли правильно оценить их значение.

В XX в. замечается оживление интереса к де Броссу; появляется ряд новых работ о нем биографического характера — Ивонны Безар, Марселя Бушара и др. Работа М. Бушара «От Гуманизма к Энциклопедии (Общественная мысль в Бургундии при старом режиме)»

А. С. Пушкин. Собрание сочинений, т. 12. М., 1949, стр. 77—81.

==191

(Париж, 1930) уделяет большое внимание деятельности де Бросса и подвергает анализу содержание и происхождение его важнейших трудов. Автор привлек ряд новых архивных материалов и осветил связь де Бросса с его земляком и выдающимся естествоиспытателем XVIII в. Жоржем Бюффоном. Исследование Бушара даст правильную историческую перспективу для понимания идейного наследия де Бросса, перекидывающего мост от французских гуманистов XVII— XVIII вв. к энциклопедистам второй половины XVIII в.

Шарль де Бросс родился 7 февраля 1709 г. в Дижоне (Бургундия) в семье советника дижонского парламента Шарля де Бросса и его жены Пьеретты Февре де Сент-Месмин (внучки знаменитого юрисконсульта XVII в. и дочери основателя публичной библиотеки в Дижоне). Де Броссы были крупными землевладельцами.

Шарль де Бросс никогда не примыкал к какой-либо партии или особой группировке, если не считать феодальную судебно-бюрократическую корпорацию, так называемый парламент Бургундии, в котором по наследству к нему перешла должность советника (1730); затем—в 1741 г.—он купил должность президента и, наконец, в 1775 г. стал первым президентом парламента. «Le President de Brosses» — таков его неизменный эпитет в буржуазной Франции до сих пор.

На общее развитие де Бросса в детстве огромное влияние оказал прежде всего его отец, поклонник Лукреция и римских историков. Он дал сыну не только физическую закалку, сделавшую его здоровым и мужественным, но и самое солидное по тому времени гуманитарное образование.

Свое детство де Бросс провел в огромной библиотеке отца, от которого унаследовал страсть к занятиям историей и географией. Среднее образование де Бросс получил в иезуитском колледже Днжона. Он хорошо изучил здесь латинский и греческий языки, ряд европейских языков; знал также древнееврейский и другие восточные

языки.

Де Броссу было 14 лет, когда умер его отец; его мать продолжала руководить его воспитанием в том же духе. Высшее образование де Бросс получил на факультете права тогда только что основанного Дижонского университета. Ему был 21 год, когда он занял кресло советника в парламенте, принадлежавшее его отцу.

С этого момента жизнь де Бросса была как бы поделена между тремя «сферами»: во-первых, много времени отнимала у него служба в парламенте; во-вторых, он вел «светскую жизнь» богатого французского аристократа; в-третьих, все досуга он посвящал занятиям историей, географией, лингвистикой и смежными науками.

Де Бросс был провинциальным судьей и администратором в феодальной Франции в ее предреволюционную эпоху. Буржуазные ученые подчеркивают его неподкупность и строгость, трудолюбие и добросовестность. Указывают, что после него остался печатный проект финансовых реформ, проникнутых идеями физиократов.

Де Бросс смело отстаивал интересы и привилегии своей корпорации перед абсолютизмом и его министрами. Два раза он был вынужден уходить в «изгнание»: в 1744—1746 гг. и в 1771—1775 гг.

==192

В нашем очерке мы стремимся главным образом обрисовать научную и литературную деятельность де Бросса. Ведь его талантливые труды оказались почти совершенно забытыми. Во Франции широкой известностью пользуются его неоднократно переиздававшиеся «Письма из Италии»; в то же время там очень слабо интересуются его другими трудами. По содержанию своих научных интересов де Бросс — историк и лингвист.

Как указывает Фуассе, де Бросс еще в юности изучил английский язык и ознакомился с классическими произведениями английской литературы. В 1733 г. (ему было 24 года), готовясь к путешествию в Англию, он штудировал Гоббса, Локка и ряд других передовых английских философов, борцов против метафизики и схоластики, Вместе с аббатом Леоте он затеял было перевести и прокомментировать Спинозу. «От этой работы, — указывает биограф, — остались лишь небольшие фрагменты».

Де Бросс тщательно следил за всеми новинками в художественной, научной и философской лигературе века, особенно за произведениями Вольтера и Руссо, которых он считал выдающимися мыслителями и поэтами не только Франции, но и всего образованного мира. Он был в курсе всех политических, философских и эстетических дискуссий в салонах и кружках Парижа, Лондона и Рима. Не сближаясь тесно ни с какой «партией» или «течением», де Бросс был дружен с Дидро и Даламбером, т. е. с основателями «Энциклопедии», охотно сотрудничал с ними. Он входил в кружок свободомыслящих, атеистов, который группировался вокруг Гольбаха, Гельвеция. Здесь же он познакомился с Давидом Юмом.

