За последние двадцать лет психотерапия значительно усложнилась как в теории, так и на практике. Но, однако, из-за всей этой чрезвычайной сложности, а порой и путаницы невозможно, как сказал Пастернак, "не впасть, как в ересь, в неслыханную простоту".

В практике психотерапии само многообразие методов сделало более очевидной необходимость такой простоты.

Неизменными составляющими психотерапии являются психиатр, пациент, а также постоянные и определенные время и место. Но даже при этом двум людям встретиться не так легко. Мы все живем надеждой, что подлинная встреча между человеческими существами все еще может произойти. Психотерапия состоит в выкидывании прочь всего того, что стоит между нами: бутафории, масок, ролей, лжи, защит, тревог, проекций и интроекций - короче, всех пережитков пропитого, которые мы используем по привычке и тайком, умышленно или неумышленно, в качестве денежных знаков при взаимоотношениях. Именно эти деньги, эти самые средства воссоздают и усиливают условия отчуждения, что первоначально послужили им причиной.

Психоанализ внес существенный вклад, пролив свет на такие пережитки и вынужденные повторения. Сейчас среди психоаналитиков и психиатров наметилась тенденция сосредоточения не только на переносе, не только на том, что произошло прежде, но и на том, чего прежде никогда не происходило, на новом. Таким образом, на практике использование толкований для раскрытия прошлого или даже прошлого-в-настоящем может применяться лишь в качестве одной из тактик, а в теории предпринимаются

*С точки зрения психиатра.

попытки более глубокого понимания и нахождения терминологии для непереносных элементов в психиатрии.

Психиатр может позволить себе действовать спонтанно и непредсказуемо. Он может активно раскрываться, чтобы разрушить старые модели переживания и поведения. Он может активно усиливать и укреплять новые модели. Теперь можно услышать о психиатрах, приказывающих, смеющихся, орущих, плачущих, даже встающих со своего священного стула. Все возрастающее влияние со своим акцентом на озарение, достигаемое посредством внезапного и неожиданного, оказывает дзэн. Конечно же, подобные методы в руках человека, не испытывающего неослабное внимание и уважение к пациенту, могли бы оказаться пагубными. Хотя некоторые общие принципы этих усовершенствований можно сформулировать, на практике они по-прежнему предназначены - а на самом деле так всегда и должно быть - для человека, который обладает как совершенно исключительной властью, так и способностью к импровизации.

Я не стану перечислять все это многообразие практической психотерапии. Я лучше рассмотрю более подробно критическую функцию теории. Эти линии роста, что, похоже, распространяются эксцентрично во всех направлениях, увеличивают потребность в сильной, твердой исходной теории, которая сможет связать любую практику и теорию с основными предметами всех форм психотерапии. В предыдущей главе я набросал основополагающие требования, предъявляемые к подобной теории, а именно: нам нужны понятия, показывающие как взаимодействие, так и взаимное переживание двух личностей и помогающие нам понять связь между собственным переживанием личности и ее поведением в контексте взаимоотношений между ними. И мы должны, в свою очередь, стать способны постичь это взаимоотношение в контексте соответствующих социальных систем. Более фундаментально критическая теория должна быть способна поместить все теории и практики в кругозор общего видения онтологической структуры человека.

Чем нам могут помочь господствующие теории психотерапии? Здесь было бы заблуждением чересчур четко отделять одну школу от другой. Внутри основного потока ортодоксального психоанализа и даже между различными теориями объектных взаимоотношений в Великобритании (Фэрберн, Уинникотт, Меланья Клейн, Бион) существуют различия лишь на уровне упора на что-то. Сходное положение внутри экзистенциальной школы, или традиции,- Бинсвангер, Босс, Карузо, Франкль. Можно обнаружить, что каждая теоретическая идиома играет некоторую роль в мышлении по крайней мере нескольких учеников любой школы. В худшем случае существуют из ряда вон выходящие теоретические смеси из теории обучения, этологии, теории систем, анализа общения, теории информации, анализа взаимодействия, межличностных взаимоотношений, объектных отношений, теории игр и т. п.

