V

К ТЕОРИИ ГАЛЛЮЦИНАЦИЙ1

Среди разнообразных аранжировок невроза, направленных на достижение конечной цели фиктивного превосходства, невротически целесообразно возникают также и галлюцинации, в основе которых лежит усиление галлюцинаторной способности психики.

Рассмотрение реалий возбуждения головного мозга и нервов, область которых, как предполагается, является ответственной за ощущения, восприятия, а иногда также за воспоминания, рефлексы и моторные импульсы, не выходит за рамки гипотезы о колебаниях и волновых движениях нервной субстанции и ее химических изменениях. Искать же здесь малоубедительные, недоказуемые связи - значит следовать за ложным логическим выводом, который позволителен лишь вульгарной психологии. Построение душевной жизни из механических, электрических, химических и тому подобных возбуждений представляется настолько невозможным, что мы гораздо охотней ухватываемся за другие вспомогательные гипотезы, предполагаем, что в понятии и сущности "жизни" уже изначально подразумевается психический орган, который не субординирует, а координирует, проистекая из самых низов и отвечая на возбуждения, приобретает свою окончательную форму.

Всякий раз, когда мы исследуем этот психический орган, мы обнаруживаем, что он не просто реаги-

1 Статья появилась в 1912 году. - Прим. к изданию на немецком языке.

==87

рует на внешние и внутренние воздействия, но и действует сам по себе, постоянно подготавливая поступки и поведенческие акты индивида. Он не исчерпывается одной только волей, но наряду с этим представляет собой планомерное упорядочивание возбуждения, осознанное и бессознательное осмысление этого возбуждения и его связей с миром, предвосхищение и управление желанием в соответствующем для индивида направлении. Линия его поведения всегда направлена на улучшение, дополнение, усиление, словно общая оценка индивидом своего состояния вызывает у него выраженное в той или иной мере ощущение беспокойства и неуверенности в себе. Постоянно бодрствующие потребности и влечения индивида не дают душевному органу уснуть. И в любой из установленных нами форм его проявления мы можем расценить беспокойство как предысторию, настоящее как реакцию и будущее как фиктивную цель избавления. При этом внимание отнюдь не проявляет себя в качестве объективной установки, которая как бы суммирует в объективном результате беспристрастные воспоминания и непредвзято пережитые впечатления. От не обученного индивидуальной психологии исследователя и наблюдателя скрываются даже более грубые различия, а имеющий решающее значение индивидуальный оттенок никогда им не осознается. Для него, например, все страхи одинаковы. Но для разбирающегося в людях значительно важнее, чему этот страх служит - чтобы пациент мог выйти из-под контроля или чтобы заставить другого оказывать себе услуги. Если я произведу проверку способности пациента припоминать или возможностей его памяти, его органов чувств или его сообразительности, то я по-прежнему ничего еще не буду знать о том, к чему он стремится. При изучении какого бы то ни было душевного феномена

==88

основной вопрос индивидуальной психологии звучит следующим образом - что из этого следует Ответ на него дает нам только объяснение предполагаемого процесса, позволяющего понять индивида. Сама по себе экспериментальная психология не в состоянии дать нам сведения об одаренности или ценности человека, потому что мы никогда не сможем из нее узнать, будет ли индивид использовать свои душевные способности во "благо или во зло", не говоря уже о том, что при проверке у многих могут оказаться особые природные данные, но они не проявляются в жизни. Также и результат проверки будет зависеть от того, в каких социальных отношениях находятся экзаменатор и экзаменуемый, испытуемый и область исследования.