Центральное место в идейном росте де Бросса с юных лет и по годы старости занимал его ближайший друг и единомышленник Жорж Леклерк, граф де Бюффон. И это несмотря на то, что их научные интересы были различны: де Бросс занимался преимущественно гуманитарными науками, Бюффон — естествознанием.

В. И. Ленин в статье «Три источника и три составных части марксизма» (1913) указывал: «.. .в течение всей новейшей истории Европы, и особенно в конце XVIII века, во Франции, где разыгралась решительная битва против всяческого средневекового хлама, против крепостничества в учреждениях и идеях, материализм оказался единственной последовательной философией, верной всем учениям естественных наук, враждебной суевериям, ханжеству и т. п.» *.

В русле именно этой философии — пусть еще в наивной, незрелой форме, но преодолевая метафизику и гуманизм XVII в., — развивалась мысль Бюффона и де Бросса. Правда, они не достигли тех вершин материализма и атеизма, которыми уже овладевали великие умы—Дидро, Даламбер, Гельвеций и Гольбах. Но Бюффон и де Бросс сотрудничали с последними, каждый в своей области, как признанные передовые ученые: областью Бюффона было изучение фактов истории природы, областью де Бросса было изучение фактов древней истории человека.

Бюффон неоднократно заявлял, что факты в науках о природе надо собирать путем наблюдения и эксперимента; комбинированное

В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 23, стр. 43-

==193

же действие опыта и размышления поможет возвести факты в систему законов природы. Де Бросс же был искренне убежден, что «в историческом исследовании факты, если они не содержат в себе ничего невозможного, если они уточнены или обоснованы путем надежных свидетельств, более значат (plus forts), нежели рассуждения, опираясь на которые хотели бы ослабить смысл этих фактов». Подобно тому как Бюффон тщательно описывал свои коллекции минералов, животных и т. п., де Бросс старался связно изобразить, например, «коллекции фактов», относящихся к древнейшим культам, и только отсюда переходить к формулированию законов о древнейшей религии.

Если Бюффона интересовали факты истории земли, животного мира и т. д., де Бросса занимала мысль; нельзя ли максимально конкретно «подсмотреть», «подслушать» начало человеческой истории, как она может быть фактически исследована с помощью археологии, письменных памятников, истории языка, этнографии, сравнительной истории религий и т. п.

Две проблемы, намеченные им уже в зрелые годы, он разрешал на базе огромного количества собранных фактов. Он впервые наметил такие материалистические зерна в решении проблем происхождения религии и происхождения языка, которые не утратили своего значения и для настоящего времени.

И эти труднейшие проблемы человеческого знания буржуазная неука вновь готова объявить неразрешимыми или опять сделать достоянием теологии. А двести лет назад де Бросс и Бюффон учились друг у друга, как изучать факты истории природы и человека, обходя ту ложь, которую навязывала науке церковь в Священном писании. Колебать открыто авторитет Библии было невозможно, но обходить ее путем хитроумных, словесных маневров удавалось и Бюффону, и да Броссу.

Первая печатная статья, которую опубликовал Ш. де Бросс в 1747 г., и последняя трехтомная книга, вышедшая незадолго до его смерти в 1777 г., были посвящены Саллюстию—одному из наиболее крупных и интересных историков Древнего Рима, запечатлевшему в своих работах период падения Римской республики.

Труд этот начинался еще в колледже, но, как указывают биографы, особенное внимание де Бросс стал уделять текстам и эпохе Саллюстия с 1734 г., в годы же 1738—1744 он был всецело предан этой теме. Одной из целей, которую он ставил себе, отправляясь в путешествие по Италии (с мая 1739 по апрель 1740 г.), был поиск новых материалов о Саллюстии в богатых итальянских библиотеках (новые рукописи, монеты, бюсты и т. п.). Это путешествие, отраженное в его знаменитых «Письмах из Италии», сыграло большую роль в его развитии: он завязал ряд знакомств с итальянскими учеными и политическими деятелями, познакомился с прелатами католической церкви, много увидел интересного в нравах и тенденциях католицизма, познакомился с итальянским искусством, с богатствами музеев и библиотек Италии. Все это он интересно, с блестящим юмором и не без доли сатиры описывал в письмах к своим друзьям, совершенно не готовясь эти письма печатать.

В молодости де Бросс мечтал только о новом, но наиболее критическом и полном издании всех уцелевших латинских текстов Саллюстия с соответствующими комментариями. За десять лет напряженной работы он добился того, что рукопись его была (к 1744 г.)

