Сергей Леонидович Рубинштейн

Николай Николаевич Ланге

14 февраля 1921 г. Одесская Высшая школа и русская наука потеряли Николая Николаевича Ланге. Он скончался в университетской клинике, в стенах того университета, в котором протекла вся его академическая деятельность; он ушел из него в трудную пору перестройки Высшей школы, которой при этой перестройке особенно тяжкой должна быть утрата одного из наиболее видных представителей Новороссийского университета.

Среди людей, которые не только живут, изживая себя в процессе жизни, но и творят, воплощая и объективируя себя в каком-либо произведении, немногим удается установить такую счастливую гармонию между своим произведением и собственной личностью, чтобы можно было по уровню и масштабам творения составить безошибочное представление о значительности и истинных масштабах личности их творца. Бывают люди, внесшие значительный вклад в науку или какую-либо другую область духовного творчества, в жизни которых их произведения были высочайшими вершинами, на которые сами они поднимались лишь в редкие минуты наибольшего напряжения всех своих творческих сил; вся остальная их жизнь, в которой и складывалась и проявлялась их личность, протекла на значительно более низком уровне. В свое произведение они вложили все, что было в них значительного; подходя к ним, сразу чувствуешь, что в них творение исчерпало творца. Но встречаются и другие — люди, в которых всегда чувствуется какая-то не сполна еще реализовавшаяся возможность, какая-то сила, которая не исчерпала себя в действии и которой не измеришь произведенной ей работой. Живые и непреложные опровержения позитивизма, который стремится отождествить бытие с данностью и определить его ею, они историей своей жизни говорят и всем своим существом свидетельствуют, что в них есть что-то сверх того, что дано, в том, что они сделали. Николай Николаевич Ланге принадлежит к числу таких людей. Это чувствовалось во всем его духовном облике; это сказалось в истории его научной деятельности. Он начал в роли самостоятельного исследователя, исследованием о внимании под заглавием: «Beitrage zиr Theorie dersinnlichen Aufmerksamkeit und der aktiven Apperceptions, появившимся в журнале Вундта: Phi-losophische Studien (Bd. IV) и обратившим на себя серьезное внимание Вундта, Джемса, Мюнстерберга. Последний писал в своих «Beitrage* (II. С. 73); «Работа Н. Ланге дает в нашем вопросе (имеется в виду специально вопрос о колебаниях внимания. — С. Р.) материал, который теперь уже без изменения переходит из одной книги в другую, встречая всюду почтительное отношение». Это исследование вошло потом, дополненное и расширенное историческими и критическими экскурсами, в состав докторской работы Н. Н. Ланге, последовавшей за его магистерской диссертацией: «История нравственных идей 19 века». В дальнейшем академическая и педагогическая деятельность поглотила, по-видимому, главные силы Николая Николаевича. Он дал еще после небольшой работы: «Душа ребенка в первые годы жизни» (СПб., 1892) перевод «1-й Аналитики» Аристотеля, «Учебник логики», составленный главным образом по Зигварту, статью о вундтовской теории происхождения мифа и хороший сводный очерк психологии в «Итогах науки». Но значение Н. Н. Ланге как ученого, а это значит как исследователя, основывается на его «Психологических исследованиях» (Одесса, 1983), являющихся несомненно ценным трудом, особенно приметным в нашей русской, далеко не богатой самостоятельными исследованиями, научной литературе.

