Введение

Дж. Фримен

Перевод В.Зеленского

Появление данной книги имеет свою необычную историю, напрямую связанную как с ее содержанием, так и со всем тем, что из нее вытекает. Поэтому я хотел бы рассказать, каким образом она оказалась написанной.

Однажды — это случилось весной 1959 года — Британская радиовещательная корпорация пригласила меня взять интервью у доктора Карла Густава Юнга для Британского телевидения. Предполагалось, что интервью будет, что называется, достаточно «глубоким». В то время я знал о его книге и о его работе весьма мало, а поэтому отправился для знакомства в прекрасный дом Юнга на берегу озера в Цюрихе. Это было началом дружбы, которая столь много значила для меня и, я надеюсь, доставила некоторое удовольствие и Юнгу в его последние годы жизни. Телевизионное интервью ко всей дальнейшей истории отношения не имеет, за исключением того, что оно оказалось успешным, и по странному стечению обстоятельств эта книга также стала завершающим результатом телевизионного успеха.

Дело в том, что одним из тех, кто увидел Юнга на экране, был Вольфганг Фогес, ведущий директор «Алдес Букс». Еще с детства Фогес увлекался развитием современной психологии, когда жил по соседству с Фрейдом в Вене. Увидев Юнга, рассказывающего о своей жизни, работе, идеях, Фогес вдруг сообразил, насколько печально то обстоятельство, что на фоне широкого знакомства образованного читателя с учением Фрейда Юнг до сих пор неизвестен широкой публике, — как ни странно, он всегда считался трудным автором для популярного чтения.

Фактически, Фогес и явился создателем «Человека и его Символов». Почувствовав во время телевизионной передачи, что между Юнгом и мной существуют теплые личностные отношения, он попросил меня о возможности присоединиться к нему в попытке убедить Юнга изложить его самые основные и важные мысли таким языком и в таком объеме, чтобы они были интерес-

==6

ны и доступны взрослому читателю-неспециалисту. Я, буквально, подпрыгнул от такой идеи и помчался обратно в Цюрих, убежденный, что смогу убедить Юнга в необходимости и важности подобной работы. В течение двух часов почти не перебивая Юнг слушал меня в своем саду, а затем сказал нет. Он сообщил мне это в самой вежливой форме, но с очевидной твердостью; никогда ранее он не пытался популяризировать свои работы и сейчас не был уверен в том, что сможет сделать это успешно. В любом случае он уже стар и достаточно утомлен, так что у него нет желания брать на себя обязательство, относительно которого у него столько сомнений.

Друзья Юнга согласились со мной в том, что Юнг человек твердых решений. Он обдумывает и взвешивает проблему внимательно, не торопясь, но ответ, даваемый им, обычно окончательный. Я вернулся в Лондон, весьма разочарованный, но уверовавший в то, что отказ Юнга завершил все мероприятие. Возможно, так бы оно и было, если бы не два вмешавшихся обстоятельства, предвидеть которые я не мог.

Первым стало упорство уже Фогеса, настоявшего на том, что следует предпринять еще одну попытку уговорить Юнга, прежде чем смириться с окончательным провалом всего начинания. Другим оказалось событие, до сих пор удивляющее меня всякий раз, когда я оглядываюсь на этот период своего прошлого.

Как я уже говорил, телевизионная передача прошла успешно. Она принесла Юнгу огромное количество писем от самых разных людей, в большинстве своем обычных людей, не имевших ни медицинской, ни психологической подготовки, на которых внешний облик, юмор, скромное обаяние этого великого человека произвели сильное впечатление. Эти люди увидели в его взглядах на жизнь и человеческую личность нечто такое, что могло им помочь. И Юнг несказанно радовался не столько получению самих писем (его почта во все времена была достаточно обширной), сколько получению их от людей, которые в обычных обстоятельствах не смогли бы найти с ним никакого контакта.'

Именно тогда ему приснился весьма знаменательный сон. (Прочитав книгу, вы поймете, насколько это может оказаться важным). Ему приснилось, что он вместо сидения в своем кабинете и

==7

бесед с известными докторами и психиатрами, съезжавшимися к нему со всего света, находится в каком-то общественном месте и обращается к огромному множеству людей, которые слушают его с жадным вниманием и понимают все, что он говорит. . .