==194

уже готова. Ее взял на рецензию библиограф Мело и потерял. Это сильно огорчило де Бросса, он долго не мог спокойно размышлять о Саллюстии. Но постепенно он пришел к мысли о необходимости собирать и исследовать фрагменты, чтобы восстановить так или иначе потерянный труд Саллюстия. В 1754 г. он доложил свой план в Академии надписей.

Вот что пишет о своей работе сам де Бросс в предисловии к восстановленному им труду Саллюстия: «История Римской республики от периода диктатуры Суллы до экспедиции Помпея против Митридата».

«Труды Саллюстия — это история заговора Катилины; история завоевания Нумидии; два политических рассуждения, обращенных к Юлию Цезарю об управлении государством, и,- наконец, общая история определенной части седьмого века Рима...» (Произведение, приписывавшееся Саллюстию, — страстную речь против Цицерона, де Бросс считал подложной.)

«Иэ этих четырех произведений «Катилина» и «Югуртинская война» достаточно хорошо известны...»

«Но четвертая работа Саллюстия не читается и не может быть теперь прочитана в том состоянии, в каком мы ее находим, так как уже восемь или девять веков, по крайней мере, она считается утерянной, и то, что от нее ныне осталось, — жалкие, бессвязные обломки. .. Вот почему я решил сделать ее здесь целиком познаваемой как бы оживив ее, насколько это возможно. В пяти книгах, адресованных к Лукуллу, она содержала гражданскую и военную историю Римской республики, излагая, прежде всего, события, происшедшие в период молодости автора. Время отняло у нас этот труд, наиболее обширный и наиболее поучительный из всего, что написал этот знаменитый историк. Эта потеря тем более тягостна, что, благодаря своеобразному стечению обстоятельств, все авторы, писавшие об общей истории Римской республики, ощущали пробел как раз в этом интересном месте».

Как указывает здесь де Бросс, «подлинник Римской истории Саллюстия существовал еще в 7 веке. Исидор Севильвкий мог быть последним, кто держал в руках целый экземпляр рукописи...». Де Бросс предпринял тщательные розыски ее останков, вступив в переписку со всеми выдающимися историками, могущими помочь ему (в том числе и с Д. Юмом). Всего ему удалось собрать 685 фрагментов. Он вычитывал их, просматривая сотни рукописей грамматиков, компиляторов и историков. Он должен был тщательно исследовать подлинность каждого фрагмента и одновременно держать перед своим взором всю цепь исторических фактов, картинно представлять их, чтобы найти место фрагменту, иногда одному-двум словам.

Немецкий историк И. Шлютер, переведший в начале XIX в. на немецкий язык пять книг «Римской истории» Саллюстия по де Броссу, подробно описывал те исключительные трудности, которые лежали на пути де Бросса и которые он блестяще преодолел. Он повторил здесь слова де Бросса, сравнившего свою работу с работой скульптора, восстанавливающего совершенно разрушенную или утерянную в своей подавляющей части статую.

Де Бросс сделал «интересную и воодушевленную» работу. Он начинает с «Югуртинской войны», т. е. дает ее перевод. Далее — «Римская история», восстановленная, но по-французски, далее перевод «Катилины», наконец дополнительное изложение событий, свя-

==195

занных с Цезарем, — таким образом, получилась связная история Рима в VII веке («от основания города»). Она легко читается, и критик А. Вилльман недаром считал труд де Бросса по силе выразительности в воскрешении древних эпох аналогичным труду Ш. Монтескье.

Интерес к Саллюстию у де Бросса коренился, однако, не только в области филологии. Внимание де Бросса привлекли прежде всего эпоха, картинно изображенная этим историком, — эпоха падения Римской республики, а также анализ причин этого падения; привлекли общественно-политическое мировоззрение Саллюстия, и здесь на первом месте его философские взгляды, а также метод и стиль работы Саллюстия как историка.

Интерес к истории Древнего Рима диктовался эпохой де Бросса: в его время лучшие умы, знакомые хотя бы немного с античной историей, черпали отсюда материал для суждений о своем времени.

К.^ Маркс и Ф. Энгельс, характеризуя (в «Святом семействе») идеи XVIII в., воплотившиеся во Французской революции, приводят суждения Робеспьера и Сен-Жюста: «Спартанцы, афиняне, римляне в эпоху своего величия — «свободные, справедливые, добродетельные народы». «Сен-Жюст весьма определенно заявляет: «Мир опустел после римлян, и только воспоминание о них наполняет его содержанием и пророчествует еще о свободе...» «Сен-Жюст характеризует «свободу, справедливость, добродетель», которых он требует, однимединственным словом говоря: «Революционеры должны быть римлянами»» *.

