Теория и история

О СПЕЦИФИКЕ ОБЩЕСТВЕННОГО ПОЗНАНИЯ (Философско-социологическое введение)

Столетия люди пытались разобраться в сути и смысле истории, но до XIX в. безуспешно. Объясняется это не только неразвитостью самой истории и ограниченностью субъекта познания, но и трудностями изучения человеческого общества как специфического объекта.

Хотя трудности общественного познания не осознавались с самого начала адекватно и в полной мере теоретиками обществознания, тем не менее подспудно они не могли не влиять на направленность теоретического поиска. И вряд ли можно осмыслить пути становления научной теории общественного развития, не разобравшись в обусловленной этими трудностями проблемной ситуации. Конечно, говорить о ней сегодня можно только языком современной науки, опираясь на достигнутый уровень социального знания, в котором закреплены результаты предшествовавшего развития общества и познания. Анатомия развитого социального знания дает, как и в других аналогичных случаях, ключ к его истории и, следовательно, открывает возможность понять действительный характер тех кардинальных проблем, над решением которых би- лись великие умы прошлого. Тем самым вскрывается и логика движения социального знания, процесс становления теории общественного развития и методологии социального знания, который происходил одновременно и в единстве с решением тех проблем, которые человеческая мысль поставила.

Опыт истории учит, что в обществознании по-особому стоит проблема обоснования самой возможности общественной науки. Эта проблема вытекает из особенностей научного познания общества по сравнению с научным познанием природы.

1. Общество как объект познания

Еще Д. Вико говорил, что история общества тем отличается от истории природы, что первая сделана нами, а вторая не нами. История общества — продукт взаимодействия людей, сознательных существ. Люди не только актеры, но и авторы исторической драмы, Отсюда, казалось бы, следует, что общество не может быть предметом объективного научного исследования, подобного естественнонаучному, основным принципом которого является объективность подхода к предмету исследования.

Основная задача любой науки — познание объективных законов исследуемого предмета. Между тем в обществе, поскольку его функционирование и развитие есть результат деятельности людей, в предмет исследования полагалось бы включить сознание, волю, настроения, капризы и т. п., которыми непосредственно побуждается деятельность людей. Но можно ли тогда говорить применительно к обществу об объективных законах как специфическом предмете научного исследования? Сегодня мы отчетливо понимаем, что в данном обстоятельстве заключается принципиальная особенность и трудность социального познания. Но сама фиксация этой фундаментальной трудности есть результат развития общественной мысли.

Реальная, эмпирическая история людей — это история тысяч и тысяч конкретных историй различных стран, народов и государств, короче говоря, она многообразна. Внутреннего единства в этом многообразии непосредственно не наблюдается, а без установления такого единства не может быть и научного подхода к истории, ибо последний опирается на признание объективных за- кономерностей. Закономерность же присутствует лишь там, где есть общее, повторяющееся. Абсолютной повторяемости нет и в природе, но все же подметить общее в различающихся природных процессах и явлениях сравнительно просто. Исследуя повторяющееся в явлениях природы — в естественных ли условиях или в лаборатории,—ученые рано или поздно приходят к открытию за- конов данных явлений, то есть необходимого, существенного, устойчивого, общего в них.

Конкретная история не только многообразна, но и сугубо индивидуализирована. Реальная история отдельных стран, народов и государств уникальна. События, происходящие в той или иной стране, нигде и никогда потом в точности не повторяются. В связи с этим, казалось бы, напрашивается вывод, что в развитии общества нет законов, а следовательно, не может быть и наук об обществе.

Далее. Все формы движения и развития в природе, будь то эволюция звездных систем или движение в микромире, геологические процессы или развитие растительных и животных видов, имеют относительно устойчивые состояния, поддающиеся разграничению, сравнению и измерению. Иное дело общество, его история. Миллионы и миллиарды людей живут и действуют, и из их индивиду- альных действий складывается история человечества. Смерть и рождение постоянно обновляют человеческое море, здесь все и всегда изменяется. Кажется, нет никакой возможности остановить этот поток и как-то в нем разобраться. Это постоянное движение истории ставит перед исследователем не только проблему выявления относительно устойчивых исторических состояний и выработки критериев их выделения, но и задачу выяснения связи и пре- емственности отдельных состояний исторической эволюции? Ведь непосредственному взору исследователя исторический процесс предстает как хаос сменявшихся и не связанных между собой царств, государств и как более или менее локализованная история своеобразных культур, цивилизаций.

Немалые трудности познание общества по сравнению с познанием природы представляет и в том отношении, что общественные явления и процессы нельзя исследовать в чистом виде, в лаборатории, применяя экспериментальные средства и методы. Конечно, трудность эта не абсолютная. В современных условиях обнаруживается возможность некоторого экспериментирования и в этой области, а также моделирования социальных процессов, но все же по сравнению с естественными науками обществознание встречается здесь с немалыми трудностями.

Нельзя не сказать и о той трудности социального познания, которая обусловлена особенностями отношения субъекта познания к общественной жизни. Этот вопрос заслуживает того, чтобы на нем остановиться несколько подробнее.

Прежде всего важно то, что общественное познание осуществляет социально сформированный и заинтересованный субъект, и, следовательно, оно органически связывается с идеологией вообще, классово-партийной идеологией в особенности. Конечно, в познании природы тоже участвует вполне определенный социальный субъект, и в этом смысле верным оказывается положение, что всякое познавательное отношение всегда осуществляется в идеологических формах, точнее, в определенной связи с ними. Речь идет не только о неустранимой связи любой науки с философией, но и о связи познания с религией (особенно в средние века), политической идеологией (ярчайшим примером чего является работа физиков в США над атомной бомбой во время второй мировой войны), с нравственностью (генная инженерия, пересадка органов) и т. д. Однако связь социального познания с идеологией (или, если менее строго выразиться, с ценностным подходом) весьма существенно отличается от подобной связи в процессе познания природы. Отмечая этот факт, обычно указывают на то, что познание природы, в отличие от познания общества, не вступает в противоречие с интересами людей. В самом общем виде такое суждение верно, но оно все же недостаточно конкретно.

Любое познание, как естественнонаучное, так и социальное, осуществляется на основе практически-деятельного отношения человека к миру. Но человек действует и познает мир всегда в рамках определенного общества, скрепляемого с помощью идеологических форм сознания и сложившихся в соответствии с ними идеологических отношений, учреждений и организаций. В принципе возможно как совпадение результатов познания и идеологических форм, так и коллизия между ними. Не только познание общества, но и познание природы может в определенных социальных условиях затрагивать действительные или иллюзорные интересы людей, и значит, между видами познания нет принципиальной разницы. Но если проанализировать проблему более глубоко и содержательно, то обнаруживается весьма существенное различие между ними.

Конкретный анализ исторических коллизий между естественнонаучными открытиями и господствующими в обществе идеологическими установками убедительно показывает, что в основе этих коллизий лежат не содержание научных открытий, а противоречия вытекающих из них теоретических выводов с мировоззренческими, религиозными, нравственными установками данного обще- ства.

Но недостаточно иметь в виду, что познание природы стимулируется человеческим интересом. Надо учитывать, что реальный человеческий интерес в том и состоит, чтобы получить объективные знания природы. Ведь успех практической деятельности и реализация человеческого интереса, связан ли он с культивированием растений или выведением пород домашних животных, изготовлением атомной бомбы или строительством атомной электростанции, всегда обеспечивается объективными знаниями, независимыми от человека и его интереса. Именно субъективно-деятельное отношение человека к природе диктует ему необходимость объективного подхода к ее познанию. Даже в том случае, когда добытые знания о природе могут быть использованы во вред людям, их содержание объективно и безразлично к интересам людей и вытекающим из них идеологическим установкам.

Иной характер носит практически-деятельное отношение к обществу, на основе которого появляется социальное познание. Здесь интерес людей состоит не в том, чтобы получить объективные знания, на основе которых можно было бы целенаправленно воздействовать на природу, а в том, чтобы получить знания, с помощью которых можно оправдать и укрепить или осудить и изменить данные общественные порядки. Это значит, что само объяснение детерминируется здесь иным, отличным от отношения к природе интересом. Своеобразие этого интереса, в классовом обществе носящего классовый характер, приводит к тому, что не только теоретические выводы, но и само содержание познания органически связывается с социальной позицией познающего субъекта. По- скольку же любое теоретическое отражение объекта приобретает статус научного познания только в том случае, когда оно дает объективные, полностью от субъекта независимые знания, постольку ясно — и это подтверждается всей историей обществознания,— что подлинная наука об обществе может появиться только на определенном этапе общественного прогресса, а именно тогда, когда появляется класс, заинтересованный в объективном познании общественной жизни,— рабочий класс.

Научная истина одна, она объективна. Двух “одинаково научных” наук не может быть ни в естествознании, ни в обществознании. Но если истину природы могут открывать и открывают люди, стоящие на разных идейных позициях, подчас даже самые отъявленные реакционеры, поскольку они заинтересованы в материальном производстве, военном деле, организации религиозно-культовых мистерий и т. д., то истину в общественной жизни реакционеры познать не могут в силу противоречий между их интересами и объективным ходом истории. Истина безразлична к классам, но классы не безразличны к ней. Поэтому нет и не может быть подлинно научного обществознания с позиций реакционных классов.

Конечно, конкретные практические нужды порождали определенные подходы и к познанию общественной жизни. Так, стремление сохранить в памяти людей события и деяния, способные служить им в поучение, назидание, воспитание, породило историческую науку; практические нужды судопроизводства, хозяйственной жизни и обмена, обучения и воспитания подрастающего поколения и т. д. порождают потребность в познании отдельных сторон и конкретных явлений общественной жизни, на основе чего появляются конкретные общественные науки.

Современное обществознание, как и естествознание, возникает в период становления капиталистических отношений. Эпохи Возрождения и Просвещения отмечены мощным взлетом социальной мысли, развитием ряда специальных отраслей обществознания. Возникает политическая экономия в лице физиократов, меркантилистов, создателей трудовой теории стоимости. Выделяется в качестве особой науки педагогика (труды И. Песталоцци, Я. Коменского и др.). Н. Макиавелли закладывает основы политической науки, четко фиксируя всю мерзость методов политической борьбы, свойственных эксплуататорским обществам, в которых право покоится только на силе. Получают значительное развитие такие важные отрасли гуманитарного знания, как юридические и филологические науки. Если к перечисленному добавить развивавшиеся в недрах философии или в связи с ней социально-философские, общесоциологические теории, то станет ясно, что еще задолго до возникновения подлинной науки об обществе сложились и более или менее оформились три основных, фундаментальных области обществознания, представляющие собой три взаимосвязанные в взаимопроникающие сферы знания:

историческое знание, предметом которого является вся реальная история человечества;

сфера конкретных общественных наук, связанных с анализом и объяснением отдельных областей или явлений общественной жизни;

философско-социологическое знание — теоретическое осмысление общества в целом, во взаимосвязи его сторон и этапов развития, имеющее методологическое значение для всех исторических и конкретных общественных наук.

Хотя различие исторических, конкретных (частно-социальных) и философско-социологических наук очевидно, в определенном отношении грани между ними относительны. И все же, поскольку каждая сфера имеет свою историю, свои особенности и трудности познания, постольку есть основание рассматривать их как некие основные координаты общественного познания.

Практика капиталистического производства, особенно на современном этапе социального прогресса, внесла определенные изменения в развитие обществознания. Два обстоятельства имеют при этом особое значение. Возникновение научного, марксистско-ленинского обществознания, на которое опирается ныне мировое коммунистическое движение и развитие сложившейся социалистической системы, вызывает усиленные стремления буржуазных иде- ологов и ученых противопоставить ему свои, так сказать, “некоммунистические манифесты”. Буржуазное обществознание в значительной мере нацелено на преодоление научного обществознания, демонстрируя свою классово-партийную направленность. Оно стимулируется также практическими интересами капиталистов как носителей экономического, политического и духовного господства в обществе. Сохраняя анархию экономического развития в масштабе общества, капитализм достиг высокорациональной организации хозяйства в масштабах отдельных монополий и научной организации труда на базе эксплуатации, выжимания пота из трудящихся. Далее, утверждая формальную демократию, так называемое равенство возможностей для всех людей, свободу выражения мнений, буржуазия порождает мощные средства манипулирования сознанием и поведением масс, “образцы” косвенного, но тем более действенного господства во всех сферах общества. Планомерная организация производства на отдельных предприятиях, постоянная борьба за повышение производительности труда каждого работника, обеспечение фактического господства в сфере политики и духовной жизни — все эти реальные нужды и практические интересы буржуазии стимулируют не только развитие традиционных сфер обществознания, но и ряда новых его отраслей, таких, как конкретная социология, социальная психология, научная организация труда (менеджмент) и т. д. Однако все это не исключает того, что буржуазное обществознание, в целом оставаясь на идеалистических позициях, не является научным.

Углубление и конкретизация проблемы развития научного обществознания связаны с анализом принципиально различных требований, которые предъявляют к общественному познанию объективные интересы пролетариата в условиях капиталистического общества и после победоносной пролетарской революции.

Основная направленность практической, деятельности пролетариата при капитализме, вытекающая из его исторической миссии, связана с решением негативной задачи — ликвидацией эксплуататорского общества, что можно осуществить, лишь объединив всех трудящихся, объективно заинтересованных в революционном преобразовании последнего. Поскольку исходным здесь является устранение политического господства буржуазии и установление власти трудящихся под руководством пролетариата, постольку стержнем всей практической деятельности пролетариата оказывается в этих условиях политическая деятельность, неизбежно носящая массовый характер. Практика революционной классовой борьбы в буржуазном обществе обусловливает требова- ния к социальной науке — обосновать объективную возможность и необходимость ликвидации эксплуататорского общества, разработать стратегию и тактику его разрушения, вскрыть научные принципы перехода от индивидуальных действий к массовым, обеспечивающим создание той политической армии, которая способна реализовать назревшую объективную задачу.

Принципиально иной характер носят требования, которые предъявляет к теории практическая деятельность победившего пролетариата. Здесь на передний план выдвигаются позитивные задачи строительства нового общества, вовлечения в созидательную, творческую работу всех трудящихся. Таким образом, впервые в истории перед общественными науками возникает невиданной сложности проблема теоретического обоснования целенаправленной, созидательно-творческой деятельности людей во всех сферах общественной жизни. Осознание того, что успехи социалистического строительства зависят не только от общих действий массы, но и от активности, инициативы, творческого горения каждого индивида, непосредственно подводит теоретиков к осмыслению путей реализации этой задачи и, следовательно, к анализу совершенно особой трудности общественного познания.

Дело в том, что, будучи основой всякого дознания, практика вместе с тем носит различный характер в зависимости от того, является ли она практикой взаимодействия с природой или практикой общественной жизни. Так, несомненно, что именно социальные потребности породили атомную энергетику. Но столь же несомненно, что без определенного уровня развития физической науки, обусловленного всей ее предшествовавшей историей, реализовать назревшую практическую потребность было бы невозможно. Развитие же физики, как и всех других естественных наук, имеет свою логику, которая непосредственно и прямо не совпадает с логикой порождения и развития практических потребностей людей. Сама же возможность последовательной постановки и решения чисто познавательных задач определяется тем, что природа как объект познания естественных наук дана познающему субъекту одновременно во всем богатстве своих бесконечных конкретных состояний, пространственных и временных характеристик. Какие из них становятся предметом внимания и исследования на данном конкретном этапе, зависит в конечном счете от практических нужд общества. Внутриатомные и внутриядерные силы существовали и тогда, когда практическая задача их использования еще не возникала, хотя развитие физики уже подошло к их познанию. Если бы развитие этих знаний осуществлялось только на основе собственных потребностей познавательного процесса, оно совершалось бы медленно и, вероятно, долго оставалось втуне. И наблюдаемое в настоящее время гигантское ускорение в развитии “чистой” науки объясняется пользой ее, казалось бы, далеких от практики результатов.

Иначе обстоит дело с познанием общества и развитием общественных наук. Как в свое время убедительно показал Г. В. Плеханов, в развитии общественного познания тоже есть своя логика. В книге “К вопросу о развитии монистического взгляда на историю” он раскрыл, как в движении .общественной мысли от французских материалистов, сформулировавших тезис “Человек продукт среды”, но не сумевших дать ключ к определению и анализу этой среды, через французских историков времен реставрации, утопических социалистов и классиков немецкой буржуазной философии происходило углубление и конкретизация этого тезиса. И марксизм сумел дать научный- ответ на вопрос о том, что такое общество (социальная среда), как оно формирует людей и как люди творят его историю, только потому, что основоположники марксизма тщательно изучили и критически осмыслили все предшествующие попытки ответить на этот вопрос. Иными словами, марксистская теория общества представляет собой последовательно научный ответ на те вопросы, которые передовая мысль человечества уже поставила. В этой связи, однако, возникает вопрос, каково соотношение между логикой развития теоретической мысли и состоянием самого объекта ее отражения? Представляет ли общество такие же возможности для познания, как и природа?

Общество, в отличии от природы,— объект ограниченный в пространстве и времени. На первый взгляд может показаться, что это облегчает его исследование. В действительности дело обстоит не так. Не касаясь пока того, что общество наиболее сложно организованная система по сравнению с любыми органическими, а тем более неорганическими образованиями, укажем лишь, что оно предстает перед теоретической мыслью не во всех, а лишь в исторически конкретных формах своего существования. А это значит, что пока ходом своего собственного развития общество не породило определенного явления или состояния (скажем, социализм) либо, по крайней мере, не создало предпосылок для его возникновения, до тех пор теоретическая мысль не имеет его в качестве объекта для подлинно научного воспроизведения. Утопический ха- рактер многих социалистических учений определяется не только ограниченностью социального субъекта, с позиций которого осмысливалось общество, но и неразвитостью самого объекта отражения, самого общества.

Уяснение этой особенности общественного познания имеет огромное значение для понимания тех трудностей, с которыми сталкивается общественная практика после пролетарской революции. Так как в этих условиях стихийный процесс общественного развития сменяется сознательным, общество как самоорганизую- щаяся система начинает, предъявлять к обществознанию качественно новые требования. Наука об обществе становится объективно необходимым компонентом его функционирования и развития. Она призвана опережать практику, разрабатывая ту идеальную модель, которую люди будут воплощать в своей практической деятельности. Только на основе науки может быть разработана программа деятельности, выражающая интересы общества, дающая ясную цель миллионам трудящихся и подчиняющая реализации этой цели их сознание и волю.

Но тут-то и проявляет себя упомянутая специфическая трудность, связанная с особенностями общественного познания. Ведь до тех пор, пока опыт исторической деятельности людей, опыт масс не дает эмпирическую основу для теоретических обобщении, до тех пор общественная наука, коль скоро она не желает вырождаться в социальную утопию, не может заниматься “сочинением” различных проектов будущего путем простого логического развития некоторых общих истин. “У Маркса,—писал В. И. Ленин,— нет и капельки утопизма в том смысле, чтобы он сочинял, сфантазировал “новое” общество.. Нет, он изучает, как естественноисторический процесс, рождение нового общества из старого, переходные формы от второго к первому. Он берет фактический опыт массового пролетарского движения и старается извлечь из него практические уроки”. Ленин подчеркивал, что, когда большевики вели массы на революцию, они исходили из знания исторической неизбежности замены капитализма социализмом. Что же касается конкретных форм и темпов преобразования, только коллективный опыт миллионов мог дать в этом отношении решающие указания .

Не значит ли это, что социальная теория обречена всегда плестись в хвосте за практическим опытом масс, а деятельность масс, творящих новое общество, в принципе не может носить целенаправленный характер, опираться на опережающий практику идеальный план деятельности?

Анализируя социальную реальность и вскрывая присущие ей законы, теория позволяет предвидеть вытекающие из действия этих законов тенденции изменения и развития общества. Вскрыв законы развития капитализма, К. Маркс показал неизбежность его замены социализмом. Теория, таким образом, может опережать действительность и вооружать действующего в истории субъекта ясным пониманием объективно назревших в ходе развития общества конкретных социальных задач. Но формы реализации этих задач в конкретной деятельности людей, темпы их осуществления, пути и средства, наиболее рациональные в различных условиях, и т. д. теория заранее предсказать и предвидеть не может. Обобщая опыт масс, уроки побед и поражений, социальная наука поднимает этот опыт на уровень теории, извлекает из этих уроков общие выводы и тем самым обеспечивает возможность действовать все более сознательно, целенаправленно и успешно.

Подробное рассмотрение вопроса о соотношении теории и практики не входит в задачу данной книги, поэтому подчеркнем лишь, что именно в зависимости теории от уровня развития социальной практики, в ходе которой только и творятся новые формы общественной жизни, состоит специфическая особенность общественного познания. В отличие от .естественных наук, логика познания сталкивается здесь с той трудностью, что непосредственной, так сказать, эмпирической основой теоретических обобщений выступает в данном случае опыт масс, а он вовсе не дан познающему субъекту в любое данное время.

Ярчайшим примером б этом отношении является развитие учения о государстве. Осмысливая опыт революций 1848—1851 гг., К. Маркс пришел к выводу, что, в отличие от всех прежних революций, которые совершенствовали государственную машину, задача пролетарской революции состоит в ее сломе. Этот вывод логи- чески подводил теоретическую мысль к постановке вопроса о том, чем заменить сломанную государственную машину. “До какой степени строго держится Маркс на фактической базе исторического опыта,— пишет В. И. Ленин,— это видно из того, что в 1852 году он не ставит еще конкретно вопроса о том, чем заменить эту подлежащую уничтожению государственную машину. Опыт не давал еще тогда материала для такого вопроса, поставленного историей на очередь дня позже, в 1871 году”. И только опыт Парижской коммуны позволил Марксу увидеть в ней открытую пролетарской революцией форму, при которой может произойти экономическое освобождение труда". Так же обстоит дело и с дальнейшим развитием марксистского учения о государстве Лениным, который поднял на уровень теории практический опыт масс, родивший в ходе революции 1905 г. Советы.

Дело, однако, не только и не столько в том, чтобы зафиксировать указанную особенность общественного познания, а главным образом в том, чтобы учесть те выводы, которые отсюда вытекают.

Первый важнейший вывод связан с изменением исторически сложившейся структуры общественного познания. Выше мы говорили, что в условиях стихийно развивавшихся докоммунистических формаций, на основе исторически конкретных практических нужд сложились три фундаментальные области обществознания, которые, однако, не были последовательно научными. В лучшем случае они, по словам Ленина, давали лишь накопление сырого материала. Возникновение марксизма создало условия для превращения всего обществознания в последовательно научную систему взглядов. Но речь еще не шла об изменении его структуры. Для разрушения капитализма и установления диктатуры пролетариата необходимо и достаточно было разработать научную философию истории, научную систему частных общественных наук, и прежде всего экономическое учение, научную систему исторического знания.

Иное дело строительство нового общества, становление и развитие коммунистической формации. Здесь необходимо сознательное историческое творчество самих масс. Коммунистическая партия и ставит своей задачей сделать каждого советского человека сознательным и активным участником исторического творчества.

Таким образом, можно сказать, что практика коммунистического строительства предъявляет к общественному познанию невиданные во всей предшествовавшей истории требования, или, выражаясь иначе, коммунистическая формация как целостная система для своего функционирования и развития объективно нуждается в особом компоненте — в специфической совокупности общественных наук. Могут ли эти задачи выполнить три исторически сложившиеся области обществознания? Несомненно, что все они играют огромную роль в коммунистическом строительстве. Группа исторических дисциплин, осмысливая опыт истории и извлекая из него уроки, воздействует и на развитие теории, и на воспитание людей, способствует правильной ориентировке в современных ус- ловиях. Однако в силу своей специфики эти дисциплины не могут служить непосредственной основой планирования, управления и прогнозирования конкретной деятельности людей, малых и больших коллективов, строящих коммунизм и нуждающихся в знаниях не о вчерашнем, а о сегодняшнем и завтрашнем дне, и к тому же в знаниях, полученных не на основе изучения свидетельств об исторической деятельности людей — письменных (языковых) и вещественно-материальных, а на основе изучения живых, конкретных, непосредственно действующих людей и человеческих коллективов. Что касается группы частных общественных наук — политэкономии, политико-юридических, литературоведческих, языковедческих и т. д. наук, то, в силу того, что они нацелены на познание законов специфических общественных явлений, они также не могут служить непосредственной основой научно разработанного плана, обеспечивающего включение каждого коллектива и каждого индивида в сознательный и целенаправленный процесс творчества новых форм жизни. Наконец, научная философия истории — исторический материализм при всей своей громадной важности в качестве теории и метода всякого социального познания, являясь наукой об общих законах истории, не ставит своей задачей и не может непосредственно отвечать на те теоретические вопросы, которые порождаются практикой в конкретных условиях той или иной страны, социальной общности, производственного или бытового коллектива, малой группы и т. п.

Таким образом, общественная практика построения коммунистической формации порождает необходимость дополнения трех фундаментальных областей обществознания новой областью — областью конкретно-социологического знания, которая, в отличие от истории, была бы обращена к настоящему и будущему; в отличие от частных наук, не абстрагировалась бы от поведения, деятельности и стремлений живых людей: в отличие от исторического материализма, изучала бы социальные процессы и деятельность людей в рамках исторически определенных формаций и общностей. Вместе с тем отличие этой особой области обществознания от всех трех, сложившихся ранее, вместе взятых, состоит в том, что ее эмпирической базой является непосредственное изучение поведения и деятельности живых, конкретных людей, способствующее познанию законов истории в тесной связи с формами их реализации в конкретной жизнедеятельности.

Социология, как непосредственная научно-теоретическая база управления деятельностью людей, планирования, прогнозирования и руководства социальными процессами, развивается на основе практики коммунистического строительства. Хотя уже в буржуазном обществе создаются материальные предпосылки для ее появления, она не становится и не может стать там подлинно научной системой взглядов. Вместе с тем, подобно тому как практи- ческое строительство социализма означает не только самый решительный разрыв с миром капитализма, но и использование его достижений, так и создание марксистской социологии как особой отрасли науки об обществе означает не только непримиримую борьбу с буржуазными социологическими теориями, но и критическое осмысление и творческое использование всего ценного, что в них содержится.

