Половая психопатия

Рихард фон Крафт-Эбинг

(Австрия. Уголовный кодекс, § 129, проект § 190. Германия. Уголовный кодекс, § 175)

а) Сношения с животными (скотоложство)

Скотоложство, несмотря на всю свою чудовищность, далеко не всегда имеет в основе психопатологические условия. Низкий уровень нравственного развития, сильное половое влечение, при затрудненном почему-либо естественном удовлетворении, может и у мужчин и у женщин вести к этому противоестественному способу полового удовлетворения.

Благодаря Полаку мы знаем, что в Персии противоестественные половые сношения совершаются нередко из дикого суеверия, будто таким образом можно избавиться от гонореи. Аналогичное суеверие существует в Европе: во многих местах совокупление с маленькой девочкой считается средством против венерического заболевания.

Как показывает опыт, скотоложство составляет далеко не редкое явление в коровниках и конюшнях. Иногда встречаются сношения с козами, суками и, как показывают случай Тардье и случай Шауенштейна (Lehrbich. S. 125), даже с курами.

Как известно, Фридрих Великий по поводу одного кавалериста, который осквернил кобылу, вынес следующее решение: «Парень вел себя как свинья — отправить его в пехоту».

У женщин сношения с животными ограничиваются собаками. Показательный случай, рисующий падение нравственности в больших городах, описал Машка (Handbuch, III): одна женщина в Париже за деньги демонстрировала перед развращенными субъектами сношение с бульдогом!

Наблюдение 239. В одном провинциальном городе был пойман 30-летний субъект из высшего сословия в момент совершения акта содомии с курицей. Преступника предварительно долгое время подстерегали: обращало на себя внимание, что в доме все куры одна за другой погибали. На вопрос председателя суда, каким образом обвиняемый дошел до такого ужасного преступления, последний сослался на то, что у него очень маленькие половые органы, так что сношения с женщинами для него невозможны. Врачебное обследование действительно подтвердило показание обвиняемого. В психическом отношении преступник был совершенно нормален.

Относительно наследственности, времени появления полового влечения и т. д. данных не имеется (Gyurkovechky. Mannliche Impotenz, 1889. S. 82).

Наблюдение 240. 23 сентября 1889 г. 16-летний В., ученик сапожника, нашел в соседском саду гуся и начал совершать над ним акт содомии. Сосед застал его на месте преступления и начал его стыдить. Тот ответил: «Ну разве гусю что-нибудь от этого сделалось?» — и ушел. На допросе В. сознался в своем преступлении и оправдывался тем, что в тот момент находился в бессознательном состоянии. Со времени тяжелой болезни, перенесенной им на 12-м году, у него несколько раз в месяц бывают приступы, сопровождающиеся жаром в голове и сильным половым возбуждением. В такие моменты он не может ничего с собой поделать и не сознает своих поступков. Во время одного из таких приступов он и совершил преступление. То же говорил он и на суде; он утверждал, что о подробностях своего поступка он знает только со слов соседа. Отец обвиняемого сообщил, что последний происходит из здоровой семьи, перенес на 5-м году скарлатину, после которой остался болезненным ребенком; на 12-м году страдал какой-то мозговой болезнью, сопровождаемой жаром. В. пользовался хорошей репутацией, хорошо учился в школе, впоследствии помогал отцу в его ремесле. Мастурбацией не занимался.

При врачебном обследовании не было найдено ни интеллектуальных, ни моральных дефектов. С физической стороны наблюдаются нормальные половые органы, сравнительно сильно развитой пенис, резкое повышение коленного рефлекса. В остальном получены отрицательные данные.

Амнезия (утрата памяти) по отношению к времени совершения преступления казалась неправдоподобной. О прежних приступах психического расстройства нельзя было получить никаких сведений; в продолжение 6-недельного наблюдения также не было таких приступов. Извращений в области половой жизни не было. Заключение врачей сводилось к тому, что в данном случае имевшее место мозговое заболевание могло оставить после себя органический след (приливы к голове), который, возможно, оказал определенное влияние на совершение инкриминируемого В. поступка. (Из экспертизы профессора Фрича в Вене.)

Среди случаев скотоложства имеется группа, которая возникает безусловно на патологической почве, в которой можно доказать наличие тяжелого отягощения, конституциональных неврозов, импотенции при сношении с женщинами и где противоестественные действия являются импульсивными. Вполне целесообразно дать этим патологическим случаям особое название: именно если за непатологическими случаями сохранить термин «скотоложство» («бестиализм»), то для патологических можно было бы избрать слово «зооэрастия».

Наблюдение 241. Импульсивная содомия. А., 16 лет, ученик садовника, незаконнорожденный, отец неизвестен, мать с тяжелым отягощением, истериоэпилептичка. Асимметрический череп; кости лица и скелета также асимметричны. А. низкого роста, с детства мастурбирует, всегда пасмурен, апатичен, любит одиночество, очень раздражителен, обнаруживает аффекты несомненно патологического характера. Имбецил очень истощен и неврастеничен — вероятно, вследствие мастурбации. Кроме того, у него замечаются истеропатические симптомы (ограничение поля зрения, дисхроматопсия, понижение обоняния, вкуса, слуха с правой стороны, утрата чувствительности правого яичка, бородавчатая мозоль и т. д.).

А. был уличен в содомии и мастурбации с собаками и кроликами. Когда ему было 12 лет, он видел, как мальчики мастурбировали собаку. Он стал подражать этому и затем не мог уже удержаться от самых отвратительных действий над собаками, кошками и пр. Чаще всего он содомировал с самками кролика — единственным животным, которое действовало на него возбуждающим образом. С наступлением ночи он обычно отправлялся в помещение, где у хозяина содержались кролики, и там удовлетворял свою чудовищную потребность. После него неоднократно находили животных с разорванной прямой кишкой. Содомистские акты имели всегда один и тот же характер. Приблизительно каждые 8 недель по вечерам у него наступали настоящие приступы — всегда в одной и той же форме. У него появлялось резкое недомогание и такое чувство, как будто ему кто-нибудь разбил голову. Он как бы терял рассудок. Появлялась навязчивая идея содомировать кроликов, он начинал бороться со своим влечением, но чувство страха и головная боль, все усиливаясь, достигали невыносимой силы. Во время приступа он слышал звон колоколов, его обдавало холодным потом, появлялась дрожь в коленях; в конце концов он терял силу противодействия и импульсивно совершал содомистское действие. После этого страх у него быстро исчезал, нервный приступ прекращался, он снова овладевал собою, чувствуя при этом глубокий стыд за свой поступок и боязнь повторения его. А. уверяет, что если бы во время приступа ему пришлось выбирать между женщиной и кроликом, то он мог бы решиться на совокупление только с последним. В промежутки между кризами его также часто привлекали кролики. В момент приступа для него достаточно прижать или поцеловать кролика; но иногда он впадает в такое сексуальное безумие, что неудержимо должен совершить содомистский акт.

