Акцентуированные личности

Карл Леонгард

СОЧЕТАНИЕ АКЦЕНТУИРОВАННЫХ ЧЕРТ ХАРАКТЕРА И ТЕМПЕРАМЕНТА

Я не ставлю перед собой цель показать все возможные сочетания черт характера и темперамента. Если две или даже несколько представленных параллельно черт не слишком заметно взаимно пересекаются, то, зная эти отдельные черты, нетрудно понять и их комбинации. Взаимосвязь различных черт, которая была проиллюстрирована выше, показала любопытные особенности характера, часто совсем неожиданные. Определенные сочетания черт темперамента между собой и с чертами характера также дают весьма интересные результаты. Мы считаем целесообразным остановиться и на этом вопросе, чтобы восполнить картину акцентуации личности, представить ее исчерпывающим образом.

Можно было бы предположить, что демонстративная склонность к притворству окажется особенно выраженной в сочетании с гипертимической активностью. Но это допущение справедливо лишь в отношении детского возраста, когда, действительно, нередко при такой комбинации жажда активности влечет за собой целый ряд нечестных поступков. Я детально описал в своей цитированной уже работе одного гипертимически-истерического ребенка. Здесь привожу пример, описанный Бергман.

Моника К., 7 лет 11 мес., поступила в клинику по поводу патологического беспокойства. Отец — большой хвастун, вороватый тип. Разыгрывал из себя «большого человека».

Уже в 4 года девочка была дикой, неуправляемой, дезорганизовывала детский коллектив. В школе оказалась невыносимой, родители были вынуждены забрать ее. Она постоянно лгала, забирала у детей вещи, которые ей нравились, прогуливала уроки, класс ее «не принял».

У нас она без всякого стеснения рассказывала о своих выходках, кражах. Никаких признаков стыда, тем более подавленности не было и в помине. Кроме того, Моника все время была неспокойна, ерзала на стуле, говорила возбужденно и без умолку. Вообще настроение у девочки всегда приподнятое.

С игрушками Моника обращалась на редкость неряшливо. Другие дети в клинике не хотели с ней играть, так как она была нетерпима, груба и бесцеремонна. Однако к взрослым она пыталась втереться в доверие, льстила напропалую, старалась им понравиться.

Выходки Моники характерны для всех гипертимических детей. Но она была еще и воровкой и отъявленной лгуньей и при этом совершенно не сознавала, что ведет себя неподобающим образом. Льстивость по отношению к взрослым и бесцеремонность со сверстниками свидетельствуют об истерических чертах. Если учесть асоциальное поведение Моники, напрашивается плохой прогноз. Но все же не исключен и другой путь развития этой девочки, ибо комбинация данных черт у взрослых не исключает противоположных результатов.

Гипертимическая жажда деятельности у взрослых далеко не всегда выражается в совершении непорядочных поступков, наоборот, это свойство темперамента нередко ослабляет аморальные проявления. Открытые натуры, которыми большей частью являются представители гипертимического темперамента, избирают прямые пути. Хитрость, неискренность, притворство не вяжутся с их жизненной установкой. Ребенку менее свойственно торможение побуждений, в том числе и нечестных, особенно если речь идет об исполнении его желаний. Кроме того, у детей иногда наблюдается безудержное стремление хотя бы в чем-то себя проявить — своеобразное детское тщеславие. Иногда у ребенка неискренность сочетается с открытым, жизнерадостным поведением. У взрослых параллелизм таких разноплановых свойств личности почти не встречается.

Описываемое сочетание весьма часто наблюдается у писателей, журналистов, деятельность которых, можно сказать, прямо стимулируется суммой гипертимического темперамента и демонстративного характера. Например, что в первую очередь важно для писателя, журналиста? Открытость миру, впечатлениям и богатство воображения, дар фантазии. Приведу описание одного из четырех описанных нами ранее писателей, являющихся демонстративно-гипертимическими личностями.

Ханс Ш., 1933 г. рожд. Мать — веселая, словоохотливая, играла в самодеятельном театре. Она хорошо контактировала с окружающими, являлась душой общества, увлекалась музыкой, книгами, живописью. В настоящее время Ш. готовит к изданию дневник своей матери. Обследуемый любит бывать в обществе, где он всегда находится в центре внимания. С детства мечтал стать актером, так как прекрасно умеет вживаться в роль.

По окончании школы пытался поступить в театральное училище и провалился. Затем он пробовал заняться режиссерской работой, даже сочинил за три дня (!) драму, но и на этом поприще не сумел продвинуться. У него был скандал на любовной почве. В поисках работы устроился наборщиком в типографию и здесь начал писать. Писал новеллы, короткие рассказы сатирического содержания. Как писатель пользовался успехом и хорошо зарабатывал. Женился, но в 28 лет развелся.

С двадцатилетнего возраста Ш. пьет, постепенно увеличивая дозы,—» ему кажется, что в состоянии опьянения лучше идет творческая писательская работа. На самом же деле он зачастую так напивался, что вообще ничего не мог написать. После развода он, несмотря на приличный заработок, влез в долги; вел неупорядоченную половую жизнь. Одна из его «подруг» пыталась покончить жизнь самоубийством.

В нашей клинике Ш. всегда был разговорчив, в приподнятом настроении. Всегда у него находилось, что рассказать. Если его не прерывать, он может говорить без конца, постоянно отклоняясь от темы. Он любит покрасоваться своей речью, иногда говорит манерно, вставляя иностранные слова там, где в них нет никакой надобности. Рассказывая автобиографию, он всячески приукрашивал ее, желая показать себя в выгодном свете. Когда его упрекали в злоупотреблении алкоголем, он тут же приводил тысячи оправданий и, но всей видимости, внутренне также не признавал за собой вины. Более того, он считал, что как писатель имеет право претендовать на большее в жизни, чем другие люди. Однако его зазнайство и высокомерие никогда не производили у нас в клинике неприятного впечатления, потому что Ш. любые свои заявления сопровождал улыбкой, веселыми шутками и прибаутками. По окончании лечения он стал снова продуктивно писать и сделался — во всяком случае на некоторое время—социально уравновешенным человеком.

Безусловно, мы вправе говорить о наличии у этого обследуемого черт демонстративной, даже истерической личности. Он тщеславен, преувеличивает свои способности, хвастается тем, что за три дня написал драму. Свой неупорядоченный образ жизни он либо всячески оправдывает, либо вообще отрицает. Вполне возможно, что жизнь Ш. сложилась бы еще менее удачно, если бы к истерическим чертам у него не присоединились гипоманиакальные. Несомненно, его писательская деятельность без этой активности и «открытости» натуры не удалась бы.

Итак, данную комбинацию черт можно, в общем, считать благоприятной. Однако алкоголизм при таком сочетании представляет особую опасность: гипоманиак постоянно ищет веселого общества, а ведь в таком обществе часто не обходится без алкогольных напитков. Тем самым убивается то гипертимически положительное, что могло бы выровнять некоторые истерические черты личности.

Сочетание демонстративных черт характера с гипертимической живостью темперамента способствует активизации актерских данных в человеке. Зайге в нашей совместной работе описывает трех актеров с такими свойствами личности. Одно из этих описаний я привожу здесь.