Второй важнейший вывод, который вытекает из особенности общественного познания, непосредственно относится к взаимоотношению теории и практики и к обусловленным этим взаимоотношением особенностям их развития. Социализм, подчеркнем еще раз, возможен только как научный социализм, то есть в союзе с наукой, при опоре на нее. Но наука, обеспечивающая целенаправленный процесс строительства нового общества, мыслима только как результат теоретического осмысления практического опыта самих масс. Наука, оторванная от практики, неизбежно вырождается в пустое умозрение и схоластику. Разрешение этой коллизии достигается, с одной стороны, на пути постоянного развития науки, вооружающей практику знанием законов общественного раз- вития, позволяющей предвидеть направление, тенденции, содержание деятельности, необходимой для реализации требований этих законов, а с другой — с помощью развязывания творческой инициативы масс, внимательного изучения накапливаемого опыта, сопоставления его с закономерными тенденциями общественного прогресса и развития на этой основе теории, служащей дальнейшему успеху практической деятельности.

2. Общественное познание и эталон научности

Понимание того, что в отличие от познания природы в самом объекте социального познания дан субъект, есть результат развития общественной мысли.

Первоначально человечество осознавало себя в формах мифологического сознания, для которого характерно слияние субъекта и объекта, антропоморфизация природы — перенесение свойств субъекта на все окружающее. В этой ранней форме сознания социальное и природное бытие не различались. “Инстинктивный человек, дикарь, не выделяет себя из природы”,— отмечал В. И. Ленин. Общественные связи первобытного коллектива были одновременно связями родовыми, “естественными”, а индивид был слит с коллективом и вместе с ним не выделял себя из природы.

Наука, будучи теоретическим знанием о мире, возникла как преодоление мифологической формы сознания и явилась выражением “нового типа мышления и новой ориентации в мире”. Этот “новый тип мышления” формировался постепенно, причем первоначально в форме становления и развития философии, частью которой была и наука. Остатки же мифологических воззрений на мир и человека еще долгое время сохранялись не только в обыденном, но и в философском сознании, шаг за шагом вытесняясь рациональным познанием.

Вместе с тем с самого начала в философии выделялось два основных направления — материализм и идеализм, причем в последнем мифологические элементы сохранялись в большом объеме. Путь от мифа к логосу — это не единый, а двоякий путь: и к логосу в смысле естественного закона, и к логосу в смысле признания существования надмирового божественного разума. Процесс расхождения этих в основе своей непримиримых форм сознания со- провождался выработкой категорий научного мышления и формирования определенного образа (идеала) научности, то есть совокупности критериев, с помощью которых в сознании общества отделялось то, что считается наукой, от того, что ею не считается. Для каждой исторически конкретной эпохи характерен свой идеал научности.

В период античности образ (идеал) научности задавался философией. Хотя в то время различались “мудрость” и “полезные знания”, последние носили подчиненный характер. Именно философия вырабатывала стиль мышления, подход к природному и социальному миру, обусловливающий доминирующий тогда образ научности. Например, философия отказалась от мифологического антропоморфизма, разработала учение о материальных стихиях и, опираясь на него, попыталась естественным путем объяснить явления окружающего мира. Этим она противопоставила себя религиозно-мифологическому сознанию. И хотя многие выдвинутые в тот период конкретные идеи и объяснения природных явлений были наивны, не выдержали проверки временем и отвергнуты наукой, в них заключалось тем не менее зерно истины: они содержали гениальные догадки, являлись ступеньками становления научного миропонимания и удовлетворяли критериям научности своего времени. Кроме того, античность знает и такие действительно великие достижения, как геометрия Евклида, механика Архимеда.

Античная философия содержит и первые попытки естественного объяснения явлений общественной жизни. К ним относятся высказывание Демокрита, что нужда научила людей всему, его идеи о переходе человека от первоначального животного состояния к совместной общественной жизни, понимание того, что государство, обычаи, нравы, как и орудия труда,— образования, созданные человеком. Отсюда не столь далеко до развития такого исторического сознания, которое “уже всецело останавливалось на самих же исторических фактах и ограничивалось отнюдь не мифологическими, но уже вполне фактографическими и прагматическими объяснениями”.

Вместе с тем античные мыслители не разрабатывали специальных философско-исторических концепций. Познание общества в тот период еще не отделялось от познания природы, ибо все pacсматривалось как принадлежащее единому космосу. Высшей задачей было дознание мировой гармонии, мирового целого, частью которого является и сам человек. Взгляды античных философов на общественную жизнь, историю и ее развитие, так же как общие концепции в трудах античных историков, приходится выделять, анализируя “разные области античной мысли, так или иначе связанные с проблемами историзма”.

В средние века господствовала идея разделенности мира на земной и небесный. Причем именно к последнему, то есть к богу как высшему принципу и началу всего существующего, устремлялись все помыслы человека. Идея всеобщей зависимости человека от царей земных и небесных, понимание его жизни как арены борьбы сил добра и зла пронизывает средневековое мировоззрение, которое не оставляло места для научного подхода к пониманию истории, общественной жизни вообще.

Религиозные воззрения заглушили ростки рационального понимания общества, начавшие пробиваться в античности. Образ (идеал) “научности” задавался здесь схоластической ученостью, базирующейся на знании и толковании канонических текстов. История человечества трактовалась по Библии как история грехопадения и спасения." Такое восприятие истории наложило отпечаток на понимание исторического времени, которое имело начало и должно иметь конец, на трактовку эмпирического бытия как

включенного в процесс реализации сакральной (священной) истории. Этот дуализм никак не способствовал выработке методов социального познания, научного подхода к анализу явлений общественной жизни. Европейское средневековье (о котором идет речь) смогло выработать лишь различные варианты теологической христианской философии истории.

Переворот в этом отношении происходит на заре нового времени, когда под давлением практических потребностей становящегося капиталистического способа производства начали бурно развиваться специальные общественные науки. Кругозор людей расширяется в результате географических открытий и появления возможности сопоставления обществ, находящихся на разных ступенях лестницы социального прогресса и принадлежащих к различным культурным регионам. Философия начинает отделять общество от природы как общественное(гражданское) состояние человека, отличное от его естественного состояния. Возникают концепции общественного договора, развивается понятие социальной среды как совокупности обычаев, нравов, различных хозяйственных установлений, отношений между людьми, а также идейного климата общества.

В связи с выделением социального начала как чего-то отличного от природы возникает и проблема его объективного научного познания. Однако эталон, образ (идеал) научности здесь задается не философией, а математикой и естествознанием.

Развитие математики и классической механики, которое опровергло господствующую в течение почти двух тысячелетий физику Аристотеля и дало объяснение различных видов механического движения на основе количественных закономерностей, оказало огромное влияние на философию. Возникло убеждение, что распространение принципов, на основе которых получено столь точное знание, на другие объекты может привести к таким же блистательным результатам. Именно из естествознания был перенесен в философию тот аналитический подход к предмету познания, который, по словам Ф. Энгельса, и “создал специфическую ограниченность последних столетий — метафизический способ мышления”. И другая специфическая черта старого материализма — механицизм возник под влиянием естествознания той эпохи. Но философия XVII—XVIII вв. вовсе не воспринимала все это как некую ограниченность. Для материалистов следование принципам математики и естествознания означало перенесение в философию того научного подхода, с которым только и связывались надежды на прогресс познания. Естественно, что этот научный, в их понимании, подход был применен и к познанию общества.

Итак, в XVII—XVIII вв. “научность” отождествляется с механистическими воззрениями: мир есть машина, действующая по законам механики. Но в этом воззрении имеются два аспекта. Великие достижения классической механики в объяснении движения тел в пространстве имели своей гносеологической предпосылкой исключение субъекта из природы как предмета познания и были достигнуты за счет выявления объективных законов механического движения и их математического выражения. Однако в сознании людей эти два аспекта не разделялись, а совпадали: лишь подчинение объекта механическим законам открывало путь его естественного, то есть научного, объяснения.

Создатель классической механики И. Ньютон исключил бога (субъекта) из природы тем, что отвел ему роль первотолчка — мастера, который завел “мировые часы”, а затем перестал вмешиваться в их ход. Конечно, это было половинчатое решение, но и оно показывает, что, не исключив бога из природы, Ньютон не мог бы мыслить о ней как ученый.

Решение Р. Декарта было также половинчатым, дуалистическим. Но и он устранил бога из природы — в своей физике он был материалистом. Декарт обосновал это воззрение с позиций рационализма, опираясь на идею интеллектуальной интуиции: о природе можно ясно мыслить, если из нее исключен субъект. Тогда природные процессы объясняются естественными причинами и законами механического движения. Однако мыслитель отказывался объяснить этими причинами движения человеческой души, противопоставил ее природе, наделил врожденными идеями и признал наряду с физикой необходимость метафизики.

Дуализм Декарта можно интерпретировать как своеобразное признание, что на основе механических законов невозможно объяснить сознание и поведение человека, с одной стороны, и что на уровне знаний XVII в. еще нельзя было увидеть путей научного подхода к решению проблемы—с другой. Но если дуализм Декарта рассматривать как выражение несостоятельности механистического подхода к человеку, то он имеет определенное историческое оправдание, хотя в дальнейшем развитии философской мысли и сыграл весьма противоречивую роль.

И все-таки механистический материализм не мог не пойти по пути против которого предупреждал Декарт, именно потому, что такой путь отвечал критериям научности того времени. В своих опытах детерминистического объяснения человеческого сознания и поведения материализм XVIII в., получивший высшее развитие во Франции, опирался на взгляд Д. Локка, что источником знания являются ощущения,— взгляд, который формировался как раз в борьбе с метафизикой Декарта, в частности с его концепцией врожденных идей. Теория познания Локка была развита в последовательно сенсуалистическом духе и перенесена на французскую почву Э. Кондильяком.

Именно эта теория познания открыла перед мыслителями-материалистами путь, идя по которому можно было распространить на общество господствовавший тогда идеал научности и “преодолеть” ту фундаментальную трудность, с которой сталкивается всякая социальная наука: наличие субъекта с его волей и сознанием в самом предмете познания, субъекта, которого нельзя исключить, который неустраним. Ведь материалисты стояли перед дилеммой: либо познание человека и общества будет удовлетворять общим критериям научности, либо надо отказываться от идеи создания социальной науки. Но ни принципы их философии, ни практические нужды эпохи не позволяли им отказаться от идеи применения научного подхода к человеку и обществу.

Поэтому не случайно “сочинение Локка о происхождении человеческого разума очень кстати явилось с того берега Ла-Манша. Оно встречено было с энтузиазмом, как давно и страстно ожидаемый гость”. Гносеология Локка позволила материалистам XVIII в. включить человека, понимаемого как материальное существо, обладающее сознанием, чувствами, волей, в общую си- стему естественных связей и зависимостей природы и тем самым “решить” задачу распространения идеала научности на познание человека. А так как общество состоит из людей, то материалистическая (точнее — натуралистическая) трактовка человека, познание того, что называют “природой человека”, по их мнению, могло служить ключом к научному пониманию общества. На .самом деле это означало, что к решению данной проблемы материализм XVIII в. подходил с позиций натуралистического редукционизма (при всех различиях в подходах, акцентах и т. д., имеющихся у отдельных мыслителей), то есть сведения социального к природному.

Эту исходную точку зрения материализма XVIII в. четко сформулировал Ж. Ламетри. В работе “Человек-машина” (1747 г.) он писал: “Очевидно, что во Вселенной существует всего одна только субстанция, и человек является самым совершенным ее проявлением”. Совершенство человека философ видит в более высокой его организации по сравнению со всеми другими живыми существами. Но все это дано человеку природой. Что же дает ему общественная жизнь? Она дает ему знания, просвещает его разум: “Если организация человека является первым его преимуществом и источником всех остальных, то образование представляет собой второе его преимущество”. Однако поскольку мыслит не разум, оторванный от материи, а сама эта организованная материя, то наличие сознания не исключает человека из общей связи природы. В этих своих утверждениях Ламетри опирался на принципы материалистического сенсуализма: “Сколько выдающихся философов доказали, что мысль представляет собой только способность чувствовать и что мыслящая душа есть не что иное, как чувствую- щая душа, устремленная на анализ представлений и на размышление”.

Одним из величайших произведений всего домарксовского материализма была “Система природы” (1770 г.) П. Гольбаха,. Полное название этой работы звучит так: “Система природы, или О законах мира физического и мира духовного”. Уже из названия видно, что автор различает мир духовный, связанный с деятельностью человеческого разума, и мир физический, но считает, что мир духовный тоже подчинен естественным законам. .Что же это за законы? Чтобы понять позицию Гольбаха, надо хотя бы кратко проследить логику его рассуждений. Как и Ламетри, он начинает с включения человека в общую систему естественных связей природы: “Человек — произведение природы, он существует в природе, подчинен ее законам, не может освободиться от нее, не может — даже в мыслях — выйти из природы... Человек есть чисто физическое существо; духовный человек — это то же самое физическое существо, только рассматриваемое под известным углом зрения, т. е. по отношению к некоторым способам действий, обусловленным особенностями его организации”. Здесь все сказано правильно, если человека рассматривать только как природное существо. Далее Гольбах акцентирует внимание на том, что душа человека столь же материальна, как и его тело, и посему “в ду- ховном мире, как и в мире физическом, всякая причина, действие которой не нарушено, необходимо сопровождается своим следствием”. Включив мир духовный в “естественную связь вещей”, Гольбах вполне последовательно утверждает возможность научного подхода и к миру духовному: “Нравственность есть наука об отношениях, существующих между умами, волями и поступками людей, подобно тому как геометрия есть наука об отношениях, существующих между телами”.

Итак, основой “научного подхода” к человеку служит признание материальности его собственной природы и детерминистское объяснение его сознания, то есть подчинение духовного мира законам механической причинности.

Схожую аргументацию предлагает и К. Гельвеций: “Что такое наука? Система положений, связанных с некоторым основным и общим принципом. Является ли нравственность наукой? Да, поскольку в физической чувствительности я открыл то единственное начало, необходимыми следствиями которого являются все предписания нравственности... Физическая чувствительность — это сам человек и источник всего того, чем он является. Поэтому знания человека никогда не достигают большего, чем дают его чувства. Все, что недоступно чувствам, недостижимо и для ума”.

Это высказывание Гельвеция еще раз показывает, что французские материалисты ценили сенсуалистическую теорию познания именно за то, что она позволяла применить принцип детерминизма к объяснению духовного мира человека и тем самым создать “науку о нравственности”, то есть науку о социальном бытии человека. “...Этику следует трактовать так же, как и все другие науки, и создавать ее так, как создают экспериментальную физику”. Эта наука приходила к выводу о необходимости “очелове-чивания обстоятельств”, продуктом которых является человек, выводу, как отмечал К. Маркс, который связал французский материализм с идеями социализма. Но она оказалась не в состоянии объяснить общественную жизнь, ибо выводила ее из “природы человека” и его сознания.

Оценивая историческое значение взглядов французских материалистов и их поиска научной социальной теории, уместно вспомнить справедливое замечание Г. В. Плеханова: “...у французских материалистов была та неоспоримая и незаменимая заслуга, что они мыслили последовательно с точки зрения современной им науки, а это все, чего можно и должно требовать от мыс- лителей”.

Механистический материализм не смог заложить теоретико-методологические основы научного обществознания, хотя он и исходил из сложившихся в ту эпоху критериев научности и пытался применить их к истории. Дело в том, что сами эти критерии были недостаточны для обеспечения научного подхода к истории общества. Метод познания, зиждущийся на исключении субъекта из предмета познания, мог быть с полным основанием использован только применительно к реальности, подчиненной механическим законам движения материальных тел. Любые попытки подчинить социальную действительность механическим законам неизбежно приводили к вульгарно-натуралистическим концепциям человека и общества.

Детерминистское объяснение сознания на основе гносеологии сенсуализма не дало, как показало последующее развитие, позитивного результата, поскольку в качестве субъекта, носителя сознания брался изолированный индивид с его чувствами и разумом, а социальная реальность, общественная среда сама объяснялась из этого сознания индивида, что вело к переходу на позиции идеализма в истории.

Что же именно пытались понять и объяснить в истории мыслители того времени? Прежде всего, конечно, существующее устройство общества и то, чем оно обусловлено, государство с его законами, общество с его нравами, заблуждениями, угнетением, ложью, невежеством масс, религиозным обманом и т. д. Они хотели познать общество и выявить его пороки. Далее, они ставили вопрос о том, какое устройство надо признать наилучшим, соответствующим требованиям разумности и каковы пути достижения такого общества.

Известно, что ответы на эти вопросы давались самые разнообразные — от утопически-коммунистических до буржуазно-аристократических. Но в методологии подхода к решению вопросов было много общего: поскольку общество объяснялось из сознания, из сознательных действий людей, то главным средством всех усовершенствований общественных институтов полагалось просвещение индивидов и соответственно изменение той среды—нравов, обычаев, законов, традиций,— которая формирует массовое со- знание.

Таков вкратце тот уровень понимания истории и ее движущих сил, которого достиг старый материализм. Он не смог ни понять, ни объяснить истории, хотя руководствовался выработанными в ту эпоху критериями научного подхода. Они, подчеркнем это еще раз, дав блестящие результаты в области естествознания, оказались недостаточными для научного объяснения истории. Но вытекает ли отсюда, что их вообще можно отбросить? Может быть, эти критерии недостаточны, но все-таки необходимы? Существует ли рациональное и непреходящее содержание в рассмотренных нами критериях научности, и если да, то в чем оно состоит? Для ответа на этот вопрос придется нарушить хронологическую последовательность изложения и рассмотреть проблему с современной точки зрения.

Что касается первого принципа — исключения сознательного субъекта из предмета научного анализа, то последующее развитие науки доказало непреходящую ценность этого принципа как исходного для любого научного анализа реальности и тем самым освободило его от жесткой связи с механическими закономерностями. Развитие физики, включение в предмет ее изучения надмеханических сфер природы, исследование химических свойств вещества, развитие биологических дисциплин, в частности физиологии высшей нервной деятельности,— все это показало необходимость и плодотворность этого принципа. Напомним, что при исследовании высшей нервной деятельности животных И. П. Павлов требовал использования чисто объективной терминологии, исключающей психологические характеристики поведения животного. Именно такой подход позволил ему разработать рефлекторную теорию.

А. Эйнштейн как-то сказал: “Бог коварен, но не злонамерен”, имея в виду, что природа скрывает от человека свои тайны, но в ней нет субъекта, нет злой воли. Эти слова великого ученого как раз и являются выражением того принципа, что наука исследует предмет, в котором отсутствует субъект. Н. Винер, анализируя это высказывание, подчеркнул, что оно является “положением, выражающим основы научного метода”.

Важность рассматриваемого принципа для науки хорошо раскрывает следующий образный комментарий: “Если представлять себе науку как некоторого рода игру (разумеется, в теоретико-игровом смысле) с природой, то она в одном отношении радикально отличается от игры двух сознательных партнеров, где каждый из “игроков” может стремиться ввести в заблуждение другого. Скажем, когда два полководца ведут “игру”, называемую война, каждый из них, естественно, стремится дезинформировать другого; он может построить, например, фальшивые аэродромы, макеты ракетных установок и т. д., короче, проявить “злую волю”. Природа (“бог” Эйнштейна) лишена злой воли; она коварна, т. е. скрывает свои тайны, но в игре с нами она не проявляет злого умысла, она не ставит себе целью “водить нас за нос”, она не “строит фальшивых аэродромов”.

Любые концепции, претендующие на научность, должны удовлетворять тесту на “незлонамеренность природы”. Наука строит “защитные механизмы”, предупреждающие возможность включения в нее таких новообразований, которые противоречат этому критерию научности, ибо нарушение его может привести к ликвидации науки как исторически сложившейся системы знания .

Но социальное знание как раз имеет дело с объектом, в котором присутствует “злая воля”, который может “строить фальшивые аэродромы” и т. п. Мы видели, что натуралистические попытки “избавиться” от субъекта путем распространения идеи естественных законов на человека и его сознание не привели к научному объяснению истории. А дальнейшее развитие философии обнаружило и ограниченность той гносеологической базы, на которую опирался в своих выводах старый материализм. Уже Д. Юм, а затем И. Кант доказали невыводимость общих понятий из простого суммирования чувственных данных, откуда следовало, что мышление и чувствование —качественно различные духовные способности человека.

Развитие немецкой классической философии показало, что сознание человека активно, деятельно, продуктивно и не поддается объяснению с позиций механического детерминизма, так как его нельзя брать изолированно от всего развития культуры". Тем са- мым рушилась основополагающая для теории познания Локка — Кондильяка “гносеологическая робинзонада”, позволявшая материалистам прошлого включать индивидуальное сознание в цепь природных зависимостей и рассматривать его как звено этой цепи. Рушились и фундаментальные основания всей теории человека и общества, развивавшейся материалистами XVIII в.

Однако сама проблема построения теории общества, удовлетворяющей общим критериям научности, не была устранена. Она просто оставалась нерешенной. А без ее разрешения научная методология социального познания теряет почву под ногами. Если эта проблема неразрешима, то наука об обществе оказывается невозможной, и тогда правы те, кто ее отрицает. Заслуга домарксовского материализма состоит не в том, что он решил данную проблему, а в том, что он ее четко поставил и показал сам того не желая, что ее нельзя решить на пути натуралистического редукционизма, отождествления социального и природного.

Намек на возможность выхода из тех противоречий, в которых запутался старый материализм в своих попытках применить сложившиеся критерии научности к общественному познанию, пришел с неожиданной стороны — со стороны идеалистической философии в лице Гегеля. Именно Гегель обнаружил фундаментальный для социальной теории факт несовпадения сознательно по- ставленных целей деятельности людей и социальных последствий их действий. Сам Гегель объяснял это несовпадение тем, что люди; борясь за достижение своих частных целей, обусловленных их интересами, не имеют никакого представления о “целях” мирового духа, осуществлению которых они в конечном счете служат. “Крот истории” роет ходы, невидимые для внешнего наблюдателя, но именно по ним история переходит от одного состояния к другому.

Обнаруженное несовпадение свидетельствовало о наличии в обществе сил, не подчиненных сознанию субъектов исторической деятельности, о наличии социальных результатов деятельности, не предусмотренных самими деятелями, о наличии объективных закономерных тенденций, обусловливающих переход общества от одного состояния к другому, но не заложенных в программах субъектов исторического творчества.

Обнаружение данного несовпадения не означало возрождения представлений о судьбе, роке, фатуме, ибо здесь рассматривалась не жизнь отдельного человека, а выявлялось закономерное движение истории, развитие народов и государств. Тем самым открывалась возможность внесубъектного подхода в истории, то есть возможность адекватного применения к общественной жизни вышеназванного критерия научности. Но чтобы использовать эту идею в качестве принципа научного анализа, надо было вырвать ее из системы философского идеализма, где ей была дана мистическая интерпретация, скрывающая ее научный смысл и значение.

Любая философская категория не может быть понята, если ее рассматривать изолированно от конкретной системы взглядов, в рамках которых она приобретает определенное содержание. Сказанное относится и к категории социальной закономерности — ее утверждение в философии и общественной науке было связано с выработкой новой системы взглядов.

Почему, однако, идея закономерности, высказанная Геге+лем, была новой? Ведь и старый материализм признавал наличие “законов мира физического и духовного”, исходил из естественной закономерности. Особенность гегелевской идеи заключалась в том, что это была идея специфической социальной закономерности, существующей в деятельности людей. Ее утверждение и разработка предполагали преодоление двух коренных слабостей старого ма- териализма — его принципиального антиисторизма и натуралистического понимания человека и общества.

Метафизическому материализму XVII—XVIII вв. идея исторического развития была чужда органически. “...Общество,— пишет Гольбах,—представляет собой целое, образованное множеством семейств и индивидов, объединившихся для того, чтобы с большей легкостью удовлетворять свои потребности, доставлять себе желаемые преимущества, обеспечивать друг другу взаимную помощь и особенно возможность спокойно пользоваться благами, которые могут доставить природа и человеческий труд...”. Из этого определения следует, что отличие общества от небольшой группы людей, объединившихся для достижения известных целей, чисто количественное. С таким пониманием общества идея закономерного исторического развития просто несоединима.

Самое большее, до чего мог подняться домарксовский материализм,— это признание происхождения гражданского общества из естественного состояния путем “формального или молчаливого” общественного договора. Невежество и злоупотребление властью приводят к нарушению этого договора, появлению в обществе и его учреждениях многочисленных пороков, устранению которых должна помочь “наука о нравственности”. Очевидно, что подобный подход к истории не имеет ничего общего с историзмом.

Идея закономерного развития общества была высказана уже в первой половине XVIII столетия, то есть задолго до Гегеля, итальянцем Д. Вико. Его мысль развивалась в русле отличных от материализма идейных традиций. Будучи человеком глубоко религиозным и даже апологетом католицизма, он, в противоположность материалистам, считал, что поскольку природа создана богом, то в ее познании следует руководствоваться божественным откровением. История же дело рук человеческих, и потому возможно ее научное познание, независимое от откровения. Таким хитроумным способом он отделил социальное от природного, избавился от натурализма и обосновал необходимость “новой науки”, повествующей о закономерной смене эпох детства, юности и зрелости, которые проходят все народы, хотя и в разное время. Идею закономерности истории Вико связывал с наличием и действием “высшего разума”, стоящего над частными целями людей.

Несмотря на неприемлемый способ обоснования и весьма несовершенное выражение, эта идея Вико все-таки была великой и плодотворной. Однако в XVIII в. она осталась незамеченной и лишь через немецкую философию конца XVIII — начала XIX в. стала утверждаться в общественном сознании, так как отвечала потребностям новой эпохи и достигнутому уровню познания. Именно в это время возникают мощные эволюционистские концепции в космогонии, геологии, биологии и социальном познании (И. Гердер, социалисты-утописты). И социальная теория теперь оказалась призванной объяснить закономерный характер не только строения, но и развития общества, его динамику, его переходы из одного состояния в другое.

Достижения немецкой классической философии указали пути спасения того ценного, что дал в сфере социально-философской мысли старый материализм, пути выхода из тупика, в который его завели механизм и антиисторизм. Немецкий идеализм предвосхитил появление в образе (идеале) научности новых граней, обусловленных проникновением науки в надмеханические сферы, раз- работкой идей диалектического развития. В результате появилась реальная возможность создания теории общественного развития, удовлетворяющей необходимым критериям научности, а тем самым и возможность разрешения тех проблем, о которых речь шла выше.

