В первые годы экспериментов с ЛСД, когда природа и сложность реакций на препарат были еще недостаточно изучены, а условия проведения сеансов оставались далекими от оптимальных, мы много узнали о влиянии ситуационных стимулов и стимулов окружающей среды. Опишу здесь одно из наиболее сильных внешних вмешательств в ЛСД-сеанс, свидетелем которого мне довелось быть.

Одна из терапевтических комнат в Пражском научно-исследовательском институте психиатрии ко времени ее использования в качестве помещения для ЛСД-терапии была оборудована односторонним полупрозрачным зеркалом. Перед началом одного из сеансов в наше отделение проникли двое нетерпеливых и не очень деликатных студентов-психологов. Когда я проводил сеанс с Армидой – молодой девушкой с пограничной симптоматологией психоза, они без моего разрешения и без согласия пациентки решили понаблюдать за происходящим через односторонний экран. Не подозревая о том, что правильное его использование требует затемнения в комнате наблюдателей, они оставили свет, открыв обратную часть зеркала. В результате их образы, похожие на привидения, возникли на экране в терапевтической комнате. Армида, увидев их, отреагировала вспышкой паники и страшной ярости. Более часа она визжала, билась и каталась по полу. В течение всего этого времени я не имел с ней никакого контакта. Лишь после того как девушка успокоилась, она смогла объяснить, что же произошло. Когда она взглянула на экран, все окружающее внезапно превратилось в пугающий лес. Похожие на привидения фигуры студентов трансформировались в двух агрессивно настроенных молодых людей, по вине которых в возрасте семнадцати лет она пережила тяжело травмировавшее ее событие. В момент крайнего возбуждения и неспособности к коммуникации, она оказалась полностью втянутой в повторное проживание этого случая. Согласно ее описанию, эти два негодяя воспользовались ее наивностью, заманили в лес и изнасиловали ее, несмотря на отчаянное сопротивление. В результате этого случая Армида заразилась гонореей, которая приобрела хронический характер и доставила ей множество неприятных гинекологических хлопот. Биологические и эмоциональные последствия этого случая вошли в число проблем ее половой жизни.

Таким образом, действительные обстоятельства сеанса явились мощным драматическим внешним стимулом и трансформировались в направлении давнего травматического переживания, включив, в свою очередь, его повторное проживание.

Важность терапевтического отношения как основного определяющего фактора содержания ЛСД-сеанса можно убедительно продемонстрировать на примере первого сеанса Шарлотты, двадцатитрехлетней медицинской сестры. За несколько лет до ЛСД-терапии она была помещена в закрытое отделение государственной психиатрической лечебницы в состоянии ступора, с диагнозом шизофрения. После выписки она в течение нескольких лет проходила систематический курс психотерапии, что предшествовало ее первому ЛСД-переживанию. На протяжении этого времени она последовательно проявляла симптомы невроза навязчивости и конверсию, а также тревожную истерию. Важным фактом ее биографии были холодные взаимоотношения в семье без понимания ее потребностей и буквально полное отсутствие эмоциональной поддержки со стороны ее родителей. Атмосфера в доме определялась непомерными религиозными требованиями и была особенно нетерпимой по отношению к сексуальным проявлениям любого рода. Шарлотта находилась в полной изоляцми, и терапевт был ее единственной эмоциональной опорой. Во время сеанса у пациентки весьма резко проявился эффект переноса, и ее захватила идея сломать искусственные и профессиональные рамки терапевтического отношения, изменить их на эротические и включить в свою жизнь. Эта проблема серьезно повлияла на содержание и характер ее первого ЛСД-сеанса.