Только такие акты скотоложства доставляют ему половое удовлетворение; другой формы половой жизни он не знает. А. утверждает, что он при этом никогда не испытывает сладострастного чувства, а только находит в этом избавление от мучительного состояния импульсивного влечения.

Врачебной экспертизе нетрудно было доказать, что это чудовище в образе человека представляло из себя дегенерата, больного, лишенного воли, а отнюдь не преступника (Bocteau. — La France medicale, 38).

Наблюдение 242. X., крестьянин 40 лет, греко-католик. Отец и мать страдали тяжелым алкоголизмом. С 5 лет у пациента появились эпилептические приступы: он падал без сознания, неподвижно лежал 2—3 минуты, затем вскакивал и бросался бежать без определенной цели с широко раскрытыми глазами. На 17-м году в нем проснулось половое чувство. У пациента не было полового влечения ни к мужчинам, ни к женщинам, а только к животным (птицам, лошадям и т. д.). Он совершал совокупление с кобылами, коровами и пр. Онанизмом никогда не занимался.

Пациент по профессии иконописец, в умственном отношении очень ограничен. Давно страдает религиозной паранойей с приступами экстаза. У него «необъяснимая» любовь к Богородице, за которую он готов был бы отдать жизнь. В клинике, куда он был помещен, он не обнаруживал никаких пороков; анатомических признаков вырождения не найдено.

Женщины всегда отталкивали его. Только один раз он совершил попытку совокупления с женщиной и оказался при этом импотентным; напротив, с животными он всегда потентен. С женщинами он очень стыдлив. Половой акт с ними кажется ему почти грехом (Kowalewsky. — Jahrbiicher fur Psychiatrie, VII. H. 3).

Наблюдение 243. Т., 35 лет, происходит от отца-алкоголика и от психопатической матери, не болел никакими болезнями и в своей наружности не представляет ничего такого, что бросалось бы в глаза. Уже в 9 лет он совершил безнравственное действие с петухом, впоследствии стал совершать то же и с другими домашними животными. Когда он начинал совершать половой акт с женщинами, у него исчезала его склонность к скотоложству. На 20-м году он женился; в половом отношении был удовлетворен.

В 27 лет начал пить. Тогда у него снова проснулись прежние извращенные склонности. Однажды, когда он вел козу на бойню, в нем внезапно появилось желание совершить с нею содо-мистский акт; желание становилось все сильнее и сильнее, но ему все-таки, хотя и с трудом, удалось преодолеть его. В конце концов он изнемог от сердцебиения, мучительных болей в груди и сильного оргазма. Т. уверяет, что при актах скотоложства он получает гораздо большее удовлетворение, чем при совокуплении с женщиной.

В своих содомистских актах он не был уличен. Он попал в заведение для душевнобольных вследствие алкогольного помешательства: там он сообщил вышеприведенные» сведения. (Boissier et Lauchaux. — Annales medico-psychologiques, 1893, Juillet—Aoflt. P. 381).

Большие трудности возникают при попытках объяснить происхождение зооерастии. Видеть здесь проявление фетишизма, как при эротической зоофилии (ср. с. 205 предыдущего издания), невозможно, так как наблюдавшимися до сих пор случаями такое предположение не подтверждается.

Еще не решен вопрос, может ли вообще зоофилия вести к половым актам над животными (следовательно, и к скотоложству). Если она является действительно проявлением фетишизма, то все наблюдения над последним говорят против такой возможности.

Примечательно, что в описанном случае фетишистской эротической зоофилии дело не доходило до подобных действий, причем носитель этого отклонения вовсе не думал о том, к какому полу принадлежит соответствующее животное. В настоящее время ничего более не остается, как считать зооэрастию врожденным извращением половой жизни.

В пользу такого предположения говорит, между прочим, следующий, правда рудиментарный и абортивный (ослабленный, «недоношенный»), случай зооэрастии; здесь обнаруживается отсутствие сознательной мотивировки извращенного влечения.

Наблюдение 244. Y., 20 лет, интеллигентный, хорошо воспитанный человек, по-видимому, наследственно не отягощенный; в физическом отношении, за исключением неврастении и гиперестезии уретры, никаких отклонений от нормы. Онанизмом не занимался. С детства проявлял большую дружбу к животным, в особенности к собакам и лошадям. Со времени наступления половой зрелости занимался спортом, в котором участвовали эти животные, но половых представлений у него при этом, по-видимому, не возникало.

Однажды, когда он садился на лошадь, у него появилось ощущение сладострастия. Через 14 дней при таких же условиях он испытал то же ощущение, на этот раз с эрекцией.

Когда ему вскоре после этого пришлось в первый раз поехать верхом, у него сделалась эякуляция. То же повторилось через месяц. Это вызвало у пациента чувство досады и огорчения, он стал избегать верховой езды. В то же время у него стали чуть не ежедневно появляться поллюции.

При виде наездников или собак у него наступала эрекция. Почти каждую ночь у него делались поллюции, причем в сновидениях он видел себя сидящим на лошади или дрессирующим собак. Пациент обратился к врачебной помощи. После курса зондирования гиперестезия уретры исчезла и поллюции уменьшились. Врач посоветовал нормальные половые сношения, но пациент согласился на это крайне неохотно отчасти вследствие недостаточного влечения к другому полу, отчасти вследствие недоверия к своей половой способности.