Однако проблемное поле, созданное немецкой классической философией, было далеко не однородным, а ее влияние на последующее развитие социально-философской мысли — весьма противоречивым. Так, эта философия не только послужила источником для научной разработки принципа историзма, но и стимулировала развитие концепций, в которых было абсолютизировано и доведе- но до противопоставления различие общества и природы, социального и естественнонаучного знания, что вело к отрицанию возможности построения социального знания, удовлетворяющего общим эталонам научности. Теоретические предпосылки для такого противопоставления дала философия И. Канта.

Кант принял концепцию материализма, что человек как физическое существо включен в систему причинных связей. Но слабость материализма он усматривал в отрицании свободы воли, а следовательно, по логике Канта — и принципа моральной ответственности человека за свои действия, которая возможна лишь на базе признания свободы воли. Эту проблему Кант попытался разрешить с помощью идеи разделения мира на феноменальный, эмпирически воспринимаемый, доступный познанию, и на мир ноуменов. Как существо эмпирическое человек, по Канту, принадлежит миру явлений и включен во всеобщую цепь причинных зависимостей, а как разумное существо он принадлежит миру ноуменов, и здесь человек свободен, его воля подчиняется уже не физическому, а нравственному закону — закону практического разума. Такая точка зрения была компромиссом между материализмом и идеализмом. Не случайно из “нравственных соображений” Кант признавал и бога, и бессмертие души.

Учение Канта оказало огромное влияние на последующее развитие буржуазной философии истории. Его идеи стимулировали формирование весьма характерной для второй половины XIX в. тенденции к противопоставлению естественных и общественных наук. Например, неокантианцы Баденской школы (Г. Риккерт, В. Виндельбанд) строили свою концепцию, отрицания возможности построения научного знания об истории общества на отрыве общего от единичного в общественной жизни. Абсолютизируя уникальность исторических событий, неокантианцы утверждали, что общество не подчинено действию объективных законов, а потому исторический процесс, деятельность людей в обществе не поддаются научному объяснению. Противоположность естественных и исторических наук Риккерт видел в том, что науки о природе могут пользоваться методом обобщающим (генерализирующим), а науки об истории — лишь описательным и индивидуализирующим методом. Первые открывают присущие природе законы, причинные связи, объясняют и предвидят ход природных процессов, а удел вторых — описание индивидуальных и неповторимых событий конкретной истории и оценка их с точки зрения принятого идеала. Неокантианцы назвали общественные науки идиографи-ческими (описательными). Влияние этой точки зрения было очень сильным, ибо она затрагивала весьма существенные стороны социального познания и явилась своеобразной реакцией на натуралистическое отождествление природного и социального. Но это, конечно, не может быть признано аргументом в пользу неокантианства. Подведем некоторые предварительные итоги. Опыт истории показывает, что социальная наука не может быть создана на пути сведения социального к природному, а их противопоставление прямо направлено против самой идеи создания общественной науки, приводит к отрицанию возможности подчинения социального знания общим критериям и эталонам научности. Наука об обществе должна непременно учитывать его специфику, но не доводить ее до абсолютного противопоставления общества природе. Она должна строиться на базе выявления взаимосвязи общества и природы, но не доводить признание их взаимодействия до стирания граней между ними.

Таким образом, развитие философии и обществознания выявило проблемы и создало необходимые идейные предпосылки для преодоления тех трудностей, которые ставятся на пути создания социальной науки самой спецификой общества, взятого в качестве предмета познания. Социальная наука была создана, но лишь тогда, когда были осознаны сами эти трудности, наличие идейных предпосылок их преодоления и найдено решение проблем. Это и было осуществлено марксизмом.

Социальная наука, чтобы быть наукой, должна удовлетворять общим критериям научности, которые требуют судить о своем предмете, дать ему научное объяснение на основе познания его объективных законов, то есть социальная наука неизбежно подходит к задаче “выразить определенные стороны жизни общества как чистую объективность”. Найти, как к обществу можно применить этот критерий,— первая и исходная задача социального знания, адекватно решив которую оно только и может претендовать на статус научного знания. Без этого социальная наука невозможна именно как наука.

Но... и здесь мы должны сделать крутой поворот. Если даже удастся найти способ реализовать возможность описания движения общества, отвлекаясь от субъекта исторического творчества, сама эта процедура окажется абстракцией, ибо в реальности — в отличие от природы — субъект неустраним из предмета социального познания. К. Маркс писал, что при познании общественных явлений “нужно постоянно иметь в виду, что как в действительности, так и в голове субъект... есть нечто данное...”.

А что значит “субъект есть нечто данное”? Это значит, что даны также добрая и злая воля, различные мнения, настроения и чувства, идеи, взгляды и теории, короче, явления сознания. Что может и должна делать со всем этим социальная наука? Очевидно, все-таки решить ту задачу, которую не смогли решить материалисты прошлого,— дать явлениям сознания объяснение с позиции детерминизма, не повторяя ошибок детерминизма механического. Без решения этой задачи невозможно понять и объяснить деятельность людей в истории, конкретную историю вообще.

Перед социальной наукой стоит задача, которая не возникает перед естествознанием: исходя из материального начала, объяснить научно явления сознания как по их содержанию, так и с точки зрения того, какую роль они способны играть и реально играют в жизни и развитии общества. Но соотношение материи и сознания — проблема, выходящая за рамки компетенции отдельных конкретных наук, это проблема философская. Отсюда вытекает вывод, научная теория, имеющая своим предметом общество в целом, не может не быть философской теорией, сочетающей в себе черты и социальной науки, и научной философии.

Далее. Суждения о субъекте и о его сознании могут претендовать на статус — скажем осторожнее — объективности, если они базируются на внешних проявлениях сознания, соотносимых с породившей его основой. Поэтому социальная наука, опираясь на диалектически понятый принцип детерминизма, должна ставить своей задачей понять именно общественное сознание, его функ- ционирование и развитие по тем данным, которые она может получить, изучая его реализацию (воплощение) в социальных фактах и явлениях, социальных институтах и учреждениях, в практической деятельности, людей. Индивидуальные проявления сознания могут интересовать общественную науку лишь в том случае, если они приобретают фиксируемое социальное значение, и в j той мере, в какой они это значение приобретают. Короче говоря, само субъективное во всей своей полноте и индивидуальности не может стать предметом общественного научного познания. Наука способна познавать субъективное, если она рассматривает его как нечто объективно данное. Только знание, отвечающее этой предпосылке, может быть включено в научную систему.

Итак, как любая наука, обществознание имеет своей задачей познание объективных закономерностей изучаемого предмета. Но, кроме того, перед общественной наукой встает специфическая, только ей присущая, задача объяснения общественного сознания, ибо без этого невозможно понять деятельность людей в истории. С этим связана необходимость разработки — для научного понимания общества в его развитии — социально-философской (или, как принято говорить, философско-социологической) теории.

Что же касается всей сферы обществознания, то надо сказать, что присутствие субъекта в самом предмете социального знания, необходимость изучения не только реальных процессов, но и их отражения в сознании, исследования первичного и вторичного, очевидно, и является источником и первопричиной существования в этой сфере различных типов научного знания. Мы полагаем, что наряду с делением социального знания на научное и вненаучное, а также дифференциацией наук и соответственно их классификацией существуют различные типы социального знания и их анализ представляет собой важную методологическую проблему.

На наш взгляд, можно говорить по крайней мере о двух типах знания. Один из них подобен естественнонаучному. Он иногда связав с применением точных ( в данном случае — количественных) методов, но во всех случаях предполагает такое описание социальных объективном начале общества, объективных закономерностях и детерминантах. Этот тип знания за неимением более удачного термина можно условное назвать социологическим. Другой тип знания— социально-гуманитарный или просто гуманитарный. В его рамках вырабатываются методы процессов, при котором внимание сосредоточивается на научного анализа индивидуализированного описания духовной стороны жизни человека. Эти типы социального знания отличаются друг от друга в первую очередь тем, что связаны с решением различных познавательных задач и в соответствии со своими познавательными возможностями отображают различные аспекты реальности. Поэтому они дополняют друг друга в рамках социальной науки, подобно тому как дополняют друг друга в познавательном отношении наука и искусство. Поскольку грани между этими типами знания подвижны и относительны, они могут объединяться в рамках одной науки. Примером такого соединения черт гуманитарного и социологического знания является историческая наука, которая не только опирается на объективные закономерности, но и дает описание исторических событий во всей их неповторимости и индивидуальности.

Методологическое значение предложенной типологизации состоит в том, что она дает принципы решения извечного спора гуманитариев и их противников по вопросу о том, каким должно и может быть научное знание об обществе — или только прошедшим через “математический фильтр”, строгим, формализованным, “точным”, или сугубо гуманитарным, раскрывающим “человеческую”, духовную, сторону социально-культурной реальности, не претендующим на точность и принципиально отличным по своему характеру от знания естественнонаучного. Признавая возможность различных типов научного социального знания, тем самым мы снимаем это расхождение и переводим разговор совершенно в другую плоскость — изучения специфики различных типов социального знания, их познавательных возможностей, соотношения и взаимодействия в познании общества и т. д.

Весьма важна для понимания специфики социального познания еще одна проблема. Познание всегда есть отражение объективной реальности в сознании человека. В основе успехов классического естествознания лежала именно эта гносеологическая предпосылка. При этом она приобрела форму жесткого противопоставления объекта и субъекта познания, устраняющего всякое воздействие субъекта на объект в процессе познания: субъект отражает объект так, и только так, как он существует на самом деле.

Новая, неклассическая физика столкнулась с иной познавательной ситуацией. В процессе изменения пространственно-энергетических характеристик элементарных частиц выявилась неустранимость влияния измерительного прибора на микрообъект. Характеристики параметров последнего, даваемые приборами различного класса, оказались взаимно дополняющими друг друга. Таким образом, не существование и движение вне и независимо от прибора, а состояние микрообъекта в его соотнесенности со средствами наблюдения стало эмпирической основой для построения теории движения микрообъектов (квантовой механики) и ее математического аппарата.

Эта новая гносеологическая ситуация породила острую идейную борьбу материализма и идеализма, обусловленную осмыслением ими проблемы с противоположных философских позиции. Не касаясь подробностей этой борьбы, что увело бы нас в сторону от основной темы, обратим внимание на одну особенность новой гносеологической ситуации. Наука столкнулась с тем, что познание микромира зависит от физического строения человека как макросущества. Человек — часть природы. Его органы чувств, его сознание соответствуют ему как материальному существу определенной физической организации и соразмерности с пространственно-временными, энергетическими и другими физическими параметрами окружающего мира. И это обстоятельство не может не сказаться на способе познания человеком микромира. Квантовая физика отражает микрообъект не так, как он существует сам по себе, а так, как он проявляет себя в макроприборе. Это не значит, что познание перестает быть объективным. Сама объективность включает в себя теперь соотнесенность со средствами измерения, иными словами, жесткое разделение субъекта и объекта, типичное для классического естествознания, перестало работать, когда человек приступил к изучению объекта принципиально иной размерности, чем он сам.

Отсюда следует важный вывод, что на само построение естественнонаучной теории влияют характеристики человека как физического существа, то есть способ включенности человека в природу, определяемый его физическими параметрами. Но ведь существенной для человека является его общественная природа, и по аналогии с физическим познанием можно сказать, что включен- ность человека как общественного существа в социальные процессы не может не сказаться на характере социального познания. Действительно, общественные науки столкнулись с влиянием “природы человека” на характер социального знания значительно раньше естествознания, но в несколько ином планет.

Дело в том, что физические параметры человека независимы от его социальных характеристик, в рамках нормы они одинаковы у всех людей. Но как общественное существо человек имеет свои особые интересы, часто противостоящие интересам других людей, собственные цели, стремления, взгляды и т. д. Включенность социального субъекта в общественную жизнь с ее противоречиями естественно порождает особенное — причем у разных социальных субъектов разное — отношение к общественным процессам, что сказывается на характере создаваемых теорий, то есть на общественном познании. И человек не может вырваться из этой включенности в общественную жизнь, в борьбу различных социальных сил, не может как бы извне взглянуть на познаваемый им “объект”. Фактор включенности субъекта неустраним из социального познания.

Это обстоятельство фиксировали представители многих направлений общественной мысли, но делали из него разные выводы. Одни считали, что раз познающий субъект представлял собой частичку той реальности, которую он изучает, то никакое объективное познание социальной жизни невозможно, и скатывались на позиции релятивизма. Другие пытались доказать, что человек в своем сознании, если оно достаточно развито, может подняться над столкновением интересов, стать выше бушующих в обществе страстей и как бы извне, находясь над схваткой, исследовать общественную жизнь. Такова была позиция объективизма. Но опыт показал, что этим путем достичь научной объективности нельзя, что позиция человека, витающего над обществом,— чистая иллюзия, что общественная наука должна исходить из факта включенности субъекта в исследуемый объект. Но как тогда возможно объективное социальное знание?

Подчеркнем, что здесь мы сталкиваемся с трудностью иного плана, чем предыдущая: она проистекает не просто из особенностей объекта, а из специфики взаимодействия объекта и субъекта социального познания, из того, что это знание об общественном, жизненном процессе, неотъемлемой частичкой которого является и субъект познания, чьи реальные интересы могут совпадать или не совпадать с объективным ходом истории.

В социальном познании жесткой разделенности объекта и субъекта научного познания, характерной для классического естествознания (и созерцательного материализма), не существовало никогда. Здесь их соотносительность обнаружилась с самого начала. Поэтому, между прочим, марксистское диалектическое понимание субъектно-объектных отношений первоначально опиралось именно на общественные науки и лишь позже подтверждено было естествознанием. В настоящее время в связи с развитием системного подхода вопрос о взаимосвязи объекта и субъекта и в реальности, и в познании получил базу и стимул для дальнейшей разработки.

Выход, который нашла квантовая физика из новой гносеологической ситуации,— признать соотнесенность объекта со средствами наблюдения базой для объективного познания мира — означал, что указанная соотнесенность, в общем, существовала в естествознании всегда, только наука в прошлом могла игнорировать это обстоятельство, поскольку изучала объекты той же размерно- сти, что и сам человек.

Что же касается методологии обществознания, то она, во-первых, никогда не могла игнорировать данное обстоятельство (хотя могла и не видеть самой проблемы), а должна была прямо или косвенно на него реагировать. Во-вторых,— и это самое главное — для обществознания не годился тот выход из гносеологической ситуации, который наметила себе новая физика. Ситуация включенности в обществознании обнаружилась не при использовании измерительной аппаратуры, а при столкновении противоборствующих взглядов и позиций. И научное решение этой проблемы должно было быть иным: чтобы понять реальное содержание общественных идей и теорий, их надо соотносить не только с объектом познания, но и с реальными интересами борющихся общественных классов, то есть ввести новое “измерение” — соотнесенность с социальными (классовыми) интересами.

3. Философские предпосылки социального познания

Общефилософским основанием материалистического понимания истории является диалектический материализм. Марксизм-ленинизм всегда отстаивал тезис о его единстве с историческим материализмом в противовес ревизионизму и оппортунизму, со времен Э. Бернштейна отрицавшим непременную связь социально-исторической теории К. Маркса с ее диалектико-материалистическим основанием. Однако характер этой связи не следует упрощать.

Ныне можно считать доказанным, что исторический материализм не возник как простое распространение диалектического материализма на область истории. Термин “распространение” упрощает взаимоотношение между ними: создается впечатление, что сначала возник диалектический материализм, а затем он был распространен на историю. В действительности генезис диалектического и исторического материализма — единый процесс, а не процесс, разделенный во времени. Все дело в том, что без исторического материализма невозможен и диалектический материализм как целостное мировоззрение. И это не просто декларация, а факт, проверенный опытом истории, в частности истории передовой общественной мысли России в XIX в. А. И. Герцен и Н. Г. Черны- шевский исходили в своем философском мировоззрении из тех же теоретических источников, что и основоположники марксизма,— из идей немецкой классической философии; они были диалектиками и материалистами. В. И. Ленин писал, что Герцен дошел до диалектического материализма. Но полностью он не стал на его позиции, прежде всего потому (если брать теоретическую сторону вопроса), что “остановился перед — историческим материализмом”, то есть не был материалистом в понимании истории. То же самое можно сказать и о Чернышевском.

Кроме того, идея “распространения” создает ложное впечатление, что диалектический материализм есть некий аналог “философии природы”, а исторический материализм представляет собой “философию истории”. Между тем трактовка диалектического материализма в качестве “философии природы” противоречит самому духу марксистского мировоззрения, которое, указывал Ф. Энгельс, отвергает натурфилософию как принадлежащую прошлому. Диалектический материализм — мировоззрение, в равной степени относящееся и к природе, и к человеческой истории. Последнюю нельзя противопоставлять природе, отрывать от природы, ибо она “является действительной частью истории природы, становления природы человеком”.

Но тогда, естественно, возникает вопрос: а что же представляет собой исторический материализм, рассматриваемый под углом зрения его места в структуре марксистской философии.

Среди философов по этому вопросу существует две точки зрения. Сторонники одной из них считают, что исторический материализм целиком относится к сфере диалектического материализма и всякие попытки установить какие-либо различия между ними есть введение в марксизм чуждой ему концепции “двух материализмов”, нарушение единства марксистской философии. Тем самым проблема отношения диалектического и исторического материализма попросту снимается, ибо они сливаются друг с другом, а особенность последнего связывается с задачей выявления специфической диалектики общественного развития.

Конечно, нельзя отрывать исторический материализм от диалектического, а нужно брать их в единстве. В их взаимодействии существует интегративная тенденция к выделению проблем, относящихся и к диалектическому, и к историческому материализму. Такова, например, гносеологическая проблематика, которая, однако, в последнее время разрабатывалась почти исключительно на материале естествознания и без должного учета социальной природы познания. Преодоление этой односторонности возможно лишь путем исследования социальной обусловленности познавательного процесса. Но для этого как раз необходимо использовать методологические подходы, характерные для исторического материализма, и его научные результаты. Таким же образом обстоит дело с анализом проблем человека, деятельности и т. д.

Вместе с тем в истории марксистской философии наблюдается и процесс дифференциации, и в диалектическом, и в историческом материализме накапливалась своя проблематика, складывался свой угол зрения, свое видение проблем, в соответствии с которыми вырабатывается понятийный аппарат, необходимый для их решения. Эта заданная уже с самого начала классиками марксизма-ленинизма специализация и дифференциация дает возможность научной философии развиваться, охватывая все более широкий друг проблем, для всестороннего решения которых у нее имеются необходимые методологические средства. Если же сливать диалектический и исторический материализм, абсолютизировать их единство — а на этот путь становятся сторонники упомянутой точки зрения,—то это может привести к большим потерям для фи- лософского и социального познания.

Более правильной в этом вопросе будет, по-видимому, позиция, признающая и внутреннее органическое единство, и относительное различие исторического и диалектического материализма. Их единство определяется общей природой материального мира, частью которого являются человек и общество. Различие же вытекает из того, что последовательно материалистическая позиция в познании истории предполагает решение специфического круга проблем, связанных с выявлением материальной основы исторического процесса, специфики социального детерминизма и т. д., проблем, с решением которых, как мы видели, домарксистский материализм справиться не смог. В результате 300-летнего развития материалистической философии, начиная с эпохи Возрождения, выяснилось, что признание в качестве материальной основы исто- рического процесса природы в целом, окружающей человека географической среды или физической природы самого человека не привело к созданию науки об обществе.

Хотя существование общества немыслимо вне природы, неотделимо от нее. хотя живой человек представляет собой биологическую организацию, ни законы физического мира, ни биологические закономерности, от действия которых человек отнюдь не свободен, не выражают специфики общества и не могут дать ключ к его пониманию. Для этого, требуется философский подход, опирающийся на материалистическое решение основного философского вопроса, но с учетом специфики социальной формы бытия. Эти задачи и решает исторический материализм в первую очередь; в этом его особенность по сравнению с диалектическим материализмом.

Каковы доводы в пользу относительного разграничения диалектического и исторического материализма. Важно также определить и принципы их соотношения. Нам представляется, что исходной в методологическом плане здесь может служить идея уровней теории, вытекающая из принципа системности, согласно которому всякую большую систему можно представить как иерархию систем. Примененная к теоретическим системам, эта идея означает, что существуют теории разной степени общности или разного уровня абстракции.

Диалектический и исторический материализм и соотносятся как теории разного уровня абстракции. Диалектический материализм представляет общефилософский уровень, а исторический материализм — общесоциологический. Термин “общесоциологический” не означает, что исторический материализм тем самым выводится за рамки философии. Общесоциологическая теория, предметом которой являются самые коренные, фундаментальные проблемы социального бытия и самые общие законы общественного развития, не может не быть одновременно и философской. Поэтому характеристика исторического материализма как философско-социологической теории марксизма подчеркивает, что она органи- чески соединяет в себе черты социально-философского и социологического знания, то есть относится одновременно и к сфере философского, и к сфере общественно-научного знания.

Ее специфика выражается в наличии особой системы понятий, категорий, специально выработанных для познания данного объекта. Выработка категориального аппарата исторического материализма происходила как на основе использования мыслительного материала, накопленного в ходе исторического развития социального познания, так и в результате разработки новых понятий в процессе научного анализа социальных явлений. Поэтому реализацию этой задачи надо рассматривать как большое завоевание науки. Ведь чтобы понять самое простое и элементарное движение из всех известных человеку, причем движение, с которым человек имеет дело повседневно, чтобы выработать понятия, научно описывающие механическое движение, и открыть его законы, человеку понадобились тысячи лет. Классическая механика, созданная трудами Галилея, Ньютона, Лагранжа и других великих ученых, опирается на такие понятия, как скорость и ускорение, масса, инерция, сила и т. п.—на упорядоченную систему этих понятий или категорий. “...Категории суть ступеньки выделения, т. е. познания мира, узловые пункты в сети, помогающие познавать ее и овладевать ею”. Без расчленения исследуемого объекта и фиксации его отдельных сторон в категориях нельзя дать цельного, системного и конкретного представления о нем.

Выработка категорий внутренне связана с познанием законов объективного мира. Объективные законы отражаются в мышлении как законы науки, выраженные через соотношение категорий. Следовательно, выработка категорий есть логическая предпосылка формулирования законов науки, а познание законов обогащает содержание категорий.

Объект исторического материализма также должен отражаться в научных категориях. Но поскольку общество — своеобразный объект исследования, категории естественных наук, выработанные на основе анализа явлений природы, и самые общие философские понятия не могут отразить и выразить его специфику. Поэтому в ходе познания общественной жизни исторический материализм вырабатывает свои категории.

Объектом исследования определяется и состав категорий исторического материализма. Важнейшие его категории — те, которые отражают либо существенные стороны общественной жизни, общие всем ступеням исторического развития (например, “общественное бытие”, “общественное сознание”, “способ производства”, “базис”, “надстройка” и т. д.), либо внутреннее единство и цельность общества на каждом из его этапов (например, “обществен- но-экономическая формация” или “первобытнообщинный строй”, “капитализм”, “коммунистическая формация”). Кроме того, в историческом материализме имеются категории, отражающие отдельные стороны общественной жизни, свойственные не всем, а лишь некоторым формациям, но существенно важные для понимания их развития (например, “классы”, “государство”, “политика”, “война” и т. д.). Будучи результатом анализа общественной жизни и проникновения в ее сущность, категории исторического материализма выступают и как определенный итог познания, и как опорные пункты в движении познания от известного к неизвестному, как средство усвоения реального многообразия общественной жизни, как средство овладения сложной сетью общественных явлений.

Поскольку исторический материализм, в отличие от других общественных наук, есть философская, методологическая наука, то есть наука, которая изучает не отдельные стороны или процессы общественной жизни, а общество, общественную жизнь как целостный процесс, во взаимодействии и связи всех его сторон и оказывается, таким образом, общей теорией развития общества и методом его познания, постольку категории исторического материализма имеют методологическое значение в познании общественной жизни и практической деятельности людей. Этот тезис означает, что категории сами по себе не могут служить основой конкретных теоретических выводов и практических решений. Категории и выражаемые с их помощью законы исторического ма-териализма дают лишь руководящую нить для познания конкретной действительности как в целом, так и отдельных ее сторон. А уже детальное изучение конкретной ситуации, ее анализ на базе исторического материализма — с помощью его категорий и законов — позволяет сделать выводы, способные служить руководством для практики.

Диалектический материализм опирается на материалистическую интерпретацию социальных процессов при анализе проблем на общефилософском уровне, например проблем человека, познания практической деятельности, детерминизма и т. д. С другой стороны,— и это представляет наибольший интерес для нашей темы — общефилософская теория дает социальной философии общие исходные принципы познания реальности, которые выступают как философские предпосылки социального исследования. Если идея “распространения”, о которой упоминалось выше, и имеет смысл, то лишь как указание на логическую связь и единство общефилософской и философско-социологической теории марксизма, но не больше.

Для формирования последней действительно необходимы общефилософские предпосылки. Активную роль общефилософской методологии в этом отношении нетрудно установить, проанализировав взаимодействие субъекта и объекта познания.

Знание есть отражение объекта. Но любой объект познания неисчерпаем, многообразен. Из него требуется выделить то, что подлежит изучению, исследованию. Такое выделение осуществляется наукой, развивающейся на основе практики, которая выступает как “определитель связи предмета с тем, что нужно человеку”, и использующей для этих целей определенные методы познания. То, какая сторона действительности выделяется для исследования, зависит, следовательно, не только от объекта, но и от используемых методов.

Активная роль методологии заключается прежде всего в том, что именно от нее зависит в конечном счете выделение предмета социально-философского анализа: того, где следует искать “ключ” к познанию сущности исторического процесса. Очевидно, что идеалистическая философия никогда не будет искать этого “ключа” в материальной жизни общества, она будет обращаться к тем или иным проявлениям воли и сознания человека. Так, философия жизни усматривала задачу социального познания не в объяснении явлений объективными законами и причинами, а в выявлении того смысла, который человек заложил в создаваемые им предметы или учреждения, с помощью метода “понимания” (герменевтики). Философия жизни предложила один из вариантов противопоставления естественных и общественных наук, неприемлемый для материалистической философии. Последняя всегда стремилась к созданию социальной науки в соответствии с существующими эталонами научности. От материализма прошлого эта задача по наследству перешла к новой форме материализма — марксистскому материализму. Преодоление старой формы материализма не означало отказа от идеи создания научной теории общества.