Хайнц Г., 42 лет, актер, режиссер, автор пьес. Еще в школе интересовался театром, музыкой, брал уроки музыки. По желанию отца поступил в университет, но лекций не посещал, экзаменов и зачетов не сдавал, а через друзей обманным образом оформлял всю документацию. Сам же он занимался театром, эстрадой, «капустниками». Позже Г. открыл свой театр, но вскоре вынужден был закрыть его, так как переоценил свои экономические возможности и очень скоро начал испытывать финансовые затруднения. Он брался одновременно за разные работы, но многое выполнял недобросовестно. Г. написал несколько пьес для театра и телевидения. Поскольку Г. часто держал себя весьма самоуверенно и даже нагло, он то и дело вступал в конфликты с влиятельными театральными деятелями. Однако вины своей никогда не признавал, сваливал ее на других. Настроение у Г. было всегда приподнятое, он обладал неиссякаемым красноречием, иногда переходившим в скачку идей.

Гипертимические черты у этого обследуемого преобладают над демонстративными. Возможно, именно поэтому театрально-организаторской (административной) деятельностью он занимался больше, чем актерской. С другой стороны, отчетливо видны и демонстративные черты: он часто обманывал окружающих, всегда был готов смошенничать, в споре никогда не признавал своей вины. Наиболее яркая черта Г.— желание произвести впечатление, т. е. выраженное тщеславие.

Особый интерес представляет сочетание демонстративных и аффективно-лабильных черт, так как и те и другие связаны со склонностью к поэтической, художественной деятельности. Демонстративные черты характера стимулируют фантазию, аффективно-лабильный темперамент порождает эмоциональную направленность.

Приведу описание обследуемой, у которой тяга к поэзии обусловлена именно таким сочетанием черт личности.

Бербель Г., 1935 г. рожд., по профессии медсестра, но с детства чувствовала поэтическое призвание. Все свободное время у нее уходило на творческую деятельность. Она писала стихи, рассказы для детей, сказки, иногда сатиры. Погруженная в мир фантазии, она забывала об окружающем. Хотя на успех и признание надежды не было, но вдохновение не покидало ее, и она продолжала сочинять. Депрессивный полюс выражался у Г. в нескольких попытках самоубийства, причем некоторые из них были истерически окрашены, поэтому их нельзя считать серьезными. Наблюдались и другие демонстративные черты. Г. уклонялась от трудной работы, часто спасалась «бегством в болезнь» и была склонна к самосостраданию. В клинику она поступала неоднократно: здесь настроение ее колебалось между кокетливым заигрыванием во время «подъемов» и пароксизмами слез, которыми она пыталась вызвать к себе жалость. Несколько раз ее посещала мать, отличавшаяся патетическими манерами и производившая яркое впечатление демонстративной личности.

После выписки из клиники Г. оставалась под психотерапевтическим наблюдением. И в последующие годы она не изменила своим поэтическим склонностям, сочиняя теперь в основном стихи и рассказы для детей. Нередко ее творчество бывало пессимистически окрашено. Позднее она обращалась и к изобразительному искусству, лепила глиняные фигурки, изготовляла разные кустарные изделия. Она продолжала работать медсестрой, хотя для этого нуждалась в систематической поддержке курсами психотерапевтического лечения.

Обследуемой постоянно грозила опасность полного погружения в мир фантазии и забвения действительности. Впрочем, способность к вдохновению положительно сказывалась и на ее основной профессии медсестры, в которой Г. проявляла немало самоотверженности, несмотря на временные срывы. Как видим, аффективно-лабильный темперамент оказывает смягчающее воздействие на эгоизм истерического плана.

Совершенно очевидно, что и на профессию актера такое сочетание черт оказывает благоприятное воздействие. Глубокие чувства, если они связаны с чертами демонстративного характера, приобретают динамическую силу выражения. Когда актер только истеричен, он может лишь удачно изображать различные душевные состояния, но глубокая эмоциональная передача чувств невозможна, если нет внутренних переживаний.

Привожу наблюдение, описанное Зайге.

Берта Ш., 68 лет, актриса, с молодых лет вместе со своей сестрой работает в одном и том же театре.

С юности Ш. отличается резкой лабильностью настроений, испытывая то безудержную радость, то отчаяние. В театре она всегда работала с полной отдачей, была неописуемо счастлива, когда роль ей удавалась. Но даже независимо от своей непосредственной работы она вообще страстно любила театр, музыку, все прекрасное. Вместе с тем Ш. жила в постоянном страхе перед заболеваниями, то инфекционными, то легочными. Вначале этот страх был связан с чьей-то конкретной болезнью. Позднее она жаловалась на страх без видимого повода. Ш. всегда отличалась суеверностью. Неоднократно она просила принять ее в нашу клинику, но при этом ставила свои условия. Прежде всего, она не могла отказаться от снотворных порошков, которые в течение многих лет принимала в огромных количествах. Но поскольку на это мы пойти не могли, она лишь один раз была у нас в стационаре, да и то преждевременно прервала курс лечения. После этого она время от времени приходила к нам и с явной аффектацией просила ее лечить по ее собственной схеме. Ш. сильно нервничала, испытывала приступы страха, но когда ей говорили, что причина этих явлений—в злоупотреблении снотворными средствами, она и слушать не хотела. При отказе Ш. пускала в ход всевозможные — театральные приемы: падала перед врачом на колени, протягивала к нему руки, осыпала его похвалами по поводу его врачебного мастерства, чуткости я т. д.

Эту обследуемую всегда отличал аффективно-лабильный темперамент. Но им одним нельзя объяснить такую утрированную демонстрацию чувств. Актрисе легче, чем другим людям, опуститься перед врачом на колени, но в том, как она вела себя в дальнейшем, чувствовались черты демонстративной акцентуации. Режим, система в ее жизни отсутствовали, злоупотребление снотворными средствами, которые ей были запрещены, в какой-то мере можно считать попыткой Ш. к самоутверждению.

Педантический характер смягчается при сочетании с гипер-тимическим темпераментом, поскольку последний несколько поверхностен. И все же истинного выравнивания не происходит. Эти черты личности относятся к слишком различным сферам, чтобы компенсировать друг друга. Например, гипоманиаку ничто не помешает быть добросовестным работником, если он обладает и ананкастическими чертами. Привожу пример обследуемой, ранее описанной Бергман.

Шарлотта К., 44 лет, уже ребенком была очень старательной, трудолюбивой. Позднее всегда намечала себе в жизни некую цель, которой обязательно достигала. Человек предприимчивый, она открыла свой парикмахерский салон. Со времени окончания школы работает ежедневно по 12 ч, почти все это время ей приходится стоять на ногах. Во время войны потеряла мужа, парикмахерская почти не работала. После войны предприятие снова расцвело,: у К/Теперь работали 12 человек. На иждивении К. были ее родители, не чаявшие души в дочери. Она в очень хороших отношениях со своим сыном.

К. — ^ натура веселая, жизнерадостная. У нее масса приятельниц, все ее любят за живость, веселость. Она также образцовая хозяйка, отлично руководит своим салоном. Бухгалтерские книги многократно контролирует, чтобы не допустить ошибки.

К. явилась в клинику, чтобы проверить, может ли она и дальше руководить парикмахерской. Незадолго до этого она простудилась, но перенесла болезнь на ногах, работала, и вот начались физические недомогания. К. жаловалась на сердцебиение, на странное чувство в руках,

Сочетание обеих черт акцентуации у данной обследуемой оказалось в высшей степени благоприятным. С гипоманиакальной неутомимой энергией она пробивалась в жизни, но в то же время ее педантичность служила гарантией того, что все ее дела будут заранее тщательно подготовлены и добросовестно выполнены. Те и другие черты в ней гармонически сочетались, не было их «взаимоуничтожения» и не возникали тяжелые личностные противоречия. Пожалуй, об абсолютно положительном сочетании черт у К. говорить все-таки нельзя; взять хотя бы ее реакции на преходящее неврастеническое заболевание: вместо того чтобы лечиться, К. продолжает работать, частично из-за жажды деятельности, частично из-за редкостной добросовестности.