Он сделал ряд бесплодных попыток в этом отношении, ни разу не достиг эрекции, которая, однако, тотчас же наступала при виде наездника. Это подействовало на него угнетающим образом, он начал считать себя ненормальным существом и потерял надежду на излечение.

Было назначено соответствующее лечение. Новая попытка совершить половой акт удалась при помощи фантазии, которая рисовала ему в это время образы собак и наездников.

Постепенно влечение к животным ослабевало, эрекции при виде собак и наездников исчезли, сладострастные сновидения, сопровождающие поллюции, все реже и реже имели содержанием животных, ему стали сниться девушки. Половой акт, бывший вначале еще ненормальным следствием недостаточной эрекции и преждевременного семяизвержения, сделался в конце концов нормальным под влиянием зондирования. Пациент чувствует себя удовлетворенным в половом отношении и свободен от своего ненормального полового влечения (Dr. Напс. — Wiener medizinische Blatter, 1877, № 5).

В следующем наблюдении речь идет о безусловно патологическом случае, в котором фигурирует осквернение животных.

Наблюдение 245. X., 47 лет, занимает высокое общественное положение. Обратился ко мне за советом и помощью по поводу своей половой аномалии, особенно мучительной для него вследствие того, что он наконец решил жениться и что в теперешнем своем состоянии он считает невозможным и безнравственным вступить в брак. По-видимому, X. тяжело отягощен: отец, две сестры и брат страдают тяжелыми нервными болезнями. Мать, видимо, вполне здорова.

Половая жизнь проснулась очень рано. Уже в 11 лет он без всякого влияния со стороны начал заниматься онанизмом.

Из-за повышенной половой возбудимости он страстно предавался онанизму; на 14-м году дело дошло до того, что он начал совершать содомистские акты с суками, кобылами и другими животными. Он объясняет это чрезмерным половым влечением, с одной стороны, и отсутствием возможности достигнуть полового удовлетворения нормальным путем (в детстве и юности он жил одиноко сначала в деревне, а затем в одном воспитательном учреждении) — с другой.

X. уверяет, что он вполне сознавал всю чудовищность своих поступков и всеми силами боролся со своим влечением к скотоложству. Но сладострастие и наслаждение, которое он получал при таком удовлетворении полового чувства, брали верх. Со времени достижения половой зрелости он никогда не чувствовал влечения ни к лицам собственного пола, ни к женщинам.

До получения этого признания были все основания предполагать, что содомия у X. представляет не извращение, а простую извращенность, упроченную привычкой.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что эротические сновидения его вращались исключительно около содомистских актов и что когда он с целью излечиться от своей аномалии сделал на 25-м году жизни попытку совершить половой акт с женщиной, то, несмотря на крайнюю привлекательность объекта этой попытки и полную потентность, не получил ни малейшего удовлетворения.

То же самое случилось и при дальнейших девяти попытках, которые он совершил в течение последующих 22 лет. При этом он обнаруживал только «механическую» деятельность — так, как если бы он совершал совокупление с куском дерева; он даже испытывал отвращение при этих актах, между тем как совокупление с животными доставляло ему величайшее наслаждение!

Уже при одном взгляде на животных в нем просыпался бурный порыв страсти; между тем в обществе женщин он оставался равнодушным и скучал, а в доме терпимости проститутка принуждена была прибегать к особым приемам, чтобы сделать его способным к половому акту.

За 2 месяца до того как он явился ко мне, он напряг всю силу воли, чтобы удержаться от онанизма и содомистских актов.

X. представляет человека со своеобразной психикой, пожалуй, даже с проявлениями дегенеративности. Но у него нельзя найти никаких анатомических признаков вырождения и никаких следов неврастении.

Я стал применять энергичное внушение (без гипноза) против мастурбации и содомии; для возбуждения влечения к женскому полу я назначил aphrodisiaca (средство, влияющее на половую возбудимость); затем я посоветовал умеренный образ жизни, осторожную гидротерапию, усиленные движения, отвлекающие занятия. Через 10 месяцев я мог с чувством удовлетворения констатировать, что пациент привык к женщинам, стал испытывать некоторое удовлетворение при сношениях с ними и чувствовал себя сравнительно свободным от своих прежних извращенных ощущений.

Аналогичный только что описанному случай сообщает Молль в своем сочинении о половом влечении («Libido sexualis». S. 431).

Примечателен также случай зооэрастии, опубликованный Хоуардом (Alienist and Neurologist, 1896, vol. XVII, 1). Речь шла о молодом человеке 16 лет, который испытывал половое влечение только к свиньям и получал удовлетворение, только лаская этих животных.

Однако случаи действительной зооэрастии представляют большую редкость. Это объясняется, может быть, тем, что данный порок очень легко скрыть.

Окончательно решить вопрос, представляет ли зооэрастия врожденную аномалию или простое извращение полового чувства на почве фетишизма, в настоящее время не представляется возможным.

Молль (указ. соч., с. 432) считает вероятным, что мы имеем здесь дело с задержкой полового развития на стадии полового безразличия; это обстоятельство наряду с половой гиперестезией ведет к тому, что половое влечение направляется на животных (аналогично возникновению влечения к онанизму); при длительном существовании влечения к животным задерживается развитие влечения по отношению к женщинам. И действительно, в большинстве случаев мы находим здесь отсутствие чувства пола, а также психическую импотенцию при сношениях с женщинами; нередко зооэрасты не разбираются даже, служит ли им для полового удовлетворения животное мужского пола или женского. Отсюда можно было бы, пожалуй, заключить, что эта аномалия развивается на почве ассоциаций; в особенности это относится к тем случаям, когда, как в наблюдении Хоуарда, больной оказывал явное предпочтение одному виду животных.

Установление различия между скотоложством и зооэрастией, имеющее большое судебно-медицинское значение, в конкретных случаях не представляет существенных трудностей.

Тот, кто для своего нормального полового влечения ищет и находит удовлетворение исключительно у животных, должен сейчас же возбудить подозрение относительно патологического характера его полового извращения. Во всяком случае, патологический характер извращения здесь гораздо более вероятен, чем при гомосексуализме, так как при половых сношениях с животными отсутствует психическое влияние, которое делает возможным то, что извращение одной стороны ведет к извращенности Другой. Нужно, однако, признать, что число случаев зооэрастии по сравнению с случаями гомосексуализма крайне незначительно. Это легко объясняется различным характером обеих аномалий, именно тем, что зооэраст отстоит неизмеримо дальше от нормального объекта полового удовлетворения, чем гомосексуалист. Отсюда ясно, что первую аномалию нужно считать гораздо более тяжелой формой вырождения.