Каковы же общефилософские предпосылки этой теории и социальной науки вообще? Общее положение, что такой предпосылкой является диалектический материализм, следует конкретизировать, выделив основные, так сказать, стержневые пункты философского базиса общесоциологической теории марксизма. Подчеркнем сразу же, что философские предпосылки не остаются вне философско-социологической теории, а переводятся на ее язык, входят в ее “ткань”, становятся ее собственными принципами, философской основой научного обществознания. Конечно, включаясь в философско-социологическую теорию, эти принципы тем самым выступают в форме, выражающей специфическую сущность и законы развития человеческой истории. Первый из этих принципов — материализм. Философский материализм — необходимая предпосылка научного социального знания. Естествознание могло опираться на стихийный материализм, ибо сама практика научного исследования формировала убеждение о независимости познаваемого объекта от познающего субъекта. Однако, как показал В. И. Ленин, стихийный материализм не может предохранять современное естествознание от натиска идеализма. В общественном познании стихийный материализм если и был в какой-то мере возможен, то лишь совсем в узких пределах, больше на эмпирическом уровне. Создание же науки требовало всегда сознательной философской позиции. Тем более она необходима для выработки общей теории социального развития. Именно материализм, и только материализм, ориентирует на поиск в самой общественной жизни такого начала, которое не зависит от субъекта и потому является материальным началом, однако существующим в самой деятельности людей, которые руководствуются идейными побудительными мотивами. Решить эту проблему не смог старый материализм. В то же время лишь на основе ее решения возможно применение категорий научного мышления к историческому развитию человеческого обще- ства.

Говоря о категориях научного мышления, мы имеем в виду прежде всего идею естественноисторической закономерности. Действие такой закономерности в истории возможно лишь в том случае, если существует объективное, независимое от сознания и воли человека начало человеческой истории. Признание существования в истории материального, независимого от субъекта начала означает, что открыта возможность существования естественноисторической закономерности. Не случайно марксизм связал проведение материализма в истории с открытием законов общественного развития. Ф. Энгельс писал: “...современный материализм видит в истории процесс развития человечества и ставит своей задачей открытие законов движения этого процесса”.

Материалистическая философия служит делу создания социальной, науки тем, что определяет пути распространения принципа детерминизма на субъекта социальной деятельности, то есть, открывает возможности анализа с научных позиций сознания и деятельности человека. В общефилософском плане, конечно, самой глубокой основой социального знания является материалистическое решение основного вопроса философии, то есть признание первичности материального начала и вторичности духовного. Но ведь и домарксовский материализм исходил из этого принципа. Почему же он не мог стать философской основой научного анализа человеческой деятельности и сознания? Прежде всего потому, что он не смог выявить действительную материальную основу сознания общества, не смог отделить социальное бытие от природного.

Человек принадлежит, конечно, миру физическому, но он относится к нему через свою принадлежность к миру. социальному, и именно теоретическое осмысление этого обстоятельства позволяет поставить на научную основу анализ проблемы детерминации человеческого сознания и разрешить ту дилемму детерминизма и свободы, перед которой стало в тупик метафизическое мышление.

Чтобы решить все эти проблемы, философия должна была создать систему категорий, в которых можно уловить и выявить специфику общества. И такую основополагающую для социальной науки систему категорий создает, как уже говорилось, исторический материализм.

Исходными и основными категориями, с помощью которых общая идея материализма переводится на язык социальной теории, являются понятия “общественное бытие” и “общественное сознание”. Их сопоставление с общефилософскими понятиями “материя”, “бытие”, “сознание” хорошо показывает и единство и различие диалектического и исторического материализма. Эту сторону дела подчеркивал В. И. Ленин, обосновывая идею органической взаимосвязи диалектического и исторического материализма в борьбе против философского ревизионизма русских махистов: “Сознание вообще отражает бытие,— это общее положение всего материализма. Не видеть его прямой и неразрывной связи с положением исторического материализма: общественное сознание отражает общественное бытие — невозможно”.

Признание первичности общественного бытия по отношению к общественному сознанию составляет основу материалистического понимания истории, во-первых, потому, что именно выявление теоретическим анализом специфической материальной основы общественной жизни — общественного бытия — позволило применить к познанию общества общенаучные критерии и тем самым заложить основы социальной науки. Во-вторых, это позволяет выработать научный подход к анализу сознания общества, понять и научно объяснить духовный мир человека и общества.

Научное объяснение общественного сознания необходимо, поскольку общественная жизнь не исчерпывается материальной основой, а включает в себя жизнедеятельность субъекта с его сознанием и волей, которые влияют на ход истории, и потому понять исторический процесс в целом невозможно без объяснения природы, характера, содержания сознания и без учета его роли. Марксистская философия вырабатывает методологию решения этой проблемы.

Научный анализ сознания опирается на ряд важнейших принципов материализма. Прежде всего здесь следует назвать принцип отражения. Научно-философское значение этого принципа состоит в том, что только понимание сознания как отражения позволяет распространить на явления сознания принцип детерминизма и тем самым ввести его анализ в рамки науки. Как известно, В. И. Ленин резко критикует отступления от идеи отражения (теория символов, иероглифов и т. п.) именно как проявление непоследовательности в проведении линии материализма, как уступку агностицизму и т. д. Разумеется, отражение нельзя понимать примитивно как пассивное зеркальное отражение бытия в сознании. Но это уже другой вопрос. Исходным же остается признание отражательной природы сознания: сознание (в том числе и общественное сознание) “есть только отражение бытия, в лучшем случае приблизительно верное (адекватное, идеально точное) его отражение”.

Следующим принципом, без которого также невозможно распространить идеи детерминизма на общественное сознание, является признание общественного бытия определяющей основой общественного сознания. Общественное сознание соотносится именно с общественным, а не природным бытием человека, и потому основной вопрос философии в сфере исторического материализма ставится и решается как вопрос об определяющей роли общественного бытия по отношению к общественному сознанию. Конечно, в общественном сознании отражается не только социальная жизнь во всех ее многообразных проявлениях, но и окружаю- щая человека природа и человек как природное существо. Это означает, что общественное бытие далеко не всегда выступает для общественного сознания в качестве непосредственного предмета-отражения. Но характер отражения, то, как все окружающее отражается в общественном сознании, во всех случаях определяется общественным бытием. И в этом смысле общественное сознание всегда отражает общественное бытие, а последнее есть единственное определяющее начало его развития. В методологическом плане это означает, что зависимость общественного сознания от общественного бытия выступает как необходимый объяснительный принцип при научном, объективном анализе общественного сознания.

Но материалистическое решение основного вопроса философии применительно к истории при всей своей принципиальной важности не дает конкретных знаний о тех социальных процессах, которые произойдут в обществе в силу закономерного развития общественного бытия. Для конкретного ответа на вопрос о том, какова эта закономерность и как она реализуется в условиях исторически определенного общества, К. Маркс не пожалел сорока лет напряженнейшего труда. Оценивая его, В. И. Ленин писал: “Но вот Маркс, высказавший эту гипотезу (речь идет о материалистическом понимании истории.—Авт.) в 40-x годах, берется за фактическое (это nota bene) изучение материала. Он берет одну из общественно-экономических формаций — систему товарного хозяйства — и на основании гигантской массы данных... дает подробнейший анализ законов функционирования этой формации и развития ее”.

Иначе говоря, выделив в обществе первичное и вторичное, теория обязана рассмотреть все явления, все стороны общественной жизни под этим углом зрения, утвердить зависимости всех общественных явлений от материального бытия, раскрыть определяющую роль общественного бытия по отношению ко всей системе социальных отношений. Материализм в истории, таким образом, состоит не только в выделении материального начала в качестве первичного в отношении сознания, но и в признании его определяющей роли в жизни всего общества. Без этого момента понимание принципа материализма в истории окажется упрощенным.

Исторический материализм обязывает рассматривать общество как реально существующее образование, исторически конкретный социальный организм, целостную социальную систему каждый элемент которой — экономический, социальный, политический, духовный — должен быть понят и раскрыт в его материальной обусловленности. Опыт показывает, что легко провозгласить приверженность принципу материализма в истории, но бывает трудно провести его при анализе и объяснении различных проявлений социального целого — от туманных образований в мозгу философов, которые надо понять как необходимые продукты их реального жизненного процесса, до производственной деятельности людей. И это невозможно сделать, если не рассматривать все явления и стороны общественной жизни в их связи и взаимной зависимости, как компоненты социальной системы.

Последовательное проведение принципа материализма при анализе любого явления общественной жизни предполагает, следовательно, выявление: во-первых, материальной обусловленности возникновения и существования данного явления, во-вторых, его места в системе целостного социального организма, в-третьих, присущих ему специфических черт, особенностей, закономерностей, в-четвертых, его социальных функций, роли в существовании и развитии социального целого.

Методологическое значение принципа материализма невозможно переоценить: он позволяет не только четко определить природу любого явления общественной жизни, изучаемого конкретными общественными науками, но и гносеологическую природу понятий, которыми они оперируют.

Поскольку общество представляет собой единство различных сторон, многообразных связей и опосредствований, конкретно воспроизвести его в мышлении можно только с помощью системы понятий, каждое из которых в отдельности дает лишь одностороннее, абстрактное знание объекта. В совокупности понятия и категории исторического материализма должны составлять концептуальную систему, в рамках которой можно и четко установить объективное содержание каждого понятия, и избежать субъективизма в их употреблении. Поэтому можно сказать, что материализм включает в себя принцип системности, имеющий огромное значение для выработки научного подхода к общественной жизни.

Одним из существенных недостатков домарксового материализма было то, что он не поднялся до системного анализа общества, что его подход к обществу был, так сказать, предметным. Действительно, старый материализм рассматривал общество как “механический агрегат индивидов”, а сущность человека искал в качествах его как материального физического существа, то есть трактовал ее как “абстракт, присущий отдельному индивиду”.

Между тем, как показал марксизм, социальное по природе своей системно. Человеческое существо приобретает определенные социальные качества и характеристики, поскольку оно живет и действует в системе общественных отношений. Вещь получает общественные характеристики, например становится товаром, не только потому, что она нужна, полезна человеку, но и потому, что она функционирует в системе соответствующих общественных отношений. Понять общество можно, лишь рассмотрев его как специфическую целостную социальную систему, каждое общественное явление — как ее компонент, человека — как субъекта, носителя общественных отношений. Интегративные свойства общественной системы проявляются как “системные качества” (напри- мер, стоимость, деньги и т.д.). “И если познание не различает таких системных качественных определенностей, то оно невольно сбивается на путь предметного фетишизма...”. Поэтому любая социальная наука и методология обществознания нуждаются в системном мышлении, в выявлении системных связей, зависимостей, отношений.

Исследования советских философов показали, что принцип системности широко использовался основоположниками марксизма при анализе социальной реальности, о чем свидетельствует хотя бы то, что одна из основополагающих категорий материалистического понимания истории — общественно-экономическая формация определялась как “целостный социальный организм”, специфическая социальная система. В настоящее время уже можно с полной определенностью сказать, что именно марксизм впервые использовал принципы системного подхода для научного анализа общества. Прежде это обстоятельство не подчеркивалось потому, очевидно, что сами основоположники марксизма не сделали принцип системности предметом специального методологического ана- лиза. Современный системный подход, возникший независимо от марксизма, первоначально применялся в биологии, технике, затем стал распространяться и на другие области познания и деятельности, особенно в связи с решением задач управления большими технологическими системами. В результате выявилась общенаучная методологическая значимость системного подхода, что послужило толчком к осмыслению его природы, сущности и методологических возможностей, с одной стороны, и определению его места в марксистской методологии социального познания — с другой. Проведенная работа и показала, насколько органичен для марксистской теории и методологии принцип системности. “...К. Маркс и Ф. Энгельс не оставили нам специальных исследований проблемы системности в виде готовой методологической теории, но они оставили системную теорию общественного развития и множество примеров конкретного системного решения различных вопросов, возникающих при изучении общества как целого”.

Признание того, что явления общественной жизни следует рассматривать не изолированно, а во взаимной связи, что общественная жизнь представляет собой некую целостность, характерно ныне не только для марксизма. На Западе уже многие десятилетия используются методы, близкие к системному подходу и давшие определенные научные результаты. Речь идет о структурно-функ- циональном подходе в буржуазной социологии (Т. Парсонс, Р. Мертон) и о структурных методах в лингвистике (создание структурной лингвистики), этнологии (К. Леви-Стросс), истории науки (М. Фуко) и др.

Что касается функционализма, то как определенный метод, устанавливающий взаимосвязь структуры целостного объекта и его функций, рассматривающий “жизнь” социального объекта как его функционирование, то есть реализацию функций различных элементов данной структуры (например, ролевых функций человека в его деятельности) и т.д., в границах своей применимости он вполне научен. Но, применяясь в буржуазной социологии в рамках так называемой “теории социального действия”, он, будучи соединен с идеалистической концепцией общества, используется для обоснования консервативных политических установок. Например, Т. Парсонс считал, что характер социальной системы задается нормами жизни и целями деятельности людей в группе; его социология проникнута идеей сохранения целостности буржуазной социальной системы, обеспечения ее “нормального” функ- ционирования. Марксизм отбрасывает идеалистические концепции и консервативные политические установки структурно-функционалистской социологии, допускаемый ею отрыв функционирования от развития, но он вовсе не отрицает ни правомерности применения самих категорий “структура” и “функция”, ни заключенных в них методологических возможностей.

Применение методов структурного анализа в различных общественных науках дало, как известно, плодотворные результаты, поэтому отрицать его возможности было бы нелепо. Марксизм выступает не против использования этого метода, а против его абсолютизации, против философии структурализма, против попыток подменить им философию диалектического материализма. Здесь так же, как в случае с функционализмом, важно различать метод анализа, который можно применять правильно и неправильно, который сам по себе не дает еще гарантии истины, и его философско-теоретические основания, во многом определяющие характер использования этого метода.

Если же рассмотреть соотношение упомянутых методов, используемых на базе и в рамках диалектико-материалистической философии, то можно, пожалуй, согласиться со следующим утверждением: “Если в структурно-функциональном анализе и структурализме принцип целостности реализуется через понятие структуры и функции с соответствующим приоритетом одного из этих понятий, то в системном подходе центральным, естественно, является более широкое понятие — “система”... Это очевидное расширение исходной понятийной базы дает известные преимущества системному подходу перед структурно-функциональным анализом и структурализмом, позволяя построить более расчлененное представление о целостности объекта и о путях ее изучения”.

Говоря о “структурах” и “системах”, мы как бы фиксируем момент устойчивости, определенности социального объекта. Но ведь последний не является неизменным. История — это процесс, вечное движение, столкновение различных социальных сил, острые противоречия, конфликты, войны, революции и т. д. Всякая устойчивость и определенность в историческом процессе весьма относительны. Поэтому философия должна выработать общую методологию анализа происходящих в обществе изменений. Разумеется, метафизический материализм такой методологией не был. Понять общество в его движении, исследовать его как закономерно изменяющееся целое, как динамическую систему, находящуюся в состоянии развития,— значит подойти к нему с позиций диалектики. Поэтому не просто материализм, а материализм, пронизанный диалектикой, органически связанный с теорией развития через борьбу противоположностей, то есть материализм диалектический, образует философскую предпосылку научного обществознания.

Без диалектики научное понимание истории так же немыслимо, как и без материализма. Диалектика настолько органична для этого понимания, что его можно назвать материалистическим и диалектическим пониманием истории или материалистической теорией общественного развития. В самом деле, диалектика позволяет рассматривать общество в сложном и противоречивом развитии как процесс поступательный, идущий от низшего к высшему. Далее она обязывает рассматривать этот процесс как закономерный, а объективные закономерности — как законы движения, перехода общества из одного состояния к другому. Весь комплекс понятий, связанный с идеей социального прогресса, опирается на принципы диалектики.

Диалектика выступает мощным средством выявления и анализа социальных противоречий как источника общественного развития. Без диалектики было бы невозможно, например, раскрыть многообразные внутренние антагонизмы капиталистического общества, и прежде всего непримиримость противоречий между трудом и капиталом, между пролетариатом и буржуазией, а следователь- но, и понять исторически преходящий характер капитализма. Не случайно К. Маркс писал: “В своем рациональном виде диалектика внушает буржуазии и ее доктринерам-идеологам лишь злобу и ужас, так как в позитивное понимание существующего она включает в то же время понимание его отрицания, его необходимой гибели, каждую осуществленную форму она рассматривает в движе- нии, следовательно также и с ее преходящей стороны, она ни перед чем не преклоняется и по самому существу своему критична и революционна”.

Наконец, диалектика требует рассматривать каждое явление общественной жизни в его собственных взаимосвязях, то есть ориентирует на конкретно-исторический подход к ним. Она обязывает выяснять в процессе исследования, как то или иное общественное явление возникло, какие этапы прошло в своем развитии, чем оно стало в настоящее время и какие зародыши будущего содержит в себе. Диалектика, таким образом, проявляется в соци- альных исследованиях также в форме исторического подхода к обществу, к социальным явлениям, кратко определяемого как принцип историзма.

Принцип историзма есть способ подхода к развивающемуся объекту, призванный обеспечить объективное воспроизведение последнего в историческом и теоретическом познании. Последовательное проведение марксистского принципа историзма в познании требует использования всей совокупности законов и категорий материалистической диалектики. Лишь таким образом понятый принцип историзма может рассматриваться как метод научного познания. Это особенно важно подчеркнуть, ибо существуют многочисленные неадекватные интерпретации принципа историзма в различных направлениях буржуазной философии истории, его извращения, в частности в духе абсолютного релятивизма.

Диалектика познания, в том числе и социального, включает в себя релятивизм в смысле признания относительности, изменчивости, гибкости понятий науки и выражаемых ими знаний. Но диалектика, как указывал В. И. Ленин, не сводится “релятивизму, ибо философский релятивизм в конечном счете неизбежно приво- дит к субъективизму, к отрицанию объективной истины, к отрицанию возможности объективного познания и оценки тех или иных событий, к отрицанию возможности объективного знания об обществе, объективного устойчивого содержания в понятиях общественных наук. В используемых общественной наукой понятиях должны диалектически сочетаться четкость, определенность, устойчивость с гибкостью, изменчивостью, относительностью.

Нетрудно заметить, что в существе своем и принцип материализма, и принцип историзма выполняют одинаковую гносеологическую и методологическую функцию. Они требуют рассматривать общество так, как оно существует само по себе, в его собственном бытии и развитии, а социальные понятия — с точки зрения их объективного содержания, в данном случае — объективной устойчивости и подвижности, определенности и изменчивости. Материализм и историзм в социальном исследовании находятся в органическом единстве. Принцип материализма, дав теоретическое обоснование монистическому подходу ко всем явлениям общественной жизни, выступает тем самым для всего обществознания руководством к познанию, то есть выполняет методологическую функцию. Но последняя реализуется только через методологию исторического подхода, опирающегося на отражение закономерного развития мировой истории, каждый этап которого исторически конкретен, своеобразен и неповторим.

Обратим внимание еще на одну сторону дела, весьма важную для последовательного проведения принципа историзма. Если сравнить такие понятия, как “движение” и “развитие”, очевиден интегративный характер последнего. Движение может быть и совокупным, и относиться к отдельному предмету. Конечно, всякое отдельное движение всегда связано с движением целого, но, познавая, например, механическое перемещение тела в пространстве, допустимо отвлечься от этого целого. При анализе же развития такое отвлечение недопустимо. Изолированный предмет развиваться не может. Развивается всегда некая совокупность, некая система. Это особенно ярко и отчетливо видно на примере общества, которое представляет собой весьма сложную систему, включающую в себя многообразие элементов, связей, зависимостей. И современное научное, теоретическое воспроизведение исторического процесса предполагает раскрытие его закономерного развития как системы.

Если процесс развития есть развитие системы, компоненты которой органически взаимосвязаны и в совокупности создают некое специфическое целое, не сводящееся к простой сумме элементов, то и перед методологией исследования процесса развития встают специфические задачи. Социолог Б. А. Грушин, который одним из первых в советской философской литературе сформулировал эту проблему как методологическую, подчеркивал, что речь здесь идет о применении идеи развития как закономерного процесса, приводящего к появлению новых качественных состояний, к такому объекту) который характеризуется сложным внутренним строением и который надо воспроизвести “не в отдельных его составляющих, а во всей совокупности структурных зависимостей между ними, т. е. как органическое, внутренне связанное и функционирующее целое”.

Отсюда следует, что принцип историзма не только не противостоит принципу системности, но предполагает его как одно из необходимых условий своей собственной реализации.

Противопоставление этих принципов, однако, отчетливо прослеживается в истории буржуазной общественной мысли начала нашего столетия. Кризис буржуазного историзма выразился, в частности, в отказе от идеи исторической эволюции, представленной в буржуазной социологии Г. Спенсером и др., и замене ее идеей функционирования в обществе различных устойчивых культур или социокультурных образований. Эта идея была выражена уже в работах английских этнологов и антропологов 20-х годов Б. Малиновского и А. Редклифф-Брауна, оказавших влияние на формирование структурного функционализма в американской социологии с ее принципиальным антиисторизмом.

В отличие от такого подхода, диалектика не только не испытывает никаких методологических затруднений при соединении функционирования с развитием, сочетании системности и историзма, но прямо ориентирует на использование системно-структурных идей при исследовании процессов развития. Поэтому можно с уверенностью сказать, что принцип системности выступает как один из моментов диалектико-материалистической методологии в целом..

Из всего сказанного вытекает, что без диалектики, без исторического подхода было бы невозможно последовательное проведение материализма в истории. И диалектику в данном случае следует воспринимать не только как метод исследования объективных противоречий и процессов развития, но и как метод построения самой социально-исторической теории, поскольку концептуальное построение такой теории связано с преодолением и разрешением ряда противоречий.

В числе фундаментальных оснований материалистической философии, провозглашенных марксизмом уже в момент его зарождения, был также принцип человеческой активности, деятельности, практики. Признание необходимости рассматривать человека как активное существо и трактовка человеческой активности как выявленной во вне предметной деятельности, то есть общественной практики, позволили марксизму преодолеть как созерцательность старого материализма, так и идеалистическое противопоставление активности духа “косной” материи.

Принцип деятельности в социальном познании позволяет определить границы и понять относительность противопоставления в социальной реальности материального и идеального. Их противопоставление и абсолютное разграничение необходимо тогда, когда ставится вопрос о том, что чему предшествует, что является первичным, а что вторичным. Как мы видели, без материалистического решения этого вопроса создание научной теории невозмож- но. Но за его пределами их противоположность относительна. Особенно очевидным это становится при анализе истории как результата практической деятельности людей.

Практика отнюдь не проявление спонтанной активности человека, как полагают прагматисты, а материальное взаимодействие общественного человека с предметным миром — природой, обществом. В процессе этого взаимодействия человек изменяет объект в соответствии с заранее поставленными целями. В практической деятельности, таким образом, соединяются цели, стремления, знания человека и предметный мир, то есть материальное и идеальное. Деятельность, практика общественного человека есть воплощение их единства: предмет субъективируется, преобразуясь в связи с целями человека, а цели, стремления, знания объективируются, материализуясь в деятельности и ее результатах. Поэтому в практической деятельности абсолютное противопоставление материи и сознания теряет смысл.

В философии марксизма речь идет не только об утверждении материалистического принципа объективной закономерности, принципа детерминизма, но и о признании активного деятельного характера “человеческого начала” истории, его творческой роли в историческом процессе. Идея деятельности как философского принципа в последние десятилетия широко разрабатывается учеными в самых различных аспектах. Все более полно раскрывается фундаментальное значение для всего нашего мировоззрения практически-деятельностного отношения человека к действительности.

Принцип деятельности — один из необходимых и весьма важных философских принципов и предпосылок научного подхода к истории, сыгравший огромную роль в развитии теории и в разработке методологии материалистического понимания истории. Тема эта большая, но если брать самую суть дела, то можно, по нашему мнению, выделить три основных аспекта принципа деятельности, имеющих значение для исторического материализма.

Во-первых, данный принцип позволил выявить ту реальность, которая подлежала изучению, анализу и объяснению в сфере обществознания. “Общественная жизнь является по существу практической”,— писал К. Маркс в “Тезисах о Фейербахе”. Иными словами, реальность общественной жизни — это практическая деятельность людей. История, по словам Маркса, есть не что иное, как процесс становления человека человеческим трудом, то есть его собственной деятельностью. Вне деятельности человека нет ни общества, ни истории, ни самого человека. В деятельности проявляются и опредмечиваются сущностные силы человека. Именно через деятельность проявляет себя в исторической реальности субъект, именно в деятельности проявляется его активность, его творческая роль. Преобразуя мир, человек изменяет и самого себя. Необходимость деятельности заложена в самой сущности человеческого бытия. Ведь человек не может жить, не производя необходимые для себя материальные блага. Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что, так же как движение есть способ существования материи, так и деятельность есть способ общественного бытия человека. Поэтому познать общественную жизнь — значит познать деятельность людей, ее предпосылки, характер и результаты, попять историю — значит объяснить, почему люди делают ее так, а не иначе.

Но марксистская философия выступает не только против недооценки деятельного начала, но и против абсолютизации деятельности, что неизбежно ведет к субъективизму.

Вне марксизма существуют многочисленные субъективистские, идеалистические интерпретации деятельности: она или понимается как духовная деятельность, и при этом отрицается фундаментальное значение материально-практического отношения человека к действительности; или рассматривается как проявление спонтанной активности субъекта, а не как его взаимодействие с объективным миром, независимым от субъекта (прагматизм).

Надо сказать, что и в марксистской литературе существуют разные точки зрения по данному вопросу. Отчасти это объясняется ведущимися здесь поисками, раскрывающими все новые методологические аспекты проблемы деятельности, выявляющими ее значение для различных наук, отчасти же — чрезмерной увлеченностью отдельных философов, которые пытаются рассматривать деятельность как некую causa sui (причину самой себя), объяс- нять деятельность из нее самой, а признание условий, объективных детерминант, социальной среды, в которой она протекает, объявляют остатком “старого” материализма, вульгарного социологизма и т. п.