Важно отметить, что труд де Бросса о Саллюстии содержит ценные детали о древнегреческой и древнеримской религиях. Автор сообщает ряд материалов к вопросу о древних служителях религиозных культов; так он объединяет доступные ему сведения о жрецах «кабирах» и «куретах», связывая их происхождение с началом металлургии, и т. п. («История Римской республики», кн. 5, гл. 44).

В 1756 г. в Париже появились два тома большого труда де Бросса по истории мореплавании в Южные земли.

Книга де Бросса состоит из предисловия и пяти частей. Она представляет собой тщательный анализ отчетов и дневников путешественников (португальцев, голландцев, французов и т. д.), которые в XVI, XVII и XVIII вв. проплыли в Южные земли и зафиксировали свои наблюдения географического, геофизического, экономического, этнографического характера. К книге приложены карты.

Эта книга — плод долгой, тщательной, добросовестной работы. Чтобы обработать дневники испанцев, де Бросс изучил испанский язык. Для перевода голландских дневников он пригласил компетентного помощника. Уже в 1769 г. книга появилась в Лейпциге в немецком переводе И. X. Аделунга. Морские чиновники в Англии Д. Коллендер и А. Далримпл для своих, возможно ведомственных, нужд переводили де Бросса, выуживая из его труда необходимые введения, и это дало возможность Дж. Куку благополучно открыть Австралию и водрузить на ней британский флаг.

К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 135.

==196

В книге до Бросса собран большой этнографический материал. В частности, де Бросс все время делал выписки из дневников путешественников, наблюдавших религиозные обычаи различных племен Америки, Азии и Африки. Именно отсюда де Бросс почерпнул ряд описаний фетишизма, которые легли в основу публикуемого трактата

Нельзя не отметить его резкую оппозицию «подвигам» католических миссий, проявившуюся в книге по истории мореплавании. Ш. де Бросс, один из замечательнейших гуманистов своего века, смело заявлял: «.. .Трудно привлечь население на свою сторону, если с самого начала противостоять тому, что для него самое святое. Да к тому же это значило бы: идти против права народов, если вводят чуждое богослужение и нападают на то, которое составляет удел данного народа... С ними (народами) должно обходиться ласково, терпеливо и умно, пытаясь с самого начала создать для них спокойную и счастливую жизнь, постепенно разоблачая смехотворную ложь их глупых суеверий и переходя отсюда на легкие основы естественного права и выполнение простых нравственных добродетелей.

.. .Ведь если есть такая область, где принуждением нельзя нарушать свободу человека, — это религия. И тем менее можно принудить к ее принятию с оружием в руках, желая истребить население или обратить его в своих рабов...»—«Насаждать крест с помощью шпаги — говорит один мудрый миссионер — это значит: допускать такие действия, которые идут против христианской любви. Это значит оскорблять ее, если оскорбляешь справедливость. За идолопоклонство нельзя отнимать у человека его свободу или имущество». «Испанцы в XVI веке совершенно забыли эту истину христианства, как и естественного закона, и, если люди не принадлежат к нашему политическому сообществу, мы не имеем права делать их несчастными, если не сумели сделать их лучшими».

Работа Давида Юма «Естественная история религии» была написана им во второй половине 1755 г. и должна была появиться к концу 1755 г. Но на рубеже 1755 и 1756 гг. автор и издатель Миллар задержали выпуск книги. Миллар, по всей вероятности, роздал несколько экземпляров книги своим друзьям и друзьям Юма. В результате несколько экземпляров «Естественной истории религии» просочились за границу и передавались здесь из рук в руки.

Биографы Д. Юма зафиксировали следующий факт: в 1754 г. аббат Ж.-Б. Ле Блан перевел «Политические рассуждения» Юма на французский язык. Юм посылал ему копии ряда своих сочинений. Вполне возможно, что таким образом в 1755—1756 гг. во Францию проник и экземпляр набора «Естественной истории религии». Ле Блан знакомил с произведениями Юма значительный круг образованнейших людей Парижа. Сюда входили Кребильон, Тюрго, Клод Гельвеций, Шарль де Бросс, Жан-Шарль Трюден-де-Монтиньи и др. Молодой Трюден-де-Монтиньи перевел «Естественную историю религии» на французский язык и послал рукопись перевода Юму, но судьба этого перевода неизвестна. Вполне возможно, что Ш. де Бросс познакомился с данным трудом Юма именно таким образом (см. Грейг. Письма Д. Юма, т. 2, стр. 255—257).