Гипоманиакальный темперамент не может подавить и навязчивый страх в тех случаях, когда ананкастические черты резко выражены. Правда, навязчивый страх не носит острого характера и не охватывает личность в целом. Вообще гипоманиакальный темперамент оберегает ананкаста от невроза навязчивого страха, но не от фобий, которые появляются временами, хотя серьезно на образе жизни человека и не отражаются.

Ниже описывается человек гипоманиакального темперамента с выраженными явлениями навязчивого страха.

Гюнтер П., 1921 г. рожд., по профессии зубной врач. Уже в детском возрасте проявлял большую нервозность, перед контрольными работами в школе сильно волновался, ничего не ел, испытывал тошноту. Сам о себе заявляет, что он «большой педант», это качество унаследовал от отца, который «по десять раз примерялся» перед тем, как перенести цифру с одной страницы на другую. П. строго соблюдает режим, вечером проверяет, закрыты ли газовые краны, хорошо ли заперта входная дверь. В то же время он очень жизнерадостен, любит бывать в обществе, танцевать.

В 1956 г. после утомительного рабочего дня у него появилась сильная тошнота, рвота, он ничего не мог есть. Установив у себя резко ускоренный пульс, П. очень испугался возможности инфаркта. С тех самых пор уверен, что у него серьезное заболевание сердца. Перестал ходить в кино, в театр, избегал пребывания в тесных помещениях. Утром поднимался с постели с большими предосторожностями, «чтобы не отягощать процесс кровообращения». При этом он продолжал работать и по-прежнему увлекался ездой на своем автомобиле. Часто превышал дозволенную скорость, и лишь личное обаяние и разговорчивость спасали его от штрафа.

Через полтора года после появления жалоб П. поступил к нам в клинику. Он жаловался на тяжкое сердечное недомогание. Нескоро мы убедили его, что ему можно ходить и в театр, и в кино, и в тесное помещение зайти не страшно. В то же время он всегда был весел, разговорчив, обожал шутки. Его охотно слушали, всегда он умел рассказать что-нибудь забавное.

Во время лечения П. удалось избавить его от торможений, но он охотно оставался и после выписки под нашим наблюдением, потому что к нему постоянно возвращался страх перед сердечным приступом, сопровождаемым потерей сознания. Любопытно, что и после выписки он добегал появляться в тех местах, где в свое время испытывал чувство страха, подавленности.

Мы столкнулись с типичной гипоманиакальной личностью. П. отличался и оптимизмом, и ускорением речевого потока. Все же он сам себя справедливо характеризовал как «педанта», т. е., в нашем понимании, как педантическую личность. Уже в детстве он испытывал различного рода торможения, позже это вылилось в болезненно-строгое соблюдение распорядка дня. Этот второй компонент личности привел в конечном итоге к ипохондрическому неврозу, который был связан с клаустрофобией, т. е. со страхом перед замкнутым пространством. Однако этот страх никогда не охватывал его целиком. С другой стороны, постоянно проявлялся и его гипоманиакальный темперамент. То он испытывал безумный страх перед внезапной остановкой сердца, то совершал рискованные поездки на автомобиле и постоянно вступал в конфликты с дорожной милицией. Лишь гипоманиакальная изворотливость помогла ему найти нужные слова и отделываться от неприятностей. Если бы П. не обладал гипоманиакальным темпераментом, несомненно, невроз навязчивых состояний усугубился бы и вылечить его было бы значительно труднее. И все же обращает на себя внимание, что эти разные свойства личности, лишь до определенной степени уживались рядом в одном человеке и часто проявляли себя как бы независимо друг от друга.

Не наблюдается и простое суммирование при сочетании педантических и дистимических черт. Однако при этом сочетании специфика тех и других усиливается, т. е. отклонение от нормы заметнее. Наш опыт показывает, что ананкастов, отличающихся одновременно субдепрессивностью, гораздо труднее излечить от фобий, чем тех, которые обладают средним темпераментом, а тем более гипертимическим. Обычно сочетание педантичности и дистимии отражается на всем образе жизни.

Ниже описывается обследуемый, которого наблюдала Бергман.

Хайнц С., 30 лет, в детстве испытывал торможения, страдал от чувства неполноценности. По окончании философского факультета стал несколько увереннее в себе, но колебался в избрании поля деятельности. Сначала пытался стать служащим, затем поступил на должность редактора в издательство. С. говорил нам: «Эта работа была не по мне, но другой просто не предвиделось». Чтобы избежать одиночества, С. рано женился на разведенной женщине с ребенком, к которой испытывал больше жалость, чем любовь. Вскоре его жена, вышедшая замуж явно из корыстных соображений, стала изменять ему. Он развелся и в 28 лет женился вторично, вернее, его женила на себе женщина живая, весьма активная, которая в доме единолично «командовала парадом». С. всегда был пассивен и в бытовом, и в сексуальном отношении. Больше всего он любил одиночество и чтение.

С. поступил в клинику для прохождения курса психотерапевтического лечения. Он предполагал у себя заболевание сердца, которому никакие особые переживания не предшествовали. Обследуемый был спокоен, апатичен, производил впечатление человека, покорного судьбе. С. рассказал, что нередко подумывает о самоубийстве. Сообщил также о своей давней склонности к депрессиям. С. вообще не представляет себе, что такое радость жизни. Меланхолия в его семье является наследственной. Дед в 80 лет покончил жизнь самоубийством из-за того, что два внука один за другим погибли на фронте. Мать —. человек замкнутый, горестных переживании долго не может забыть, знакомых у нее почти нет.

С. сообщил нам, что по натуре он склонен к скрупулезной аккуратности во всем: когда временно работал учителем,— по многу часов готовился к урокам, часто проверял, все ли в течение дня выполнено достаточно добросовестно, об этом нередко думал и по ночам, ворочаясь в постели. Очень любит порядок, всякая книга у него имеет свое, строго определенное место.

Проводить психотерапевтическое лечение С. было крайне сложно, так как его депрессивные черты препятствовали активному включению в процесс лечения. Мешала и педантичность С., поскольку он требовал от нас подробнейших сведений о своем заболевании. В конечном счете его состояние все же значительно улучшилось.

У данного обследуемого следует говорить о наличии психопатии, вернее, о двух психопатиях — субдепрессивной и ананкастической, ибо обе акцентуации весьма выражены и препятствуют нормальному течению жизни. Возможно, сами по себе эти акцентуированные черты не были бы столь серьезны, если бы одна не усиливалась за счет другой. Дистимический темперамент заставлял С. воспринимать жизнь пессимистически, а склонность к навязчивому раздумыванию в связи с этой пессимистической установкой усиливалась и приводила к депрессиям. Недостаток энергии и активности, объясняющийся дистимическим темпераментом, весьма вредно отражался на всем жизненном укладе С. То, что С. все же получил образование, объясняется положительной стороной обеих черт: добросовестностью и вдумчивым, серьезным отношением ко всему.

Психотерапия затруднена и тогда, когда педантическая личность обладает аффективно-лабильным темпераментом: частая смена настроения постоянно сводит на нет наши терапевтические достижения. Решения, принимаемые такими людьми, всегда неустойчивы.

Ниже привожу сведения о X., описанном ранее Бергман.