На самом деле такая позиция закрывает возможность научного анализа и социальной действительности, и самой деятельности. Чтобы понять историческую деятельность людей, народных масс — а это важно для методологии обществознания,— надо выявить ее объективные детерминанты, изучить их влияние на содержание деятельности и лишь на этой основе путем восхождения от абстрактного к конкретному восстановить целостный образ деятельности в нашем познании. Объективный исторический смысл деятельности может быть понят не из нее самой, не из сознания общества, а из материальных условий, хотя для всестороннего и конкретного анализа социальной деятельности нужно и первое, и второе, и третье.

Абсолютизация деятельностного подхода обычно обосновывается ссылкой на “Тезисы о Фейербахе” К. Маркса, истинный смысл которых был-де упрощен догматиками. Отнюдь не защищая догматизм, мы полагаем, однако, что необходимо взглянуть на эту работу исторически, с точки зрения ее места в становлении марксизма. В соответствии с марксистской традицией “Тезисы о Фейербахе” всегда оценивались, по Энгельсу, как “гениальный зародыш нового мировоззрения”. Тот же, кто хочет воспринять не зародыш, а плод марксизма, тот должен учитывать, что “Тезисы” созданы весной 1845 г., а великое открытие Маркса — создание исторического материализма — впервые было изложено в “Немецкой идеологии” (1845—1846 гг.).

Только это новое открытие позволило конкретизировать положения “Тезисов о Фейербахе” и развернуть их в целостный научно-материалистический анализ исторической деятельности людей. Раскрывая существо марксистского подхода к анализу деятельности и критикуя субъективную социологию народников, В. И. Ленин подчеркивал: “Это положение — что историю делают личности — теоретически совершенно бессодержательно. История вся и состоит из действий личностей, и задача общественной науки состоит в том, чтобы объяснить эти действия...” Позднее Ленин уточнил, что для правильного понимания деятельности надо ее рассматривать “как борьбу живых общественных сил, поставленных в такие-то объективные условия...”. И далее: “Человек в своей практической деятельности имеет перед собой объективный мир, зависит от него, им определяет свою деятельность” .

Итак, значение деятельности состоит в том, что она есть форма проявления активности субъекта в творчестве истории. Исторический материализм разрабатывает методологию научного анализа и объяснения человеческой деятельности путем распространения на нее принципов социального детерминизма, на основе признания общей зависимости субъекта от объекта, сознания от бытия. Это объяснение включает в себя также выявление источников творческой активности субъекта деятельности, значения общественного сознания, идей, мотивов, целей и т. д. в деятельности людей.

Во-вторых, деятельность является не только предметом, но и средством познания, или, как иногда говорят, объяснительным принципом . Какие же свойства деятельности позволяют ей играть эту роль? И что она может объяснять? Попытаемся ответить на эти вопросы, учитывая, что нас интересует не конкретика той или иной общественной науки, а методологическая сторона проблемы.

Научным может быть лишь метод объективного анализа действительности. Предметная человеческая деятельность обладает тем неоценимым свойством, что она представляет собой единство материального и идеального, объективного и субъективного. Из этого обстоятельства основоположники марксизма-ленинизма сделали очень важные выводы, которые сводятся к тому, что человеческая деятельность позволяет человеку субъективно подходить к объекту и объективно — к субъекту. К. Маркс видел созерцательность старого материализма прежде всего в том, что тот рассматривал предмет, действительность, чувственность лишь как объект созерцания, а не субъективно, то есть вне отношения к человеческой деятельности. В. И. Ленин указывал, что практика позволяет установить, что нужно человеку. На основании практических потребностей в бесконечно многообразном объекте человек выделяет определенные стороны и делает их предметом своего познания и преобразования. Этим в первую очередь объясняется то, что наука и вообще человеческое познание развиваются на основе практики, выступающей посредствующим звеном между сознанием и независимой от него объективной реальностью. И познавательные способности человека сформированы таким образом, что вне предметно-деятельного отношения к объекту они не могут его правильно отразить. Само сознание выступает моментом практического от- ношения к объекту. И потому, субъективность деятельности является условием научной объективности.

С другой стороны, деятельность есть форма объективации субъективного и потому указывает единственно возможный путь, средство проникновения в субъективный мир человека, ключ к его объективному познанию: о людях судят по их делам, их действиям. Деятельность, ее потребности, ее особенности, деятельность в единстве с ее условиями дают науке средства, позволяющие по- дойти к объяснению духовного мира человека и общества с точки зрения объективных критериев. И это относится не только к объяснению научного, но и иллюзорного сознания. “Все мистерии,— писал К. Маркс,— которые уводят теорию в мистицизм, находят свое рациональное разрешение в человеческой практике и в понимании этой практики” . Мы особо обращаем внимание на последние слова, ибо, чтобы служить объяснительным принципом, практика сама должна быть соответствующим образом понята и интерпретирована.

Наконец, практика, как известно, играет роль критерия истины, определителя того, что соответствует, а что не соответствует действительности в человеческом сознании.

Итак, с понятием деятельности в материалистическую философию вводится принцип объективного подхода к субъективному миру общественного человека. Его применение необходимо для достижения полноты всего социального знания и выступает методологическим основанием самой возможности научного гумани- тарного знания. Исторический материализм как теоретико-методологическое основание всего социального, в том числе гуманитарного, знания опирается на принцип предметной деятельности и разрабатывает его.

В-третьих, принцип деятельности имеет для исторического материализма значение как обобщенное выражение разнообразных (труд, классовая борьба и т. д.) движущих сил исторического процесса. Поэтому марксистская общественная наука ставит перед собой задачу служения практике, стимулирования, прогнозирования, планирования .деятельности, повышения уровня сознательной творческой активности масс, то есть задачу следования принципу единства теории и практики, которую К. Маркс сформулировал в известном тезисе: “Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его” .

К методологии исторического материализма это имеет то отношение, что она связана не только с познанием действительности, но и с разработкой путей практического использования знания, не только с созданием социально-научных теорий, но и их практическим применением в конкретных условиях места и времени.

Социальные знания возникают, чтобы обслуживать деятельность людей. Проблема достижения истинного социального знания, которую не смогла понять предшествующая философия, решается марксизмом на следующей основе: надо в самом обществе найти такой общественный класс, такую социальную силу, кото- рая не могла бы успешно действовать без объективных знаний о социальной действительности, то есть была бы заинтересована в них. В этом случае между знанием и интересом устанавливается соответствие, и интерес выражается в стремлении к истинному знанию. В других же случаях, когда знание и интерес вступают в противоречие друг с другом, вместо науки рождаются мифы, ил- люзии, извращенные представления. Интерес — это могучая сила; и если бы, как писал В. И. Ленин, геометрические аксиомы противоречили чьим-либо интересам, то непременно нашлись бы люди, которые стали бы их опровергать .

Признание связи социальной теории с интересами, с деятельностью, с борьбой той или иной социальной группы, того или иного класса есть выражение ее партийности. Марксистская общественная наука открыто признает свою партийность. Принцип партийности проявляется в том, что наука прямо соотносит себя с интересами рабочего класса, с борьбой за освобождение трудящихся от эксплуатации, с движением общества к социализму и коммунизму. Но у нее есть единственный способ содействовать реально происходящей борьбе трудящихся масс: объективно воспроизводить картину действительности, соотношение сил, имеющиеся противоречия, тенденции развития и формулировать на этой основе цели и задачи борьбы. Тогда, применяя науку в практической деятельности — а речь идет не просто о деятельности отдельного человека, а о борьбе масс, классов, социальных групп,— можно добиться соответствия между целями и результатами действия. Тесная, неразрывная связь с борьбой пролетариата придает общественной науке и всему мировоззрению марксизма научный, революционный, критический характер, устремленность в будущее. Общественная наука может описывать и объяснять прошлое, анализировать настоящее и предвидеть будущее только в том случае, если она сумеет открыть объективный закон социального развития. Напав на след естественноисторического закона, человек не может ни изменить, ни отменить его, но он может смягчить муки рождения нового. И в этом состоит огромное практическое значение общественной науки.

Если та или иная социальная теория любым способом связывает себя с корыстными интересами реакционных социальных групп и классов, стремящихся навязать свою волю обществу и затормозить социальный прогресс ради сохранения своих привилегий, она неизбежно характеризует позицию, не позволяющую объективно судить о действительности, то есть вступает на путь ее искажения. В этом случае партийность противостоит научности, ставит препоны на пути объективного познания, ведет к мифотворчеству. К. Маркс в письме к Л. Кугельману от 11 июля 1868 г. так выразил существо обсуждаемой проблемы: “Раз понята связь вещей, рушится вся теоретическая вера в постоянную необходимость существующих порядков, рушится еще до того, как они развалятся на практике. Следовательно, тут уже безусловный интерес гос- подствующих классов требует увековечения бессмысленной путаницы” .

Объективность следует отличать от объективизма. Если первый термин применяется для характеристики научного знания, то второй характеризует позицию теоретика, а именно позицию “бесстрастности” в познании общественной жизни, позицию якобы объективного, незаинтересованного наблюдателя социальных процессов.. В. И. Ленин резко критиковал объективизм, рассматривая его как прикрытую, замаскированную форму выражения буржуазной партийности. Идеологам буржуазии невыгодно открыто проявлять свою партийность, раскрывать связь своих теоретических построений с эгоистическими интересами господствующего класса. В этом случае позиция объективизма — независимо от того, сознательна она или бессознательна,— является для них весьма удобной.

Сорвать маску объективизма помогает принцип партийности. Здесь выявляется другая его сторона — его значение как одного из основных принципов научного анализа общественного сознания. Как прямое и естественное следствие материалистического понимания общественной жизни, партийность конкретизирует общие исходные положения о соотношении общественного сознания и общественного бытия путем выявления тех посредствующих звеньев, которые связывают сознание классового общества с его материальной основой. Посредствующим звеном здесь как раз и выступает деятельность общественных классов, их борьба за реализацию своих интересов. В .ходе этой борьбы в каждом конкретном классовом обществе складывается определенная расстановка социальных сил, отражающаяся в сфере общественного сознания в виде борьбы идей, направлений и т. д. Новые общественные идеи и течения, попадая в эту идеологическую ситуацию, включаясь в идейную борьбу, начинают играть ту или иную объективную роль, независимо от того, к чему конкретно стремились и какими субъективными мотивами руководствовались создатели этих идей и течений.

Таким образом, принцип партийности служит средством выявления объективной социальной роли общественных идей в обстановке борьбы классов. Это значит, что он выступает конкретно-историческим проявлением зависимости деятельности людей от социальных условий, в которых она происходит и которыми обусловливается.

Применив его к борьбе философских направлений, В. И. Ленин показал, что основными борющимися “партиями” в философии являются материализм и идеализм и любой философский “изм” обязан определиться в этой борьбе, то есть занять какую-то позицию по отношению к этим основным направлениям. Беспартийной философии, как и общественной науки вообще, быть не может; любые претензии на такую беспартийность — иллюзия.

Но партийность выступает, по Ленину, не только в качестве аналитического принципа. Позволяя разобраться в сложной обстановке идейной борьбы, этот принцип предписывает и определенную линию поведения. Марксистский принцип партийности обязывает последовательно проводить линию диалектического и исторического материализма, отстаивать и защищать его позиции, руко- водствоваться его положениями при решении новых проблем, обогащать и двигать его дальше. Такова традиция марксизма-ленинизма, заложенная его создателями.

Итак, не бездушная и бесстрастная позиция стороннего наблюдателя, а активное, деятельное участие в общественной жизни своего времени на стороне прогрессивных сил открывает для человека путь к объективному познанию истории. Не отказ от партийности в общественной науке, а борьба за то, чтобы сама партийность выражалась в форме научной объективности, открывает для науки возможность служить эффективным инструментом познания и преобразования социальной действительности в интересах народа.

.

2. Категория общественно-экономической формации: генезис и трактовка

Обратить особое внимание на некоторые аспекты проблемы об- щественно-экономических формаций, которые прежде, может быть, недостаточно оттенялись в философской литературе, побуждает важное методологическое значение этой категории исторического материализма, а также теоретические споры, много лет ведущиеся вокруг данной проблемы и вылившиеся в 60—70-е годы в широкую дискуссию, участниками которой были преимущественно ученые-историки, как советские, так и зарубежные. Думается, что опыт этой дискуссии вряд ли можно обойти, давая характеристику марксистско-ленинского понимания исторического процесса на современном уровне знаний. Поэтому прежде, чем перейти к существу дела, по возможности кратко охарактеризуем смысл и ход полемики.

В 60—70-е годы в зарубежной марксистской литературе, а также в ряде работ советских историков был поставлен вопрос о необходимости конкретизации, изменения господствовавших в нашей науке представлений об общественной формации, о характере формационного деления человеческой истории.

Известно, что в 30-е годы в марксистской литературе утвердился и несколько десятилетий не подвергался сомнению взгляд, согласно которому история в своем поступательном развитии проходит пять качественно своеобразных этапов — общественно-экономических формаций: первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую и коммунистическую, первой фазой которой является социализм. Последовательная и закономерная смена этих формаций выражает внутреннюю логику мирового развития, единство и направленность всемирно-исторического процесса, основную линию общественного прогресса.

Однако в послевоенный период эта общая теоретико-методологическая позиция начала в большей, или меньшей степени подвергаться сомнению и критике. Так, было обращено внимание на то, что приведенная схема формаций не включает азиатского способа производства.

Возникновение дискуссии по проблеме формаций в среде историков обусловлено прежде всего объективными процессами, происходящими в мире. Достаточно упомянуть о выходе на историческую арену народов Азии, Африки и Латинской Америки, практически опровергающих европоцентристский подход к мировой истории, возросшую роль развивающихся стран во всех международных делах и необходимость теоретически осмыслить и связать их современные проблемы с их историей. Стремление применить марксистско-ленинскую теорию общественного процесса к анализу конкретной истории своей страны или региона и увязать этот анализ с общей линией мирового развития неизбежно подводит марк- систских авторов к постановке новых, в том числе и дискуссионных, проблем исторической науки.

Другим фактором, вызвавшим дискуссию, послужило развитие социального познания и накопление все нового материала об истории отдельных стран, народов и регионов, не укладывающегося в сложившиеся представления об особенностях докапиталистических формаций. Этот факт отмечают как сторонники, так и противники признания азиатского способа производства. “...Традиционные представления о рабовладельческом и феодальном способах производства действительно в какой-то мере не соответствуют новому фактическому материалу,— пишет, например, Ю. В. Качановский.— Политэкономия докапиталистических обществ, в особенности древних, разработана еще явно недостаточно. А это порождает весьма серьезные трудности для исследователей, анализирующих конкретный материал. В свете всего этого центральное направление в дискуссии, которая уже сейчас явно обозначается в выступлениях зарубежных, а также и советских марксистов,—это дальнейшая разработка теории докапиталистических формаций” .

Таким образом, новые факты действительности и новые завоевания науки объективно выдвинули задачу не только конкретизации общей теории формаций применительно к отдельным странам или регионам, ной утверждения, обогащения и развития ее объективного общего содержания.

В дискуссии ставились конкретные вопросы, связанные с определением формационной принадлежности того или иного общества, существовавшего в прошлом или существующего в настоящее время, и другие подобные конкретно-исторические проблемы. Поиски ответа на них следует отнести к компетенции исторической ' науки. В рамках исторического материализма подобные проблемы решаться не могут. Богатый опыт выработки правильных взаимоотношений философии и конкретных наук показывает, что необходимо избегать, с одной стороны, некритической зависимости от конкретно-научной позиции той или иной научной школы, а с другой — стремления путем философской дедукции решать конкретно-научные проблемы. Но это, конечно, не значит, что философы могут вообще устраняться от обсуждения конкретно-научных проблем.

Вопрос об азиатском способе производства породил на дискуссии целый спектр ответов. При этом однозначным был лишь отрицательный ответ, ответ тех, кто считает, что никакого особого азиатского способа производства нигде, в том числе и на Востоке, не было. Те же, кто признают существование азиатского способа производства, характеризуют его по-разному: это особая универсаль- ная стадия в развитии человеческого общества, переживающего переход от доклассового общества к классовому; эти стадия хотя и не универсальная, но необходимо возникающая в странах Востока, где земледелие основывается на искусственном орошении и где важные экономические функции возлагаются на деспотическое государство, выступающее надобщинным эксплуататором крестьян; это своеобразное смешение рабовладельческого и феодального укладов хозяйства; это разновидность феодализма. Кроме того, высказывалось обоснованное довольно умозрительно мнение, что азиатский способ производства возникает на основе особой “кабальной” фирмы эксплуатации человека человеком.

В ходе дискуссии подчеркивалась мысль о том, что вопрос о существовании азиатского способа производства может быть решен лишь конкретно-научным исследованием. Однако последнее всегда стимулируется теоретической установкой, хотя бы в виде гипотезы. Весь ход дискуссии показал, что различие точек зрения определяется не фактами самими по себе, ибо к одним и тем же фактам апеллируют и сторонники азиатского способа производства, и их оппоненты, а разницей в их интерпретации. Более того, из одних н тех же широки известных работ основоположников марксизма-ленинизма сторонники азиатского способа производства и их оппоненты делают противоположные выводы.

Поэтому, хотя проблема азиатского способа производства конечно же должна решаться конкретно-историческим исследованием, без предварительного решения некоторых принципиальных вопросов в рюмках философско-социологической теории такое исследование вряд ли достигнет цели. Далее, проблему азиатского способа производства, как оказалось, нельзя рассматривать изолированно, и дискуссия об этом способе производства переросла в обсуждение, по существу, .всей теории докапиталистических формаций, включая вопросы о том, существует ли единство и однозначная последовательность в развитии и смене формаций, как соотносится теоретическая схема формационного развития, так называемая “пятичленка”, с реальным многообразием истории в т. д. Вновь возник старый спор о том, можно ли говорить о едином пути развития Запада и Востока, или же киплинговское: “Запад есть Запад. Восток есть Восток, и вместе им не сойтись” — фиксирует действительный плюрализм мировой истории? Короче говоря, дискуссия переросла в спор по методологическим вопросам исторической науки, который не может быть разрешен лишь апелляцией к конкретно-научным фактам и их непосредственному

обобщению. Отталкиваясь от реальных факторов истории, нельзя с помощью простой индукции прийти к общим теоретическим выводам относительно логики мировой истории, так же как нельзя выводить некие обязательный пути развития каждого конкретного общества путем формальной дедукции из общих принципов исторического материализма. “...Материалистический метод,— подчеркивал Ф. Энгельс,— превращается в свою противоположность, когда им пользуются не как руководящей нитью при историческом исследовании, а как готовым шаблоном, по которому кроят и перекраивают исторические факты” .

Методологическая слабость участников дискуссии состоит в том, что они, ставя вопрос о конкретном проявлении смены формаций в истории и о том, сколько их было, не проводят различия между логикой всемирной истории и ее конкретно-историческим проявлением. Между тем, как нам кажется, до тех пор, пока это различие не будет четко зафиксировано и последовательно проведено в научном исследовании, спор не сможет быть разрешен и вообще не может быть плодотворным, ибо одна сторона будет апеллировать к явлению, а другая — к сущности, одна — фиксировать внимание на фактах истории, другая—на ее законах. Нетрудно заметить, что обе стороны оказываются правыми и неправыми в одно и то же время.

Ситуация, сложившаяся в ходе дискуссии об азиатском способе производства, имеет, как нам кажется, примечательную аналогию с ситуацией в политической экономии, проанализированной К. Марксом в четвертом томе “Капитала”. Мы имеем в виду попытки домарксовых экономистов выйти из затруднения, возник- шего, когда обнаружилось несовпадение закона стоимости и реальной практики обмена. Как известно, одни экономисты “разрешали” проблему отрицанием закона стоимости, другие — противоречащих ему эмпирических фактов. Первые апеллировали к явлению, вторые — к сущности. На деле, как показал Маркс, задача действительного научного познания состоит в том, чтобы, не отбрасы- вая ни эмпирические факты, ни открытый теорией закон, вскрыть те посредствующие звенья, которые придают проявлению закона не совпадающий с ним или даже противоречащий ему вид. Руководствуясь этой методологической установкой, можно сделать вывод, что неправомерно связывать вопрос о судьбе марксистской теории формаций с признанием или отрицанием азиатского способа производства, равно как и отождествлять любое решение о наличии или отсутствии конкретного исторического состояния с признанием или отрицанием общей закономерности истории, подобно тому как эмпирические акты обмена товаров нельзя непосредственно соотносить и тем более отождествлять с законом стоимости. Эмпирическое многообразие мировой истории, сложность, зигзагообразность развития отдельных стран или регионов, своеобразие судеб отдельных народов столь же мало опровергает логику всемирной истории, как и тот факт, что бочка выдержанного вина стоит дороже такой же бочки молодого вина, опровергает трудовую теорию стоимости. И сколько бы таких фактов, “опровергающих” теорию стоимости, конкретное исследование товарного обмена ни подобрало, с какой бы точностью оно их ни зафиксировало, это еще не значит, что наука должна отказаться от открытого ею закона стоимости. Подчеркнем также, что установление того эмпирического факта, что большинство актов обмена (как правило, почти все) совершается вовсе не по стоимости, также не имеет значения для решения вопроса об истинности или ложности закона стоимости. Именно потому, что эти отклонения наука объяс- няет.

Вопрос об общих законах истории, придающих ей единство и определенную последовательность, не тождествен вопросу о том, какие эмпирически конкретные общества существовали в той или иной стране или регионе и Какие конкретные этапы в своем развитии они проходили. Похоже, что здесь повторяется ошибка, допускавшаяся в дискуссиях по проблемам естественных наук, когда, как, скажем, в биологии, конкретно-научный вопрос о том, существует ли или не существует ген, непосредственно связывался с при- знанием или отрицанием материализма и диалектики. Философия марксизма вообще и исторический материализм в частности—это лишь руководство к познанию, и никаким эмпирическим фактам из их бесконечного многообразия это руководство по самому своему существу противоречить не может. Если какой-то народ, как устанавливает исследование, действительно перешел от первобыт- ного строя непосредственно к феодализму, то одинаково нелепо делать отсюда как тот вывод, что это отменяет закономерную последовательность формаций, так и тот, что этот действительный факт невозможен, поскольку он противоречит теории.

Итак, главное, как нам представляется, заключается в том, что дискуссия остро поставила вопрос о методологии, о соотношении эмпирического описания истории и ее теоретического воспроизведения. Вся трудность состоит в определении объективного содержания последнего, природы категорий науки и метода оперирования ими. Одни участники дискуссии считают, что коллизия между имеющимся у них представлением о марксистской теории общественного развития и новыми фактами науки сразу же разрешается, как только принимается и разрабатывается понятие “азиатский способ производства”: действительность осмыслена, “пятичленка” отброшена, все проблемы решены. Их оппоненты согласны, что новые факты не укладываются в понятия рабства, феодализма и пятичленную периодизацию истории, и предлагают “уточнить” эти понятия, привести их в соответствие с новыми фактами.

Обе стороны, таким образом, пытаются разрешить противоречие социального познания — в данном случае между единством в сущности и многообразием в явлении — с помощью его простого устранения в понятии.Но на этом пути проблема решена быть не может. Мысль должна правильно отразить противоречия жизни и тем самым помочь их действительному разрешению. И если кто-то считает, что марксова концепция естественноисторического характера развития формаций требует уточнений или даже изменений, то он должен доказать ее несовпадение с сущностью мировой истории, с действующими там общими законами развития производства, а вовсе не то, что она не совпадает с конкретно-историческими проявлениями этой сущности.

Однако дискуссия об азиатском способе производства не бесплодна. В ходе ее был дан детальный анализ особенностей докапиталистических формаций, что обогатило наши представления о них. Было конкретизировано и углублено понимание различий между докапиталистическими формациями и капитализмом, воспроизведены и обсуждены положения К. Маркса по этому вопросу, что имеет весьма актуальное теоретико-методологическое и практически-политическое значение. Переходы внутри докапиталистических формаций, от докапиталистических формаций к капиталистической, а тем более от капитализма к коммунистической формации предстают в этом смысле как переходы разного масштаба. Обогатились также конкретно-исторические представления о материальных общественных отношениях на основе исследования и разграничения личных и вещных отношений как специфических для докапиталистических формаций и капитализма.

Дискуссия привлекла внимание к анализу основного экономического отношения, характеризующего способы производства различных докапиталистических формаций , что только и может послужить основанием для разграничения “азиатского” и “античного” способов производства и дать ответ на пока еще дискуссионный вопрос о том, образовывали ли социальные структуры, опре- деляемые как “азиатский” способ производства, особую формацию. Вместе с тем дискуссия высветила ряд проблем исторического материализма, которым необходимо дать более всестороннее — с учетом современных потребностей — обоснование, способствовать преодолению их упрощенной трактовки. Это проблемы, касающиеся естественноисторического процесса развития и смены формаций:

1. Как выработано понятие “общественно-экономическая формация” и каково его содержание?

2. Чем детерминируется ход истории и можно ли выделить основную детерминанту, общую для всех кoнкpeтнo-иcтopичecкиx социальных образований.

3. Если такая детерминанта есть, то каков механизм ее реализации, придающий общественному развитию характер естественноисторического процесса, и как соотносятся развитие общества, фиксируемое теорией исторического материализма, и реальный ход истории, изучаемый исторической наукой?

К рассмотрению этих вопросов мы теперь и перейдем. Начнем с понятия общественно-экономической формации. В его трактовке встречаются две одинаково ошибочные крайности. Понятие формации рассматривается либо как нечто эмпирически общее, образованное путем непосредственного обобщения конкретной истории, либо как некая мысленная конструкция на манер идеальных типов М. Вебера, как идеальная модель определенного общества, полученная, однако, путем выделения общих черт реально существующих конкретных обществ.

Эти позиции нашли отражение и в упомянутой дискуссии. Сторонники азиатского способа производства полагали, что в развитии ряда древневосточных обществ существуют принципиальные особенности, которые отличают становление и развитие там классового общества от аналогичного процесса в Европе в период рабства и феодализма, и что сущность эволюции этих обществ и их современное состояние нельзя понять, абстрагируясь от этой специфики.