В начале сеанса Шарлотта осознала силу своей эмоциональной привязанности к терапевту и спросила, интересуется он ею только как пациенткой или же имеют место и "реальные, человеческие интересы". Она не выносила мысли о том, что у него были и другие пациентки и что он не всецело принадлежит ей. Сам же факт пребывания ее в роли испытуемой казался вполне приемлемым. Неожиданно она взглянула на свое тело и с особой улыбкой бросила замечание: "У меня такое чувство, будто на мне ничего нет... я имею в виду, во мне ничего нет; по крайней мере того, чем вы могли бы заинтересоваться. Я ничего для вас не значу". Некоторое время спустя тенденция, проявившаяся во фрейдовской языковой оговорке, полностью вскрылась. Шарлотта видела себя прекрасной обнаженной моделью, а терапевт превратился в легкомысленного художника, представителя богемы. Терапевтическая комната стала уютной мастерской на Монмартре. В этот момент все казалось прекрасным, и Шарлотта чувствовала себя совершенно счастливой. Эта короткая романтическая интерлюдия была грубо прервана видением чертей и адского пламени на стенах. Когда Шарлотта взглянула на терапевта, она вообразила, что у него вырастает язык, а лицо темнеет. Тогда она начала воспринимать его как дьявола с ужасными глазами и маленькими рожками на лбу.

Позднее Шарлотта во время галлюцинации увидела восхитительно красивую женщину в черной маске, которая олицетворяла собой ее желание быть привлекательной, неотразимой и недоступной одновременно, так чтобы ни один мужчина не мог ей противостоять. Когда она бросила на терапевта дразнящий взгляд и он не ответил на ее пламенный призыв, она увидела стену, с которой на нее смотрели лица тупиц. Чтобы быть уверенной, что ее поняли на этот раз, она извинилась за свои видения, подчеркивая, что они были непроизвольными и не должны рассматриваться лично. Далее вся комната наполнилась различными эмблемами и родовыми гербами аристократов, составленными из разнообразный любовных символов – таких, как целующиеся голубки, сердца, обнимающиеся пары и слившиеся воедино стилизованные мужские и женские гениталии.

Спустя еще некоторое время Шарлотта визуализировала различные образы персонифицированных сов в очках, сидящих в лаборатории, затянутой паутиной и наполненной древними фолиантами в кожаных переплетах. Они выглядели смешными и абсурдными, подобно карикатуре на ученых. Когда она взглянула на терапевта, то не могла удержаться от смеха, так как он тоже трансформировался в одну из этих "ученых" птиц. Видение этого птичьего двора длилось не долго. Вскоре терапевтическая превратилась в космическую лабораторию, где все представлялось холодным и искусственным. В этой сцене преобладали поверхности из металла и пластика и длинные кабели.* Терапевт оказался облаченным в защитный скафандр космонавта, "предохраняющий от любых изменений температуры и внешних влияний". В следующей сцене терапевт трансформировался в носатого детектива с трубкой, похожего на Шерлока Холмса. Комната была наполнена табачным дымом. Шарлотта заметила, что скоро нельзя будет ничего увидеть, и радовалась такой перспективе. Не встретив ни какого отклика, она увидела бестолково глядящих на нее ослов с большими ушами. Она вновь подчеркнула, что не вызывала этих видений преднамеренно и что за них не перед кем извиняться. Последней трансформацией терапевта в этом сеансе стало его превращение в провинциального цирюльника, одетого в грязный белый халат.

* Человек, до которого что-либо сказанное доходит очень медленно, сравнивается в чешской идиоме с личностью, наделенной "длинными проводами".

Все вышеупомянутые явления связаны с проблемой переноса у пациентки и имеют ярко выраженный двойственный характер. Ощущение Шарлотты, будто на ней ничего нет, – это, в целом, ее желание превратить терапевтическую ситуацию в эротическую и в то же время ее озабоченность тем, что она недостаточно привлекательна чтобы заинтересовать своего терапевта. Следующая сцена – желаемая эротизация. Вместо терапевта и его пациентки появляется уютная мастерская с художником и обнаженной моделью. Картины сексуализированных гербов – еще одна вариация той же темы. Сцены с дьяволом имеют сложный амбивалентный смысл. В связи со строгим религиозным воспитанием Шарлотты они символизируют наказание за запретные желания. С другой стороны, в них выражается развитие инстинктивных тенденций сексуальной и агрессивной природы (дьявол как соблазнитель). Видение сов – ироническая реакция на поведение терапевта, не ответившего на ее скрытые маневры по соблазнению и поддерживавшего все время объективную, "научную", позицию. Согласно ассоциациям Шарлотты, переживание, включающее космическую лабораторию, отражает ее восприятие холодности и неприступности терапевта и некое подобие тех защитных приемов, которые он использовал против ее кокетства. Полет астронавта к звездам символизирует фантазии Шарлотты относительно будущей научной карьеры ее врача. Многие из видений сеанса выражают также недовольство Шарлотты, иронию и критику непонимания ее желаний со стороны терапевта. Это включает видение ослов, сов и длинных кабелей в лаборатории. Трансформация терапевта в цирюльника представляет собой еще одну атаку на него и бросает вызов "белому халату" – общему символу медицинской профессии. Детальное обсуждение сеанса и тщательная его проработка оказались весьма полезными в выявлении и разрешении проблем переноса, отчетливо в нем проявившихся.