==197

В числе других важных положений у Д. Юма де Бросса должно было поразить резкое противопоставление народной религии, развивающейся в условиях психологии первобытного человека, зарождавшемуся в жреческой среде научному (философскому) рассмотрению мира. Де Бросс сочувственно принимал и тезис Юма, что на заре истории люди не знали еще ни теологии, ни философии: все это к ним пришло гораздо позже. С радостью де Бросс читал у Юма и о фактах, которые он с таким интересом коллекционировал: «Лапландцам служит в качестве бога первый попавшийся камень, имеющий необычную форму...», «Арабы и жители Пессинунта также обожествляли бесформенные каменные глыбы (Арнобий, гл. VI, 496 А.), столь сильно превосходили они неразумием египтян» (см. «Естественная история религии», русский перевод. Соч. М., 1965, т. 2, стр. 336, 395).

Как сообщает биограф де Бросса Фуассе: «Может быть, разговоры с Дидро и, конечно, чтение Юма побудили осмелевшего де Бросса прочитать в мае 1757 г. доклад в Академии надписей».

Но слушатели де Бросса встретили его открытие весьма недружелюбно: оно явно колебало устои религии! Академия отказалась печатать сообщение де Бросса в своих мемуарах. В 1759 г. автор взял свой доклад обратно и по совету своих швейцарских друзей, свободомыслящих, напечатал его в 1760 г. в Женеве, в издательстве братьев Крамер, не указывая ни фамилии автора, ни фамилии издателей, ни места издания.

Фуассе так описывал литературную деятельность де Бросса в 1755—1757 гг.: «Вдруг он привез в Париж свой трактат «О культе богов-фетишей», где он стремился установить тождество древней религии Египта с религией Нигритии. Во многих отношениях это выглядело как добавление к его «Южным землям», если говорить о первичных мыслях автора, поскольку в трактате много места уделялось описаниям путешественников. Но природная тенденция де Бросса к общим взглядам, далее, тяга эпохи к определенному характеру идей, а может быть, беседы с Дидро и, по всей вероятности, чтение Юма (его «Естественной истории религии») привели его в более широкое поле, где он и заблудился!» (курсив наш. — Л. Д.).

Для католика Фуассе теория фетишизма де Бросса, резко отрицающая первичность монотеизма, конечно, «огромное заблуждение»! «Вечные муки ада» должны угрожать автору за его ересь.

Но как книга де Бросса попала в Женеву, почему печаталась подпольно? Нам неизвестны настоящие мотивы отказа со стороны Академии надписей. Биографы говорят: доклад о фетишизме поразил своей «смелостью». Но кого именно? Была ли дискуссия? На все это могло бы ответить только тщательное исследование архивных материалов.

У де Бросса в Женеве были друзья: Ж. Жаллабер, Ш. Бонне, П. Пикте, Дж. Берне, доктор Троншен и др. Эти люди помогли де Броссу издать его книгу в Женеве в издательстве братьев Крамер.

Здесь на первом плане фигура Жана Жаллабера (Jean Jallabert, 1712—1768). Кальвинистский пастор Жаллабер был в то же время выдающимся физиком: он первый применил электричество к терапии нервных болезней. Под конец жизни, уважаемый согражданами, он был избран президентом Швейцарской республики.

==198

Жаллабер дружил с Вольтером, Бюффоном и де Броссом. С последним его связывали самые разнообразные общие интересы. Но на первом месте здесь древность и библиография. В ряде дошедших до нас писем мы видим, как де Бросс загружает своего друга просьбами; достать ему ту или иную нужную редкую книгу, которую нельзя получить в Париже или Дижоне. Жаллабер аккуратно выполняет все просьбы. Он давно советует де Броссу издавать свои книги у женевских издателей — братьев Крамер, обещая сам проследить за корректурой и т. д.

В письме от 29 октября 1759 г. Жаллабер, сообщая автору о прочтении корректуры, писал: «Громадное удовольствие доставило мне прочитать вашу работу, которая вызывает отнюдь не праздное любопытство. Ваш метод: от известного к неизвестному, от того, что сейчас ежедневно происходит, к тому, что было в самой седой древности, мне чрезвычайно нравится, и я убежден, что критическое око откроет ряд следов фетишизма даже среди нас самих.. .»

Когда книга • уже расходилась, Жаллабер в письме от марта 1760 г. сообщал де Броссу о выдающемся ее успехе среди женевцев, прежде всего: «.. .чем больше расходится ваш труд, тем больше слышишь одобрений; знатоки восхищаются прозорливостью исследований, обширностью ваших познаний, методом, который господствует в книге, и т. д. и считают ее наиболее вероятным ключом к древней мифологии».