Противники азиатского способа производства не отрицают наличия этих специфических особенностей, но считают их недостаточно существенными для выделения древневосточных обществ в особую формацию. По их мнению, речь может идти лишь 'о специфическом проявлении общего, обусловленного конкретным воздействием географических, исторических и иных обстоятельств, от которых можно и нужно отвлечься. Тогда эти общества можно будет отнести ко вполне определенным формациям — рабству, феодализму,— соответственно уточнив эти понятия. Нетрудно заметить, что общим методологическим принципом для обеих спорящих сторон является подход к формации как к понятию, полученному на уровне эмпирического познания. Только в одном случае специфические черты реальных исторических образований (древневосточных обществ) признаются существенными, в другом — от них считают возможным отвлечься.

Но выработать понятие формации принципиально невозможно, если исходить из непосредственного обобщения эмпирической истории, подобно тому как нельзя дать определение сущности человека путем выделения общих черт реально существующих человеческих индивидов. Оставаясь на уровне простого суммирования общих признаков ряда исторически конкретных социальных обра- зований, можно прийти лишь к тощим, лишенным научной значимости определениям. Имея все это в виду, легко понять, почему авторы, считающие выработку понятия формации результатом непосредственного вычленения некоторых общих признаков, присущих социальным организмам конкретной эпохи, сталкиваясь с отсутствием этих признаков или некоторых из них в других обществах той же эпохи, делают вывод о непригодности существующего определения формации для исторической науки. Неизбежным следствием указанного подхода к выработке понятия формации является представление о ней как о иском шаблоне или модели, с которыми соотносятся реальные общества, причем последние сплошь предстают “отклонениями от правил”, “исключениями из образца”. Стоит отметить, что сложность проблемы понимал уже М. Вебер. “Хитроумность” его идеальных типов в том и состоит, что они удовлетворяют потребность историка в обобщении (“типами” он их называет потому, что они должны дать характеристику общих черт исследуемых явлений) и в то же время позволяют снять претензии на объективность познания (“идеальными” он их называет потому, что это мысленные конструкции, нигде эмпирически не фиксируемые, а всецело зависимые от точки зрения исследователя). Понятие формации — это не идеальный тип ив тоже время не , эмпирически общее. Выработано оно не на основе выделения общих черт различных эмпирически существующих обществ, а путем теоретического проникновения в сущность общественной жизни.

Становление марксизма, формирование взглядов К. Маркса и Ф. Энгельса убедительно показывает, что, хотя они придавали большое значение изучению исторических фактов, к открытию, сначала гипотетическому, научного понимания истории, к выработке понятия формации они шли не от непосредственного обобщения эмпирической истории. Исчерпывающие разъяснения на сей счет дал В. И. Ленин: “Сознание непоследовательности, неза- вершенности, односторонности старого материализма привело Маркса к убеждению в необходимости “согласовать науку об обществе с материалистическим основанием и перестроить ее соответственно этому основанию”.

Согласовать науку об обществе с материалистическим основанием как мы видели, позволило К. Марксу открытие того, что общественно-производственные отношения людей складываются в процессе их материальной трудовой деятельности. Эти производственные отношения и характеризуют сущность определенного общества позволяя тем самым отбросить разговоры об обществе вообще и исследовать законы развития исторически конкретных обществ — общественно-экономических формаций. Таким образом, именно выделение материальных общественных отношений послужило основой выработки этого понятия. “Античное общество, феодальное общество, буржуазное общество представляют собой такие совокупности производственных отношений, из которых каждая вместе с тем знаменует собой особую ступень в историческом развитии человечества” .

Как показал В. И. Ленин, именно выделение производственных отношений поставило изучение истории на объективную научную основу, так как, во-первых, позволило обнаружить в «порядках» разных стран общее, существенное, закономерное и ввести тем самым в науку об обществе критерий повторяемости, возможность чего отрицали субъективисты (неокантианцы и др.); во-вторых, с выделением производственных отношений в науке появился критерий, позволяющий отличать в общественной жизни существенное от несущественного, второстепенного, что дало твердую основу для объективного подхода к истории.

Выделение производственных отношений открыло перспективу объективного анализа истории, потому что именно они выступают системообразующим фактором, социальной реальности. В. И. Ленин называет производственные отношения “скелетом” формации. Это очень точный образ; при всех конкретных модификациях формации общие рамки возможных вариаций определяются именно строением ее “скелета”. Производственные отношения, будучи материальной формой развития производительных сил, вместе с тем образуют экономический базис всей формации.

Ясно, что эти выводы невозможно было сделать лишь на основе простого обобщения эмпирических данных. Но они свидетельствуют и о том, что понятие формации неверно было бы интерпретировать и как лишь мысленную конструкцию, специально созданную для упорядочения исторических фактов. Обычно подобная трактовка подвергается критике на том основании, что формация — не только теоретическая модель, характеризующая общие черты данной ступени исторического развития. Мы же хотим подчеркнуть еще и другое, а именно то, что формация — не только теоретическая абстракция и не только общее в особенном, но и некая социальная реальность. Марксистский историзм обязывает исследовать особые исторические образования, которые демонст- рируют “богатство конкретного развития”, то есть общее в его классическим проявлении. Такие, например, широко известные понятия, как “американский” или “прусский” пути развития капитализма, демонстрируют общее в его полном и в то же время конкретном выражении. Чтобы эти понятия не превращались в схему, эталон, “идеальный тип”, они должны рассматриваться исторически, как определенный результат предшествующего и предпосылка последующего развития, то есть не абстрактно, а в конкретно-исторической особенности. Короче, это особенное должно быть понято как наиболее полное проявление общего и вместе с тем как такое общее, которое реально существует как исторически кон- кретное и, следовательно, должно быть понято в своей особенности. “.. Общее,— писал Маркс,— являясь, с одной стороны, всего лишь мыслимой differentia specifica, вместе с тем представляет собой некоторую особенную реальную форму наряду с формой особенного и единичного” .

Таким образом, понятие, выработанное путем формально-логического вычленения некоторых общих черт, присущих эмпирически конкретным социальным образованиям, и понятие, выработанное путем проникновения в сущность исследуемого явления и фиксации существенно общего в нем, не совпадающего с эмпирически общим у всего класса данных явлений, различаются как абстракт- но-всеобщее и конкретно-всеобщее понятия. “Человек — животное с мягкой мочкой уха”. Эта абстрактно-общая характеристика верна по отношению ко всем людям, но она мало что дает для действительного понимания человека и его истории. “Человек — животное, производящее и употребляющее орудия труда”. Формально это определение неприменимо к любому эмпирически конкретному индивиду, но только оно дает ключ к пониманию сущности человека, истории его становления и развития. Вместе с тем это конкретно-всеобщее понятие имеет не только идеальное, но и реальное существование. Понятие формации существует и как существенно-общее, и как наиболее развитое, классическое его проявление в отдельном.

Может создаться впечатление, что наличие в истории типичного выражения определенной формации облегчает пользование этой категорией. На самом деле это обстоятельство значительно усложняет применение понятия формации в конкретном исследовании. Например, тот факт, что античная Греция явила собой классический образец рабовладельческого общества, создает иллюзию, будто здесь можно в чистом виде наблюдать процесс возникновения этой формации из предшествующей и ее переход в последующую. Поскольку же исторические исследования этого не подтверждают — ни античная Греция, ни рабовладельческий Рим непосредственно не совершили перехода к феодализму,— делается вывод, что их путь уникален, что рабство не является необходимой ступенью общечеловеческого развития, а Греция и Рим представляют тупиковые ветви конкретно-исторического процесса . Однако классическое проявление формации в конкретной истории не отменяет того факта, что это понятие характеризует не этапы развития каждого народа, а необходимые ступени всемирно-исторического процесса. Формация, взятая как категория исторического материализма и рассматриваемая как характеристика этапов мировой истории, связана с категорией “всемирность”, в которой фиксируется объективно необходимая связь многообразных социальных процессов в качестве условия движения мировой истории как развития и смены формаций.

Не менее важным для понимания содержания и значения понятия формации является то, что оно выработано вовсе не как некая абстракция, безотносительно к решению определенных познавательных задач. Поскольку понятие “формация” разработано как категория исторического материализма, то есть для решения вполне определенных познавательных задач, и служит, как и любая категория, “ступенькой для овладения сложной сетью явлений” (В. И. Ленин), постольку и пользоваться ею надо не абстрактно, а в рамках ее специфических познавательных возможностей.

Исторический материализм раскрыл магистральную линию развития истории человечества от первобытной дикости через ряд необходимых этапов к современной эпохе перехода человечества к коммунизму. Для характеристики отдельных стадий единой всемирной истории человечества и было выработано понятие “общественно-экономическая формация”, фиксирующее эволюционирующую единицу всемирной истории и имеющее для познания ее логики такое же значение, как вид в биологии для познания магистральной линии развития органического мира. В то же время развитие реальной истории людей, складывающееся из истории отдельных народов, стран, регионов, далеко не всегда совпадает с логикой магистрального развития, соответствует последовательному прохождению этапов общественного прогресса. Непосредственному взору исследователя история человечества предстает в виде огромного многообразия конкретных “историй”, индивидуальные судьбы которых многообразны и неповторимы. Итак, формация есть категория исторического материализма.

При изучении конкретной истории следует обязательно учитывать, что понятие формации отражает и характеризует сущность исторического процесса, его единство или внутреннюю логику развития, а не конкретную историческую реальность во всем ее многообразии. Оно служит лишь средством изучения конкретной истории, а не шаблоном, под который можно подгонять конкретный ход развития той или иной социальной общности. И трудности, как это неоднократно подчеркивали основоположники марксизма-ленинизма, тогда только и начинаются, когда, опираясь на это понятие философско-социологической теории, необходимо перейти к непосредственному историческому исследованию. Можно, конечно, избежать этих трудностей, устраняя из реальной истории все, что не укладывается в общую теорию, или отказываясь от теории, чтобы остаться верным эмпирической реальности. Но к марксистско-ленинской науке это не имеет никакого отношения.

3. Категория общественно-экономической формации: содержание н структура

“...Главная особенность понятия формации в том, что оно отражает только важные, только существенные явления, т. е. только такие принципиальные особенности социальных порядков, которые в основном единообразно повторяются в разных странах и которые можно обобщить” . Исходя из этого положения, обычно включают в понятие формации три основных элемента. “Известно,— пишет, например, Е. М. Жуков,— что общественно-экономические формации складываются как единство производительных сил, производственных отношений и надстройки на определенной ступени исторического развития” . Однако изучение трудов классиков марксизма показывает, что в них содержание понятия формации характеризуется вовсе не однозначно. Фиксируя это обстоятельство, многие участники дискуссии о категории “социально-экономическая формация”, проведенной центром марксистских научных исследований Французской коммунистической партии в 1971 г., вообще отрицали научную определенность этой категории. Классики марксизма, утверждали они, употребляли термин “формация” в самом различном значении. И это-де должно быть возведено в принцип. В связи с этим предлагалось вместо категории “общественно-экономическая формация” пользоваться целым “семейством” категорий, объединенных термином “формация”.

Нам представляется, что в рамках исторического материализма можно выделить несколько основных аспектов определения формации.

Как категория, призванная вычленить в сплошном потоке истории качественно определенные, относительно устойчивые образования “формация” имеет своим содержанием исторически определенные производственные отношения. Именно вычленение основного производственного отношения, выступающего как сово- купность отношений в производстве, обмене деятельностью и распределении, позволяет не только строго научно отделить один этап истории от другого, скажем феодализм от рабства или капитализма, но и вскрыть в сугубо индивидуализированных, неповторимых порядках разных стран существенно общее. “...Анализ материальных общественных отношений,— подчеркивал В. И. Ленин,— сразу дал возможность подметить повторяемость и правильность и об- общить порядки разных стран в одно основное понятие общественной формации”'.

Иное содержание имеет категория “формация” в том случае, когда она выражает исторически конкретный тип проявления определенных производственных отношений. Как известно, историю становления и развития капиталистической формации К. Маркс изучал на примере Англии. Результатом его исследования явился “Капитал” — образец научного анализа формации. Какой же смысл Маркс вкладывает здесь в понятие формации? Классический ответна этот вопрос опять-таки дает Ленин. “Скелет” формации, исследуемой в “Капитале”, составляют производственные отношения. “Все дело, однако, в том,— подчеркивает Ленин,— что Маркс этим скелетом не удовлетворился, что он одной “экономической теорией” в обычном смысле не ограничился, что — объяс- няя строение и развитие данной общественной формации исключительно производственными отношениями — он тем не менее везде и постоянно прослеживал соответствующие этим производственным отношениям надстройки, облекал скелет плотью и кровью”. И далее Ленин дает развернутую характеристику содержания понятия “формация”: Маркс показал “всю капиталистическую общественную формацию как живую — с ее бытовыми сторонами, с фактическим социальным проявлением присущего производственным отношениям антагонизма классов, с буржуазной политической надстройкой, охраняющей господство класса капиталистов, с буржуазными идеями свободы, равенства и т. и., с буржуазными семейными отношениями” .

Очевидно, что, характеризуя содержание понятия “формация” применительно к исторически определенному обществу на данном этапе его развития, В. И. Ленин вовсе не сводил это содержание к трем элементам — производству, базису и надстройке. Он говорит и о присущих формации бытовых сторонах, и о семейных отношениях, и о классах, и о вытекающем из характера производ- ственных отношений своеобразии их взаимоотношений и т. д. При этом следует учитывать, что, показывая в “Капитале” всю капиталистическую формацию как живую на типичном примере Англии, К. Маркс писал не просто о специфических классах английского общества, об английской семье или своеобразии быта, а имел в виду классы именно капиталистического общества, специфику капиталистической семьи и т. д. Таким образом, и в данном случае вырабатывается теоретическая абстракция, но уже приближающаяся к специфической реальности той или иной конкретной капиталистической страны. “В действительности же всегда имеется налицо лишь некоторое приближение; но приближение это тем больше, чем полнее развит капиталистический способ производства...” .

Это означало, что, хотя в обществе (как и в природе) нет индивидуальных явлений, абсолютно соответствующих своему понятию, отсюда не следует, что понятия надо рассматривать как чистые абстракции, вычленяющие общее в явлениях и не имеющие непосредственного аналога в действительности. Понятие формации (как, впрочем, и любое другое научное понятие) надо рассматривать и как абстракцию (дающую одностороннее отражение объекта), и как конкретное понятие (отражающее полноту явления), если его рассматривать в той точке, “где процесс достигает полной зрелости, своей классической формы” .

Подводя некоторый итог сказанному, отметим, что необходимо различать принцип, на основе которого стала возможной выработка понятия “формация”, позволившего отделить один период истории от другого, и само содержание этого понятия, характеризующее формацию как особый социальный организм, имеющий специфические законы возникновения, функционирования и развития.

Категория “общественно-экономическая формация” — своеобразный итог теоретического осмысления общественной жизни и ее истории, которая представляет, с одной стороны, развернутый во времени процесс восхождения от одной ступени общественного развития к другой, от первобытнообщинного строя через антагонистические формации к коммунизму и, с другой — совокупность развернутых во времени и пространстве процессов развития от- дельных стран, народов, государств, региональных объединений. Поэтому, анализируя содержание этой категории, надо иметь в

виду обе ее соотносительные характеристики. Как понятие, позволяющее расчленять всемирную историю на различные этапы, формация фиксирует то существенно общее, что их отличает: как понятие. характеризующее своеобразие каждого из этих этапов, скажем капиталистическую или коммунистическую формацию, она фиксирует данное общество во всем богатстве его проявлений. Само по себе понятие формации не дает конкретных знаний ни об истории какой-либо страны или региона, ни об истории человечества в целом, но оно позволяет отбросить разговоры об обществе вообще и приступить к изучению любого из конкретных обществ, поскольку дает объективные критерии их выделения, разграничения и целостной характеристики. Понятие формации служит как познанию единства всемирной истории, так и исследованию присущих ей различий. Именно поэтому категория “общественно-экономическая формация” рассматривается как краеугольный камень материалистического понимания истории, значение которой для всего обществознания трудно переоценить.

Само собой разумеется, и об этом мы уже говорили, выработать понятие формации было нельзя, не вскрыв родовое единство человечества, не показав, что любое исторически конкретное общественное образование в своей сущности характеризуется определенными производственными отношениями, внутри и посредством которых только и может осуществляться производство и вос- производство непосредственной жизни. Без раскрытия того общего, что присуще истории людей) выработать понятие формации было бы, конечно, невозможно. Но значение его состоит как раз в том. что оно позволяет приступить к изучению исторически определенного общества во всем богатстве его характеристик. Таким образом, вычленение производственных отношений как того, что отличает одну формацию от другой, есть необходимая предпосылка рассмотрения каждой из них как конкретной целостности. В этом, последнем, случае и возникает необходимость всестороннего исследования содержания этого понятия и рассмотрения структуры социального организма как системы взаимосвязанных элементов.

Важнейшим структурным образованием любой формации, определяющим ее формирование, функционирование и развитие, является способ производства материальных благ, необходимых для жизни людей. Выделение производства в качестве материально-экономической основы любого общества, определяющей в конечном счете возникновение и развитие всех других элементов социальной системы, и есть конкретное проявление принципа материализма при анализе общественной жизни. Вместе с тем такое выделение стало возможным лишь на определенном этапе истории. Как и все категории исторического материализма, понятие “производство” — абстракция, имеющая значение для всех общественных форм. Это, однако, не значит, будто ее можно выработать на любом этапе истории и с помощью формально-логических познавательных средств. Только при капитализме, когда понятие “производство вообще” выступает как “практически истинное”, создается возможность и его теоретической фиксации.

Реализовать же эту возможность и действительно зафиксировать теоретическое содержание производства и его значение как основополагающего структурного элемента любой социальной системы можно, лишь исследовав эти проблемы в рамках исторического материализма и выразив результаты такого анализа в соответствующих категориях. Для этих целей нельзя воспользоваться категориями политэкономии, хотя, казалось бы, они характеризуют те же самые отношения. Когда исторический материализм исследует тот же объект, что и конкретная наука, он рассматривает его в ином отношении. Поэтому нельзя механически переносить категории частных наук в философско-социологическую теорию и наоборот.

Так, исторический материализм, как и политэкономия, .используют для характеристики двух сторон производства категории “производительные силы” и “производственные отношения”. Но если в политэкономии эти категории выработаны для анализа экономики общества, то в историческом материализме они служат исследованию общества в Целом. В связи с этим они и содержа- тельно несут различную нагрузку.

В политэкономии и в особенности в конкретной экономике производительные силы включают в себя все многообразие элементов, необходимых для производства материальных благ. Так, характеризуя в “Капитале” такой элемент производительных сил, как средства труда, К. Маркс называет и производственные здания, и используемые в производстве средства транспорта и связи, и сосуды, и бочки, и смазочные материалы, а не только орудия труда. Вместе с тем Маркс подчеркивает, что из всех средств труда наи- большее значение для понимания зависимости общественного состояния от уровня развития материально-технической базы имеют именно механические средства труда, совокупность которых он называл “костной или мускульной системой производства”. Исторический материализм, который характеризует средства труда не с точки зрения их роли в процессе производства, а именно с точки зрения их воздействия на состояние общества в целом, фиксирует внимание на указанном положении Маркса. Поэтому, выделяя в производительных силах средства труда как их определяющий элемент, исторический материализм указывает: экономические эпохи различаются не тем, что производится, а тем, как производится, какими средствами труда.

Характеризуя производительные силы как социологическую категорию, исторический материализм включает сюда два основных элемента, существенно важных для социологического анализа: орудия труда, которые выступают материальным показателем меры познания и практического господства человека над природой, и людей — трудящихся, обладающих определенным опытом, навыками и знаниями, необходимыми для того, чтобы производить орудия и приводить их в движение.

Если бы экономисты, скажем разрабатывающие проблемы экономики сельского хозяйства, исходили бы непосредственно из дефиниции производительных сил, сформулированной в рамках исторического материализма, и обосновывали бы ту мысль, что для подъема сельского хозяйства достаточно завезти в деревню новую технику и обеспечить ее использование специалистами, но не по- заботились бы о запчастях, горючем и смазочных материалах, ремонтных мастерских и навесах для техники и т.д., то они принесли бы немалый вред практике и обнаружили бы к тому же непонимание методологической функции исторического материализма.

Так же в принципе обстоит дело и с категорией “производственные отношения”. Как форма развития производительных сил, они исследуются и политэкономией, и историческим материализмом. Но если политэкономия рассматривает их во всем богатстве присущих им характеристик, общих и частные законов функцио- нирования и развития, то исторический материализм рассматривает их только в их общесоциологическом качестве, то есть как элемент социальной системы, взаимодействующий с производительными силами, зависящий от них и в то же время придающий им определенное социальное качество. Исторический материализм исследует диалектику производительных сил и производственных отношений, общие законы их взаимоотношений и не вторгается в сферу конкретно-исторических законов функционирования и развития производственных отношений. В этом смысле политэкономия охватывает производственные отношения шире, всестороннее, чем исторический материализм. Но исторический материализм не ограничивается рассмотрением производственных отношений только как формы развития производительных сил. Он рассматривает их и в ином социальном качестве — как базис надстроечных образований и в этом смысле исследует их шире, богаче и всестороннее, чем политэкономия.

Исторический материализм рассматривает производственные отношения как экономическую структуру общества, как ту основу, которая порождает и определяет существование и развитие целой системы надстроечных образований, то есть не только как форму развития производительных сил, но и как содержание надстройки. Для характеристики производственных отношений в этом их своеобразном качестве выработано особое понятие — “экономический базис общества”.

Каждая общественно-экономическая формация характеризуется вполне определенными базисом и надстройкой. Реально, конечно, ни одна формация, даже в своем классическом проявлении, не выступает в чистом виде, как полностью соответствующая своему понятию, ибо только в абстракции она существует как нечто статичное, отделенное абсолютно строгими границами от предшествовавшей и последующей формаций. Рассматриваемая же в развитии, любая формация несет в себе остатки старого способа производства и зародыши нового, существующие в рамках данной формации в виде укладов хозяйства. Воздействие последних сказывается на конкретно-историческом характере базиса и надстройки каждого данного общества.

В связи с этим возникает необходимость более подробно осветить два вопроса: во-первых, каково содержание и значение тех понятий, в которых отражаются перечисленные структурные элементы формации, во-вторых, исчерпывается ли ими содержание понятия “формация”?

Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо прежде всего раскрыть значение понятия производства для всей теории формаций, не ограничиваясь констатацией того факта, что производство является основным условием существования людей любого общества. Научным открытием основоположников марксизма стало обоснование и доказательство того, что, осуществляя процесс производства, люди не только меняют природу, приспосабливая ее к своим потребностям, но и меняют свою собственную природу, формируются и развиваются как социальные существа. Производя материальные блага, люди тем самым производят определенный уклад своей жизни, ибо способ производства — это определенный вид жизнедеятельности индивидов, “их определенный образ жизни”. Значение этого открытия в том и состоит, что им обосновывается фундаментальный вывод: строение каждой формации определяется присущим ей способом производства общественной жизни.

Способ производства есть материальная система, которую можно анализировать в категориях научного мышления. Возникает вопрос, в какой мере этот способ анализа применим ко всему обществу, включающему не только объективную, но и субъективную сторону? Иначе говоря, можно ли субъективную сторону исторического процесса анализировать с объективных позиций? Видимо, положительный ответ на этот вопрос может быть дан, если будет доказана материальная обусловленность субъективной стороны общественной жизни, то есть ее зависимость от материального производства.

Задача объективного анализа субъективной стороны общественной жизни — специфическая проблема общественных наук. Ее решение, как уже отмечалось, немыслимо без материалистической философской основы. Лишь с позиций материализма, утверждающего, что бытие определяет сознание, открывается возможность объективного анализа субъективной, вторичной, производной сто- роны исторического процесса.

Эта возможность впервые была реализована и воплощена в цельную концепцию историческим материализмом. Доказательство тоги, что содержательная и структурная характеристика надпроизводственных сфер определяются материальным производством, дано марксизмом в теории базиса и надстройки. Эти понятия были введены в науку К. Марксом, который, сопоставляя производственные отношения с социально-политическими структурами, пришел к выводу, что совокупность “производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания” .

За внешней простотой этих определений скрывается целый комплекс сложных проблем, то есть. теоретическое содержание, с которым нельзя обращаться произвольно, не ломая всей конструкции материалистического понимания истории. Именно черев категорию надстройки материалистический подход распространяется на надэкономические сферы общественной жизни, чем создается возможность их научного анализа.

В самом определении этих сфер как надстройки уже заключена идея их зависимости от базиса общества, от материальных, складывающихся помимо воли и сознания людей экономических отношений. Линии этой зависимости многообразны и выявляются конкретно-историческим анализом. Методология указывает лишь на сам факт зависимости субъективной стороны от объективной и на этой основе выявляет принципы объективного анализа первой.

В определении К. Маркса заложена еще одна важная идея. Он выделяет именно политико-юридическую надстройку. Вряд ли это можно рассматривать как полную характеристику надстройки. Речь идет здесь, по нашему мнению, о ядре надстройки, главном ее содержании, связанном с тем, что именно юридическая и политическая надстройка (государство, система права и т. д.) прямо выражает и закрепляет те отношения собственности, которые складываются в сфере базиса и характеризуют его специфику. При определении политико-юридической надстройки экономические отношения собственности тем самым приобретают новую форму выражения. Базис и политико-юридическую надстройку объединяет то, что в обоих случаях речь идет об отношении соб- ственности, но в первом — об их экономическом содержании, а во втором — об их политико-юридической форме. Эта зависимость выражена в известных положениях марксизма, что политика есть концентрированное выражение экономики, а право — юридическое выражение собственности. Государство — основное учреждение надстройки классового общества, ее стержень. С его помощью класс, господствующий в экономике, становится господствующим и в сфере надстройки, в обществе в целом.

Такова основная линия детерминации надстройки: содержание и Структура экономических отношений определяет содержание и структуру политико-юридической формы. В онтологическом плане таким путем образуется структура общественно-экономической формации. В методологическом — эта зависимость создает возможность объективного научного анализа всей сферы государства, политических и юридических отношений конкретного общества, оп- ределенной формации.