Развитие Фрейдом метапсихологии изменило теоретический контекст, в котором мы теперь работаем. Для сочувственного понимания положительной ценности мета-психологии нам придется рассмотреть интеллектуальный климат, в котором она возникла. Многими авторами уже отмечалось, что она позаимствовала свою движущую силу у попытки рассмотрения человека как объекта естественно-научных исследований и, таким образом, добилась признания психоанализом в качестве серьезной и достойной уважения затеи. Не думаю, что сейчас необходим подобный щит; да и прежде -тоже. А за то, что мыслишь с метапсихологической точки зрения, платишь очень высокую цену. Метапсихология Фрейда, Федерна, Рапапорта, Гартмана и Криса не имеет представлений о какой бы то ни было социальной системе, порожденной более чем одной личностью в данный момент. Внутри ее рамок нет понятия социального переживания коллектива, разделяемого или не разделяемого личностями. У такой теории нет категории "ты", которая существует в трудах Фейербаха, Бубера и Парсонса. Нет способа выразить встречу "Я" с "другим" и влияние одной личности на другую. У нее нет понятия "меня", за исключением объективированного это. Это является одной из частей ментального аппарата. Внутренние объекты суть другие части этой системы. Еще одно эго есть часть некоей отличающейся части этой системы или структуры. Как два ментальных аппарата или психические структуры или системы, каждая с собственной констелляцией внутренних объектов, могут связываться друг с другом, оставаясь неисследованными? Внутри построений, предлагаемых теорией, такая возможность кажется непостижимой. Проекция и интроекция сами по себе не перекроют пропасть между личностями.

Сегодня лишь немногие понимают центральные вопросы сознания и бессознательного как они понимались ранним психоанализом - как две овеществленные системы, каждая из которых отколота от цельной личности и составлена из своего рода психического вещества; обе они исключительно внутри- личностны.

В теории же и на практике центральным является отношение между личностями. Личности связаны друг с другом посредством их переживания и посредством их поведения. Теории можно рассматривать с точки зрения упора, который они делают на переживание или на поведение, и с точки зрения их способности вычленить взаимоотношение между переживанием и поведением. Различные школы психоанализа и глубинная психология по крайней мере признавали существенную значимость переживания каждого человека по отношению к его поведению. но они оставили непроясненным вопрос, что есть переживание, и это, в частности, становится очевидно при рассмотрении "бессознательного". Некоторые теории занимаются скорее взаимодействием людей без ссылок на переживание деятелей. Точно так же как любая теория, сосредотачивающаяся на переживании и пренебрегающая поведением, может стать весьма ошибочной, так и теории, сосредотачивающиеся на поведении и пренебрегающие переживанием, становятся неуравновешенными.

Согласно теории игр, "люди обладают набором игр, основанных на конкретных наборах известных взаимодействий. Другие могут играть в игры, которые достаточно запутанны, чтобы позволить разыгрывание более или менее стереотипных драм. У игр есть свои правила, своя публика и свои тайны. Некоторые люди играют, нарушая правила, по которым играют другие. Некоторые играют в необъявленные игры, делая ходы, которые может расценить как задумчивые или откровенные лишь знаток подобных тайных и необычных игр. Подобным людям - предполагаемым невротикам или психотикам,-возможно, необходимо подвергнуться церемонии психиатрической консультации, приводящей к диагнозу, прогнозам и рецептам. Лечение будет состоять в указании им на то, что природа их игр весьма неудовлетворительна, и их, вероятно, обучат новым играм. Личность реагирует отчаянием скорее на потерю игры, нежели на чисто "объективную потерю", то есть на потерю соучастника или соучастников в качестве реальных личностей. Важно лишь продолжение игры, а не сохранение личности играющих.