Когда мы говорим о представлении или восприятии, речь идет о сложной деятельности, в которой большую роль играет соответствующая психическая ситуация, оказывающая значительное влияние на процессы внимания в отношении их силы и направленности. Уже простое восприятие представляет собой не объективное впечатление или одно лишь событие, а творческую работу под влиянием явных и скрытых намерений, от которой сотрясается вся личность. Однако восприятие и представление не есть принципиально различные аспекты. Они соотносятся друг с другом как начало и временное окончание одного процесса. В представлении проявляется все, в чем мы в данный момент нуждаемся и на что возлагаем надежды, чтобы приблизить себя к своим индивидуальным целям. Кроме того, степень удовольствия и неудовольствия, которые мы при этом испытываем, настолько велика, что она тоже способствует достижению представляемой цели и даже к этому подстегивает. Представление является творческим актом, это следует из того, что здесь, равно как и в воспоминании, человек может представить себе предметы

==89

и людей, которых нельзя было бы увидеть при непосредственном восприятии. Подобно тому, как в воспоминании видят свой собственный образ, этот творческий акт врожденной душевной способности, проявляющийся в контакте с внешним миром, лежит также и в основе галлюцинаторной способности. Это та же самая психическая энергия, которая, пусть даже и в разной степени, обеспечивает творческую созидательную деятельность в восприятии, представлении, воспоминании и в галлюцинации.

Это качество, которое в целом следует назвать галлюцинаторными компонентами души, определенно легче можно обнаружить в детском возрасте. Его противоречие с логикой, этой функцией и условием общественной жизни, вынуждает нас в значительной степени ограничивать и даже исключать проявление галлюцинаций в чистом виде. Скрытая в них психическая энергия действует в рамках имеющих общественную ценность функций восприятия, представления и памяти. И только там, где "Я" извлекается из общества и приближается к изоляции, в мечте, в которой стремятся к победе над всеми остальными, в смертельной, изнемождающей неопределенности, возникающей у путника в пустыне, когда в мучительной медленной гибели сама собой рождается приносящая утешение фата-моргана, в неврозе и в психозе, у изолированных, борющихся за свой престиж людей, - зажимы ослабевают, и душа, словно в опьянении, с экстатическим пылом вступает на путь ирреального, лишенного общности, строится другой мир, в котором галлюцинация играет огромную роль, поскольку логика не столь существенна. Чаще всего все же имеется еще достаточно чувства общности, чтобы галлюцинация воспринималась как нереальная. Так обычно бывает во сне и при неврозе.

К оглавлению

К оглавлению

==90

Один из моих пациентов, потерявший в результате табической атрофии зрительных нервов зрение, страдал непрекращающимися галлюцинациями, которые, как он говорил, доставляли ему огромные муки. Мы не будем подвергать сомнению общепринятую гипотезу, согласно которой связанные с недугом состояния раздражения в зрительной системе вызывают возбуждение, которое затем интерпретируется и рационализируется. С наличием возбуждений в зрительной сфере мы согласимся сразу. Их своеобразная интерпретация в определенные содержания, которые в целом являются для пациента мучительными, наталкивает нас на предположение о постоянно действующей тенденции, овладевающей этими возбуждениями и использующей их в качестве материала. Таким путем мы приходим к психологическому по своему характеру объяснению. Предыдущие исследователи, изучая вопрос, что собой представляют такие галлюцинации, пришли к ничего не значащей тавтологии - возбуждение в зрительной сфере. Здесь, в галлюцинации, как и во всех основных проявлениях жизни и природы в объективных фактах, в ассимиляции, в электричестве, - допуская в определенной степени невозможность познать и выразить их сущность, мы усматриваем противоречащее логике и истинному содержанию общественной жизни проявление душевной способности, которую в виде намека можно обнаружить в представлении и в воспоминании, сущность которых тоже в известной степени недоступна нашему пониманию. Таким образом, эти рассуждения подводят нас к тому, что человек, испытывающий галлюцинации, утрачивает чувство общности и в обход логики при ограниченном чувстве реальности стремится к какой-то иной, а не к более привычной для нас цели.

Об этой цели нельзя сделать вывод непосредственно

==91

из самой галлюцинации. Она, как и любой другой вырванный из контекста душевный феномен, многозначна2. Истинный смысл галлюцинации, ее значение, ее Куда и ее Зачем - таковы вопросы нашей индивидуальной психологии - можно понять только исходя из целостности индивида, из его личности. Ее проявлением в особой ситуации считается нами также и галлюцинация.