Но характеристика надстройки не исчерпывается указанием на ее зависимость от базиса. В отличие от экономических отношений, политико-юридические формы, надстроечные учреждения, организации и отношения не могут сложиться, не будучи опосредствованы сознанием людей. Поэтому, вступая в сферу надстройки, мы покидаем область материальных отношений, складывающихся помимо воли и сознания людей, и включаемся в систему отношений, которые формируются, “проходя через сознание” (В. И. Ленин),— отношений идеологических.

Идеологические отношения — иной тип отношений по сравнению с материальными. Они вторичны, производны от материальных. Это значит, что идеологические общественные отношения также не произвольны, не могут устанавливаться вне зависимости от материальных условий жизни общества. И в той мере, в какой они зависят от материальных отношений, они могут быть “выведены” из них. Например, так же как политический антагонизм классов буржуазного общества с необходимостью определяется противоположностью их экономических интересов, отношения дружбы, сотрудничества трудящихся классов с необходимостью порождаются социалистической общественной собственностью на средства производства.

Вместе с тем для идеологических отношений характерна и зависимость от общественного сознания, в результате чего в них включается субъективный момент. Так, политические отношения приобретают адекватную форму, лишь будучи опосредствованы политическим сознанием, правовые — при наличии соответствующих норм, выражающих волю господствующего класса, и т. д.

В идеологических отношениях мы впервые сталкиваемся с детерминирующей ролью сознания, идеологии, а следовательно, с проявлением их активности. Наличие этой второй детерминанты обусловливает большую вариативность надстроечных явлений по сравнению с базисными: в определенных границах на основе одного и того же базиса могут возникать своеобразные варианты надстроечных отношений и учреждений.

Активность общественного сознания, идеологии, проявляющаяся в их участии в формировании идеологических отношений,— только одна сторона взаимоотношения общественных явлений как социальных сил, во взаимодействии которых осуществляется развитие общественных формаций. Другая важная сторона — обратное воздействие надстройки на породивший ее материальный базис. Каналы такого воздействия разнообразны. Надстройка влияет на базис, поскольку составляющие ее учреждения выполняют определенные экономические функции в организации хозяйственной жизни общества. В этом плане особенно большую роль играет социалистическое государство, являющееся собственником основных средств производства .

Надстройка воздействует на базис и тем, что она определенным образом стимулирует деятельность людей. Она влияет на экономику, выполняя и социально-политические функции. Здесь важно учитывать ту особенность учреждений надстройки, что они выступают как идеологической, так и материальной силой. Политическое единство класса в условиях антагонистических формаций или общества при социализме воплощается в государстве, которое обладает материальными орудиями власти — армией, полицией (милицией), тюрьмами и т. д. Различные объединения, возникающие на основе идейного единства, скрепляются материальным единством организации, дисциплины и т. д. Даже моральное сознание, которое не подкрепляется в обществе какими-либо особыми учреждениями и организациями, охраняется силой общественного мнения, то есть специфическим практическим воздействием на нарушителей морали или поощрением выполняющих ее требования.

То обстоятельство, что духовные элементы надстройки выражаются и подкрепляются материально, позволяет им служить проводником воздействия определенных идей на базис, превращает идеи в материальную силу. Без соответствующих элементов надстройки идеи оставались бы простым пожеланием и не могли бы воздействовать на развитие общества.

Таким образом, надстройка как идеологическая и материальная сила обладает относительной самостоятельностью и способностью обратно воздействовать на породивший ее базис, закреплять его политически и духовно, тормозить его развитие или, напротив, способствовать ему.

Надстройка — необходимый элемент каждой формации. Ведь люди, объединенные в общество с помощью материальных отношений, подчиняющиеся действию объективных законов, вступают в эти отношения и реализуют требования объективных законов как существа, одаренные сознанием и волей. Поэтому на базе материальных отношений с необходимостью возникают идеологические духовные образования, материализующиеся в соответствующих отношениях, учреждениях и организациях и образующие вместе с ними надстройку определенной формации. Она одна из тех социальных сил, во взаимодействии которых происходит развитие общественных формаций.

Материальные и идеологические отношения являются видами общественных отношений — многообразных связей, складывающихся между большими группами людей в процессе их деятельности в различных сферах общественной жизни. Как продукт взаимодействия людей, общество и образуется совокупностью этих отношений, в рамках которых формируются и существуют люди как социальные существа.

Общественные отношения следует отличать от личных отношений — любви, дружбы и т. д. Люди вступают в личные отношения как общественные существа, но сами эти отношения носят индивидуальный характер. На производстве и в быту, в семье и в коллективах, где люди поддерживают непосредственные контакты, личные отношения играют большую роль и изучаются рядом наук: психологией, историей, конкретной социологией в связи с проблемой общения. Проблема эта в последнее время привлекает большое внимание ученых, поскольку игнорирование наукой личных связей и недооценка роли общения образовали значительный пробел в нашей науке, без восполнения которого трудно, а иногда и невозможно изучать процессы, происходящие в семье, в трудовых коллективах, воспитание подрастающего поколения и т. д.

Методологический интерес представляет проблема соотношения общественных отношений и общения. Диалектика их взаимосвязи весьма сложна. С одной стороны, характер общения зависит от общественных отношений, от социальной принадлежности вступающих в общение людей; с другой — в самих личных отношениях проявляются общественные отношения; с третьей — отношения общения могут влиять на общественные отношения, вступать с ними в противоречия и т. д.

Заметим, между прочим, что выяснение диалектики общественных отношений и общения дает ключ к переходу от анализа глобальных социальных структур, больших социальных групп и отражающих их категорий (формация, базис, надстройка и т. д.) к анализу процессов, происходящих в “малых группах” — в трудовых коллективах, в семье и т. д. Иначе говоря, появляется возможность перейти на иной уровень анализа — от общей социологии к конкретной, от макросоциологии к микросоциологии, к изучению интимных процессов в микросреде индивида. Опыт развития социологических исследований в СССР показал, что неумение некоторых социологов перекинуть “мостик” от общих категорий исторического материализма к понятиям конкретной социологии может привести к недооценке и даже отрицанию значения исторического материализма для конкретных социологических исследований, его роли в качестве общесоциологической теории. В то же время без общих категорий, с помощью которых можно отразить существенные формы социального целого, невозможно понять и частные социальные явления, и. процессы, происходящие в различных сферах общественной жизни.

Так, при исследовании классового общества всегда нужно учитывать, что здесь господствующей надстройкой являются учреждения и идеи господствующего в экономике класса. Государство, церковь, школа, средства массовой пропаганды и воспитания находятся в руках господствующего класса, и “в силу этого мысли тех, у кого нет средств для духовного производства, оказываются в общем подчиненными господствующему классу” '. В ходе же развития классово антагонистических формаций, в обострением свойственных им антагонизмов появляется новая идеология, отражающая общественные противоречия с позиций тех классов, которые призваны эти противоречия разрешить. По своей природе новые идеи и соответствующие им организации и учреждения представляют тоже явления надстроечного характера. Но они противостоят господствующей надстройке, которая стремится их подавить или, по крайней мере, ограничить сферу их влияния, поскольку они направлены не на утверждение, а на разрушение, коренное изменение данного базиса, выступают элементами отрицания данной формации, порожденными ее собственным развитием.

В противоположность надстройке антагонистических формаций, связанной с интересами господствующих в экономике классов, в социалистическом обществе надстройка выражает интересы трудящихся масс — носителей социалистических производственных отношений—и потому служит не только орудием сохранения и защиты экономического базиса, но и могучим средством его изменения и развития в интересах самих масс. В то же время по своей природе она остается подчиненной общим законам развития надстроечных явлений.

Способ производства, базис и надстройка — основные элементы формации, поскольку они характеризуют ее материально-экономическую основу, социально-политический и духовный облик. Но общий теоретический анализ социальной системы, чтобы быть строго научным, не может игнорировать и другие реально существующие структурные элементы общества.

Чтобы разобраться в их многообразии, следует различать, по „ крайней мере, два подхода к анализу структуры общества. Первый подход заключается в ее рассмотрении как объективной системы общественных явлений—системы разнообразных социальных институтов, учреждений, организаций и других элементов социального целого. В этом плане можно выделить в структуре фор- мации кроме базиса и надстройки такие явления, как естественные и технические науки, язык, сфера быта, а также досуга, спорта и развлечений и т. д.

Второй план анализа возникает, когда в обществе выделяются не компоненты социальной системы, а группы людей, различающиеся на основании существенных и объективных критериев. Здесь выявляется собственно социальная структура, включающая такие образования, как исторические формы семьи, определенные исторические общности людей (племя, народность, нация, межнациональная общность), классы (основные, неосновные, социальные слои, прослойки), сословия, касты, наконец, социально-профессиональные группы, различные типы поселений (город, село) и т. д.

Хотя обе эти структурные сетки в реальной жизни не существуют изолированно, пересекаются, в методологическом отношении их важно различать. Без такого различения было бы трудно перейти от характеристики закономерного развития общества к анализу человеческой деятельности в истории, к изучению форм проявления общественных закономерностей в деятельности людей.

Но исследование всех структурных элементов общества, в каком бы плане мы их ни выделяли, опирается на некоторые общие принципы, которые можно свести к следующим:

исследование специфической природы данного явления, отличающей его от других явлений;

определение специфической потребности системы, на основе которой с необходимостью появляется данное, явление, иначе говоря, выяснение функции, роли этого явления в системе;

установление места данного явления в целостной социальной системе и характера его связи с другими структурными элементами формации и его отношения к ним; выяснение особенностей его развития.

Реально существующие и развивающиеся общества предстают перед познанием в виде сложных, многообразных социальных организмов. Глубокий анализ составляющих конкретный общественный организм явлений, выяснение их специфики, характера их взаимосвязи с основными и неосновными структурными элементами данного общества, учет своеобразной роли каждого элемента в жизни и развитии общества имеет огромное теоретическое и практическое значение. Ведь особенности каждого общественного явления определяют наше отношение к нему, в силу чего неправильное определение его специфики чревато тяжелыми практическими последствиями.

Подводя итог анализу структурных элементов общества, целесообразно еще раз подчеркнуть, что общественная формация, рассматриваемая как исторически определенный социальный организм,— это весьма сложная и многообразная социальная система. Исторический материализм как руководство к ее познанию нацеливает общественные науки на необходимость учитывать все стороны общественной жизни, все общественные явления в их социальных связях и взаимодействиях. Поучительно в этом отношении замечание Ф. Энгельса, содержащееся в письме к И. Блоху от 21—22 сентября 1890 г.: “Маркс и я отчасти сами виноваты в том, что молодежь иногда придает больше значения экономической стороне, чем это следует. Нам приходилось, возражая нашим противникам, подчеркивать главный принцип, который они отвергали, и не всегда находилось время, место и возможность отдавать должное остальным моментам, участвующим во взаимодействии. Но как только дело доходило до анализа какого-либо исторического периода, то есть до практического применения, дело менялось, и тут уже не могло быть никакой ошибки”. И характерно, что в этом же письме в качестве “великолепного образца” приме- нения теории Энгельс приводит работу Маркса “Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта” — работу, в которой конкретный период в истории Франции анализируется не только с точки зрения состояния экономики, но и с учетом активного воздействия на эту, в конечном счете определяющую, детерминанту всего многообразия общественных явлений.

Категория формации потому и помогает овладевать сложной сетью общественных явлений, потому и выполняет методологическую роль, что характеризует целостное общество во всем богатстве его проявлений. Если обеднить содержание этого понятия, свести его только к некоторым структурным элементам и игнорировать другие, то при анализе конкретного общества не возникнет правильного представления о нем.

Всесторонность подхода есть важнейшее требование диалектики. Для действительного познания предмета надо охватить все его стороны, связи и опосредствования. Реализовать это требование можно только при бесконечном развитии познания. В каждой же конечной точке процесса познания никогда нельзя раскрыть абсолютно все связи и отношения предмета, в данном случае общества, но само требование всесторонности предостережет нас от ошибок, от омертвления наших сегодняшних относительных представлений об обществе. Чем ближе мы будем подходить к истине, тем больше обнаружится ее сложный характер и неисчерпаемость.

3. Механизм действия социальных законов, Объективная детерминация деятельности и роль субъективного фактора

Соотношение социальных законов и деятельности нельзя пони" мать как первоначально существующие отдельно, а затем вступающие в такое отношение компоненты, когда деятельность становится формой проявления закона. Мы уже говорили, что отдельно от деятельности, в “чистом виде”, социальный закон существует лишь в абстракции. Реально он существует только в деятельности существование закона и есть его действие. В этом и заключена вей преодолимая трудность для метафизического мышления. Изображая деятельность людей в качестве пассивного проводника действ вия закона, метафизики полностью искажают реальную картину, так как для реализации закона нужна именно активная деятельность, целеустремленная борьба. Г. В. Плеханов в свое время обнажил всю смехотворность позиции немецкого неокантианца, ко- торый ставил марксистов перед “грозной” дилеммой: если вы создаете партию для борьбы за социализм, значит, вы отрицаете закономерность его прихода, если же вы признаете неизбежность наступления 'социализма, зачем создавать партию борьбы за социализм? Ведь не создают же партию содействия лунному затмению, которое неизбежно наступит в соответствии с действием закона природы. Плеханов показал, что закон природы действует помимо человека, действие же социального закона предполагает деятельность людей .

Вне практической деятельности людей ни о каких законах общественного развития не может быть и речи. При этом, однако, важно обратить внимание на два момента.

Во-первых, диалектика истории такова, что люди изменяют обстоятельства под давлением самих обстоятельств, что, проявляясь лишь в практической деятельности людей, законы общественного развития определяют содержание и направление этой деятельности. Победа социализма во всем мире неизбежна. Она определена действием законов общественного развития в современную эпоху. Но достигнуть этой победы можно только самоотверженной борьбой передовых общественных сил, преодолевающих сопротивление приверженцев старого общества, практической деятельностью сотен миллионов людей.

Во-вторых, законы определяют лишь общее направление исторического процесса, а конкретный ход истории, детальный “рисунок” этого процесса, а также формы и темпы развития обусловлены более конкретными причинами, в том числе и творческой инициативой людей, соотношением социальных сил, сил прогресса и реакции, активностью лиц, групп, партий и т. д. Так, без анализа такого рода конкретных причин невозможно объяснить приход к власти фашизма в Германии. Ход событий мог быть и иным. Ведь во Франции фашизму не удалось одержать верх, хотя попытки насадить фашистские порядки были и там. А разве правильно рассматривать как неизбежность поворот Китая от марксизма-лени- низма к маоизму? Были же там силы, которые могли противостоять падению Китая в бездну анархии и произвола. Значит, в каждом конкретном случае ход событий зависит от людей, их взглядов, стремлений, активности, силы.; Не признавать этого —; значит сводить роль деятельности людей, их инициативы к нулю или к какой-то незначительной величине. Но тогда история приняла бы “мистический” характер.

Итак, общество развивается по объективным законам, люди в своих действиях ограничены определенными материальными условиями. Но в рамках объективной необходимости — а эти рамки довольно широки — люди могут принимать различные решения, проявлять самую разнообразную инициативу в соответствии со своими интересами, пониманием объективных условий, конкретными обстоятельствами и т. д.

Поэтому каждый народ имеет свою историю, хотя во всех странах, имеющих одинаковый социально-экономический строй, действуют одни и те же законы. И нельзя противопоставлять объективные законы общественного развития творческому характеру деятельности людей в обществе. Их деятельность является именно той силой, которая движет развитие общества и в подлинном смысле слова творит историю во всем ее конкретном многообразии.

Люди сами делают свою историю, но делают ее не по произволу, а в соответствии с объективными условиями и социальными законами. Так в историческом материализме разрешается в самом общем виде дилемма социального закона и деятельности, дилемма, которая без диалектики в принципе решена быть не может, ибо метафизическое мышление бессильно совместить социальные законы и деятельность и потому приходит к отрицанию либо одного, либо другого. Вся сложность понимания истории как осуществляе- мого людьми закономерного процесса в том и заключается, что познание должно ухватить противоположные начала в деятельности людей: объективное и субъективное; необходимое и случайное; независимое от человека, нечто субстанциальное и зависящее от его сознания, воли, выбора; закономерное и определяемое совокупностью конкретных обстоятельств; общее и отдельное и т. д. Эти противоположности не просто противостоят друг другу, они постоянно переходят одна в другую; случайное становится необходимым, необходимое проявляется в случайном, общее в отдельном, из массы конкретных единичных действий складывается закономерный процесс и т. п. Все это можно теоретически осмыслить только с помощью диалектики.

Конкретизация механизма действия закона общественного развития связана с анализом его отношения к различным элементам структуры человеческой деятельности; в качестве таковых обычно выделяют потребности и интересы, мотивы и стимулы, цели и средства.

Потребности и интересы служат средством перевода объективного в субъективное. Именно благодаря потребностям и интересам образуется специфический субъект деятельности со своими стремлениями, целями, особенностями.

Сказанное относится и к индивидуальным и к общественным потребностям. Последние делают значимыми для социального субъекта те или иные задачи общественного развития, определяемые объективными закономерностями общественной жизни, ее противоречиями и т. д. Индивид становится “частицей” социального субъекта, поскольку через общественные интересы и потребности он подключается к решению назревших задач общественного развития. Потребность принадлежит субъекту и осознается им (особенно это касается первичных биологических и социальных потребностей) как необходимое требование к объекту, без удовлетворения которого невозможно его существование (например, потребность в пище, жилье, общении и т. д.). Прогресс общества сопровождается появлением новых потребностей, без удовлетворения которых сохранение достигнутого общественного состояния и дальнейшее движение становится невозможным. Прогресс общества включает в себя закон возвышения потребностей.

К потребности близка категория интереса. В понимании интереса существуют разные точки зрения. Одни исследователи считают, что интерес объективен, другие — что он субъективен, связан с сознанием, третьи рассматривают его как единство объективного и субъективного . Думается, что “гносеологические корни” такого разнобоя в том, что в разных науках в эту категорию действительно вкладывается разный смысл. А некоторые авторы некритически переносят содержание понятия, выработанные в одной из наук, в область, где оно приобретает другое значение. Так, в психологии интерес есть явление сознания, и выражается он в определенной направленности внимания. В системе психологических понятий такая трактовка интереса не только оправданна, но и необходима.

В историческом материализме в понятие интереса вкладывается иной смысл, определяемый местом этого понятия в системе социологических категорий. И те авторы, которые пытаются оперировать в социологии понятием интереса, перенесенным из психологии, совершают грубую ошибку.

В противоположность психологии исторический материализм трактует интерес прежде всего как категорию объективную, исходя из основополагающего методологического положения Ф. Энгельса, что “экономические отношения каждого данного общества проявляются прежде всего как интересы” . Если и можно что-либо принять за основной управляющий принцип общества, замечает Энгельс, то таким принципом будет интерес. Это положение означает, что объективные интересы данного социального субъекта (социальной группы, класса и т. д.) определяются его положением в системе определенных общественных (экономических) отношений.

Сложность проблемы состоит, однако, в том, что, будучи объективным, интерес, как и потребность, всегда есть интерес какого-то субъекта. Более того, потребности и интересы формируют субъекта, “лепят” его как нечто особенное, специфическое, отличное как от объекта, так и от других субъектов, обладающих другими потребностями и интересами. Нельзя представить себе субъекта без потребностей и интересов. Отнимите у субъекта потребности и интересы, и он превратится в ничто, ибо тогда не будут возникать противоречия между субъектом и объектом, исчезнет то, что по- буждает субъекта действовать.

Интерес является, таким образом, определенным элементом структуры человеческой деятельности, назначение которого в том, чтобы служить источником человеческой активности, побуждать людей действовать в случае возникновения противоречий с объектом. Поэтому недостаточно сказать, что интерес объективен. Интерес, поскольку он проявляется в деятельности, “переводит” объективное в субъективное. Вряд ли правильно определять интерес как единство объективного и субъективного, поскольку такого единства может и не быть, а интерес будет существовать. Но бесспорно, что это объективный компонент структуры деятельности, через который субъекты “подключаются” к функционированию и развитию экономических и социальных систем, а законы этих систем “переводятся” в план деятельности, то есть приобретают конкретные формы своего проявления.

Проблема интересов многообразна. Она включает в себя и иерархию интересов (коренные и некоренные, материальные и духовные), и сочетание индивидуальных и общественных интересов, и адекватность осознания интересов и т. д. Но в рамках нашей темы было важно установить, как через интересы “проникают” в деятельность людей объективные законы общественного развития.

Решающую роль в проявлении объективных социальных законов в деятельности людей играет классовый интерес. Как социальный субъект класс реализует требования объективных законов. Последние либо существуют в виде определенных возможностей развития, превращение которых в действительность может происходить лишь с помощью активной деятельности социального субъ- екта, либо сами выступают как принудительная сила, побуждающая людей действовать так, а не иначе. Но в любом варианте деятельность социального субъекта оказывается необходимым посредствующим звеном в их проявлении.

Признание объективного характера интересов позволяет осуществлять объективный историко-материалистический анализ социальной структуры общества и ее динамики, определять стратегию и вырабатывать тактику рабочего класса и его партии по отношению к другим классам и партиям и т. д. Так, развитие производительных сил — высший критерий прогресса, конечная детерминанта общественного развития и, следовательно, конечный пункт со- циального анализа. Но производительные силы развивают люди, руководствуясь своими интересами. Значит, нельзя понять источник развития производительных сил, отвлекаясь от интересов людей, или, например, определить возможного союзника рабочего класса на том или ином этапе революционного движения, не выявляя тех классов или групп, интересы которых полностью или частично совпадают с интересами рабочего класса, ре ясно ли, что всякие попытки субъективировать категорию интереса в историческом материализме могут привести к подрыву основы его методологии, к лишению теории важнейшего показателя для оценки и определения объективного содержания и направления деятельности того или иного социального субъекта. А это и означает, что понятие интереса нельзя рассматривать вне связи со всей системой категорий данной науки.

Определяя специфику класса как социального субъекта, интерес выступает источником его активности. Он обусловливает характер создаваемых этим субъектом социальных институтов. Такая особенность интереса позволяет использовать его' как средство выявления объективного содержания не только самой деятельности классов, но и ее результатов. Иначе говоря, понятие классового интереса — ключевое в марксистском методе классового анализа, поскольку служит основой объективного подхода к явлениям, имеющим классовую природу. Например, применение этого метода к объяснению природы государства сразу сорвало все иллюзорные покровы, в которые окутывала его идеология эксплуататорских классов, и обнажило его подлинную природу. С формальной стороны государство есть социальный институт, обеспечивающий гражданский порядок и возможность совместной, деятельности людей, представляющий и охраняющий права, которыми могут пользоваться члены общества, выражающий внутри и вовне общие интересы, а право — это система норм, которыми в общих интересах должны люди руководствоваться в своей жизни и деятельности. Правовые нормы регулируют отношения людей в обществе, а государство охраняет общественный порядок. Подобными абстракциями пользуются буржуазные теоретики, чтобы скрыть истинную социальную природу данных явлений, посеять в отношении них всевозможные иллюзии.

Но рассмотренные с точки зрения классового интереса, государство и право выглядят совсем по-другому. Государство есть политическое учреждение, оно выражает политические интересы господствующего в обществе класса. Продолжая приведенную выше мысль Ф. Энгельса о природе интереса, можно сказать, что политические отношения обнаруживают себя как политические интересы. А соотношение между ними и экономическими интересами таково же, как между политикой и экономикой вообще. Как выражение политических отношений и интересов эксплуататорское государство есть продукт и проявление непримиримости классовых противоречий, орудие политического господства класса, занимающего господствующее положение в экономике, машина для угнетения одного класса другим и т. п. Право же — возведенная в закон воля господствующего класса, с помощью которого при поддержке государственной машины он навязывает свою волю всему обществу.

Государство и право охраняют порядок, но они охраняют прежде всего классовый порядок — порядок, угодный господствующему классу. Поэтому буржуазное государство, даже если оно принимает самые демократические формы, все равно остается средством защиты капиталистической системы. Иллюзией и буржуазной выдумкой являются идеи “чистой”, или неклассовой, демократии. Они лишь замазывают исторически конкретную социальную сущность этого явления. Поэтому марксизм-ленинизм решительно критикует буржуазно-реформистскую идею о надклассовости политико-юридических форм. Не менее опасная крайность — вульгарно-примитивная, анархистская, левацкая трактовка метода классового анализа. Классики марксизма-ленинизма остро критиковали сторонников этой позиции за недиалектичность, непонимание сложности проблемы. В. И. Ленин писал, что русское самодержавие опиралось не только на насилие, на военно-полицейский аппарат. “Самодержавие держалось вековым угнетением трудящегося народа, темнотой, забитостью его, застоем экономической и всякой другой культуры” .

Конкретная история антагонистических обществ не сводится к борьбе классов, и, чтобы не впасть в вульгарный социологизм, следует видеть пределы классового подхода к анализу различных общественных явлений. Можно сказать, что в системе морали любого общества доминирует классовое начало. Но нельзя забывать, что мораль возникла задолго до появления классов. Кроме того, с развитием морали складывается совокупность норм, необходимых для жизнедеятельности любой человеческой общности. Эти простые нормы нравственности вырабатываются народными массами, концентрируют в себе в обобщенном виде опыт человеческого общения и останутся после того, как классы вообще отойдут в область предания. Следовательно, необходимо учитывать специфику общественных явлений, их социальную природу. Но важно отметить и другую сторону дела. Социализм отвергает мораль эксплуататорских классов, но воспринимает те простые нормы нравственности, которые выработаны народными массами, в которых аккумулирован и закреплен опыт человеческого общения, и формирует новую коммунистическую нравственность, которая “служит для того, чтобы человеческому обществу подняться выше, избавиться от эксплуатации труда” . Поэтому при решении вопроса о том, что надо отбросить, а что сохранить и использовать из порождений классово антагонистического общества, необходимо опираться на конкретно-исторический социально-классовый анализ, рассматривать явления во всей системе их связей, а не однолинейно, примитивно, абстрактно.

Вместе с тем важно понимать, что возможности классового подхода ограничены как природой самих явлений общественной жизни, к которым он применяется, так и историческими условиями. Иначе неизбежна вульгаризация.