Хорст X., 43 лет. По желанию отца выучился на механика по точным работам, хотя с детства мечтал стать музыкантом. Позднее обучился игре на духовом инструменте. Затем — война, принесшая солдату X. много тяжелых переживаний: он не мог примириться с бессмысленными и безответственными требованиями фашистских военачальников. После войны играл в разных оркестрах. Как музыканта его ценили, однако он часто менял место работы, так как не уживался в коллективе. До открытых ссор не доходило, напротив, X. внешне отличался сдержанностью, но он не мог продолжать сотрудничать с людьми, против которых таил в душе глубокую обиду. X. поступил в клинику как раз после очередной перемены места работы: начальник якобы сказал ему «пару острых слов», хотя тот, как выяснилось, вовсе и не хотел задеть его. X. был хорошим семьянином, много помогал жене по дому, но считал, что половой жизнью ему не следует злоупотреблять, так как это вредит здоровью.

Уже в школе X. испытывал торможения, очень боялся, когда его вызывали отвечать. Настроение вечно колебалось, то он ликовал, то приходил в отчаяние, плакал. Вместе с тем он превыше всего ставил порядок, аккуратность, его жестким правилом было: «каждая вещь должна знать свое место». То же и в работе: он часто собственноручно переписывал партию своего инструмента, чтобы дома «еще потренироваться». Постоянно проверял, выключено ли электричество, газ, закрыты ли замки на дверях.

X. поступил к нам по поводу боли в сердце, боясь смертельного исхода. До этого нередко вызывал неотложную помощь, один раз врач госпитализировал его с подозрением на инфаркт. Мы попытались разъяснить ему характер его заболевания. Состояние депрессии прошло, X. обрел веселость, стал активнее. Но стоило ему где-то услышать о заболеваниях сердца, как он начинал ощущать боль. Однажды у X. появилось кровотечение геморроидального происхождения. Он был в ужасе: боялся заражения крови («каловые массы проникнут в кровь»).

Состояние больного в итоге улучшилось, но лабильный темперамент, частая смена настроения остались. Постоянно, при любом настроении, сохранялись черты педантичности: аккуратность в одежде, скрупулезная подготовка оркестровых партий.

В образе жизни X. можно прежде всего увидеть проявление циклотимии, которая достигает степени психопатии. Из-за постоянной смены настроений X. часто менял место работы, хотя объективных причин к этому не было. Педантичность вначале проявлялась не так резко, напротив, она вызывала отрадную добросовестность, однако позднее развился ипохондрический невроз. Боль в области сердца заставила X. углубиться в поиски ее причин, его начали обуревать опасения. При лечении было нетрудно установить, что страхи обусловлены не только педантичностью обследуемого, но и циклотимией: когда X. бывал в приподнятом настроении, оказать на него психотерапевтическое воздействие было легко, в плохом настроении он с трудом поддавался лечению.

Педантичность и тревожный темперамент относятся к разным психическим плоскостям. Однако если оба вида акцентуации наблюдаются у одного человека, возможен суммирующий эффект. Это связано с тем, что одним из важнейших признаков ананкастического характера также является страх.

Привожу случай, описанный ранее Бергман.

Вальтер Р., 31 года, сначала слесарь-инструментальщик, затем инженер. Работник хороший, но в обществе всегда неуверен в себе, застенчив, рано уходит домой. До сих пор не имел интимной связи с женщиной. Р. считает, что он, возможно, импотент.

В работе чрезвычайно педантичен, скрупулезен, чаще других коллег контролирует счета. Проверяет газ, запоры в подвале, уходя, возвращается, чтобы убедиться, все ли им сделано по правилам. Уже в детстве Р. был боязлив, боялся грозы, а собак боится до сих пор. Не выносит вида крови, отворачивается, когда у него берут кровь для исследования. Необыкновенно пуглив, пустяковые неожиданности приводят его в трепет.

После гнойного аппендицита стал испытывать страх перед заболеваниями кишок: часто ему мерещились явления перфорации кишок, рак прямой кишки. При ощущении тяжести в голове боялся психического заболевания. Фактически испытывал страх при мысли о нарушении любой функции организма.

В клинике мы поставили перед собой цель не только излечить Р. от ипохондрического невроза, но и помочь ему в установлении социальных контактов, что в некоторой степени удалось.

Тревожность Р. мешала ему жить. Так, до 31 года он не имел интимных отношений с женщиной. Крайняя заторможенность в социальном плане сочеталась у него с хорошими трудовыми показателями. Тревожность играла отрицательную роль в связях с людьми, но в профессиональном плане она не чувствовалась. Кстати, тревожность «предохраняла» Р. от вступления в споры с начальством. Тяжелые торможения Р. объясняются тем, что его тревожность, боязливость происходили из двух источников: во всех своих поступках он был всегда большим педантом и уже в детстве отличался боязливостью.

Сочетание педантичности и тревожности часто уже в детстве вредно отражается на нервной системе. Заики обычно либо являются ананкастами, либо обладают тревожным темпераментом, но чаще всего у них сочетается и то и другое. У ребенка тревожность часто связана с напряжением, при котором возникают нарушения со стороны артикуляции, но если ребенок к тому же и педантичен, он начинает усиленно следить за речью, что еще больше усугубляет нарушения.

Приведу пример ребенка, заболевшего логоневрозом заикания на почве данной комбинации.

Хельмут К., 12 лет, имеет двух младших братьев. Ходить начал в 1,5 года, аккуратно испражняться—лишь с 5 лет. С малых лет очень боязлив, неохотно уходит из дому, контакта со сверстниками наладить не может. Боится матери (мать раздражительна, плохо слышит). Если о чем-либо хочет попросить родителей, подсылает младших братьев. Боится детей, которые часто бьют его, со взрослыми крайне робок. В школе учится хорошо, он один из лучших учеников класса. Весьма аккуратен в одежде, экономно расходует карманные деньги. Говорить начал в два года, но артикуляция многих слов была неправильной. Позже это перешло в заикание, которое особенно усилилось, когда он поступил в школу: его непрерывно дразнили и сделали посмешищем класса. Когда Хельмута журили,— он плакал.

Хельмут поступил в наше детское отделение по поводу заикания. Мы сразу установили, что он весьма боязлив и заторможен. Над предлагаемыми заданиями думал очень долго. При трудностях у него сразу опускались руки. Прошло много времени, пока он привык к нашему персоналу. Мы усиленно следили, чтобы дети не смеялись над Хельмутом. Он всегда искал общения с младшими детьми. Когда Хельмут свыкся с обстановкой, лечение пошло хорошо., В процедуры и тренировки Хельмут вкладывал много рвения.

Перед нами ребенок, с одной стороны, весьма пунктуальный, добросовестный в учебе, аккуратный в одежде, с другой — чрезвычайно тревожно-боязливый. Трудности, испытываемые им при овладении речью, перешли в заикание. Несомненно, в тот период многое тревожило его, например раздражительность матери. Поступление в школу, насмешки детей усугубили заикание. Вероятно, только боязливости, тревожности было недостаточно, чтобы вызвать и поддерживать заикание, но вторая акцентуированная черта Хельмута вела к постоянному контролю за своей речью и усугубляла внутреннее напряжение.

Среди сочетаний застревающих черт характера со свойствами темперамента особенно важна застревающе-гипертимическая комбинация, так как она таит в себе опасность кверуляторного развития. Начало состояния обусловливается застревающими чертами, а гипертимическая жажда деятельности усугубляет его развитие. Если бы мы имели дело только с застревающей акцентуацией, то причины постоянных жалоб в конечном счете исчерпали бы себя, но гипертимический темперамент заставляет изобретать все новые поводы жаловаться. В противоположность паранойяльному развитию, кверуляторное отличается хлопотливостью, суетливой деловитостью. Такие люди никогда не находят покоя, у них все время повышенное настроение.

Привожу наблюдение, описанное ранее Зайге.

