Строение тела и характер

Кречмер, Эрнст

Ирена Гертель, 29-летняя дочь простого чиновника, с далеко зашедшей шизофренией, пришла в один прекрасный день в сопровождении своего старшего брата. Брат, который нам тотчас же вручил записанную им, строго пронумерованную и исчерпывающую историю болезни, —стройный, элегантный, чистенький, аккуратный мужчина, сухой, корректный и очень вежливый; он держался прямо, не облокачиваясь на стул, делал размеренные, едва заметные жесты, и лишь его губы двигались, когда он говорил; он не смеялся.

Младший брат, с которым я позже познакомился, привлекал к себе больше. Он был светлым блондином с прозрачным цветом лица и нежными чертами, тонко чувствующий, внимательный, очень осторожный, сдержанный в выражениях и с предельно слабыми аффективными акцентами. Умершая мать была такой же нежной и тонкочувствующей; грубых натур, как, например, одну из своих сестер, она не могла выносить.

«Каковы вы были будучи ребенком?» —спросил я однажды больную. «Вялой и чрезмерно раздражительной, —ответила она. — Вялость — это слабость; если быть слабой, то приходится чрезмерно раздражаться». Работа давалась ей с трудом, она сильно напрягалась, но училась очень прилежно; была стойка и не отставала, работала с утра до ночи. В 16 лет она долго оставалась в пансионе во Франции, где тосковала по родине и страдала от непривычных условий, но не возвратилась домой, прежде чем не овладела французским языком.

Она росла крайне нервным и раздражительным ребенком, быстро утомлялась и была склонна к внезапному гневу. Ирена часто плакала, но только вследствие усталости. Когда она поднималась в гору, у нее кружилась голова. После легкой физической работы, даже после уборки постели, в ее голове зарождались фантазии. Она была очень склонна к грезам наяву. Ирена видела фантазии «образно», перед глазами, но только тогда, когда уставала. На других она производила впечатление апатичной; часто учитель в школе ей говорил, чтобы она не засыпала. Между тем в действительности она сильно страдала. Она всегда была своенравной, замкнутой и в школе не имела подруг.

Уже очень рано Ирена производила впечатление «твердого, спокойного характера»: у нее были определенные вкусы и этические воззрения. Она вполне владела своими чувствами. По внешности нельзя было судить о ее состоянии, даже если она была очень расстроена. Она никогда никому не говорила о своих опасениях и мыслях, хотя внутренне была очень склонна к раздражительности и недоверчивости. Внешне она была довольно весела, но тиха, что производило впечатление серьезности. Девушка была нелюдима, любила одиночество, ее с трудом можно было убедить отправиться на бал или в гости; если она попадала туда, то вполне владела собой, танцевала, принимала участие во всем, не проявляла никакой застенчивости; никогда она не была влюблена, не обнаруживала никаких сердечных чувств к мужчине, ее родные исключали возможность, чтобы она когда-нибудь думала о браке. Этого нельзя было себе представить. Когда она слышала в обществе какое-нибудь неприличное выражение, то улыбалась и быстро убегала.

Она любила изысканные формы жизни, цветы и красивые книги. Она со своеобразным удовольствием читала описания жизни высшего света, императорского дома, знатных дам, элегантного спорта. Она мечтала об аристократах и о красиво одетых мужчинах. Ее внешность носила на себе отпечаток стильности, благородства и сензитивного.

По отношению к собственной личности она была крайне непритязательна и настолько внимательна к другим, что сто раз извинялась, если полагала, что кого-нибудь обидела. Когда в течение некоторого времени жила в одной комнате с сестрой, она боялась даже дышать, чтобы не мешать той. Она была тактична, со всеми любезна, но ни с одним человеком, кроме матери, не была откровенна. При всей ее любезности с ней никогда не было тепло.

Мать была единственным человеком, с которым она имела внутреннее психическое общение, мать ее предохраняла также внутри собственного дома от всякого грубого прикосновения. Только она одна проникала в ее душевную жизнь, никто и не предполагал чего-либо о ее позднейших болезненных любовных помыслах. «С тех пор как умерла мать, все на нее стало производить более глубокое впечатление», — сообщает ее брат. «С того времени все у нее тотчас же превращалось в бредовую идею. После смерти матери (несколько лет тому назад) между больной и родными появилась глубокая пропасть — больная не могла найти мост к отцу и братьям».

Психоз развивался приблизительно с периода полового созревания, медленно, без заметного начала из этой препсихотической личности; после смерти матери расстройство выступило в грубой форме. Ей казалось, что она недостойным взглядом смотрела на молодого профессора, которого идеализировала и почитала. Поэтому она подверглась его мести; он вместе с соседями и родственниками создал целую систему преследований против нее. Наступили недоверие и вспышки аффектов. Враждебной холодностью иногда веяло от нее, появилась страсть к разрушениям. «Мысли скользят быстро в голове: разрушить, сорвать занавес, кого-нибудь ударить». Она становилась странной, холодной и замкнутой, выражалась расплывчато и несколько витиевато, непроизвольная улыбка скользила по ее лицу. Отсутствовала способность концентрировать мысли, они «как бы улетучивались».

В таком состоянии поступила она к нам. Она почти ничего не ела, почти ничего не говорила, от ее комнаты веяло холодом. Практически не было слышно, как она вставала и как уходила. Ее одежда отличалась простотой и элегантностью. Эфирно-прозрачная фигура светлой блондинки с узким носом и с висками синеватого отлива. Вокруг нее создавалось впечатление неприступности. Ее движения медленные, тонкие, аристократичные, но несколько угловатые. Если с ней вели беседу, она незаметно отстранялась и искала опоры у шкафа, на девушке лежал отпечаток отчужденности. Ее руки узки, длинны и слишком гибки. Она приветливо протягивает только кончики пальцев, холодные и совершенно прозрачные, на лице блуждает неопределенная бессмысленная улыбка.

Психэстетические отношения здесь те же, что и у нашего мальчика, только сильнее подчеркнуты холодность и неприступность. Аффективная психомоторная сфера имеет другие оттенки: не робость, неуклюжесть, вялость, но стильность, спокойствие, полное умение владеть собой. Мы не видим ни малейших признаков нежных внутренних чувствований на моторной поверхности. Это то, что мы называем аристократизмом. С этим, вероятно, стоит в связи холодная, стойкая воля, которую мы так часто встречаем в шизоидной области. Старший брат представляет собой вариант элегантного аристократического типа: нежная сентиментальность скорее отступает на задний план, стильное спокойствие, напротив, повышено, усилено до внешней эмоциональной бедности, до холодной корректности, педантичности и почти машинообразности. Отсюда непосредственно идет мост к тому, что Блейлер называет у шизофреников деревянностью аффекта.

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46-47-48-49-50-51-52-53-54-55-56-57-58-59-60-61-62-63