Итак, в нашем случае зрение было потеряно, галлюцинаторная же способность усилилась. Пациент не переставая жаловался на "восприятия", которые отнюдь не всегда могли бы показаться нам мучительными. Так, он видел краски, деревья или следовавшее за ним по комнате солнце. Здесь следует отметить, что в своей жизни больной являлся деспотом, тиранил весь дом, и из анализа всей его прежней жизни у нас сложилось впечатление, что мы имеем дело с человеком, нашедшим свое величие в том, чтобы во всем всегда задавать тон и постоянно занимать собой семейное окружение. С тех пор как он ослеп, обычным путем - в хозяйских домашних делах и заботах - это ему уже не удавалось, но зато стало возможным благодаря постоянным жалобам на свои мучительные галлюцинации. Он нашел новое средство. Так как пациент страдал бессонницей, импульс его властолюбия доставлял беспокойство другим также и ночью. Из "возбуждений в зрительной сфере" он сконструировал еще одну галлюцинацию, послужившую ему предлогом, чтобы полностью привязать к себе жену. Он видел, как ее грабили и истязали цыгане. В приступе ужаса, а также, по-видимому, мстя за потерю зрения, он постоянно будил ее ото сна, чтобы убедиться в неверности своей галлюцинации, а также 2 Некоторые мастера толкования, например психологи, занимающиеся вопросами сексуальности, совершенно поверхностно цепляются за неоднозначность этого феномена и говорят при этом о глубинной психологии.- Прим. авт.

==92

чтобы заставить свою измученную жену всегда находиться с ним рядом. Я наблюдал множество пациентов, страдающих галлюцинациями, которые пришли к своему недугу, развив такую же тенденцию, что и данный пациент, который после того, как, ему казалось, полностью лишился своего влияния, вновь одержал верх в своем стремлении к власти благодаря интенсивным предудпредительным мерам и развитию своей галлюцинаторной способности. Приведем еще один, более поздний пример, поучительный по своей сути. Мужчина из хорошей семьи, достаточно образованный, но тщеславный, честолюбивый и малодушный, потерпел крушение в своей профессии. Слишком слабый, чтобы самому что-то изменить в своей жизни или вынести обрушившиеся на него удары судьбы, он обратился к алкоголю. Многочисленные делирии с галлюцинациями привели пациента в больницу, что избавило его от необходимости исполнять свои жизненные обязанности. Такое обращение к алкоголю встречается часто, и его можно понять равно как и леность, преступные действия, невроз, психоз и самоубийство, - как бегство неустойчивых честолюбцев от ожидаемых поражений и как бунт против требований общества. Хотя по завершении лечения пациент окончательно избавился от алкоголизма, его предыстория получила огласку, семья от него отказалась, и, таким образом, ему не оставалось ничего другого, как зарабатывать себе на жизнь плохо оплачиваемыми земляными работами. Вскоре после этого появились галлюцинации, мешавшие ему в его работе. Почти постоянно он видел незнакомого ему мужчину, который ироническими насмешками отбивал у него всякое желание работать. Пациент не верил в реальность образа. Впрочем, еще с тех пор, когда он страдал алкого-

==93

лизмом, значение и сущность галлюцинаций были ему известны. Однажды, чтобы окончательно избавиться от своих сомнений, он запустил в "образ" тяпкой. Тот ловко увернулся, а затем задал пациенту изрядную трепку. Разумеется, эта удивительная реакция наводит на мысль, что наш пациент мог случайно принять за свою галлюцинацию также и реального человека, подобно тому как это описывается в "Двойнике" Ф.М. Достоевского. Этот пример является для нас поучительным и в другом отношении. Не всегда бывает достаточно привести пациента к абстиненции. Из него надо сделать еще и другого человека. Иначе он обратится в бегство другого рода, о чем свидетельствует здесь галлюцинация и ее пагубные последствия. Кроме того, нельзя, как это произошло во время лечения пациента от алкоголизма, вырывать его из семейного круга, поскольку при этом пострадал его престиж; страх же перед признанием поражения в жизни - то есть тот же самый престиж - во втором случае вынуждает пациента к манифестации болезни и обращению к врачу. Все это следует понимать только так, что галлюцинация, равно как и до нее алкоголизм, должна была принести утешение и оправдать исчезновение честолюбивых, себялюбивых надежд. Добиться полного успеха в излечении данного пациента можно было бы только в том случае, если бы удалось избавить его от изоляции и боязни общества. Вместе с тем мы видим, что алкоголизм со своей способностью продуцировать галлюцинации предоставил исходный материал и послужил причиной превращения пациента в галлюцинанта. Без предварительной алкоголической стадии возникла бы другая преддиспозиция, другой невроз. Третий случай относится к послевоенному времени и касается мужчины, участие которого в не