Иногда даже единственный образ в ЛСД-сеансе, будучи глубоко проанализированным, может стать важным источником информации для разрешения проблемы переноса. В качестве иллюстрации мы можем воспользоваться описанием короткого переживания из второго сеанса Шарлотты. Этот пример показывает также внутреннюю динамическую структуру ЛСД-переживания на психодинамическом уровне.

В какой-то момент Шарлотта открыла глаза и увидела клочок ваты на ковре, превратившийся в смешную мышку с необычайно большими ушами. Она была одета как пилот и сидела верхом на вертолете. Последующий анализ с использованием ассоциаций показал автосимволический характер этого образа. Мышь представляла Шарлотту и сложность ее чувств в отношении сеанса и ситуации переноса. Ранее, во время сеанса, Шарлотта использовала несколько маневров, чтобы вовлечь терапевта в свою игру. Он реагировал с помощью определенных терапевтических контрмер. Ей не понравилась его реакция. Она вдруг подумала, что это напоминает ей игру кошки с мышкой. После этого мелькнула мысль о новизне ЛСД-терапии, и Шарлотта почувствовала себя лабораторным животным, на котором испытывают новый препарат. Во время ее обучения на медицинских курсах она часто видела подопытных мышей. Размышляя над этой идеей, Шарлотта начала интенсивно потеть... (Чешская идиома, используемая в таком случае, – "потеть словно мышь".) Ко времени, когда вата превратилась в мышь-пилота, идея о мыши как символе была таким образом уже сильно обусловлена несколькими независимыми направлениями мысли. До иллюзорной трансформации Шарлотта смотрела на клочок ваты и ассоциировала его со своей низкой самооценкой: "Я чувствовала себя очень странно, как если бы была абсолютным нулем, ничем, подобно обрывку ваты, валявшемуся на полу". В нашей беседе после сеанса Шарлотта поделилась интересными ассоциациями, связанными у нее с вертолетом. Два направления, характеризующие его полет, а именно вверх и вперед, символизировали для нее траекторию успешной жизненной карьеры: вертолет представлял собой терапевта, от которого она ожидала помощи в осуществлении своей цели. Этот сложный образ отражал двойственность Шарлотты в отношениях переноса. С одной стороны, она чувствовала свою неадекватность и ожидала помощи и поддержки, с другой – хотела манипулировать и держать ситуацию под контролем. Это выразилось в роли мыши, которая была пассажиром вертолета и одновременно выполняла функции пилота.

Символ мыши-вертолета основывался на действительных элементах лечебной ситуации – таких, как клочок ваты на полу, проверка нового препарата и чрезмерное потение. В то же самое время он отражал в терапевтическом отношении истинные чувства и проблемы Шарлотты. Позднее удалось отследить несколько связей с важными детскими воспоминаниями, особенно с ее страхами перед грозой и сильным ветром.

Вышеприведенный клинический пример можно использовать для демонстрации одного общего принципа, заслуживающего особого внимания. Свободные ассоциации с автосимволическим образом Шарлотты ясно указывают на то, что элементы индивидуального переживания в психодинамических ЛСД-сеансах являются сенсорными или моторными экстериоризациями важных "узловых пунктов" динамики бессознательного. Эти точки занимают "перекрестки" нескольких ассоциативных цепей, связанных с областями сильно эмоционально заряженного бессознательного материала. Детальный анализ показывает, что именно элементы, проявляющиеся в сеансе ("мышь" и "вертолет" в случае Шарлотты), способствуют спрессованному выражению большинства актуальных эмоциональных тем. Затем они входят в итоговое проявление переживания по типу "часть вместо целого". Другими словами, каждая из тем представлена частичным компонентом, объединяющим их все. Часто обнаруживается, что один и тот же образ или элемент выражает несколько значительных и, как правило, конфликтующих тем и тенденций испытуемого, и в то же время он осмысленно связан и с различными сторонами окружения.