Де Бросс в своем ответе Жаллаберу (Дижон, 3 апреля 1760 г.) писал: «Я очень польщен, что этот маленький трактат получил одобрение (и именно в том обществе, которое я очень ценю) благодаря тому, что здесь брошен новый для литературы о «египтианизме» взгляд, который, несмотря на всю свою простоту, все же не был известен и который, я убежден, является разгадкой в решении загадки, возбудившей так много споров».

Другой женевский корреспондент де Бросса — Шарль Бонне (1720-1793)—известный швейцарский естественник, философ и психолог. Историки психологии считают его одним из основателей физиологической психологии XIX в. И. Безар в своем труде о женевских друзьях де Бросса опубликовала его переписку с Бонне в течение 32 лет (1745—1777 гг.).

Переписка сохранила для нас восторженные отзывы Бонне о книгах его друга и весьма скромное мнение самого де Бросса о своих достижениях.

Получив от Ж. Жаллабера «Фетиши», Бонне писал де Броссу ,(9/IV 1760 г.); «Эта маленькая книжка очень ясна и, что очень редко, эрудиция здесь нисколько не затмевает гения...» «Я боюсь, — писал он искренне и просто, — что служители этих фетишей, раздраженные намеками автора, захотят сделать из него или, по крайней мере, из <;го книги жертву для своего идола. Я знаю, что он их совершенно не страшится, но, желая автору душевного спокойствия, я предпочел бы, чтобы он остался для них совершенно неизвестен...» Ш. Бонне подчеркивал, что «метод аналогии применен здесь автором весьма искусно».

Как правильно указывал А. Маме, исследование об оракуле Додоны (его де Бросс доложил в Академии надписей 27/V 1766 г., и оно было помещено в 35-м томе «Мемуаров» Академии) представляет собой непосредственное продолжение его трактата о культе богов-фетишей: «Это почти отдельная глава данного трактата».

==199

Следующее важнейшее произведение де Бросса было посвящено проблеме происхождения языка. Книга эта вышла в 1765 г. под названием: «Трактат о механическом образовании языков и физических принципах этимологии». Уже ее заглавие должно было в XVIII в. отпугнуть любого не искушенного в философии. А в XIX в. католик Фуассе прямо заявлял, что, мол, де Бросс, «занимаясь исключительно тем, что можно было бы назвать «телом языков», слишком пренебрег, иногда совершенно не понимал, что такое «душа языка»!».

Де Бросс долго, почти 15 лет, работал над написанием этой книги. Она ему далась не сразу и не без волнений, мучительных для его самолюбия. Уже в 1750 г. он написал и в 1751 г. зачитал в Академии надписей свои первые два мемуара по этимологии.

У пытливого де Бросса интерес к этимологии зародился очень давно, еще в ту пору, когда он овладевал языками. М. Бушар подробно рассказывает, как создавалась «Механика языка» де Бросса: «На первом же собрании литературного кружка у де Рюффе де Бросс предложил общую работу над кельтским языком и над аналогией слов этого языка со словами французского языка и особенно бургундского наречия... Он процитировал по этому вопросу кельтский словарь, который в это время издавался бенедиктинцем Пеллетье, и т. д.». Отсюда и родились его первые статьи по этимологии.

М. Бушар формулирует: «Наследник гуманизма, но открытый для мыслей философ, будучи как бы в центре встречи этих двух течений, де Бросс примирил и объединил в своей «Механике языка» солидные знания первых и стремления последних к широким и смелым обобщениям». М. Бушар подробно вскрыл влияния на мысль де Бросса, шедшие от Бюффона, Локка, Лейбница, Фрерс и др. Кажется, де Бросс объединил в своем труде «мысли всех выдающихся мыслителей и знания всех ученых...», чтобы «объяснить эволюцию речи, опираясь только на законы природы».

Книга эта, как и все другие книги де Бросса, имела печальную судьбу: ее почти никто как следует не прочитал в XIX в., о ней совершенно забыли в XX в. Между тем здесь де Бросс с блеском изложил зерна научной концепции, которую с полным правом можно относить к первоначальным наброскам материалистической психофизиологии языка и речи человека.

Академик Ю. П. Францов подчеркивал: «В XVIII в., обосновывая свою теорию фетишизма, де Бросс отмечал, что развитие мышления состоит «в переходе от чувственных предметов к отвлеченному мышлению» (см. Ю. П. Францов. У истоков религии и свободомыслия, стр. 185).

В «Механике языка» де Бросс писал: «.. .Локк ставил себе целью показать, каким образом рассмотрение слов должно приблизить нас к происхождению наших первых понятий и принципов наших умственных познаний. И настолько верно, что термины, обозначающие чувствования души, все взяты от телесных предметов, что я не думаю, чтобы можно было в каком-либо языке назвать какой-либо моральный термин, корень которого не был бы физическим, если только мы сумеем его вскрыть...»