«Психологические исследования» состоят из двух работ (и небольшого приложения о действия гашиша). 1-я из них: «Закон перцепции» была первоначально напечатана в «Вопросах философии и психологии» (кн. XIII-XIV) и в сокращенном виде в отчете Лондонского Международного конгресса экспериментальной психологии (Intern. Congress of Exper. Psych., II Section, L, 1892). Эта работа по основным своим тенденциями примыкает к эмпиристической психологии; самый термин «перцепция» указывает на преемственную связь с эмпиристической школой. Тем отчетливее выступает своеобразие того положения, которое она выдвигает, формулируя его как «закон» перцепции. Закон этот сводится к тому, что сама перцепция, или восприятие, есть процесс, проходящий через несколько стадий, и направление этого процесса определяется тем, что всякая предыдущая его стадия имеет содержание более абстрактное, менее дифференцированное, последующая — более дифференцированное, конкретное. Таким образом, прежде всего экспериментально устанавливается, что содержание перцепции может быть неопределенной абстракцией: можно иметь сознание о том, что что-то случилось, но не знать, что именно; затем может явиться сознание о том, какого рода раздражение мы воспринимаем, например, что это ощущение зрительное, а не слуховое, но сознание об определенном цвете еще отсутствует (с. 2). Итак, содержание перцепции определяется в процессе, который проходит через несколько стадий и разворачивается в виде перехода от более абстрактного к более конкретному, при этом «общее» абстрактное является не вторичным по отношению к конкретному содержанию перцепции явлением, копией или воспроизведением его всегда конкретного и вполне определенного содержания; так что перцепция состоит в последовательной смене все более и более частных суждений (с. 3). Весь процесс, в котором она, согласно формулируемому Н. Н. Ланге «закону», определяется, обнаруживает в самых общих чертах разительное сходство со схемой, согласно которой, по Гегелю, в процессе саморазвития понятия, проходя через абстрактное как момент становления конкретного, определяется и строится конкретное содержание. Исследование ведется при помощи экспериментальных, психометрических методов. Выводы делаются на основании сравнительной продолжительности реакции — мускульной, которая толкуется как реакция на простой «толчок в сознании», когда осознано, что воспринято нечто, но еще неизвестно, что именно, сенсориальной, которая представляется реакцией, следующей за более дифференцированным содержанием сознания, и т. д. Основываясь на различной длительности этих реакций, Н. Н. Ланге устанавливает различные стадии в процессе восприятия. Таким образом в области эмпирической психологии средствами экспериментальной методики намечается своеобразный pendant к той картине жизни сознания, которую дает феноменологическая и логическая концепция Гегеля. Особенно поучительна при этом обнаруживающаяся в сфере экспериментального эмпирического исследования несостоятельность той догматической предпосылки эмпиризма, согласно которой всякое содержание перцепции представляется конкретной законченной определенностью. Однако эмпиризм общей концепции Н. Н. Ланге обнаруживается с полной отчетливостью и даже резкостью, когда он приступает к анализу сходства и различия, основных категорий отношения. Проблема отношений и их осознания имеет кардинальное значение для всей психологии, особенно для психологии мышления. Работы Мейнонга, с одной стороны, исследования Бине и Вюрцбургской школы — с другой, выдвинули ее теперь на первый план. Для эмпирической психологии эта проблема всегда была острой. Отношения — не образы, не наглядные представления, они — содержание мысли. Признание — независимости отношений, их несводимости к содержанию терминов или членов отношения влечет за собой признание мышления как несводимого к ощущению и представлению, своеобразного явления сознания. Поэтому эмпиризм стремится редуцировать отношения. Так, Юм пытался свести идею отношения к отношению идей (например, на место идеи последовательности он подставляет последовательность идей или перцепций, которые одни, таким образом, представляются основными самобытными элементами сознания). Н. Н. Ланге делает аналогичную попытку. Прежде всего он стремится элиминировать различие как некоторое своеобразие содержанию сознания. Истолковав различие как отсутствие сходства и приравняв сознание отсутствия сходства к отсутствию сознания сходства, он заключает, что «никакого специфического чувства различия не существует» (с. 45, чувство здесь, очевидно, соответствует английскому feeling и взято из того же контекста, что и перцепция). Сходство представляется более приемлемым, поскольку оно истолковывается как ассимиляция, как чувство совпадения двух образцов; в этом совпадении их как будто выпадает отличное из каждого из них отношение между ними. Общая психология отношения представляется в следующем виде: «сравниваемые предметы должны, следовательно, во-первых, быть нами сознаны в отдельности» (с. 45); затем лишь может быть установлено сходство и, при отсутствии его, различие. Именно эту предпосылку отвергают новейшие исследования, главным образом работы, вышедшие из Вюрцбургского института экспериментальной психологии. В данном вопросе, в частности, работа Грюнбаума (Archiv f. d. ges Psych. Bd XII) экспериментально показала, что «отношение может быть дано в сознании, хотя апперцептирован только один член отношения» и даже «отношение может быть осознано прежде, чем совместно апперцептированы оба члена отношения» (S. 418); так, например, может быть осознано подобие фигур без того, чтобы было осознано, какие фигуры оказались подобными, т. е. отношение между терминами может быть дано в сознании без терминов этого отношения; сравниваемые «предметы» «не "должны", следовательно, во-первых, быть нами сознаны в отдельности»; «апперцепцией содержания еще не дано осознанное отношение между ними» и «сознание отношений» в известном смысле слова независимо от «апперцепции содержания» членов отношения. В соответствии с этими результатами работ Вюрцбургской школы, но на новых основах должна строиться психология мышления и, в частности, психологическая теория суждения.