Рудольф К., 54 лет, печник. Впервые обратился к нам в 1960 г. по специальному отношению Института судебной медицины, где он настойчиво требовал справки о том, что жена его скончалась из-за отравления угарным газом, причиной которого явилось неудовлетворительное состояние дымохода в квартире. Поскольку в институте К. произвел впечатление человека психически неуравновешенного, он был направлен к нам.

К. начал с того, что устроил скандал в регистратуре. Полился нескончаемый поток обвинений в адрес регистратора («наглая особа!»), домоуправления, пожарного управления, судебной медицины и ряда министерств, что весьма затруднило собирание анамнеза.

К. превосходный работник, обладает веселым, общительным нравом, характеризует себя как «оптимиста» и «борца за справедливость». Женился по любви в 1938 г., брак был удачный, но детей не было.

Все началось с небольших разрушений в доме, причиненных бомбардировкой во время войны, в частности трещин в стене возле дымохода, проходящего в спальне.

С 1954 г. у жены К. появилась сильная одышка, что К. объяснял отравлением угарным газом. По его словам, ремонт в доме после войны был проведен чисто «косметический». Он засыпал жалобами домоуправление, жилищное управление, пожарное управление, но все считали, что дымоход работает нормально. Тогда К. самовольно стал вносить меньшую квартплату, чем положено.

Между тем жене К. становилось все хуже (головокружения, рвота). В 1958 г. у нее был диагностирован порок сердца — тяжелый стеноз митрального клапана. К. продолжал настаивать на отравлении угарным газом. Он подал в суд на городское управление, требуя возмещения жене зарплаты за все время болезни.

Суд привлек в качестве эксперта начальника по очистке дымоходов района, установившего, что если даже попадание ничтожной доли угарного газа возможно, то это не может быть причиной хронических заболеваний сердца у жильцов. Тогда К. подал на начальника жалобу в прокуратуру. Он обвинял его в систематическом отравлении жены, в намерении совершить убийство. Эту жалобу у него не приняли.

На заявления и жалобы К. расходовал четверть своей зарплаты. При отказе обращался во все более высокие инстанции. Между тем домоуправление предприняло весьма солидный ремонт дома.

Однако это не успокоило К. Теперь он уже считал, что отравлен и он. Когда в 1954 г. жену поместили в больницу, он потребовал расследования по установлению хронического отравления угарным газом у жены и у него. Медицинская комиссия экспертов интоксикации не установила.

Вскоре жена умерла. К. продолжал искать все новые пути, «чтобы справедливость восторжествовала». Тогда-то он и попал к нам.

Когда мы попросили его принести всю собранную им по делу документацию, он искренне пришел в ужас: «Бог ты мой, да мне такую тяжесть за один раз не дотащить!» Он принес увесистую папку, в которой, как заявил, содержалось «важнейшее», но оставить ее не захотел: «Ознакомьтесь при мне и верните». Его жалобы пестрели юридическими и медицинскими терминами, усвоенными им во время многолетней тяжбы. Наш врач указал ему на бессмысленность ведения таких судебных процессов, тогда К. заявил, что «врач и они — одна компания», что врач их «покрывает». Лейтмотивом бесед с К. было требование «справедливости». Сам он, по его словам, так основательно отравлен угарным газом, что чувствует себя дурно, с работой в артели уже не справляется и, видимо, «вскоре отправится вслед за женой».

За полгода у нас было 10 собеседований с К. Нам удалось оказать благоприятное воздействие на его психическое состояние и на физическое недомогание. Но от стационарного психотерапевтического лечения К. наотрез отказался. Он продолжал лечение только в своей районной поликлинике и больше у нас не появлялся.

В начале жизни у К. преобладает гипертимический темперамент, но уже в ту пору он был «фанатиком справедливости».

Может быть, тогда защитой от подозрительности и чрезмерной чувствительности ему служил веселый нрав. Но в дальнейшем стали проявляться паранойяльные черты характера. Его опасения, что через трещины в стене проникает угарный газ, подрывающий здоровье жены, были явно безосновательны. Но они служили питательной средой его маниакального сутяжничества. Это усугублялось ухудшением здоровья жены, и он продолжал неутомимо изыскивать всевозможные новые кляузы. Огромный материал, собранный им по «делу», показывает как упорство К., так и его гипоманиакальную «деловитость».

При менее значительной паранойяльной тенденции, когда гипертимические черты одерживают верх, прогрессирующее развитие не наблюдается. Благодаря «текучести» темперамента в поле зрения таких людей всякий раз попадает что-либо новое. Развитие, начинаясь, всякий раз обрывается, вновь приобретая иную паранойяльную направленность.

Привожу наблюдение, описанное Бергман.

Эмиль Р., 54 лет. После школы начал учиться на механика, стал слесарем. В 1923 г. по совету отца решил на длительный срок уйти в армию. Подписал обязательство на 12 лет, но, прослужив 2 года, ушел. Никто его не удерживал, так как он постоянно высказывал претензии и жалобы. Снова стал работать слесарем. Вскоре начались конфликты с начальством. Позднее Р. открыл собственную слесарную мастерскую; дело шло хорошо, так как он работал всегда охотно. Во время войны был мобилизован, служил ревностно, но и здесь отчаянно ссорился с начальством. Дело дошло до судебного разбирательства. Во время процесса его частично оправдали, но перевели служить в другое место. Р. рассказывал, что многие коллеги его защищали. После войны (с 1945 г.) работал в сельском хозяйстве, затем заготовителем древесного угля. Постоянно жаловался, что его не повышают по службе (не повышали Р. из-за его деятельности при фашистском режиме). Наконец, в 1950 г., благодаря содействию шурина, он получил должность бухгалтера. И здесь вскоре начались конфликты, он заявлял о том, что завален «массой работы», требовал помощника, который по штатному расписанию предусмотрен не был. Тогда Р. перестал выполнять положенный объем работы, ссылаясь на заболевание — писчий спазм. Когда с него сняли часть обязанностей, он снова начал преуспевать. Свои обязанности Р. вообще выполнял легко. Здесь, как и везде, у Р. появились друзья, так как он был «компанейским» человеком, лишь бы ему ни в чем не перечили. Однако стоило смениться начальнику, как трудности появились вновь. Р. чувствовал, что «за ним все время следят», а ведь он знает дело лучше, чем «этот новичок». Снова у него появился писчий спазм. Тогда он и был направлен к нам для психотерапевтического лечения.

Мы сразу установили, что нарушения письма как такового не было: писчий спазм был формой проявления протеста. Как только обследуемый успокоился, у него прошел и спазм.

Р. был человеком самоуверенным, весьма подвижным, темпераментным, с оживленной мимикой, выразительными жестами; во время беседы часто горячился, был не в меру многословен. У него установились хорошие отношения с другими больными. Он был способен всех развеселить, позабавить. Когда речь заходила о конфликтах, возникавших на протяжении всей его жизни, вину за

Гипоманиакальный темперамент Р. вызывал его большую активность, отсюда и симпатии окружающих к нему. Трудности его связаны были с конфликтами на почве «несправедливого отношения», в которые он постоянно вступал на любом месте работы или службы. Однако эти споры никогда не носили длительного характера. Поконфликтовав некоторое время, поспорив «за свои права», Р. просто менял место работы. На первых порах к нему нигде не относились враждебно, более того, за общительность многие даже любили его.

Особым качеством обладает комбинация застревания и тревожности. Тревожность связана с принижением человеческого достоинства. Такие лица слабы, беспомощны. Застревающие личности не могут этого вынести, они всячески стараются выделиться, задеть их самолюбие очень легко. Так возникает сверхкомпенсация. Эта компенсаторная реакция наблюдается и при эмотивном темпераменте, но все же чаще всего она сопровождает именно тревожность. Поскольку всякий старается скрыть свои слабости, поведение таких людей характеризуется утрированностью и некоторой настойчивостью. Так можно отличить сверхкомпенсацию от обычного желания произвести впечатление. Дети также могут развивать сверхкомпенсацию, напуская на себя важность, чтобы скрыть трусость.