Одним из преимуществ такого подхода является то, что он связывает людей вместе. Неумение увидеть поведение одной личности в связи с поведением другой привело к большой путанице. В последовательности взаимодействия между р и о (личностью и объектом): pi -01 -р2 - 02 - рз - 03 и т. д., вклад р (pi, р2, рз) изъят из контекста и прямо связан как pi -р2 -рз. Потом такая искусственным образом полученная последовательность изучается в качестве изолированной сущности или процесса и могут быть предприняты попытки "объяснить" ее (найти "этиологию") с точки зрения генетическо-конститупиональных факторов или внутрипсихической патологии. Теория объектных отношений, как заявил Гантрип, пытается достичь синтеза между внутри- и межличностным. Понятия внутренних и внешних объектов и закрытых и открытых систем имеют некоторый смысл. Однако по-прежнему рассматриваются объекты, а не личности. В переживании к объектам применим вопрос "что?", а не "как?". Сам мозг есть объект переживания. Нам по-прежнему необходима феноменология переживания, включая так называемое бессознательное переживание,-переживания, связанного с поведением личности, связанной с личностью, без расшеплений, отрицаний, деперсонализации и овеществлений -всех бесплодных попыток объяснить целое за счет части. Системы и игры могут иметь место, и в них можно играть в электронных системах, или в них могут играть электронные системы. Что является специфически личностным или человеческим? В личностных взаимоотношениях присутствует не только взаимодействие, но взаимопереживание, и именно в этом состоит их специфически человеческое свойство. Одному взаимодействию без переживания недостает специфически личностного смысла. Взаимодействуют эндокринная и ретикулоэндотелиальная системы. Они не являются личностями. Большая опасность в осмыслении человека посредством аналогии заключается в том, что аналогия начинает выставляться в качестве гомологии. Почему почти все теории деперсонализации, овеществления, расщепления и отрицания стремятся показать симптомы, которые они пытаются описать? Мы оставлены с взаимодействием, но где же индивидуум? С индивидуумом, но где же другой? С моделями поведения, но где же переживание? С информацией и сообщением, но где же чувство и сострадание, страсть и сочувствие? Бихевиористская терапия представляет собой самый предельный пример такой шизоидной теории и практики - она предлагает думать и действовать исключительно с точки зрения другого без ссылок на "я" психиатра или пациента, с точки зрения поведения без переживания, с точки зрения скорее объектов, чем личностей. Поэтому она неизбежно становится методикой не-встречи, методикой манипулирования и контроля.

Психотерапия должна оставаться постоянной попыткой двух людей восстановить полноту человеческого бытия путем взаимоотношения между ними. Любая методика, занимающаяся другим без "я", поведением при исключении переживания, взаимоотношениями при пренебрежении личностями в их связи, индивидуумами при исключении их взаимоотношения и более всего объектом-который-нужно-изменить, а не личностью-которую-

нужно-принять, просто увековечивает болезнь, которую она должна лечить. И любая теория, не основанная на природе человеческого бытия, есть ложь и предательство человека. Бесчеловечная теория неизбежно приведет к бесчеловечным результатам - если психиатр последователен. К счастью, многие психиатры обладают даром непоследовательности. Однако такую ситуацию нельзя считать идеальной.

Нас не интересует взаимодействие двух объектов или их действия в диадной системе, нас не интересуют модели общения внутри системы, состоящей из двух компыотеро-образных подсистем, принимающих и обрабатывающих вводимую информацию и выдающих сигналы. Нас интересуют два источника переживания в их связи.

Поведение может скрывать или раскрывать переживание. Я посвятил свою книгу "Расколотое "я"" описанию некоторых вариантов расщепления между переживанием и поведением. Но и переживание, и поведение сами по себе расчленены мириадом различных способов. Дело обстоит так даже тогда, когда предприняты грандиозные усилия по наложению на трещины слоя логичности. Я полагаю, что причина такого замешательства кроется в смысле фразы Хайдеггера: "Ужасное уже произошло".