Важность настоящей жизненной ситуации для содержания и протекания ЛСД-переживаний может быть показана на примере сеанса Петра, основные биографические данные которого были приведены ранее.

На протяжении всего своего детства Петр страдал от острой эмоциональной депривации. В результате, став взрослым, он жаждал женского расположения и материнской любви. В одном из его первых психолитических сеансов возник продолжительный необычный эпизод, отмеченный радостными рождественскими сценами, перемежающимися с мрачными видениями похорон. Выглянув из окна, Петр увидел сказочный зимний ландшафт (сеанс проходил в солнечный ноябрьский день, по крайней мере, за месяц до выпадения снега), а терапевтическая комната приобрела "рождественский вид". Он видел и ощущал вкус своих любимых блюд, которые в далеком детстве подавались на Рождество, слышал перезвон колоколов и звуки рождественских хоралов, видел сцены, рисующие традиционные святочные обряды, совершаемые в его родной деревне. Терапевт превратился в чудесную, богато украшенную и освещенную елку с различными детскими игрушками, висевшими на ее ветвях.

Во время сменяющих эти эпизоды траурных сцен атмосфера становилась гнетущей и тяжелой. В пятне на стене Петр увидел похоронный кортеж со множеством людей, одетых в черное и следующих за гробом. Обычные звуки из окружения, воспринимавшиеся им ранее как звон рождественских колоколов, казались теперь звучанием похоронного колокола. Матовая лампа превратилась в огромный зловещий фосфоресцирующий череп. Второй присутствовавший на сеансе психиатр выглядел так, словно он умирал от серьезной болезни. Казалось, что лицо и руки у него трупного цвета. В конце концов он трансформировался в скелет с косой – традиционный символ Смерти.

Этот эпизод был довольно неясен, пока его не проанализировали с помощью ассоциаций Петра. На протяжении всей своей жизни его влекли женщины-матери. Он пытался добиться любви, которой был лишен в отношениях с родной матерью. Ко времени сеанса ей было восемьдесят лет, и Петр ждал ее смерти со дня на день. ЛСД-сеанс проходил за шесть недель до рождественских отпусков. Он намеревался посетить мать и побыть с ней некоторое время. Петр думал об этом визите как о последнем шансе увидеть ее в живых. В своих фантазиях он предполагал, что на этот раз мать тепло обнимет его, поцелует и позволит положить голову ей на колени. Так что, идея неминуемой смерти матери была тесно связана с рождественской атмосферой и темой блаженного объединения.

В приведенном эпизоде материал отражает проблемы текущей жизненной ситуации Петра, но позднее удалось проследить и более глубокие корни этой темы – в базовых перинатальных матрицах. Неизбежность смерти и мотивы похорон связаны с БПМ-II, а элемент союза с матерью – с БПМ-I.

Природа отдельного переживания в ЛСД-сеансе может определяться материалом из различных периодов жизни человека. Это может быть проиллюстрировано следующим клиническим примером.

Павел, тридцатидвухлетний химик, был направлен в наше отделение после неудачной попытки самоубийства с диагнозом "острое расстройство психической деятельности, наркомания и алкоголизм". У него развилось привыкание к фенметразину – препарату с психостимулирующими свойствами, снижающему аппетит. В прошлом он начал увеличивать предписанную ему дозу (25 миллиграмм по три раза в день), пока средняя суточная доза не достигла 1500 миллиграмм. Одновременно с этим у него появились симптомы острого параноидального психоза с панической тревогой, многочисленными акустическими галлюцинациями и манией преследования. После нескольких дней, проведенных в мире Кафки, бегства и укрытия от воображаемых преследователей он попытался покончить с собой и был помещен в наш институт.

В одном из ЛСД-сеансов у Павла возникло ощущение, что его тело стремительно "сморщивается", становится все более и более истощенным. Используя технику свободной ассоциации, мы смогли восстановить смысловое и эмоциональное содержание этого переживания. Некоторые из ассоциаций привели нас к событиям, которые предшествовали привыканию Павла к препарату. За длительный период малоподвижности, связанный с травмой ноги, Павел сильно располнел, что приводило его в отчаяние. Желание быстро согнать вес явилось главной причиной обращения к фенметразину. И действительно, вскоре он начал резко терять вес.