б) Противонравственные действия с лицами того же пола (Педерастия, содомия в узком смысле)

Германское законодательство знает только противоестественные половые сношения между мужчинами; австрийское — вообще между лицами одного и того же пола; следовательно, австрийское законодательство преследует также и противонравственные действия между женщинами.

Под противонравственными действиями между мужчинами разумеется главным образом педерастия (введение пениса в задний проход). Очевидно, законодатель имел в виду исключительно это извращение полового акта. По толкованию наиболее выдающихся комментаторов уголовного кодекса (Oppenhoff. Strafgesetzbuch. Berlin, 1872. S. 324; Rudolf und Stenglein. Strafgesetzbuch fur das Deutsche Reich, 1881. S. 423), введение пениса в подобных случаях заключает в себе все признаки преступления против § 175.

По этому толкованию все другие виды противонравственных действий между мужчинами ненаказуемы, поскольку они не осложняются нарушением общественной благопристойности, применением насилия или совращением мальчиков моложе 14 лет. В последнее время от этого толкования сделано отступление в том смысле, что стали считать преступлением такие противоестественные действия между мужчинами, которые имеют сходство с совокуплением (beischlafahnliche Handlungen).

Исследование превратного полового влечения пролило совершенно новый свет на половые сношения между мужчинами, и мы смотрим теперь на них совсем не теми глазами, какими смотрел в свое время законодатель на вытекающие из них противонравственные преступления, главным образом на педерастию. Тот факт, что многие случаи превратного полового влечения имеют в основе психологическую дегенерацию, не оставляет никакого сомнения, что и педерастия может наблюдаться у людей невменяемых, почему мы in foro (перед судом совести) должны исследовать не только факты преступления, но и психическое состояние преступника.

Здесь мы должны руководствоваться теми же положениями, которые были выставлены в начале этого раздела. Не само преступление, а клинико-антропологическое изучение преступника — вот что только может дать нам руководящую нить для решения вопроса, имеем ли мы перед собой простую извращенность, подлежащую наказанию, или патологическое извращение психики и инстинктов, — извращение, порою совершенно исключающее вменяемость преступника.

In foro мы должны прежде всего поставить вопрос, представляет ли влечение к лицам собственного пола явление врожденное или приобретенное, а если приобретенное, то оказывается ли оно болезненным извращением (перверсией) или только моральной испорченностью — извращенностью?

Врожденное превратное половое влечение встречается только у лиц с болезненным предрасположением (отягощенных) и представляет одно из проявлений их анатомической или функциональной ненормальности. Увереннее всего можно поставить диагноз, если индивид обнаруживает в характере и в сфере чувств изменения, соответствующие его половой аномалии, если у него совершенно отсутствует влечение к лицам другого пола или он испытывает даже отвращение к нормальным половым сношениям и, наконец, если в его превратном половом влечении обнаруживаются еще и другие ненормальности, как, например, глубокая степень вырождения в форме периодического появления превратного влечения или импульсивных действий.

Затем необходимо обследовать состояние психики У урнингов (гомосексуалистов). Если это состояние таково, что вообще отсутствуют условия вменяемости, то педераста нужно считать не преступником, а невменяемым душевнобольным.

Однако у врожденных урнингов это, по-видимому, встречается сравнительно редко. Обычно мы находим у них в высшей степени элементарные психические расстройства, которые сами по себе еще не исключают вменяемости.

Но этим еще не решается вопрос о судебной ответственности урнинга. Половое влечение является одним из сильнейших органических влечений человека. Никакое законодательство не считает внебрачное удовлетворение половой потребности наказуемым; а то, что урнинг имеет превратную потребность, — это не его вина, а вина природы, вложившей в него ненормальные задатки. Как бы отвратительны ни казались с эстетической стороны половые вожделения урнинга, для него самого, с точки зрения его аномалии, они являются естественными. К этому нужно еще прибавить, что в большинстве случаев извращенное половое влечение у этих несчастных проявляется с ненормальной силой и что они не сознают его как нечто противоестественное. Кроме того, у них не хватает нравственного и эстетического противовеса для борьбы со своим влечением.

Среди людей с нормальной организацией имеется множество таких, которые могут воздержаться от удовлетворения своего полового влечения, не испытывая от такого вынужденного воздержания никакого вреда для своего здоровья. Напротив, невропаты, а такими являются все урнинги, заболевают тяжелой нервной болезнью, если они удовлетворяют свое естественное влечение в недостаточной степени или ненормальным для них способом.

Большинство урнингов находится в мучительном положении. С одной стороны, ненормально сильное влечение к собственному полу, влечение, удовлетворение которого действует благотворно и которое сознается самим урнингом как нормальное; с другой стороны, общественное мнение, которое клеймит презрением их поведение, и закон, который угрожает им позорным наказанием. С одной стороны, мучительное психическое состояние, граничащее с душевной болезнью и самоубийством и ведущее по меньшей мере к тяжелому повреждению нервной системы, с другой — позор, потеря положения и пр. То, что несчастное предрасположение и врожденная склонность могут создавать мучительные, безысходные положения, не подлежит сомнению. Все эти факты должны быть приняты во внимание и обществом, и судом. Обществу следует не презирать, а жалеть этих несчастных; суд должен освобождать их от наказания, если они не выходят из тех рамок, в которых вообще допустима половая деятельность.

В качестве иллюстрации к высказанным нами положениям и для подтверждения тех требований, какие должны соблюдаться в отношениях к этим пасынкам природы, мы позволим себе опубликовать послание, полученное нами от одного урнинга. Автором этого послания является одно высокопоставленное лицо, живущее в Лондоне.

«Вы не имеете никакого представления о той тяжелой борьбе, которую приходится в настоящее время выдерживать всем нам, в особенности же мыслящим и тонко чувствующим людям из нашей среды. Вы не знаете, как много мы страдаем от господствующего ныне ложного взгляда на нас и на нашу так называемую «безнравственность».