Из многочисленных примеров происхождения моральных терминов от терминов физических мы приведем только два,

==200

«Considerer (обсуждать)... Но в своем первом употреблении это слово должно было бы обозначать только: смотреть на небо (латин. considerare—обсуждать, в корне sidus—звезда). Выражение это создано в связи с тем вниманием, с каким астроном рассматривает созвездия через длинную трубу, чтобы таким образом увидеть звезды вместе одну подле другой (considerare, constellare) Термин показывает, насколько древним надо считать изучение людьми астрономии...»

«Вот каков был механизм производства слова ratio (разум). Из родового существительного латин. res, rerum (вещи) сделали глагол reor, ratus sum, reri, чтобы обозначить таким образом следующее: воспринять какую-либо вещь в своем уме, познать ее как истинную и существующую, признать ее таковой, т. е. мы могли бы сказать буквально и точно, если бы это слово было в нашем языке, — choser (от франц. слова chose—вещь); это значило бы: воспринять в свою голову предмет (вещь), получить идею о нем такую же точно, каков сам предмет. От глагола reri произвели причастие ratus, далее отвлеченный термин ratio, raison. Нельзя было бы лучше изобразить силу этой операции рассудка, как только применяя сюда термин res (вещь), чтобы сделать ясным, что разум (raison) —это и есть сама вещь, вся целиком, реальная и истинная. Но это как раз и обозначается термином realite (реальность), который происходит от того же корня. То, что составляет реальность в природе, то составляет и разум в душе человека.. .» («Traite». Р., 1765, v. 2, р. 243.)

Фуассе подробно описывает, какой большой эффект произвела данная книга немедленно после появления. Бюффон, Дидро, Тюрго и другие встретили ее весьма сочувственно. Де Бросс как будто готовил второе издание книги, увеличив ее на треть. К сожалению, нам почти ничего неизвестно о судьбе этого второго издания книги.

Теодор Бенфей (1809—1881), один из крупнейших представителей индоевропеистики XIX в., в своем труде «История языкознания и восточной филологии в Германии с начала XIX в. с характеристикой прежних времен» (Мюнхен, 1869) не мог пройти мимо де Бросса. Правда, единственной его заслугой он считает настаивание «на чисто человеческом происхождении языка». («Traite», v. 2, р. 253.)

В советской науке профессор Р. О. Шор впервые правильно оценила значение концепции Шарля де Бросса в истории лингвистических учений.

По ее мнению, де Бросс наметил «общие закономерности развития языков в смене исторических ступеней развития общества, указывая обусловленность форм существования языка развитием племенных и более крупных этнических образований, ростом материальной культуры, общением народов, расцветом и упадком наций». Концепция де Бросса означала «решительный разрыв с идеалистической и богословско-мистической концепцией генезиса языка, с которой еще не решались порвать многие лучшие умы эпохи...». Де Бросс выступил «как убежденный представитель материализма». «Происхождение языка, по де Броссу, подлежит материалистическому объяснению «независимо от всякого духовного действия человеческой души»...»

Но конечно, «де Бросс во всех отношениях был сыном своего времени: его материалистическая концепция происхождения и развития языка носит явный отпечаток биологизма и механицизма»,

==201

Если труды де Бросса, которые он так добросовестно готовил к печати, как будто не сулили ему «бессмертия», то это «бессмертие» ему должна была принести книга, которой он фактически не писал, т. е. не готовил для печати. Речь идет о его знаменитых письмах к друзьям, посылавшихся в 1739—1740 гг., во время путешествия по Италии.

В период террора, когда сын де Бросса был в эмиграции, начальник архива эмигрантов, некто А. Сериес (A. Serieys), заинтересовавшись этими письмами, решил на этом поживиться и издал их не просто, как умел, а как хотел. Семья де Бросса в 30-х годах XIX в. дезавуировала это издание и поручила Р. Коломбу выпустить новое, сверив с наиболее надежными автографами: ведь по рукам в Дижоне ходило много копий...

После издания в 1836 г. во Франции вышел еще ряд изданий, но наиболее критическое, с примечаниями и т. д. выпустила в 1931 г. Ивонна Безар. Последнее издание писем на французском языке осуществлено в Париже в 1958 г. и в хрестоматии Флоренна в 1964 г. В 1957 г. появился перевод писем на итальянский язык.

Этими письмами, изяществом их стиля, правдивостью описанных картин восторгался известный писатель Стендаль, сам описавший свои впечатления об Италии. Буржуазная Франция читает эти письма и потому, что находит в них ряд «пикантных» подробностей о католической церкви и ее прелатах, о нравах римских куртизанок и т. д.