Привожу описание, сделанное Бергман.

Михаэль Ф. поступил к нам впервые в 9 лет в связи с жалобами на его невыносимое поведение в школе. Он из не очень дружной семьи: мать чрезвычайно ревнива, отец весьма упрям. Аккуратно мочиться Михаэль стал лишь в 4 года. Он очень боязлив: боялся спускаться по лестнице, один оставаться дома, боялся собак, воды (если надо было перейти мост, он пускался бежать по мосту во всю прыть). Младших братьев сильно ревновал к родителям, часто между детьми возникали ссоры. Если мальчику не доставалось наилучшее лакомство или красивая игрушка, он досадовал, злился, считал себя обойденным.

Особенно трудно пришлось Михаэлю в школе. Дети сразу увидели в нем трусишку и начали его отчаянно дразнить, нередко били. Девочки тоже смеялись над ним. Он мстил им, раздавая исподтишка тумаки, пытаясь ущипнуть под скамьей.

Если младшие братья говорили ему резкое слово, он тотчас же бросался их бить.

В школе он лазал по скамьям, бросался апельсинными корками, спорил с учительницей, грозил ей кулаком. Однако стоило поднять на него голос, как он начинал плакать и, всхлипывая, умолкал.

Успеваемость в школе хорошая, но в нашей школе при клинике он не сразу стал хорошо учиться. Михаэль вообще долго привыкает к новой обстановке и вначале производит впечатление замкнутого, сердитого ребенка. Освоившись у нас, он рассказал и о разных своих проделках в школе. Еще чаще, чем на учителей, он злился на соучеников. Но почему именно он злился, Михаэль объяснить не мог. С детьми в нашем отделении он ладил, но больше льнул к взрослым, у которых искал защиты.

Михаэль выписался в удовлетворительном состоянии, но через два года поступил к нам вновь. Причина опять та же — недисциплинированность в школе. Часто отказывался отвечать нам на вопросы, иногда наблюдались приступы необъяснимого гнева. Однажды в наказание за какой-то проступок его во время перерыва оставили в классе. От злости он схватил мусорную корзину и бросил ее вместе с содержимым на играющих во дворе детей. В отделении он дружил теперь с детьми невыдержанными и даже гордился тем, что они его «приняли». С медсестрами бывал груб. Но с другой стороны, как и в первый раз, льнул к взрослым, радовался, когда его хвалили. Грубых нарушений мы у него не наблюдали.

Михаэля в основном характеризует тревожность, боязливость. Но к этому присоединяется еще и повышенная ревность: он ревновал мать к младшим братьям, завидовал им — в этом проявляются черти застревающей личности. В школе трусливость очень вредила мальчику, он стал «мишенью» для сверстников. Но это не заставило его держаться в стороне, чтобы не подвергаться нападкам. Напротив, он искал возможности тайком отомстить и вопреки всему одержать верх. Кроме того, такая тактика открывала возможность выделиться, обратить на себя внимание. Так Михаэль превратился в отъявленного нарушителя спокойствия всей школы. Пусть его дразнят, избивают, пусть не хватает сил защищаться,— но все же он окажется в центре внимания, а быть может, и восхищения. И он позволял себе безобразничать как никто другой. Все его «проделки» были направлены на то, чтобы любой ценой выделиться. Впрочем, подход к ученикам в нынешней школе весьма мягкий, так что последствия Михаэля не особенно пугали.

Переходя к возбудимым акцентуированным личностям, замечу, прежде всего, что здесь новое качество акцентуации в сочетании с чертами того или иного темперамента не возникает, однако возможны любопытные акцентуационные разновидности. Труднее всего дифференциация в тех случаях, когда возбудимый характер сочетается с аффективно-лабильным темпераментом, так как эпилептоидные личности сами по себе склонны к колебаниям в настроении. Правда, в блаженно-приятное состояние эпилептоиды впадают редко.

Вопрос о том, каков же будет результат при сочетании эпилептоидной тяжеловесности с маниакальной подвижностью, безусловно, заслуживает внимания. Я попытаюсь ответить на него, приведя следующий случай.

Райнхард К., 1939 г. рожд. В школе дважды оставался на второй год, впрочем, не столько из-за недостатка способностей, сколько из-за нежелания заниматься (часто пропускал занятия). К. женился в 24 года, но к тому времени у него уже было двое внебрачных детей. Через 1,5 года он развелся (жена постоянно устраивала сцены ревности, и он ее избивал). От этого •брака тоже был ребенок. Алименты выплачивались всем троим детям весьма нерегулярно. К. отличался повышенной сексуальной возбудимостью. Состоя в браке, он по нескольку раз в день требовал у жены совершения полового акта. Объекты его вожделений часто менялись. Бывшие его любовницы утверждали, что он груб и склонен к насильственным действиям. Если, например, женщина отказывалась от совершения полового акта, он жестоко ее избивал.

В работе К. показывал себя с хорошей стороны. Если, однако, что-либо ему было не по вкусу, то он попросту оставлял рабочее место и уходил. Кроме того, в рабочее время он часто болтал всякий вздор, любил смешить товарищей.

С домашними животными обращался заботливо, но, разозлившись, жестоко их избивал. Предметы домашнего обихода в припадке злости швырял куда попало. Если коллеги, разыскав К., просили его вернуться на рабочее место, это вызывало потоки нецензурной брани.

В 1958 г. К. судили по поводу кражи со взломом. И в дальнейшей биографии за ним числится несколько краж. Наконец, в 1964 г. он предстал перед судом по обвинению в попытке изнасилования и убийстве. Когда женщина, которую он побуждал к сожительству, ему отказала, он ее задушил.

С этим обследуемым я познакомился, когда ему было 26 лет. Когда с ним говорили о его судимости, он реагировал очень бурно, заявляя, что это не имеет отношения к следствию. Но злость скоро проходила, и тогда он становился весел, смеялся, шутил. Тест на продуктивность нам провести не удалось, так как К. с ироническими замечаниями отказался. Результаты проверки интеллекта вполне удовлетворительные. По физическому развитию К. крупный, грубовато сколоченный мужчина с очень грубыми чертами лица.

У К. наблюдается патологическая раздражительность со склонностью к насильственным действиям. В сфере труда проявлял большую недисциплинированность. В насильственных действиях был крайне несдержан. К этому присоединялись безудержные половые влечения. Даже если исходить из диагноза эпилептоидной психопатии, все равно возбудимость и неустойчивость психики К. выражены чрезвычайно резко. Последнее объясняется тем, что у К. одновременно были и гипертимические черты. Он был склонен шутить во время работы, пытаясь развлечь и рассмешить сотрудников. Во время обследования, проводившегося мною, он был весел, отпускал юмористические замечания. Но в мыслях и поступках у него не было живости: она полностью перекрывалась эпилептоидной тяжеловесностью.

Надо полагать, что податливость влечениям объяснялась у К- эпилептоидным началом, которое усиливалось гипоманиакальными чертами.

Отрицательно, видимо, сказывается сочетание возбудимого характера и дистимического темперамента. Это подтверждается одним из моих наблюдений.

Герхарду Ш., когда я с ним познакомился, было 31 год. Он уже привлекался к судебной ответственности по поводу кражи, вымогательства, обмана, злоупотребления служебным положением и растраты. Щ. отличался интеллектуальной тяжеловесностью, на простейшие вопросы отвечал очень медленно, с большими паузами. Во время испытания на продуктивность назвал за 3 мин всего 25 предметов. С тестом по сравнению понятий он справился удовлетворительно, но в тесте на комбинаторику потерпел фиаско, так как не мог составить простейшего предложения из трех слов. Характерно то, что именно комбинаторные интеллектуальные данные у Ш. отставали.