Ваше воззрение, что интересующее нас явление в последнем счете обусловливается врожденным «болезненным» предрасположением, может быть, больше всего в состоянии победить господствующие предрассудки и, вероятно, возбудить в обществе сострадание к этим несчастным «больным» вместо презрения и отчуждения, с которыми к ним относятся в настоящее время.

И хотя я верю, что защищаемое вами воззрение принесет нам пользу, я в интересах науки не могу легко примириться с употребляемым вами термином «болезненный» и хочу, если вы позволите, сказать по этому поводу несколько слов.

Интересующее нас явление безусловно ненормально, но слово «болезненный» имеет несколько иное значение, которое мне кажется в данном случае неподходящим; по крайней мере это слово неприложимо к очень многим случаям, которые мне пришлось наблюдать. Я готов умозрительно согласиться с тем, что среди урнингов встречается гораздо больший процент душевных болезней, повышенной нервной раздражительности, чем среди нормальных людей. Но еще вопрос, находится ли повышенная нервозность в связи с самой аномалией, которою страдают урнинги, или это есть просто результат того обстоятельства, что вследствие господствующих в современном обществе предрассудков урнинг не может так просто и легко удовлетворять свое врожденное половое влечение, как это доступно другим людям.

Уже при первых проявлениях полового чувства, когда юноша-урнинг с наивной доверчивостью обращается к своим товарищам, он убеждается, что окружающие совершенно не понимают его; тогда он уходит в себя. Если он поделится своими ощущениями с учителем или родителями, то он услышит, что эти ощущения, которые присущи ему в такой же мере, как потребность плавать присуща рыбе, постыдны и порочны и что с ними нужно бороться всеми силами и победить их какой угодно ценой. И вот начинается внутренняя борьба, насильственное подавление половых ощущений, и, чем сильнее эта борьба, чем больше подавляется удовлетворение естественной потребности, тем живее начинает работать фантазия и тем настойчивее рисует она образы, которые урнинг старается отогнать от себя. И чем более энергичным характером обладает человек, ведущий эту борьбу, тем сильнее страдает его нервная система. Насильственное подавление потребности, которая так глубоко коренится в природе человека, насколько я могу судить, и ведет к тем болезненным явлениям, которые мы можем наблюдать у многих урнингов, но которые не находятся в непосредственной связи с самой их аномалией.

И вот одни ведут эту внутреннюю борьбу более или менее долгое время, изнывая под ее тяжестью, другие приходят в конце концов к убеждению, что врожденное и столь могучее чувство не может быть греховным, и бросают бесплодную 6opb6v с ним. Тогда только начинается для них ряд страданий и бес прерывных волнений. Дионинг (гетеросексуалист), ищупци. удовлетворения своему половому чувству, легко находит это удовлетворение; в ином положении находится урнинг! Он сталкивается с мужчинами, которые кажутся ему привлекательными, но он не смеет не только сказать им о своих чувствах, но даже дать им их заметить. Ему кажется, что во всем мире только он один испытывает такие ненормальные ощущения. Он, конечно, ищет общения с молодыми мужчинами, но он не решается довериться им. Тогда ему приходит в голову мысль искать у себя самого того удовлетворения, которого он не может найти у других. Он начинает необузданно предаваться онанизму, и на сцену выступают все последствия этого порока. И если через известное время вы найдете у него разрушенную нервную систему, то эти болезненные явления опять-таки не зависят от самой аномалии, от самого превратного полового ощущения, а вызваны тем, что вследствие общераспространенных теперь воззрений урнинг не может найти удовлетворения своему хотя и превратному, но для него все-таки естественному половому влечению и принужден предаваться онанизму.

Но возьмем даже тот случай, когда урнингу выпадает редкое счастье найти человека, испытывающего одинаковые с ним ощущения, или когда кто-нибудь из более опытных друзей вводит его в мир урнингов. Это избавляет его, пожалуй, в известной степени от внутренней борьбы, но зато появляются страх и заботы, которые преследуют его на каждом шагу. Правда, теперь он уже знает, что он не единственный на свете, что существует множество людей, чувствующих так же, как и он; его даже поражает вначале та масса товарищей, которую он находит во всех классах общества и на всех ступенях социальной лестницы; он узнает, что в мире урнингов существует проституция так же, как и в мире дионингов, что за деньги можно достать не только публичных женщин, но и мужчин. У него уже нет теперь недостатка в объектах любви. Но все-таки насколько и теперь его положение разнится от положения дионингов!

Возьмем даже самый благоприятный случай. Предположим, что урнинг нашел наконец товарища по ощущениям, которого он искал всю жизнь. Но он не смеет открыто признаться ему в любви, как это делает юноша со своей возлюбленной. В постоянном страхе обе стороны принуждены скрывать свои отношения, и, чем интимнее их дружба, тем тщательнее должны они скрывать ее, ибо тем легче она может вызвать подозрения, в особенности если друзья сильно отличаются друг от друга по возрасту или принадлежат к различным классам общества. Таким образом, вместе с любовью появляется на свет Божий целая цепь опасений, появляется страх, что тайна может быть отгадана или раскрыта, и этот страх отравляет бедному урнингу все его счастье. Какое-нибудь незначительное происшествие, на которое другой не обратил бы внимания, заставляет его дрожать от страха, что возникнет подозрение, что тайна его раскроется и что он вследствие этого потеряет свое общественное положение, лишится должности, профессии. Неужели же это вечное напряженное состояние, этот постоянный страх и беспрерывные заботы могут пройти бесследно и не оказать влияния на всю его нервную систему?

Другой, менее счастливый урнинг, не нашедший себе друга, попадает в руки какому-нибудь красивому мужчине, который вначале охотно идет навстречу его желаниям, пока не узнает от него все интимные подробности его жизни. Тогда начинаются самые утонченные преследования. Несчастный попадает в безвыходное положение. Перед ним альтернатива — либо платить, либо потерять социальное положение, опозорить самого себя и семью. И он платит; но чем больше он платит, тем ненасытнее становится вампир, который высасывает из него соки до тех пор, пока ему остается только выбор — между полным финансовым разорением и позором. Удивительно ли, если его нервы не выдержат этой ужасной борьбы?