Когда через неделю-другую Фогес повторил свою просьбу о том, чтобы Юнг создал книгу не для философов или клиницистов, а для широкой публики, Юнг дал себя уговорить. Правда, он выставил два условия. Первое, — книга будет написана не только им одним, а совместно с группой его ближайших последователей, с помощью которых он пытался воплотить свои идеи и методы. Второе, — то, что мне поручается задача координации работы и разрешения всех проблем, могущих возникнуть между авторами и издателем.

Дабы читателю не показалось, что мое введение выходит за пределы разумной скромности, хочу тут же сообщить, что я был весьма признателен за второе условие, хотя и с некоторой оговоркой. Весьма скоро я понял главную причину, по которой выбор Юнга пал на меня. Он рассматривал меня, как человека разумного, но далеко не исключительного, интеллектуального, но без какого-либо серьезного знания психологии. Юнг видел во мне «среднего читателя» данной книги; то, что мог понять я, было бы понятно и всем остальным, все то, что отпугивало своей непривычностью, могло показаться неясным и трудным и для других. Мало обрадованный подобной оценкой своей роли, я, тем не менее, скрупулезно настаивал (порой, возможно, к большому раздражению соавторов) на том, чтобы каждый параграф был написан и — если это требовалось — переписан до такой степени ясности, которая позволяла бы мне сказать с уверенностью, что книга всецело обращена к широкому читателю и сложные темы, поднимаемые в ней, раскрыты с предельной и впечатляющей простотой.

После долгого обсуждения было решено, что темой книги будет Человек и его Символы. Юнг самолично пригласил для этой работы своих сотрудников д-ра Марию-Луизу фон Франц из Цюриха, вероятно, своего ближайшего профессионального конфидента и друга; д-ра Джозефа Л. Хендерсона из Сан-Франциско, одного из наиболее известных и доверенных американских юнгианцев; миссис Аньелу Яффе из Цюриха, которая, сама будучи опытным аналитиком, работала личным секретарем Юнга и его биографом;

==8

и д-ра Иоланду Якоби, являвшуюся после Юнга наиболее профессиональным автором среди членов юнговского кружка в Цюрихе. Все четверо были выбраны отчасти потому, что были опытными специалистами в заданных темах, но также и по причине того, что все они пользовались полным доверием Юнга и были способны к самоотверженной работе по юнговскому плану, как члены единой команды. Юнг сам определил ключевые темы и структуру книги, наблюдал и направлял работу своих соавторов и написал стержневую главу «Подход к бессознательному».

Последний год жизни Юнга был посвящен главным образом данной книге, и когда он умер в конце июня 1961 года, его собственный раздел был полностью завершен (Юнг закончил редактуру текста за 10 дней до начала болезни), а главы, написанные его соавторами, были одобрены им вчерне. После смерти Юнга в соответствии с его указаниями всю ответственность за окончание работы взяла на себя д-р фон Франц. Название книги Человек и его Символы и ее общие контуры были детально определены самим Юнгом. Глава, подписанная его именем, — его собственная работа (кроме нескольких редакционных поправок). Кстати, она была написана по-английски. Остальные главы были написаны разными авторами по указанию Юнга и под его наблюдением. Окончательная редактура всей работы после смерти Юнга была сделана доктором фон Франц, исполнена неспешно с пониманием и добрым юмором, за что издательство и я в долгу перед ней. Теперь, относительно содержания самой книги: Юнговское мышление окрасило мир современной психологии много больше, чем это обыкновенно осознают неспециалисты. Такие, к примеру, известные термины, как «экстраверт», «интраверт», «архетип» — суть юнговские понятия, подчас слишком вольно трактуемые другими. Но его неоценимый вклад в психологическое понимание — концепция бессознательного (подобно «подсознательному» Фрейда), представляющего не просто свалку вытесненных подавленных желаний, но микрокосм, составляющий такую же жизненную и реальную часть человеческой сути, как и сознательный «мыслимый» мир эго, лишь бесконечно более широкий и богатый по своему масштабу. Язык и обитатели этого бессознательного символы— а средства сообщения— сновидения.