Во время обследования Ш. был очень неприветлив, угрюм, но раздражительности не замечалось. Напротив, он говорил о том, что склонен к навязчивым размышлениям, тяжелым депрессивным расстройствам, когда вспоминаются разные печальные события, как, например, кончина отца, долгая разлука с ребенком или его, Ш., преступные деяния. Когда речь заходила о последних, Ш. впадал в состояние депрессии: он был близок к слезам, при попытке сдержать слезы рот искажался гримасой, он долго сидел, опустив голову. Эпилептоидная замедленность у Ш. усиливалась депрессивностью. Именно последним компонентом его психической структуры можно объяснить, что степень наказуемости проступков обследуемого была не столь высока, как у других эпилептоидов. Многосторонность его преступных склонностей можно было бы сравнить с картиной эпилептоидных подростков, однако, в отличие от них, у Ш. отсутствовали проявления насилия. Мне думается, что субдепрессивность темперамента Ш. действовала ослабляюще на вспышки гнева и это «предохраняло» его от совершения актов насилия. Однако «готовность к преступности» этим не ослаблялась, она лишь направлялась в другое русло. Обследуемый, возможно, еще больше, чем эпилептоиды, был склонен к совершению наказуемых действий, так как он больше ощущал неудовлетворенность отрицательными сторонами жизни. Таким образом, можно предположить, что зависимость от эпилептоидных влечений привела Ш. к уголовным проступкам, которые совершались импульсивно, будучи навязанными ситуацией, но субдепрессивный компонент темперамента определил особый характер его преступных действий.

У одного обследуемого с такой же комбинированной структурой личности (описан Ширмером в нашем совместном труде) меньше был выражен возбудимый характер, но в большей степени проявлялись дистимические черты. Вероятно, этим можно объяснить, что в данном случае не наблюдалось такой ярко выраженной зависимости обследуемого от влечений и что депрессивное начало не только снижало возбудимость, но и оказывало некоторое благоприятное воздействие, например обусловливало серьезное отношение к обязанностям.

Хельмут Ц., 22 лет, связист. Обладает спокойной, медлительной психомоторикой.

Бабушка с материнской стороны страдала сильными приступами мигрени, больше о болезнях в семье никаких сведений нет.

Появился на свет при помощи кесаревого сечения. В возрасте 11 лет перенес несколько приступов «глазной мигрени». Во время приступов всякий раз примерно в течение часа терял зрение на один глаз. Учился в начальной школе отлично, позднее —• удовлетворительно, всегда был дисциплинированным, спокойным ребенком. Профессию связиста приобрел в железнодорожной спецшколе связи, экзамены сдал на «отлично». Школа даже направила его в вуз, на факультет инженеров связи, однако он по материальным соображениям вынужден был отказаться. С 1955 г. Ц. служит в армии, где работает по специальности. Через 4 года после поступления в армию Ц. обратился в нашу клинику.

Ц.— медлительный, малоподвижный мужчина. Без особого внешнего повода он не ищет общества, но даже и при наличии стимула включается в общение весьма туго. Ц. очень любит детей, животных, собственными усилиями еще подростком смастерил себе аквариум, который существует и по сей день. Ц. нельзя характеризовать как человека, оторванного от коллектива, хотя он, безусловно, очень мало контактен, а на тесные контакты вообще неспособен. Самый ничтожный повод вызывает у него возбуждение, стресс, хотя он отлично отдает себе отчет в том, что сам повод «выеденного яйца не стоит».

Когда Ц. обнаружил, что невеста его обманывает, он впал в бессильную ярость. С этого момента он и начал пить, впрочем, выпивка долгое время не выходила за рамки дозволенного. Но и в этой начальной стадии его нередко преследовали мысли о самоубийстве. Однажды в состоянии опьянения он схватил с туалетного столика бритву, собираясь перерезать себе вены. Когда бритву у него отняли, он стал выдергивать пружины из матраца, чтобы ими ранить себя. Но его удалось привести в чувство. На следующий день он начисто забыл о происшедшем и был ошеломлен, когда мать рассказала ему о подробностях.

Все неприятности кончались у Ц. походом в пивную. Пиво нередко было ему противно, вызывало тошноту, но он продолжал пить: «ничто меня так не успокаивало». С другой стороны, опьянение действовало на него депримирующим образом, он чувствовал себя «всеми покинутым», часто появлялись мысли о самоубийстве.

Родители Ц. в конце концов обратились к офицеру его воинской части, хотя он здесь ни разу еще не был замечен в злоупотреблении алкоголем. Он пришел к нам на прием в сопровождении двух офицеров: оба они расхваливали честность Ц., его скромность, готовность помочь товарищу, трудолюбие и отличную профессиональную сноровку. Начальство планировало отправить его в вуз, для усовершенствования знаний, но Ц., по неизвестным причинам, наотрез отказался. Товарищи по воинской части поделились с нами, что потерять такого работника им было бы очень жаль, просили нас его непременно вылечить.

Злоупотребление алкоголем у этого медлительного, тяжеловесного мужчины объясняется его возбудимостью. Наряду с этим следует отметить и положительные стороны его личности: весьма добросовестное отношение к своим обязанностям, дружеский контакт с товарищами по части. Последние черты мы склонны приписывать депрессивному началу. Оно способствовало и тому, что во время исполнения служебных обязанностей он всегда способен был совладать с тяжелым состоянием возбуждения. Но его тяжелые запои, попытки самоубийства свидетельствуют о том, что депрессивное начало у Ц. является не только благоприятным фактором.

Я располагаю еще рядом интересных фактов. Например, тревожный темперамент не может действовать нейтрализующим образом на возбудимую личность. Так, тревожность обследуемого, описываемого ниже, лишь повернула его преступные склонности в другую сторону.

Иоахим Р., 19 лет. Уже ребенком испытывал страх перед более сильными товарищами, случалось, что был для них «мишенью». Р. боялся также собак, темноты. Спускаясь в погреб, начинал петь, чтобы прогнать страхи. Р. было 15 лет, когда он днем зашел в квартиру знакомой семьи и украл там 9 марок, электробритву, автоматический карандаш, ручные часы и лупу. В том же году он обокрал домики на пяти пригородных дачных участках, брал там в основном продукты. Пропускал занятия в профучилище. Когда мать потребовала, чтобы он принес справку о своих посещениях за подписью учителя, Р. подделал подпись, что, кстати, проделывал неоднократно. Во время занятий в училище он разъезжал по городу на велосипеде. Р. подделал дату рождения в ученическом билете, чтобы его пускали в кино на сеансы для взрослых. В 16-летнем возрасте Р. снова похитил из квартиры ручные часы, опять разъезжал на чужом велосипеде по городу (велосипед он, впрочем, вернул владельцам). Пришло время поступать учиться, чтобы приобрести специальность. Вначале он решил стать пекарем, но вскоре бросил эту идею: в цехах было чересчур жарко. Затем он перепробовал множество профессий, но едва попробовав, беспричинно исчезал с работы. В возрасте 17—18 лет у него было зарегистрировано 7 краж, в 19 лет —еще 6. В квартиры он входил либо с помощью отмычки, либо когда хозяева оставляли в замочной скважине ключ. Крал деньги, продукты.