У одного они вовсе отказываются служить, наступает психическое расстройство, и несчастный находит наконец в доме умалишенных тот покой, которого он не мог найти в жизни. Другой впадает в отчаяние и кладет конец своим мучениям самоубийством. Как много самоубийств среди молодых людей — самоубийств, кажущихся часто непонятными, — находит себе здесь объяснение!

Мне кажется, я не ошибусь, если скажу, что по меньшей мере половина самоубийств среди молодых людей объясняется указанными причинами. И это случается не только там, где урнинг страдает от какого-нибудь безжалостного вымогателя: даже там, где существуют мирные отношения между двумя мужчинами, раскрытие этих отношений, а порою один только страх пред таким раскрытием может вести к самоубийству. Как часто офицер, находящийся в связи со своим подчиненным, или солдат, живущий в интимных отношениях со своим товарищем, прибегает к пуле, чтобы избавить себя от позора в тот момент, когда ему кажется, что грозит разоблачение! И то же самое происходит среди лиц других профессий!

Таким образом, если действительно необходимо признать, что у урнингов встречаются гораздо больше психических ненормальностей и, пожалуй, даже настоящих душевных болезней, чем у других людей, то это еще отнюдь не доказывает, что эти психические расстройства находятся в необходимой связи с самим превратным половым влечением, что они им обусловливаются. По моему глубокому убеждению, преобладающую часть наблюдаемых у урнингов психических расстройств и болезненных задатков нужно отнести не на счет их половой ненормальности, а на счет господствующих в обществе ложных воззрений на превратное половое влечение и на счет законодательства, отражающего эти воззрения. Кто имеет хотя бы приблизительное понятие о той массе психических и нравственных страданий, которые переживает урнинг, об угнетающих его заботах и опасениях, о притворстве и обманах, к которым ему приходится прибегать, чтобы скрыть свою аномалию, наконец, о всех тех бесконечных трудностях, которые он встречает на пути к удовлетворению своей естественной половой потребности, — кто знает все это, тот должен удивляться тому, что у урнингов не встречается еще большего числа психических расстройств и нервных заболеваний. Но значительная часть этих болезней, наверно, не развилась бы даже, если бы половое удовлетворение давалось урнингу так же просто и легко, как дионингу, и если бы он не был обречен на вечный мучительный страх».

De lege lata (с точки зрения действующего закона) урнинг должен встретить снисхождение в том отношении, что соответствующий параграф закона должен пониматься в смысле действительной педерастии и что должны быть подробно обследованы все психические и соматические ненормальности и сделана оценка преступления с учетом конкретных обстоятельств.

De lege ferenda (с точки зрения желательного закона) урнинги ничего не хотят так настойчиво, как отмены указанного параграфа. На это, однако, трудно ожидать согласия со стороны законодателя, ибо он не может упустить из виду, что педерастия гораздо чаще является отвратительным пороком, чем следствием физической или психической аномалии, и что хотя урнинги действительно бывают вынуждены прибегать к половым сношениям с лицами собственного пола, они все-таки могут обойтись без педерастии — этого отвратительного и циничного способа полового удовлетворения, вызывавшего к себе во все времена глубокое отвращение, да к тому же еще — в пассивной форме — крайне вредного. Что касается вопроса о том, не было ли бы удобнее и практичнее (из-за трудности установить состав преступления, злоупотреблений в целях вымогательства и шантажа) вычеркнуть из уголовных кодексов преследование за половые сношения между мужчинами, — этот вопрос остается на решение будущих законодателей.

Мои доводы в пользу отмены соответствующего параграфа сводятся приблизительно к следующему:

1. Предусматриваемые законом преступления в большинстве случаев вытекают из ненормальной психической организации.

2. Только тщательное врачебное обследование может отличить простую извращенность от болезненного извращения. Но уже одно возбуждение преследования против человека губит его социальное положение.

3. Большинство урнингов страдает наряду с извращением полового влечения еще и ненормальной интенсивностью этого влечения. В удовлетворении своего полового чувства они находятся под властью почти физического принуждения.

4. Многим урнингам удовлетворение их полового влечения кажется вполне естественным; напротив, половые сношения, освященные законом, представляются им противоестественными. Это лишает их всех тех нравственных установок, которые могли бы удержать их от их сексуальных преступлений.

5. При отсутствии точного определения понятия «противоестественные сношения» представляется слишком много простора субъективной оценке судьи. Хитросплетения, к которым все чаще прибегают в Германии при толковании § 175, показывают, насколько неустойчивы юридические воззрения в этой области. Решающее значение как для этих воззрений, так и для суда имеет объективная сторона преступления (о субъективной стороне обычно даже не спрашивают). Но как установить эту объективную сторону? Ведь большей частью преступление совершается без свидетелей.

6. Теоретические юридические основания в пользу сохранения этого параграфа довольно шатки. Устрашающее действие он имеет редко, исправляющее — никогда, ибо патологические природные явления не устраняются наказаниями; рассматривать наказание как искупление за деяние, которое является наказуемым только с определенной да к тому же еще зачастую ошибочной точки зрения, — значит создавать почву для величайших несправедливостей. Не нужно забывать, что в некоторых культурных государствах этого параграфа уголовного кодекса не существует и что в Германии он является не чем иным, как уступкой общественной морали, которая, однако, оценивает эти преступления с неправильной точки зрения, смешивая извращенность с извращением (перверсией).

7. По моему мнению, подрастающее поколение, равно как и общественная нравственность, в достаточной степени защищены в Германии другими параграфами; между тем § 175 приносит безусловно больше вреда, чем пользы, именно тем, что создает почву для одного из самых гадких и отвратительных явлений — для так называемого шантажа.

Правда, изобличенный шантажист также подвергается наказанию, но он не без основания рассчитывает, что жертва не доведет дело до крайности, то есть до суда. В худшем случае такой субъект может без особого вреда для своей репутации просидеть некоторое время в тюрьме, между тем как его жертва лишается чести, состояния и нередко кончает жизнь самоубийством.