Вторая работа, вошедшая в «Психологические исследования» Н. Н. Ланге, — «Теория волевого понимания». Она дает наиболее разработанную из всех известных в литературе моторную теорию внимания и, в частности, теорию колебаний внимания. Основным эффектом внимания она признает увеличение интенсивности фиксированного во внимании содержания сознания. Уяснение его, аналитический эффект внимания, рассматривается как произвольный результат увеличения интенсивности. К отрицанию аналитической теории внимания, считающей уяснение основным его эффектом, вынуждает Н. Н. Ланге эмпиризм его концепции сознания: уяснение заключается в выявлении различий, вообще отношений, определяющих содержание. Так как эмпирическая концепция ограничивает содержание сознания чувственно-воззрительными элементами, то уяснение, т. е. установление различий и дифференциация отношений, представляется — на основе догматической предпосылки эмпиризма — в виде результата «способности, действующей помимо и свыше данного материала» (с. 162); а введение такой способности, как фактор научного объяснения, вполне основательно отвергается. Процесс волевого внимания, сообщающего большую интенсивность фиксированному вниманием содержанию сознания, сводится, согласно этой теории, к тому, что мы воспринимаем ряд движений — аккомодационных движений, служащих для улучшенного восприятия; ощущение, вызванное воспроизведением движений, производимых при восприятии какого-либо содержания сознания, сообщает по ассоциации большую интенсивность и этому содержанию сознания, вливая в «каждый член ассоциированного с ним ряда силу непосредственного ощущения» (с. 202). В восприятии эффектов этих двигательных реакций организма, служащих для улучшения восприятии, и заключается внимание. Хотя эта моторная теория внимания Н. Н. Ланге подверглась решительной критике со стороны Джемса (James. Principles of Psychology), она находится, несомненно, в очевидном духовном родстве с теорией эмоций самого Джемса и является, наряду с этой последней, наиболее ярким и последовательным выразителем проявившихся в обеих теориях тенденций. Подобно тому как теория эмоций Джемса превращает эмоции в восприятие физиологических коррелятов изучаемых ею явлений сознания и физиологические корреляты этих состояний сознания, имеющих свой предмет, подставляет на место этого предмета, точно так же теория внимания Н. Н. Ланге превращает движения, физиологические корреляты процесса внимания как состояния сознания в предмет этого состояния сознания. Подчеркнув сначала «специфическую черту внимания как известного процесса» (с. 142), он в результате своего теоретического построения превращает внимание из процесса сознания в сознание процесса — чисто физиологического, состоящего из аккомодационных движений и реакций организма, а не явлений сознания. В результате не оказывается вообще внимания как своеобразного явления или процесса сознания; есть только наряду с другими восприятиями восприятие реакций организма, служащих для улучшения восприятия, и их эффектов. Теории внимания как психологического явления, т. е. как своеобразного явления сознания, значит, психологической теории внимания, это построение, в сущности, не дает: неизбежный результат — растворение психологии в физиологии. Задача научной теории внимания должна была бы заключаться в том, чтобы определить отношения сознания к предмету во внимании в функциональной зависимости от взаимоотношений содержания сознания между собой, но содержание сознания не должно при этом, согласно догматической предпосылке эмпиризма, ограничиться чувственно-воззрительными элементами. Несостоятельность этой предпосылки все отчетливее обнаруживается в областях экспериментальной эмпирической науки в исследовании по психологии мышления и так называемых Gestaltqualitaten (помимо работы Эренфельса и Корнелиуса — экспериментальные исследования Бюлера, Бенусси и др.), являющихся крупнейшими приобретениями новейшей психологии. Аналогичный сдвиг перестает быть эмпирической психологией. После периода усиленного культивирования связи с физиологией психология снова в более дифференцированной и углубленной форме восстанавливает свою связь с философией. Ей открываются при этом и новые предметы исследования и новая постановка ее основных проблем. Она подходит к ним, овладев новой методикой, введению которой содействовала эмпиристическая психология. Насколько значительны проникнутые духом объективизма методологические директивы этой последней, можно судить по тому, что и современная психология не сумела совладать с поставленными ими требованиями. В виде «актов» и «функций», дуалистически противопоставленных содержаниям и «явлениям» сознания (Штумпф), бродят еще по современной психологии тени мертвецов — не сполна изжитые «способности» старой метафизической психологии, «действующие поверх и свыше данного материала». Намеченная здесь задача определения всех этих актов сознания, всех форм отношения сознания к предмету в функциональной зависимости от взаимоотношений содержаний сознания между собой — это задача, перед которой стоит современная психология, — задача будущего. Психология созрела для такой постановки проблем, лишь пройдя через ту эпоху в истории психологии, одним из крупнейших представителей которой у нас в России был Н. Н. Ланге. Имея перед собой большое и новое будущее, нельзя на этом основании не ценить того, что отошло уже в прошлое. Обычно те, которые не имеют будущего и живут только настоящим, не умеют ценить прошлого как момента в созидании этого будущего: они не понимают, что значит исторический интерес к прошлому в области культурных интересов, благодарность — в сфере личных чувств. Идя неуклонно к осуществлению задач будущего, нельзя не остановиться и не вспомнить с чувством благодарности тех, которых уже нет с нами.