==9

Таким образом, изучение Человека и его Символов есть в действительности исследование отношения человека к своему бессознательному. И так как, по убеждению Юнга, бессознательное это великий поводырь, друг и советчик сознания, сама книга напрямую связана с изучением человеческого бытия и духовных проблем. Мы знакомы с бессознательным и сообщаемся с ним (в обоих направлениях), главным образом, с помощью снов, и везде на протяжении всей книги (и прежде всего в собственной юнговской главе) можно обнаружить настойчивое утверждение важности сновидений в жизни человека.

Было бы неприлично с моей стороны пытаться растолковывать данный труд Юнга читателям, многие из которых наверняка более подготовлены к его пониманию, чем я. В своей роли я выступаю лишь как некий «понимающий фильтр», но никоим образом не интерпретатор. Тем не менее, осмелюсь сделать два указания, которые мне, как неспециалисту, представляются важными и могут, возможно, помочь другим читателям. Первое, о снах. Для юнгианцев сон не является стандартизованной криптограммой, которая может быть расшифрована с помощью словаря символических значений. Сон есть суммирующее, важное и личностное выражение индивидуального бессознательного. Он также «реален», как и любой другой феномен, связанный с индивидом. Индивидуальное бессознательное спящего обращается к самому сновидцу и с этой целью выбирает символы, имеющие значение только для сновидца и ни для кого больше. Поэтому интерпретация снов, будь то аналитик или сам сновидец, является для психолога-юнгианца крайне личным индивидуальным делом (иногда экспериментальным и весьма длительным), которое никоим образом не может быть осуществлено с помощью каких-либо правил.

И, напротив, сведения из бессознательного имеют важнейшее значение для человека, видящего сон, — поскольку во сне человек проводит чуть ли не половину своей жизни, поскольку бессознательное частенько предлагает индивиду совет или руководство, которые не могут быть получены из какого-нибудь иного источника (образ химической таблицы, явившейся Менделееву во сне, и др. ). Поэтому, когда я говорил о сне самого Юнга, в котором он обращается к широким массам, то не описывал какую-то магию и не

==10

утверждал, что Юнг занимается предсказаниями судьбы. В простых выражениях повседневного опыта я представил, каким образом собственное бессознательное Юнга «посоветовало» ему пересмотреть неадекватное решение, которое он вынес сознательной частью своего разума.

Из этого следует, что сны это не такое дело, которое хорошо подготовленный юнгианец может рассматривать лишь как случайное событие. Наоборот, способность устанавливать связь со своим бессознательным — это часть целостного человека, и юнгианцы «учатся» (лучшего термина я придумать не могу) быть восприимчивыми к снам. Когда, в свою очередь, сам Юнг встал перед критическим выбором писать или не писать эту книгу, он оказался способен призвать ресурсы как сознания, так и бессознательного, чтобы собрать воедино весь свой разум. И на протяжении всей книги легко обнаружить, что сон воспринимается как прямое личное и осмысленное сообщение сновидцу — сообщение, использующее символы, общие для всего человечества, но использующее их каждый раз совершенно индивидуальным образом, который может быть интерпретирован с помощью только индивидуального «ключа».

Второе указание, которое мне хотелось бы сделать, имеет отношение к особенностям доказательного метода, свойственного всем авторам данной книги и, возможно, всем юнгианцам. Люди, ограничивающие свою жизнь исключительно миром сознания и отвергающие сообщения бессознательного, связывают себя законами сознания, формальной жизнью. С безупречной (но зачастую бессмысленной) логикой алгебраического уравнения они переходят от взятых предпосылок к неоспоримым выведенным заключениям. Юнг и его коллеги, как мне кажется (знают они это или нет), отбрасывают ограничения подобного метода рассуждения. Это вовсе не означает, что они игнорируют логику, но они все время в своих рассуждениях обращаются к бессознательному так же, как и к сознанию. Их диалектический метод сам по себе символичен и непрямолинеен. Они убеждают не при помощи узкого луча силлогизма, но кружением, повторением, представлением вторичных аспектов той же темы под несколько другими углами зрения — до тех пор, пока читатель, который так и не нашел единственного завершающего момента доказательства, не обнаружит, что каким-то

==11

необъяснимым образом он уже воспринял, вобрал в себя некую более широкую и всеобъемлющую истину -