8. Если законодатель полагает, что отмена § 175 может оставить без защиты немецкую молодежь, то во всяком случае было бы вполне достаточно для этой цели, если'бы § 176^1 был распространен на лщ обоего пола (в настоящее время этот параграф имеет в виду безнравственные поступки, совершенные с насилием или угрозой только над лицами женского пола). Такой параграф имеется во французском уголовном кодексе. Кроме того, можно было бы предложить изменить § 173^3 в смысле повышения возраста (теперь 14 лет), с которого проти-вонравственные преступления против подростков уже считаются ненаказуемыми. Это было бы также полезно для защиты девушек, которые в 15 лет крайне редко обладают той интеллектуальной зрелостью и самостоятельностью, которые необходимы для того, чтобы защищать свою честь. Юношам (приблизительно до 16-летнего возраста) это принесло бы гораздо более существенную пользу, чем § 175, который, как известно, карает только педерастию (по новейшему толкованию еще и действия, имеющие сходство с совокуплением), а онанирование и другие безнравственные деяния оставляет безнаказанными. Между тем лица с извращенными половыми ощущениями опасны для молодежи именно этими действиями, к педерастии же они прибегают лишь в исключительных случаях. Начиная с определенного возраста — хотя бы, например, с 18 лет, когда имеется уже достаточная степень интеллектуальной и моральной зрелости, — безнравственные деяния между мужчинами, совершаемые с взаимного согласия и за закрытыми дверями, не должны подлежать наказанию. Законодатель не имеет на это права, да это и не составляет его обязанности. Каждый отвечает здесь сам за себя; ничьи интересы — ни частные, ни общественные — здесь не нарушаются.

То, что мы с точки зрения действующего закона говорили относительно врожденного гомосексуализма, это в значительной своей части приложимо и к приобретенному. И здесь при оценке преступления громадное значение и в диагностическом, и в судебном отношении имеют неврозы, сопровождающие аномалию.

Громадный психопатологический, а нередко и криминальный интерес представляет то обстоятельство, что лица с превратным половым чувством, встречая отказ или измену со стороны возлюбленного, способны проявить все те психические реакции в форме ревности или мести, которые мы привыкли наблюдать в отношениях между мужчинами и женщинами и которые нередко ведут к тяжким насилиям со стороны оскорбленного по отношению к бывшему объекту любви и к похитителю счастья.

Подобные факты являются лучшим доказательством в пользу того, что при превратном половом чувстве имеется глубокое, конституциональное изменение всей сферы мышления, чувств и стремлений и что нормальный характер ощущений и развития вполне заменяется гомосексуальным. В качестве примера, показывающего, на какие поступки может толкнуть отвергнутая или обманутая любовь, я приведу следующий примечательный случай, заимствованный из американской судебной хроники последнего времени. При этом считаю долгом поблагодарить доктора Бёка в Троппау за выборки, сделанные им для меня из газет и судебных документов.

Наблюдение 246. Девушка-гомосексуалистка убивает свою возлюбленную, не отвечавшую ей взаимностью.

В январе 1892 г. в г. Мемфисе (Северная Америка) молодая девушка Алиса М., принадлежавшая к одной из знатнейших в городе семей, убила свою подругу Фреду У., также происходившую из аристократических кругов. Убийство было совершено на людной улице. Убийца нанесла своей жертве несколько глубоких ран в шею бритвой.

Исследование дало следующие результаты.

Алиса тяжело отягощена со стороны восходящего поколения матери: дядя и несколько двоюродных братьев были душевнобольными: мать сама имела психопатические задатки и после каждых родов страдала «пуерперальным психозом»; впоследствии у нее развилось состояние слабоумия с идеями преследования.

Брат преступницы долгое время страдал помешательством, будто бы после солнечного удара.

Алисе 19 лет, она среднего роста, некрасива. Лицо имеет детское выражение и по сравнению с величиной тела мало. Асимметрия: правая половина лица развита сильнее, чем левая; нос «удивительно неправилен», взор острый. Алиса — левша.

Со времени наступления половой зрелости часто страдает тяжелыми и продолжительными припадками головной боли; раз в месяц у нее появляются носовые кровотечения; часто бывают приступы дрожания всего тела. Один раз такой приступ сопровождался потерей сознания.

Алиса была нервозным, раздражительным ребенком, отставшим в своем развитии. Детские игры, а в особенности игры девушек, никогда не привлекали ее. В возрасте 4—5 лет ей доставляло большое удовольствие мучить кошек, сдирать с них кожу или вешать за ногу.

Она предпочитала играть в обществе своего маленького брата и, напротив, чуждалась сестер; она соперничала с ним в катании юлы, в игре в бейсбол и футбол, в снежки и во всякие другие буйные игры. Она была любительницей лазания и обнаруживала в этом большую ловкость. С особенным удовольствием она посещала конюшни, где стояли мулы. Когда ей было 6 или 7 лет, отец ей купил лошадь; она стала за нею ухаживать, кормить ее, научилась ездить верхом без седла — по-мужски. И впоследствии она часто занималась тем, что чистила лошадь, мыла ей копыта, водила ее за уздцы по улице; она умела запрягать лошадь, понимала толк в сбруе, умела чинить ее.

В школе училась плохо, продвигалась медленно, не могла долго заниматься одним делом, с трудом усваивала и запоминала преподаваемое. Музыка и рисование совершенно не давались ей, к рукоделию у нее ни было ни малейшей склонности. Чтения она не любила и даже впоследствии не читала ни книг, ни газет. Она была своенравна и капризна, учителя и знакомые считали ее ненормальной. С мальчиками она не дружила и не играла с ними; впоследствии она не обнаруживала никакого интереса к молодым мужчинам, к флирту. Она всегда была совершенно равнодушна к молодым людям, иногда даже обращалась с ними грубо, так что те считали ее «сумасшедшей».

Напротив, к своей сверстнице Фреде У. — дочери одной знакомой семьи — она всегда, «с тех пор, как помнила себя», чувствовала необычайную симпатию. Фреда была женственно нежна и чувствительна; симпатия у девушек была взаимная, хотя со стороны Алисы гораздо более интенсивная; постепенно эта привязанность превратилась у Алисы в страсть. За год до катастрофы семья У. переселилась в другой город. Алиса была страшно опечалена разлукой. Между подругами завязалась самая нежная любовная переписка.