Другая цепь ассоциаций связывала это переживание с чувствами Павла к своему отцу. Павел родился от смешанного брака. Во время второй мировой войны его отец, еврей по национальности, провел несколько лет в нацистском лагере, а его самого постоянно преследовали и унижали. Он много раз наблюдал транспортировку голодающих узников в вагонах для скота и всегда думал о своем отце, о концентрационных лагерях, о трагической судьбе евреев. С этим чрезвычайно болезненным и травмирующим периодом его жизни оказалось тесно связанно переживание истощения во время ЛСД-сеанса.

Использование свободных ассоциаций выявило также тот факт, что Павел всю силу своей души вкладывал в культивирование собственного интеллекта. Его жизнь проходила под вечным страхом старости, дряхлости и смерти, и блестящий ум оставался главным активом и основным компенсирующим инструментом. Он постоянно ощущал неутолимый интеллектуальный голод и мучился от сознания, что слишком быстро стареет. Один из самых ужасных его кошмаров был связан с неспособностью удовлетворить свои амбиции, с недостатком времени для достижения всех своих целей. Переживая истощение в ЛСД-сеансе, он несколько раз испытывал такое чувство, будто он стремительно стареет и превращается в дряхлого старика. Наиболее пугающей стороной этого переживания явилось понимание утраты интеллекта и наступление старческого маразма. Таким образом, переживание истощения стало выражением наиболее значительных страхов его жизни. Последующие сеансы показали, что переживание истощения ("сморщивания") кроме того включает в себя элемент возрастной регрессии к основному травматическому воспоминанию из его раннего детства.

Переживание Павла можно было бы использовать в качестве еще одной иллюстрации по экстериоризации узловых моментов бессознательной динамики в ЛСД-сеансах. В этом случае оказывается, что одна-единственная тема переживания (похудение) представляет и выражает много значимых травматических областей и периодов его жизни.

Следующий пример включает в себя переживания из более продвинутой сессии психолитической серии. Наиболее очевидными источниками ее содержания выступают травмирующие переживания детства, но в значительной степени присутствуют и перинатальные элементы (БПМ-III).

Дана, тридцативосьмилетняя преподавательница высшей школы с докторской степенью по философии, много лет страдала осложненным неврозом. Ее симптомы включали в себя депрессию на грани самоубийства, приступы беспричинной тревоги, припадки истерии и различные психосоматические проявления. Однако наиболее трудной проблемой было ее отношение к дочери, полное навязчивых страхов. В течение восьми лет, с самого рождения девочки. Дана временами испытывала сильное желание причинить ей вред – ударить ножом, выбросить из окна или задушить. Это желание перемежалось с паническим страхом, что с ребенком должно случиться что-то плохое. Каждая простуда воспринималась как возможный симптом фатальной болезни. Детские бутылочки, пластиковые соски всегда казались недостаточно чистыми, что не исключено присутствие опасных бактерий, а всякое пребывание вне дома рассматривалось как чрезвычайно опасное. Помимо этого, Дана, как личность высоких моральных устоев, мучилась тяжким чувством вины и самобичевания из-за желания причинить зло своей собственной дочери.

В одном из ЛСД-сеансов у Даны преобладали святотатственные искажения религиозных тем. Наиболее священные элементы были загрязнены "непристойной" животной биологией. К примеру, она видела сцены распятия, в которых лицо Христа искажалось, пальцы его превращались в окровавленные когти, и он мочился с креста; грязные шелудивые крысы бегали по Голгофе, оскверняя святое место слюной, калом и мочой. После нескольких часов таких переживаний она вспомнила о травматическом событии своего отрочества. Ее приятель, студент-богослов, казавшийся на первый взгляд набожным и "морально устойчивым" человеком, обошелся с ней неподобающим образом, проявив сексуальную несдержанность. Это было первым конкретным примером из ее жизни, включавшим в себя смешение религии и "непристойной" биологии. Позднее, после снятия сильного сопротивления, в сеансе преобладали травматические детские воспоминания. Когда ей было десять лет, у ее психически больного отца произошло кровоизлияние в мозг, и его оставили дома вопреки быстрому ухудшению физического и психического состояния. Во время сеанса Дана вновь пережила многие из сцен, свидетельницей которых ей пришлось быть, будучи ребенком. Она не раз наблюдала, как отец пренебрегает основными правилами гигиены. Утративший в результате психотического процесса и органического повреждения мозга почти все приспособления защиты, он зачастую совершал различные физиологические отправления в ее присутствии. Отец был религиозным фанатиком. В каждой комнате были иконы, маленькие алтари и различные предметы литургии. Многие из сцен, оживших у Даны во время ЛСД-сеанса, содержали безобразное поведение отца, не соответствующее окружающей обстановке. Это явилось важным источником смешения религии и "непристойной" биологии в сеансе.