Книги имеют свою судьбу. Книги зрелого, прогрессивно мыслящего де Бросса, которыми он мечтал заслужить себе подлинную славу, забыты прежде всего на родине де Бросса. Здесь популярна книга юноши де Бросса, которая стала «книгой» достаточно случайно.

* *

Перелистывая страницы «Писем из Италии», Т. Фуассе готов простить де Броссу ряд «вольностей» (les legeretes), которые тот допускал в письмах к интимным друзьям по адресу католической церкви, ее иерархов, ее обрядов. Все это, мол, «юношеские эксцентричности» («excentricites juvenils»), «которые отнюдь не характерны для него, тем более что он сам не готовил своих писем к печати, наоборот, постоянно отказывался Их печатать (когда же ему приходилось редактировать их для копий, он подчеркивал красными чернилами ряд мест, которые переписчик должен был пропускать)».

По мнению Фуассе, «совсем не здесь надо искать его религиозные убеждения». Он утверждает: в дальнейшей переписке «шуточки» де Бросса уже почти не имеют места. «Мы убеждены, — формулирует католический биограф, — что де Бросс был далек от какого-либо систематического, законченного неверия, и, если исключить дурную мысль, скрытую в глубине его «фетишей», господин де Бросс всегда с почтением относился к религии во всем своем общественном поведении и в своих сочинениях».

Об отношении де Бросса к религии М. Бушар пишет следующее: «Президент де Бросс избегает открыто противоречить Библии... Но оговорки («резервы») предназначены только для его личного спокойствия. Каковы бы ни были его убеждения, его жизнь была жизнью эпикурейца, а размышления, которым предавался он в глубине своей

==202

души (dans 1'intimite), как будто не позволяют его считать ревностным христианином... Большой любитель Рабле, дс Бросс никак не может понять, почему целомудрие должно быть так угодно Богу, почему добиться неба можно, только мучая плоть...»

Современный французский исследователь Ив Флоренн, издавая «Хрестоматию по де Броссу» («Наиболее прекрасные страницы у президента де Бросса»), (Париж, 1964), свою вступительную статью озаглавил: «Образцовый либертен» («Le libertin exemplaire»). «Либертенами» слыли люди, которые уже не удовлетворялись скептицизмом XVI и XVII вв. (вроде Монтэня или П. Бэйля), но еще не доходили вплотную до воинствующего атеизма Дидро, Гельвеция и Гольбаха.

В своей замечательной «Истории свободомыслия» (1915, 1936 гг.) Дж. Робертсон, помещая большой список изданий за 1700—1798 гг., посвященных борьбе против религии, не включил сюда трактат де Бросса. Трудно сказать, почему он так поступил. Однако о значении де Бросса в этой работе он упоминает несколько раз и достаточно веско: «.. .Вольтер и Руссо дали набросок только априорного синтеза в разрешении проблем происхождения религии и происхождения общества. Но в рядах рационалистов были и более строгие мыслители, нежели они. Очерк Фонтенелля «О происхождении мифов», не вполне свободный от ошибок, намечал правильные основы понимания мифологии и истории церкви. Де Бросс в своем трактате «О культе богов-фетишей» (1760) оказывает подобную же услугу в области антропологии (т. е. этнографии)». Эти строки буквально повторены и в издании 1936 г., т. 2, стр. 843—844.

По сути дела де Бросс — свободомыслящий, стихийный материалист — не причислял себя к атеистам. Для него, представителя высшей администрации (хотя бы и провинциальной), это было чрезвычайно опасно. Подобно Давиду Юму он не хотел мученичества и по своему характеру не мог примкнуть к какой-либо партии. Страстный и сознательный поклонник Эпикура, де Бросс жаждал свободы мысли, свободы исследования для себя и для своих близких друзей. Вот почему, несмотря на всю свою смелость, не отказываясь от конспирации (ведь свою книжку о фетишах он напечатал и распространял подпольно!), де Бросс стремился сохранять внешне лояльность королю и папе и вообще избегал «дразнить гусей». В своих изданиях де Бросс лишь обманывал бдительность цензоров словесными реверансами в адрес церкви и ее учений.

Де Бросс постепенно отходил от дуализма Декарта и приближался, под влиянием, возможно, Дидро, Гельвеция, Ламетри и других материалистов, к монистическому материализму. Но монизм Спинозы его отпугивал необходимостью атеистических выводов. Де Бросс принимал у Д. Юма его попытку научно определить истоки религии, его отрицание откровения, его теорию первичности политеизма, но вносил и свой вклад — концепцию фетишизма. Его мировоззрение было типичным для французского свободомыслия середины XVIII в., идеологически готовившего Французскую буржуазную революцию в конце столетия.

==203

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-