Дважды Алиса приезжала к семье Фреды в гости. Подруги были при этом между собой необыкновенно нежны; в этой нежности, по словам окружающих, было что-то отталкивающее. Целые часы просиживали они в гамаке, обнимаясь и целуясь; «беспрерывные объятия и поцелуи внушали прямо отвращение». Алиса стеснялась проявлять свою нежность открыто, Фреда же порицала ее за эту застенчивость.

Когда затем Фреда приехала в гости к Алисе, последняя совершила покушение на убийство своей подруги: она пыталась влить ей в рот во время сна опий, но та проснулась, и попытка не удалась.

Тогда Алиса перед глазами подруги сама выпила яд, после чего долгое время пролежала в постели. Мотив этого покушения на убийство и самоубийство сводится к следующему: Фреда обнаружила интерес к двум молодым мужчинам, Алиса же не могла отказаться от нее: «она хотела убить себя, чтобы избавиться от страданий и сделать свободной Фреду». После выздоровления Алисы переписка возобновилась с новой силой, еще более страстная, чем раньше.

Вскоре после того Алиса стала предлагать своей возлюбленной брак; она послала ей обручальное кольцо и угрожала смертью в случае измены. Они должны были переменить фамилии и убежать в Сент-Луис. Алиса предполагала надеть мужское платье и начать работать для новой семьи. Она хотела также, если Фреда будет на этом настаивать, вырастить у себя усы, что, по ее мнению, можно достигнуть бритьем.

Непосредственно перед тем, как Фреда должна была убежать, весь план был раскрыт. Бегство расстроилось, обручальное кольцо и другие вещественные доказательства их любви были пересланы матери Алисы, всякие дальнейшие сношения между обеими девушками были воспрещены.

Алиса была страшно убита. Она лишилась сна, аппетита, сделалась безучастной ко всему окружающему, глубоко рассеянной (например, на домашних счетах она подписывалась именем своей возлюбленной). Кольцо и другие вещи, полученные от возлюбленной, в том числе наперсток Фреды, который Алиса когда-то наполнила кровью своей подруги, она спрятала в углу в кухне; там она часто просиживала целые часы, задумчиво разглядывая эти вещи, то смеясь, то плача.

Она исхудала, лицо ее приобрело выражение испуга, в глазах появился «странный, неприятный блеск». В это время она вдруг узнает, что Фреда должна вскоре приехать в М. Тогда у нее созревает план убить Фреду, если не удастся овладеть ею. Она похищает у отца бритву и тщательно прячет ее.

Она затевает переписку с поклонником Фреды, делая вид, что очень им интересуется, в действительности же имея в виду узнать об отношениях его к Фреде и желая следить за дальнейшим развитием этих отношений.

Во время пребывания Фреды в М. Алиса делает ряд попыток увидеться с ней или вступить с нею в переписку. Но все попытки не удаются. Она начинает выслеживать Фреду на улице; однажды она была уже близка к тому, чтобы совершить на нее нападение, но какое-то случайное обстоятельство помешало ей. Только в самый день отъезда Фреды Алисе наконец удается настигнуть ее по дороге к пароходу.

Глубоко оскорбленная тем, что во все время пути Фреда только раз скользнула по ней взглядом, не сказав ей ни одного слова, хотя их коляски ехали рядом, она, наконец, не выдержала, соскочила с коляски, бросилась на Фреду и нанесла ей бритвой удар. Сестра Фреды ударила ее и стала ругать. Тогда она впала в безумное бешенство и с слепым ожесточением стала наносить Фреде одну за другой глубокие раны в шею: одна рана шла почти от одного уха до другого. Пользуясь общей сумятицей, когда все бросились оказывать помощь раненой, Алиса умчалась галопом и, исколесив вдоль и поперек весь город, приехала домой. Там она сейчас же сообщила обо всем матери. Она совершенно не сознавала весь ужас того, что она сделала; к упрекам, к напоминаниям об ожидающих ее последствиях она оставалась совершенно равнодушной. Только когда она услышала, что Фреда умерла и что ее хоронят, и когда она таким образом поняла, что лишилась своей возлюбленной, она стала неудержимо рыдать, целовать оставшиеся у нее портреты Фреды, говорить с нею, как с живой.

Во время следствия бросалось в глаза ее полное равнодушие к глубокому горю, в которое были повергнуты ее родственники, и какое-то тупое непонимание нравственной стороны всего происшедшего.

Только в те моменты, когда в ней просыпалась страстная любовь к Фреде или ревность, она приходила в волнение и впадала в состояние сильного аффекта. «Фреда изменила мне», «я убила ее, потому что любила». Интеллектуальное ее развитие, по общему мнению экспертов, не превышало развития 13—14-летней девочки. То, что от ее «связи» с Фредой не могли произойти дети, — это она понимала, но почему «брак» между ними был бы нелепостью, она отказывалась понять. Половые сношения (хотя бы в форме онанизма) с Фредой она отрицает. Об этой стороне дела, равно как о половой жизни обвиняемой после этого, вообще ничего не известно. Гинекологического обследования также не произведено.

Процесс закончился признанием ее душевнобольной (The memphis medical monthly, 1892).

Аналогичный случай сообщает Хэвлок Эллис (Studies etc., p. 79). Там речь шла о двух актрисах, из которых одна была гомосексуалистка, другая нормальная. Когда последняя нарушила верность и завела связь с мужчиной, гомосексуалистка из ревности застрелила своего соперника. Она была приговорена к пожизненному заключению.

Доктор фон Сасси из Венгрии сообщает о случае, когда одна женщина с превратным половым влечением, влюбленная в другую, не отвечавшую ей взаимностью, пыталась убить эту последнюю, ревнуя ее к кельнеру, с которым та кокетничала; после этого она сделала покушение на самоубийство (Allgemeine Wiener medizinische Zeitung, 1901, 46 Jahrgang, № 38—41). Преступница в свое время была замужем, но вследствие ее превратного полового влечения брак оказался несчастлив. Приговорена, ввиду смягчающих обстоятельств, к 8 месяцам тюрьмы.

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41