Юнговские аргументы (как и аргументы его коллег) раскручиваются спирально вверх над предметом подобно птице, облетающей дерево. Вначале у земли она видит лишь неразбериху ветвей и листьев. Постепенно, по мере того, как она кружит все выше и выше, вновь открывающиеся части дерева предстают во все большей целостности и связи с окружающим. Некоторые читатели, возможно, вначале сочтут подобный «спиральный» метод доказательства неясным или даже запутывающим, но полагаю, ненадолго. Это всего лишь характеристика юнговского метода, и очень скоро сам читатель почувствует себя вовлеченным в убедительное и глубоко захватывающее путешествие.

Все разделы данной книги говорят сами за себя и вряд ли нуждаются в моем предисловии. Первая юнговская глава вводит читателя в область бессознательного, к архетипам и символам, образующим его язык, и к снам, с помощью которых бессознательное сообщает о себе. Д-р Хендерсон в следующей главе иллюстрирует возникновение некоторых архетипов в древней мифологии, народной легенде, первобытном ритуале. Д-р фон Франц в главе, названной «Процесс индивидуации» описывает процесс, при котором сознание и бессознательное внутри индивида научаются узнавать, уважать и приспосабливаться друг к другу. В известном смысле эта глава воплощает не только суть всей книги, но, возможно, и сущность всей юнговской философии жизни: человек становится целостным, интегрированным, спокойным, плодотворным и счастливым, когда (и только тогда) процесс индивидуации закончен, когда сознание и бессознательное научаются жить в мире и дополнять друг друга. Миссис Яффе, как и д-р Хендерсон, демонстрируют в привычной структуре сознания повторяющийся — почти навязчивый — интерес к символам бессознательного. Эти символы сохраняют для человека глубокую значимость и наполнены для него внутренним притяжением вне зависимости от того, встречаются ли они в мифах и волшебных сказках, которые анализирует д-р Хендерсон, или в изобразительных искусствах, которые, как показывает миссис Яффе, удовлетворяют и восхищают нас постоянной апелляцией к бессознательному.

==12

Наконец, я должен сказать пару слов о главе д-ра Якоби, несколько отличающейся от других глав. Фактически, это сокращенная история одного интересного и успешного анализа. Ценность данной главы в книге очевидна, но несколько предупредительных слов все же необходимы. Прежде всего, как указывает д-р фон Франц, не существует такой вещи, как типичный юнгианский анализ. И его не может быть, поскольку каждый сон это частное и индивидуальное сообщение, и никогда два сна не используют символы бессознательного одинаковым образом. Поэтому каждый юнгианский анализ уникален, и было бы ошибочным считать данный, взятый из клинических записей д-ра Якоби (или чьих-либо иных), как «репрезентативный» или «типичный». Все, что можно сказать о случае Генри и его порой сенсационных снах, это то, что они дают истинный пример конкретной возможности применения юнгианского метода. И еще. Полная история даже сравнительно несложного случая заняла бы целую книгу. Очевидно, что история анализа Генри была достаточно сжата. Например, ссылки на «И цзин» не выглядели бы столь неясными с неестественным привкусом оккультного, будь они представлены в полном контексте. И тем не менее, окончательный вывод таков — думаю, что и читатель с ним согласится — анализ Генри при всех оговорках весьма обогащает книгу.

Я начал с описания того, как Юнг пришел к необходимости написания книги «Человек и его Символы». Я закончу напоминанием о том, насколько замечательна, возможно, уникальна эта публикация. Карл Густав Юнг был одним из великих врачей всех времен и вместе с тем великим мыслителем нашего века. Он всегда жил стремлением помочь мужчинам и женщинам познать самих себя, дабы это само-знание и мыслимое обретение пользы от самих себя, само-пользование вело их к более полной, богатой и счастливой жизни. В самом конце своей собственной жизни, которая была полной, богатой и счастливой, он решил оставшиеся у него силы истратить на труд, обращенный к более широкой аудитории, чем та, с которой ему приходилось иметь дело прежде. Он завершил свою задачу и свою жизнь в одно и тоже время. Эта книга — его наследие широкой читающей публике.

==13

==14

КАРЛ Г. ЮНГ

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-