Самые глубокие корни такого слияния религиозных чувств и "непристойной" биологии были позднее найдены в переживаниях, связанных с БПМ-III. На перинатальном уровне чувства отождествления с Христом и его страданием и элемент духовной смерти и возрождения сопровождались повторным биологическим проживанием родовой травмы с акцентом на ее жестокость, "животность" и непристойность. Одновременно со своим рождением Дана пережила рождение своей дочери. Она обнаружила источник агрессии к своему ребенку в чувствах, которые испытывала на ранних стадиях родов, в то время, когда шейка матки еще закрыта, а мать и ребенок причиняют друг другу боль. После полного проживания и осмысления этого воспоминания Дана впервые в своей жизни смогла испытать по-настоящему материнское чувство, свободное от агрессии, вины и тревоги.

К концу ЛСД-сеанса Дана имела видение очищенного, светящегося Иисуса. Это было связано с истинно христианскими чувствами и новым интуитивным пониманием послания Христа. Одновременно с этим она почувствовала, что что-то есть я за Христом, поразила это символом Черного Солнца. Описание Даней этого запредельного символа во многом напоминало концепцию Атмана в индуизме.

Последний пример представляет собой описание продвинутого ЛСД-сеанса Михаила, девятнадцатилетнего студента, шизофреника, самого молодого из наших пациентов. Он был братом Евы, пациентки-невротички, также проходившей курс ЛСД-терапии. История брата и сестры кратко была представлена ранее, в разделе, где речь шла об подлинности оживленных детских воспоминаний. Вопреки серьезной клинической симптоматологии, Михаил показал пример стремительного терапевтического прогресса. Он относительно быстро прошел психодинамическую и перинатальные стадии своего лечения и приблизился к трансперсональным уровням. Нижеследующий эпизод взят из его 32-го сеанса, который прошел незадолго до завершения лечения.

Сеанс начался с чувства "чистого напряжения", поднимавшегося все выше и выше. Когда напряжение было пройдено, Михаил испытал чувство заполняющего космического экстаза. Казалось, Вселенная залита сияющими лучами, исходящими от неведомого сверхъестественного источника. Все было наполнено безмятежностью, любовью и миром, вокруг царила атмосфера "абсолютной победы, окончательного освобождения и свободы в душе". Затем сцена сменилась бесконечным зеленовато-голубым океаном – изначальной колыбелью всего живого. Михаил почувствовал, что он вернулся к Истоку: он мягко плавал в этой питательной умиротворяющей жидкости, а его тело и душа, казалось, растворялись и исчезали в ней. Переживание имело определенный индийский оттенок. Он спросил терапевта, не это ли состояние единения индивидуального "Я" со Вселенной описывается в индийских религиозных писаниях. Ему привиделись сцены поклонения индусов, траурные церемонии на берегах Ганга, индийские йоги, практикующие среди гималайского величия. Без всякого предварительного знания хатха-йоги Михаил интуитивно принял несколько классических поз (асан), поскольку они казались ему наиболее подходящими для его состояния ума в тот момент.