Р. сообщил, что когда ему представлялась возможность обокрасть квартиру, он не раздумывал, а тут же действовал. Лишь позднее приходило сознание, что он снова совершил непорядочный поступок. К насилию Р. не прибегал никогда. В детстве, когда его били, в нем закипал гнев, но он не отвечал обидчикам. Он и сейчас быстро возбуждается, готов в эти минуты швырять на пол все, что попадается под руку. Проигрывая в карты, он так злится, что не может продолжать игру. Во время беседы Р. в общем был скуп на слова, неохотно отвечал на вопросы. Интеллект его оказался ниже нормы, но все же о дебильности не могло быть и речи. В пробе на продуктивность за 3 мин назвал 27 предметов.

Преступность Р. объясняется тем, что он как эпилептоид не способен бороться со своими влечениями. Отсутствие насильственных действий связано с наличием черт тревожности. Поэтому он позволял избивать себя, поэтому позже его коллеги стали называть его «трусом». Гнев закипал в нем мгновенно, в порыве гнева он бросал на пол предметы, но никогда (из-за страха) не становился агрессивным. Можно предположить, что импульсивность Р. реализовалась в кражах, так как он не мог отреагировать в открытых схватках со своими недругами.

До сих пор я рассматривал сочетания различных характеров и темпераментов, так как они дают гораздо более заметные результаты. Сочетание тех или иных свойств темперамента ничего существенно нового не дает, получается скорее смешанный тип акцентуации, при котором трудно отделить один темперамент от другого. Например, реакции, с которыми мы сталкиваемся при тревожности и эмотивности (сильное восприятие тяжелых переживаний, слезливость и т. д.), могут также наблюдаться при дистимическом и циклотимическом темпераментах. Если акцентуация сводится к одной яркой особенности темперамента, то все реакции представляют собой единую, весьма четкую картину. При сочетаниях же соотношения реакций становятся зыбкими. Однако новые реакции при этом не возникают. Вот почему не обязательно в этих случаях определять поведение человека исходя из сочетаний черт разных темпераментов. Следует напомнить также, что гипертимия и дистимия, например, обладают свойством взаимно уничтожаться.

Я приведу лишь одну комбинацию темпераментов, дающую довольно характерную картину.

Дело в том, что можно было бы считать родственными «счастливый темперамент», т. е. один из полюсов аффективно-лабильного темперамента, и гипоманиакальный темперамент. На самом же деле речь идет о чертах, в корне различных. Четко разграничиваются они и тогда, когда встречаются в сочетании.

Приведу описание обследуемого, сделанное Ширмером в нашем коллективном труде.

Руди М, 38 лет, популярный артист эстрады. Невысокий, крепкого сложения, с густой длинной шевелюрой, речь свою сопровождает размашистыми патетическими жестами.

Дедушка и бабушка были людьми веселыми и беспечными. Мать колебалась между двумя полюсами — веселости и серьезности. Отец — жизнерадостный, предприимчивый человек. Таков и младший брат М. Пятнадцатилетняя дочь — девочка тихая, серьезная, не очень приветливая. Другая дочь, 12 лет, настроена чаще всего оптимистически.

Сам обследуемый всегда весел, невероятно активен, разговорчив, увлекается сам и всех вокруг увлекает. В обществе он всегда в центре внимания, добродушен, добр, заботливый муж и отец. Иногда им овладевает возбуждение по совершенно ничтожному поводу. В подобном состоянии он может даже побить жену.

Детство и юность М. ничем не примечательны. Успеваемость в школе средняя. Соученики любили М., он пользовался у них уважением и авторитетом, умел всех увлечь.

По окончании школы М. пошел по торговой части (изучал экономику зернового хозяйства). Затем — война. По окончании войны, после демобилизации, открыл мастерскую бытовых изделий, где занимался переработкой военного имущества на предметы домашнего обихода. Он занимался также изобретением игр для детей и различных игрушек со сложными механизмами. Одновременно М. разрабатывал усовершенствованный язык для глухонемых, так как после войны было много глухонемых-инвалидов. Этот язык должен был заменить обычный язык глухонемых, знаки-жесты которого малоэстетичны. О своей новой системе М. издавал на свои средства брошюры. Однако правительство не проявляло никакого интереса к его новому мимическому языку. Тогда М., не долго думая, решил применить его для своих собственных нужд. На основе изобретенного им языка он разработал систему эстрадных трюков и за короткое время стал у себя на родине и за рубежом знаменитым «ясновидящим». М. тщательно собирает и хранит свою «прессу». Его артистическое имя стало символом особых способностей, и многие солидные газеты печатали обширные восторженные рецензии о его выступлениях. Некоторые периодические издания задавали даже осторожный вопрос: не следует ли демонстрации М. считать доказательством того, что существует мир сверхъестественного.

Выступления М. продолжаются по сей день. Он неиссякаем в смысле новых идей, задался целью включить свой номер в программы кино и телевидения.

Единственное, чем иногда прерывается серия блестящих успехов М.,— это эксцессы, связанные со злоупотреблением алкоголем. Еще юношей он начал пить пиво в довольно больших, со временем всевозрастающих количествах. Не проходило и недели, чтобы он не напивался один-два раза до бесчувствия. Во время опьянения он становился агрессивным, приставал к присутствующим, пытался затеять драку. Жена болезненно реагировала на его поведение в пьяном состоянии. По ее настоянию М. явился к нам на прием.

Мы поместили его в стационар, где он сразу же «прижился»: собирал вокруг себя больных, отпускал грубоватые шуточки, демонстрировал фокусы и во все вмешивался. Тонус в нашем стационаре сразу резко повысился, смешливое настроение овладело даже тяжелобольными. Со временем дело дошло и до неприятных ситуаций. Например, М. решил в один прекрасный день взять на себя руководство всем нашим отделением. Он был склонен и к сильным проявлениям аффекта, связанным с событиями в стационаре: делал громкие замечания, наблюдал того или иного сложного больного, с неестественным возбуждением прощался с теми, кто выписывался из клиники. Когда сообщили, что один известный государственный деятель серьезно заболел, М. стал восклицать полным отчаяния голосом: «Увы, мой бедный… (имя) заболел, у него наверняка рак. А-ах, такой чудесный человек!»

После выписки он отказался от дальнейшего наблюдения, но все же время от времени в клинике появлялся. Это происходило тогда, когда его поведение в состоянии опьянения приводило к конфликту с законом: с помощью клиники он рассчитывал добиться поблажки. При всякой новой встрече с врачами он вел себя очень театрально, устраивал очередной спектакль, пытался захватить в свои руки инициативу, предлагая врачам принять участие в его новых грандиозных планах.

Наши советы воздерживаться от чрезмерных возлияний он вначале выслушивал весьма серьезно и вежливо, после чего принимался весело подмигивать и подмаргивать, чем дело обычно и кончалось.

Принимая во внимание большую предприимчивость обследуемого, его обычно веселое и беззаботное настроение, мы можем определить его как представителя гипертимического темперамента. Однако его значительные успехи нельзя объяснить одной лишь гипоманиакальной деловитостью, они достигались углублением М. в соответствующие проблемы. Вынашивая планы, М. целиком, вдохновенно отдается идеям. В свои замыслы он вкладывает много труда, вот почему его изобретения интересны и оригинальны. Подтверждением аффективно-лабильных черт этой смешанной акцентуированной личности является не только патетика, с которой он говорит обычно о своих идеях, но и искренность чувств, испытываемых М. к тяжелобольным, глубокая жалость к ним. Иногда в манере поведения М. чувствовалась даже некоторая истерическая театральность, но сами чувства были глубоки и правдивы. Кроме того, истерик и вдобавок гипоманиак никогда не обнаружил бы выдержки, необходимой для того, чтобы довести идею до успешного конца.

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46-47-48