==94

человечески жестоких военных событиях послужило причиной того, что он стал страдать явлениями fugue, повышенной раздражительностью и состояниями страха, сопровождающимися галлюцинациями. В то время пациент проходил врачебное обследование на предмет инвалидной ренты, на которую он вполне правомерно рассчитывал в связи со значительно снизившейся работоспособностью. Он сообщил, что часто, особенно когда находится один, видит возникающую позади себя фигуру, которая внушает ему ужас. В целом все эти явления вместе с явно выраженной рассеянностью не позволяли ему работать столь же хорошо, как прежде. После войны жалобы на сниженную работоспособность, на потерю когда-то приобретенных навыков встречаются У ее участников чрезвычайно часто. Нет сомнений в том, что многие и в самом деле в значительной мере утратили свою работоспособность вследствие многолетнего отсутствия навыка. Тем не менее кое-что можно было бы наверстать заново. Однако у многих из них не видно никаких действий, которые были бы направлены на то, чтобы вновь овладеть прежними навыками. Можно привести немало случаев, где люди настолько теряли какую бы то ни было надежду, что это противоречило уже всякой логике. Их предыстория разоблачает их старую, невротическую сущность, они и ранее уже испытывали страх перед решениями, а теперь при новом испытании их сил, как и в прежние времена, впадают в невротическое волнение. Кроме того, усиливается также и их "боязливая установка", поскольку их прельщает рентная компенсация и они страстно желают добиться привилегии, которая избавила бы их от дальнейших физических усилий и испытаний. Словно любви и ласки жаждут они ренты, иногда в качестве подтверждения своей правоты и неправоты других. Денежная стоимость прини-

==95

мается ими в расчет чисто внешне, поскольку она характеризует степень их недуга. Поэтому выраженность невротических проявлений должна достичь такой точки, когда работоспособность пациента будет казаться явно нарушенной. От подозрений в симуляции таких людей защищает их предыстория. Нередко только одна она. Наш пациент всегда был одинок. У него не было друзей и любовных связей, он жил уединенно со своей матерью, полностью разорвав отношения со своим единственным братом. Только война вернула его опять в общество, которое ранее само по себе его ничем не привлекало. Однажды после того, как возле него разорвалась граната, у пациента возникли явления страха и вышеуказанная интерпретирующая страх галлюцинация. Заболевание дало ему возможность вновь отдалиться от неприятного для него общества, а его отношение к нему стало еще более враждебным, чем до войны. Это скрытое недовольство должно было проявиться в работе, которая в самом глубоком смысле означает согласие сотрудничать с обществом. Пожалуй, ему самому, отвернувшемуся от партнерства еще сильнее, чем прежде, хотелось ощущать снижение своей работоспособности. Его рассеянность свидетельствует о том, что он не увлекся делом по-настоящему. Общество же, чьим врагом он всегда был, должно было заплатить ему за свой последний удар. Оно должно было в форме ренты отдать ему, как победителю, свою дань. Вернувшись с фронта, он обесценил логику и таким образом пришел к спасительной галлюцинации. Она сохранялась у него и после войны, пока он не завоевал ренту в качестве символа своей победы. В этом случае излечения также можно было бы добиться лишь путем включения пациента в общество. Исчезновение же симптома, что в ненапряженных ситуациях обычно случается и без лечения, было бы всего лишь кажущимся успехом.

==96

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-