Примечания

1. Данный некролог был напечатан в журнале «Народное просвещение» (№ 6-10) в 1922 г. (Широкому кругу читателей он стал известен после его публикации в журнале «Вопросы психологии» (1979. — № 5) в разделе «Научный архив», с. 140 и далее «Из научного наследия Сергея Леонидовича Рубинштейна» в связи с 90-летием со дня его рождения.) Он представляет интерес прежде всего в плане истории психологии, поскольку раскрывает малоизвестную роль Н. Н. Ланге и содержит краткий анализ его трудов. С точки зрения теоретической С. Л. Рубинштейн четко обозначает конфронтацию позиций эмпирической психологии, с одной стороны, и так называемой психологии сознания — с другой. Однако за архаичностью терминологии и ряда понятий («эмпиристическая» психология, глобальное употребление понятия «сознания» вместо современного понятия «психические явления» и т. д.) звучат принципиальные положения С. Л. Рубинштейна о предметном характере сознания, критика эмпиризма, с одной стороны, идеалистического понимания сознания — с другой, функционализма метафизической психологии — с третьей. Иными словами, здесь — в работе 1922 г. — уже формируются исходные и негативные, и позитивные методологические установки психолога. Этой, по-видимому, первой психологической работой открывается и некоторая новая страница биографии самого Сергея Леонидовича Рубинштейна, которая позволяет историку психологии более точно датировать начало его научной деятельности в качестве психолога. Известно, что С. Л. Рубинштейн получил официальное философское образование в Германии (в Марбургском университете). Он начал свою педагогическую деятельность в Одессе в 1915 г. С 1919 г. он доцент кафедры философии Новороссийского университета. С 1922 г. после смерти Н. Н. Ланге он становится заведующим кафедрой психологии того же университета. Именно к этому периоду относятся найденные в его архиве две первые статьи — данный некролог и статья «Принцип творческой самодеятельности», которая, согласно авторскому примечанию, представляет собой часть 2-й главы работы «Идея знания», тогда еще не опубликованной (Учен. зап. Высшей школы г. Одессы. 1922. — Т. II). Психологической общественности в качестве первой работы С. Л. Рубинштейна известна статья «Проблемы психологии в трудах К. Маркса» (1934). Однако абрис принципа единства сознания и деятельности, развитого в статье 1934 г. на основе Марк-сова понимания деятельности, содержится уже в статье 1922 г. Следовательно, начало научной деятельности С. Л. Рубинштейна как психолога, разрабатывавшего основные проблемы и методологические принципы психологии, может датироваться 12 годами ранее, а именно 1922 г. 2. Психологическая характеристика С. Л. Рубинштейном личности Н. Н. Ланге, содержащаяся в некрологе, может быть в полной мере отнесена к личности самого Сергея Леонидовича. Яркая мысль о соотношении личности ученого-творца, в котором всегда чувствуется еще не сполна реализовавшаяся возможность, и ученого, который лишь изредка поднимался до вершины своих творений, перекликается с мыслью о соотношении жизни и личности. Образ человека, который изживает себя значительно раньше, чем кончается его жизнь, и образ ученого, произведения которого исчерпали возможность его творца, противоположны другому типу личности — человека и ученого. Его судьба трагична, потому что его труды далеко не исчерпали его возможностей, а смерть обрывает начатое им дело. (Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии, с. 354-355.)