Это экстатическое состояние неожиданно прервалось, и чувстве гармонии нарушилось. Вода в океане стала амниотической жидкостью, и Михаил начал воспринимать себя в качестве плода в матке. Некоторые враждебные влияния угрожали его существованию. У него появился странный, неприятный вкус во рту, он чувствовав яд, струящийся через его тело, глубокое напряжение и тревогу а различные группы мышц дрожали и подергивались. Эти симптомы сопровождались ужасными видениями демонов и других злых духов. Они напоминали изображения на религиозных картинах и скульптурах различных культур. Когда этот эпизод сильного недомогания прошел, Михаил повторно пережил свое собственное эмбриональное развитие – от слияния сперматозоида и яйцеклетки через миллионы клеточных делений и процесс дифференциации до сформировавшегося плода. Это сопровождалось огромные высвобождением энергии и сияющего света. Последовательности эмбрионального развития переплеталась с филогенетическими переживаниями, демонстрировавшими трансформацию животных видов в течение эволюции жизни.

К концу сеанса Михаил вернулся к чувству слияния с океанов и растворения в нем, перемежавшимся с отождествлением со всей Вселенной. На этом общем фоне у него были многочисленные видения Древнего Египта с пирамидами, гробницами фараонов, величественными гранитными скульптурами различных божеств и мифа логических фигур. Экстатические видения продолжались до поздней ночи. Последнее видение в сеансе было триумфальным шествием египетской принцессы с ее многочисленной свитой по Нилу.

На следующий день Михаил пребывал в самом спокойном радостном и самом уравновешенном эмоциональном состоянии из всех, когда-либо пережитых им в его жизни. После этого сеанса его психотические симптомы никогда более не возвращались. Через несколько лет он женился и уехал из Чехословакии. Он был Способен взять на себя полную ответственность за свою семью и с успехом преодолеть все лишения, связанные с жизнью эмигранта.

Мы закончим это обсуждение многоуровневой и многомерной природы ЛСД-переживания несколькими замечаниями, имеющими непосредственное отношение к применению этого препарата для диагностики личности и для лечения эмоциональных нарушений. Клиническое применение теоретических принципов, изложенных в этой книге, будет подробно обсуждаться в следующем издании, где основное внимание акцентируется на практических сторонах ЛСД-психотерапии.

Многие из использованных в данной главе примеров отчетливо указывают на тот факт, что ЛСД активизирует эмоционально значимый материал в различных областях и на различных уровнях личности. Возникающая в результате этого многократная обусловленность проявляющегося материала – одна из основных черт ЛСД-переживаний. Общим наблюдением для ЛСД-терапии есть то, что пациенты дают несколько согласованных, взаимно перекрывающихся и логически состоятельных интерпретаций одного символического переживания. Однако в случае сложных эпизодов один из уровней обычно находится в центре поля переживания и "острия луча" сознания. Пока разворачивается основная тема, значимость дополнительных уровней может сокращаться и косвенно проявляться на периферии потока восприятия. Они раскрываются после сеанса с помощью систематического анализа при использовании свободных ассоциаций пациента или спонтанно возникают в последующих ЛСД-сеансах. Переменные, определяющие интенсивность главного уровня, следующие: личность испытуемого, влияние терапевта, доза ЛСД, интенсивность эмоционального заряда, связанного с материалом переживания, степень сопротивления и сила защитной системы, предпрограммирование и окружающие условия и число предшествовавших ЛСД-сеансов. Последний фактор заслуживает специального объяснения в связи с его значением для понимания природы ЛСД-переживаний, внутри- и межличностной варьируемости содержания сеансов и динамики ЛСД-психотерапии.

Различные люди находятся в весьма различных ситуациях ко времени их первого ЛСД-сеанса. Некоторые из них (серьезно борются против бессознательного материала любого уровня, другие имеют легкий доступ не только к психодинамическим явлениям, но и к перинатальным и даже трансперсональным переживаниям. Основной фокус переживания серии ЛСД-сеансов имеет тенденцию смешаться от абстрактных и психодинамических переживаний к проблемам смерти и возрождения и в конце концов к различным транс персональным явлениям. В продвинутых ЛСД-сеансах обычно преобладают мистические и религиозные темы, и все они трансперсональны по своей природе. Элементы, проработанные в ранних сеансах, не возникают на этой стадии. В серии ЛСД-сеансов эти последовательные сдвиги фокуса с одного уровня индивидуального бессознательного на другой сопровождаются соответствующими изменениями структуры личности, эмоциональных установок, ценностей, отношений, систем верований и убеждений, а часто и всего взгляда на мир. Понимание этого процесса и его специфической динамики создает основу для тонкого регулирования терапевтических возможностей ЛСД-процедуры и их оптимального использования.

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29