Психотерапевты -это специалисты по человеческим отношениям. Но ужасное уже произошло. Оно произошло со всеми нами. Психиатры тоже находятся в мире, в котором внутреннее уже отколото от внешнего. Внешнее не становится внутренним, а внутреннее -внешним лишь посредством переоткрытия "внутреннего" мира. Это только начало. В качестве целого поколения людей мы настолько отчуждены от внутреннего мира, что существует убеждение, что его нет; а если он даже и есть, то он несущественен. Даже если он имеет какое-то значение, он не является неопровержимым материалом для науки, а если так, давайте сделаем его неопровержимым. Давайте измерим и сосчитаем. Определим количественно душевную боль и восторг в некоем мире, в котором, когда внутрений мир будет впервые открыт, мы, вероятно, обнаружим себя брошенными и покинутыми. Ибо без внутреннего внешнее теряет свой смысл, а без внешнего внутреннее теряет свою сущность.

Нам необходимо узнать об отношениях и общении. Но эти запутанные и запутывающие модели общения отражают беспорядок личностного мира переживания, на подавлении, отрицании, расщеплении, интроекции, проекции и т. п.- на общем осквернении и опошлении которого основана наша цивилизация. Когда наши личностные миры переоткрыты и им позволено вновь утвердить самих себя, мы впервые обнаруживаем эту бойню. Тела полумертвы, гениталии отделены от сердца, сердце оторвано от головы, голова отделена от гениталий. Без внутреннего единства, а лишь с достаточным ощущением непрерывности, чтобы ухватить индивидуальность,-расхожее идолопоклонство. Разорванные -тело, разум и дух - внутренними противоречиями, разбросанные в разных направлениях. Человек отрезан от своего собственного разума, а равным образом отрезан от своего собственного тела -полубезумное существо в сумасшедшем мире.

Когда Ужасное уже произошло, мы едва ли можем ожидать чего-либо иного, кроме того, что Нечто, как эхо, ответит внешним разрушением на разрушение, которое уже свершилось внутри.

Мы все втянуты в это отчужденное положение вещей. Этот контекст является решающим для всей практики психотерапии.

Поэтому психотерапевтические взаимоотношения есть изыскание. Поиск - постоянно подтверждаемый и обосновываемый заново - того, что мы все потеряли, и некоторым это дается лучше других, вроде того, как некоторые люди легче выносят недостаток кислорода, и это изыскание обосновано разделенным с другими переживанием переживания, вновь обретенного посредством терапевтического взаимоотношения здесь и сейчас. Верно, что в психиатрии существуют порядки, даже институционные структуры, охватывающие последовательность, ритм и темп терапевтической ситуации, рассматриваемой как процесс, и они могут и должны быть изучены с научной объективностью. Но действительно решающие моменты в психиатрии, как знает каждый пациент и врач, когда-либо их переживавший, непредсказуемы, уникальны, незабываемы, всегда неповторимы и зачастую неописуемы. Значит ли это, что психотерапия должна стать псевдоэзотерическим культом? Нет. Мы должны продолжать борьбу с нашим смятением и настаивать на бытии человеком.

Экзистенция есть пламя, постоянно плавящее и изменяющее наши теории. Экзистенциональное мышление не предлагает ни безопасности, ни дома для бездомных. Обращается оно только к вам и ко мне. Оно находит свое обоснование тогда, когда, несмотря на поток наших средств и стилей, наших ошибок, заблуждений и извращений, мы найдем в сообщении другого переживание взаимоотношения, которое установлено, потеряно, разрушено и вновь обретено. Мы надеемся разделить переживание взаимоотношения, но единственным честным началом - и даже концом - может стать взаимное переживание его отсутствия.

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21