В нашей стране после Октябрьской революции такая вульгаризация была допущена деятелями Пролеткульта, собиравшимися выбросить как негодную всю культуру прошлого и начать строить новую “пролетарскую” культуру на голом месте. В. И. Ленин показал тогда, что линия Пролеткульта ничего общего с марксизмом не имеет, что пролетарская культура может строиться лишь на прочном фундаменте всего культурного наследия прошлого. И уж совсем недавно мы были свидетелями возрождения традиций Пролеткульта в многократно умноженных масштабах в ходе так называемой “пролетарской культурной революции” в Китае. Причем здесь отрицание культуры прошлого, прикрывающееся лживым флагом окарикатуренного “классового подхода”, обернулось трагедией для целого поколения молодежи, которое подверглось оболваниванию: вместо знаний сознание их заполнялось цитатами из работ великого кормчего.

Упрощенчество тем более недопустимо при подходе к явлениям, которые классовыми не становятся ни при каких обстоятельствах,— к таким, например, как техника, наука, язык. Классовый характер носят лишь социально-экономические и политико-идеологические формы их развития. Так, мировоззренческие и методологические основы естествознания подлежат классовой оценке, поскольку они относятся к области философии, идеологии. Попытки же применить классовые характеристики к теоретическому содержанию самого естествознания оборачиваются, как правило, дикой вульгаризацией, подобно тому как это в свое время произошло с оценкой генетики, биологии, теории относительности, кибернетики, когда на эти науки в целом или конкретные научные теории наклеивались ярлыки идеалистических, механистических, буржуазных и т. п. В природе не существует буржуазной или пролетарской биологии, физики или математики, а существует наука, которая в своих мировоззренческих, методологических и гносеологических основаниях и интерпретациях вступает в сферу, где происходит борьба философских направлений. Подлинная наука всегда материалистична; она стихийно рождает материализм. Но развитие естествознания в буржуазном обществе происходит в обстановке сильнейшего давления на него различных направлений идеалистической философии. Защитить его от натиска идеализма может только диалектический материализм.

Итак, метод классового анализа предполагает строго дифференцированный подход к различным общественным явлениям с учетом их специфики и взаимоотношения с другими явлениями общественной жизни, исторических условий и практических задач классовой борьбы пролетариата.

Классовый подход, метод классового анализа — мощное средство проникновения в глубины социального организма. Только опираясь на принципы классового подхода, можно научно анализировать деятельность людей в условиях классового общества и получать то знание об обществе, которое необходимо для решения практических задач революционной борьбы. Классовый подход оберегает от опасности объективизма, который, как это показал В. И. Ленин, в лучшем случае позволяет отметить некоторые “исторические тенденции”, но не дает возможности определить ни направления решения назревших социальных задач, ни тех сил, которые в состоянии эти задачи решить. Но, как и всякое оружие, надо классовый подход использовать умело, иначе можно нанести непоправимый ущерб революционному движению и в теории и на практике.

Противоположностью упрощенчества в классовом анализе является отказ от классового подхода, от метода классового анализа. Такой отказ может принести не меньше вреда, так как обезоруживает революционное движение, лишает его мощного теоретического средства социального анализа и ориентации в политической жизни. “Люди,— писал В. И. Ленин,— всегда были и всегда бу- дут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными,

политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов”.

По своему классовому смыслу обе крайности — и характерный для реформизма отказ от классового подхода, и его примитивизация, выражающаяся в псевдореволюционности,— есть результат мелкобуржуазных шатаний. Убийственную типологическую характеристику этих явлений дал в свое время В. И. Ленин: “Мелкобуржуазный реформизм, т.е. прикрытое добренькими демократи- ческими и “социал”-демократическими фразами и бессильными пожеланиями лакейство перед буржуазией, и мелкобуржуазный революционаризм, грозный, надутый, чванный на словах, пустышка раздробленности, распыленности, безголовости на деле — таковы два “потока” этих шатаний. Они неизбежны, пока не устранены самые глубокие корни капитализма” . Меняется только их форма, существо же остается. Маоистский Китай и явил собой специфическую форму этих мелкобуржуазных шатаний перед лицом тех огромных трудностей, которые неизбежно возникают при решении грандиозных проблем подъема многомиллионных масс людей от тысячелетней отсталости, нищеты, невежества к развитым социалистическим формам жизни, где формируется качественно новый тип исторического развития, связанный с переходом к новому типу социальной деятельности,— сознательному творчеству истории.

Таким образом, интерес — весьма сложное явление по своему содержанию, его осознанию человеком, характеру выражения и обоснования.

Прежде всего интерес выражается в стремлении субъекта к определенной цели и в действиях, направленных на ее достижение. Но эта деятельность должна быть мотивирована. Человек может действовать под влиянием самого низменного интереса, но мотивы при этом выставлять благородные, чтобы оправдать свои действия перед другими, да и перед самим собой. Поэтому по мотивам нельзя судить ни о действиях, ни о реальных интересах людей. В мотивационной сфере интерес может отражаться в искаженном виде, в иллюзорной форме. Люди иногда даже не осознают реальных побудительных сил, которые заставляют их действовать так, а не иначе, и пробавляются различными мифами и иллюзиями о причинах своих действий.

При рассмотрении не психологической, а методологической стороны проблемы мотивации важно иметь в виду следующее. Материальные интересы осознаются в своей непосредственной, экономической, форме лишь в экономической сфере, то есть там, где реализация интересов состоит в достижении экономических целей экономическими же средствами. Так, капиталист свой интерес — увеличение капитала — реализует в сфере производства, целью которого выступает погоня за прибылью, посредством усиления эксплуатации живого труда. Но когда тот же капиталист ради тех же целей стремился к захвату колоний, его экономический интерес трансформировался в интерес политический. Это значит, что реализация экономического интереса опосредствована применением политических средств. Таким образом, то, что материальный (экономический) интерес осознается в различных идеологических формах, не случайно.

Такой способ осознания экономического интереса зависит от самой структуры общества, наличия различных сфер жизни и деятельности со своими специфическими целями и соответствующими средствами их достижения. Этот способ создает возможность маскировать первичный интерес, если в этом есть социальная необходимость, представлять его в различных “идеальных” облаче- ниях.

Кроме того, здесь действует закономерность, на которую обратил внимание Ф. Энгельс. Каждая идеологическая сфера (политическая, правовая, нравственная) имеет свои внутренние потребности, должна быть внутренне “упорядочена”, сформирована как система. Внутренние потребности данной сферы также вносят “коррективы” в способ осознания экономических отношений и интересов, характер их выражения. Ведь в идеологии речь идет не просто об осознании интереса, но и его оправдании, идейном обосновании. И все эти моменты отражаются в мотивационной сфере — сфере идеальных побудительных мотивов человеческих действий.

Описанный способ субъективного представления интереса открывает еще одну возможность, усложняющую исследование связи интересов и деятельности людей,— возможность как для отдельных индивидов, так и для целых социальных групп действовать вопреки своим действительным интересам. Отдельные люди сознательно и бессознательно могут действовать, когда ложно понятый интерес принимается ими за реальный. Что касается социальных групп, то здесь на модификацию интереса, как правило, оказывает влияние чуждая их интересам идеология, навязываемый им (или обществу в целом) способ деятельности, неадекватный их собственным интересам.

Совершенно очевидно, например, что идеология гегемонизма не отвечает коренным интересам китайского народа. Народ, сбросивший иго империализма и собственных эксплуататоров, вовсе не заинтересован ни во враждебном противостоянии Советскому Союзу и другим странам социалистического содружества, ни в братании с фашистами, антикоммунистами, реакционерами всех

мастей, ни в милитаризации страны, ни в черносотенных погромах в области культуры и образования, ни в травле народной интеллигенции, ни в разгроме революционных кадров,— во всем том, что навязывали и навязывают стране и народу китайские лидеры. Политическими и идеологическими средствами они заставляют многомиллионный народ действовать вопреки своим действительным интересам — интересам борьбы за социализм. Но можно предположить, что реальный интерес трудящихся масс этой страны все-таки пробьет себе путь, а политику маоизма ожидает полный крах.

Итак, между материальными интересами, выражающими реальное положение социальных групп и общностей в системе общественных отношений и стимулирующими закономерный для них в данных условиях способ действий, ц идеальными побудительными мотивами деятельности не существует однозначного соответствия и жесткой причинно-следственной зависимости. Сфера материальных интересов, конечно, определяет действия людей. Но так как она оказывает свое влияние не только непосредственно, а и через идеологическую и психологически-мотивационную сферу, где рождаются “идеальные побудительные силы”, то последние тоже влияют на поведение и действия людей. Так в обществе возникает две возможности: тормозить действие объективных законов общественного развития путем навязывания людям образа действий, соответствующего интересам реакционных классовый групп, или, напротив, способствовать их действию путем формирования прогрессивных общественных сил, способных оказывать решающее влияние на ход событий.

Проведенный анализ проблемы показывает: из признания определяющей роли материальных интересов как побудительных причин деятельности людей с необходимостью вытекает, что объективные социальные законы пробивают себе дорогу через столкновения, борьбу различных социальных групп с разными и противоположными интересами. Это показывает, что наличие в обществе объективных законов отнюдь не превращает человека в “марионетку”, что реализация объективных законов целиком и полностью зависит от людей, от их активности, деятельности, борьбы. И в столкновении различных социальных сил объективные законы пробивают путь как исторические тенденции.

Важными компонентами структуры человеческой деятельности являются цели и средства. В процессе деятельности всегда существует проблема выбора целей, целеполагания и определения средств для их достижения.

Казалось бы, в выборе целей своей деятельности человек меньше всего детерминирован внешними обстоятельствами, в наибольшей степени свободен и независим. Идеалисты широко используют факт целесообразного характера деятельности для отрицания того, что результат этой деятельности — исторический процесс — подчинен действию каких-либо законов. Логика их рассуждений проста: если деятельность направляется свободно выбранными целями, то ход истории определяется волей людей, а не какими-то объ- ективными детерминантами — законами и другими факторами. Чтобы последовательно провести в этом вопросе линию материализма, надо глубоко разобраться в действительной природе целеполагания.

Прежде всего история свидетельствует, что человек не так уж ; свободен в выборе своих целей. Уже шла речь о связи целей и интересов. Побудительная сила последних выражается, в частности, в том, что они определяют характер избираемых целей или, во всяком случае, сужают сферу их выбора. Например, экономические и политические цели современной империалистической буржуазии весьма четко детерминированы ее интересами: погоней за максимальной прибылью, стремлением сохранить свои позиции и укрепить капитализм и т. д. Кроме того, выбор целей индивидом, классом, обществом обусловлен наличием или отсутствием средств для их достижения. Особенно отчетливо это просматривается при выборе технических целей. Например, общество пока не может поставить своей задачей устранить автомобили с двигателями внутреннего сгорания, сжигающими ценное горючее и загрязняющими окружающую среду, и заменить их другими хотя бы потому, что для этого еще не созданы соответствующие технические средства.

Итак, материальные условия, интересы и средства детерминируют и ограничивают поле выбора целей, и потому последние так или иначе связаны через ряд посредствующих звеньев и с законами общественного развития:.

Свобода выбора целей, как и свобода человека, вообще сама есть продукт общественного прогресса. Нем примитивнее общество, тем меньше свободы имеют составляющие его индивиды и социальные группы. Для крепостного крестьянина свобода выбора целей практически отсутствует, ибо цели его заданы ему от рождения самой его принадлежностью к определенному сословию, семье и т. п. При капитализме для индивида возможности выбора расширяются, но в сфере производства они жестко задаются и экономической системой капитализма, и технологической системой машинного производства. Социализм в огромной степени расширяет возможности свободного выбора целей для каждого нового вступающего в жизнь поколения. Но максимальная свобода в этом отношении будет достигнута лишь в условиях коммунизма, когда вся масса трудящихся сможет приобщиться к творческой деятельности и самодеятельность, внутренне связанная с самостоятельным выбором целей действующим субъектом, станет всеобщим достоянием .

Таким образом, ход истории дает основание для выявления закона, согласно которому степень свободы выбора целей расширяется в ходе исторического развития, что связано, как мы увидим дальше, с изменением форм проявления объективных законов в деятельности людей.

Но целеполагание — лишь одна сторона дела. Другая — это целеосуществление, реализация целей, достижение определенного результата. Для осуществления целей прежде всего необходимы средства. Хотя верно, что в своих средствах человек возвышается над остальной природой, но он зависим в выборе средств от уровня общественного — материального, социального, культурного — раз- вития.

Реальность цели зависит не только от ее соответствия объективным законам общественного развития, но и от наличия средств для ее реализации. Поэтому наличие или отсутствие средств “заземляет” любые цели, мечты, фантазии, утопии. С другой стороны, в движении больших масс людей реальный смысл имеют те социальные задачи, средства решения которых уже имеются налицо или находятся в процессе становления. Поэтому К. Маркс и считал, что люди в своей социально-исторической деятельности ставят перед собой разрешимые задачи. Это важное марксистское положение избавляет материалистическое понимание развития от свойственных идеализму телеологии и провиденциализма.

Проблема соотношения целей и средств весьма многопланова: она имеет экономические, политические, моральные, философские и иные аспекты. Здесь нет необходимости рассматривать все эти моменты. Хотелось бы лишь отметить, что в известном смысле человеческая деятельность есть не только форма проявления, но и средство реализации законов общественного развития. Но когда деятельность рассматривается в таком плане, то внимание акцентируется именно на “вооруженности” самой деятельности. Эта “вооруженность” зависит от материальных, социальных и культурных условий. Значит, объективно детерминированы и цели, и мотивы, и средства человеческой деятельности. Однако последние детерминируются не только объективно. Они зависят и от поставленных целей. Между целями и средствами их реализации должно быть соответствие: реализация цели предполагает использование средств, соответствующих как объективным условиям так и самой цели. Нарушение этого соответствия либо исключает возможность реализации цели, либо искажает ее так, что она может превратиться в собственную противоположность.

4. Движущие силы исторического процесса

Всякий процесс развития имеет своим источником внутренние противоречия. В природе они возникают и разрешаются во взаимодействии стихийных сил, в человеческом обществе — в деятельности людей, совокупным результатом которой и является движение общества вперед, то есть его развитие. Поэтому при анализе исторического процесса возникает проблема не только источников, но и движущих сил общественного развития.

В самом общем виде можно сказать, что движущая сила общественного развития есть деятельность людей. Но этот ответ слишком aбстрактен потому мало содержателен в нем еще не определяется ни характер деятельности, ни ее побудительные причины. Более конкретный подход к вопросу должен выразиться в трактовке движущих сил общественного развития как деятельности людей в определенной системе общественных отношений, взятой в единстве с ее материальными причинами и идеальными побудительными силами. Чтобы понятие движущих сил приобрело статус категории исторического материализма, важно определить и ту сферу общественной жизни, в которой эти силы действуют.

Поскольку основу развития общества составляют производительные силы, то правильно будет сказать, что деятельность людей в сфере материального производства и есть движущая сила истории. Но такое понимание ничего не добавляет к трактовке производительных сил как основы исторического процесса.

Если же обратиться к социально-политической области, то здесь и теоретически и практически всегда стоит вопрос о силах, способных решить возникающие проблемы и задачи.

С учетом последнего обстоятельства можно сказать, что движущие силы исторического процесса — это те социальные силы, в деятельности которых разрешаются стоящие перед обществом социальные проблемы.

В антагонистическом обществе движущей силой исторического процесса является борьба общественных классов. Согласно марксизму, изучать историю как результат деятельности людей — значит практически изучать ее (это касается всего периода писаной истории) как историю классов и классовой борьбы и руководствоваться теорией классов при описании конкретного хода событий. Рисунок конкретной истории, конечно, создается не только действиями борющихся классов. Но попять историю, абстрагируясь от классов и классовой борьбы, невозможно.

Именно с момента возникновения классового деления общества и отношений эксплуатации возникла и социально-политическая сфера, а все социальные преобразования осуществляются в столкновении классов с различными и противоположными интересами.

В доклассовом обществе, где проблемы социальных преобразований не было, движущие силы истории, видимо, совпадали с процессом труда.

В докапиталистических антагонистических формациях классовое деление вуалировалось сословными, кастовыми различиями, облекалось иногда в патриархальные формы, но оно оставалось основным, исходным, сущностным социальным делением, и в столкновении классов решались социальные проблемы той эпохи. Рабы и рабовладельцы, феодалы и зависимые крестьяне — основные классы рабовладельческой и феодальной формаций. При капитализме экономические основания классового деления общества на буржуазию и пролетариат выявились вполне открыто и определенно.

Классы состоят из людей, действия классов — из индивидуальных действии, суммированных по определенным признакам. Это суммирование, или, как сейчас модно говорить, интегрирование массы действий отдельных личностей в действия класса, происходит в самой действительности, причем интегрирующими факторами выступают определяемые экономическими основаниями общие потребности, интересы, общность положения, психологии, а в классовой борьбе также общность целей, идеалов, стремлений. И общественная наука не может не считаться с этими социальными реалиями.

Теоретическая схема класса как социального субъекта исторического действия,. конечно, идеализирована. В действительности класс в целом никогда не действует как нечто единое. В нем имеются группы, слои со своеобразными интересами, программами, идеями. Так, в условиях капитализма за коммунистами, действительно выражающими коренные общеклассовые интересы пролетариата, идет лишь часть рабочих, другая же часть находится под влиянием правооппортунистических, иногда даже чисто буржуазных партий. Поэтому перед революционными марксистскими партиями всегда стоит задача идейной борьбы — борьбы за умы и сердца людей, за массы, за их освобождение из-под духовного гнета буржуазии и проводников ее влияния в среде рабочего класса. С учетом этого можно сказать, что идеализированная схема со- циального субъекта выражает некоторую предельную ситуацию, которая в жизни полностью не осуществляется, но имеет методологическое значение для теории классов и классовой борьбы.

Как и отдельный человек, социальный класс не появляется на свет в виде готового субъекта — он им становится в более или менее длительном процессе, который в марксизме обозначается как превращение “класса в себе” в “класс для себя”. Это превращение, как неоднократно отмечали основоположники марксизма, происходит в процессе политической борьбы — высшей формы классовой борьбы, где класс выступает как целое против своего антагониста и отстаивает свои коренные общеклассовые интересы.

В ходе этой борьбы формируются политические отношения, особенность которых состоит в том, что они вкладываются в соответствии с идеологией борющихся классов и предполагают наличие организаций, сплачивающих и объединяющих индивидов для достижения политических целей каждого из этих классов, опре- деляющих линию его политики во взаимоотношениях с другими классами.

Сущность политико-юридической надстройки общества определяется тем, интересы какого класса она представляет, какой класс держит в своих руках аппарат политической власти. Что же касается ее форм, то они зависят от конкретных условий, традиций, от соотношения классовых сил, внутреннего и международного положения и от самого “субъекта” политического господства, от того, как он и его духовные и политические лидеры понимают общеклассовые интересы. Господствующий класс не изолирован и вынужден считаться с объективными условиями, с обстановкой, с расстановкой классовых сил и активно бороться за сохранение и упрочение своего господства, тем более если возникает реальная угроза этому господству.

Демократизация политического строя в рамках капитализма или, напротив, ужесточение политического режима отражают перевес тех или иных сил. Массу подтверждающих данное положение примеров дает послевоенная история Европы и других континентов, обнаруживая при этом глубокую взаимосвязь внутреннего и международного развития. Так, США в борьбе с миром социализма опираются на реакционные режимы и силы реакции во всех странах. Но делать ставку на них становится все труднее, о чем свидетельствует падение диктатуры шаха в Иране, свержение кровавого режима Сомосы в Никарагуа и т. д. Силы демократии растут в разных странах, активно препятствуя внешнему вмеша- тельству во внутренние дела своих стран.

Таким образом, изменение соотношения классовых сил отражается в изменении форм политического устройства, а когда созревают материальные предпосылки для уничтожения старого общества, классовая борьба оказывается единственной силой, способной осуществить революционный переворот, преодолеть сопро- тивление сил, охраняющих старые порядки и использующих для этих целей всю мощь надстройки.

Эта социальная задача решается посредством политической революции, которая сама является высшим развитием, кульминационным пунктом борьбы противоположных классов. Главный вопрос всякой революции — вопрос о власти. Лишь взяв власть в свои руки, прогрессивные движущие силы революции получают возможность довести революцию до конца и отстоять ее завоевания. В условиях социалистической революции, которая для теории марксизма представляет наибольший интерес, проблема власти стоит как проблема диктатуры пролетариата. Отличие марксиста от немарксиста, революционера от нереволюционера заключается в том, борется ли он за победу рабочего класса, за социализм и коммунизм или нет. Все другие показатели не проводят необхо- димого водораздела либо производны. Поэтому В. И. Ленин писал: “Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата” . И это действительно безошибочный критерий. Известно, что во многих странах и неоднократно приходили к власти правые социал-демократы. Но капиталистический строй при этом сохранялся. Значит, их власть не была властью рабочего класса. Конечно, утверждение диктатуры пролетариата не может быть всегда непосредственной целью борьбы, ибо для прихода рабочего класса к власти, для свержения власти буржуазии нужны соответствующие условия — революционная ситуация. Но в принципе идея диктатуры пролетариата остается незыблемой, ибо отражает объективную закономерность, игнорирование которой не может быть оправдано никакими так- тическими соображениями.

Диктатура пролетариата — это революционная политическая форма перехода от капитализма к социализму. Революционная партия рабочего класса, даже если она пришла к власти чисто парламентским путем, встав на путь социалистического преобразования страны, неизбежно столкнется с сопротивлением буржуазии и будет вынуждена опираться на внепарламентские действия масс. А эти значит —она должна утвердить диктатуру пролетариата.

Но диктатура пролетариата не противостоит подлинной демократии — демократии для большинства. В. И. Ленин подчеркивал, что без борьбы за демократию не может быть и борьбы за социализм. И рабочий класс — самый последовательный борец за демократию. Основные демократические установления и социальные завоевания не дарованы массам, а вырваны ими у господствующего класса — буржуазии в ходе решительной борьбы за свои права.

В чем же специфика классового подхода в условиях социализма и каковы движущие силы социалистического общества?

Как известно, важнейшую особенность социализма составили замена частной собственности на средства производства общественной социалистической собственностью, ликвидация на этой основе эксплуататорских классов, перевод крестьянства на рельсы коллективного хозяйства и создание новой, народной интеллигенции. Эти глубочайшие революционные преобразования в экономической основе общества и его социальной структуре подняли общество на качественно новую ступень исторического прогресса, положили начало развитию социализма на его собственной основе. Здесь тоже возникают сложнейшие социальные проблемы, но они уже носят принципиально иной характер по сравнению с проблемами предшествующих обществ, поскольку в качестве практической ставится достижение конечной цели коммунистического движения — полное уничтожение классов и создание бесклассового общества. Чтобы прийти к этому результату, социализму предстоит полностью преодолеть остатки старого общественного разделения труда, ликвидировать существенные различия между городом и деревней, между промышленным и сельскохозяйственные, умственным и физическим трудом. Это предполагает глубокое изменение в характере самого труда, стирание всех классовых различий. Видимо, на первый план в социально-однородной структуре будущего общества выступят трудовые коллективы, которые уже в настоящее время являются основными ячейками экономической и политической организации развитого социалистического общества.

С точки зрения внутреннего развития социализма борьба классов исчерпывает свои возможности как движущая сила исторического прогресса; Более того, возникновение борьбы классов в этих условиях было бы движением не вперед, а назад. И вполне закономерно диктатура пролетариата перерастает в общенародное государство. Необходимы новые движущие силы, и история их порождает. Что же это за движущие силы?

И при социализме источник развития образуют противоречия, возникающие в процессе движения общества. Но эти противоречия, как указывал В. И. Ленин — и его слова полностью подтвердились на практике,— теряют свою антагонистическую природу. Отсюда возникает фундаментальный для социалистического общества принцип: все его проблемы и противоречия решаются совместными усилиями всех социальных групп общества, в интересах всего общества, под руководством Коммунистической партии и на основе ее единства с народом. Движущими силами развития социализма становятся те факторы, которые скрепляют экономическое, социально-политическое, моральное и идейное единство общества и соответствующим образом направляют и стимулируют социальную деятельность людей.

Применительно к нашему, советскому обществу движущие силы определяются как морально-политическое единство, дружба народов и советский патриотизм. В этих факторах развития отражаются и характерные черты социализма как социальной системы и особенности Советского Союза. В своей совокупности эти факторы характеризуют единство советского общества, сплоченность его классов, социальных групп, наций и народностей, единство личности и общества при социализме. Таким образом, факторы, скрепляющие единство социализма, одновременно выступают и факторами и движущими силами его развития. В этом важная особенность нового строя.

До социализма в революционном движении тоже существовала проблема единства, являвшаяся одним из важнейших условий победы революционного пролетариата над его классовыми врагами. Отсюда лозунг “Манифеста Коммунистической партии”: “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!” В наше время коммунистические партии выступают за единство всех антимонополистических сил в революционном процессе, за единство всех миролюбивых сил в борьбе за разрядку, за предотвращение ядерной войны. В условиях социализма единство приобретает новое качество, распространяется на все общество: осуществляется диалектический переход, включающий и преемственность с традициями революционной борьбы, и возникновение нового.

Рабочий класс и при социализме остается ведущей силой общества. Постепенное перерастание диктатуры пролетариата в общенародное социалистическое государство не означает, что социалистическое государство перестало быть классовым. И внутри страны и на международной арене оно проводит классовую социалистическую политику, выражающую интересы рабочего класса. Отличие состоит лишь в том, что на идейные и политические позиции рабочего класса перешли и крестьянство и интеллигенция, а в социальном отношении они стали однотипными с рабочим классом: мелкобуржуазное по своей природе крестьянство и буржуазная в прошлом интеллигенция стали социалистическим колхозным крестьянством и народной интеллигенцией.

Социальное единство сойотского общества, дополненное интернациональным братством всех наций и народностей страны, привело к формированию новой исторической общности—советского народа. Но поскольку идейно-политические позиции рабочего класса, выражаемые Коммунистической партией, стали позицией всех социальных групп общества, постольку и партия рабочего класса стала партией всего народа, сохранив свои классовые позиции. Такова диалектика социализма, определяемая тем, что то общество, где идет процесс стирания граней между классами, сближения наций, развития новой исторической общности..

Подобная же диалектика классового и общенародного проявляется и в сфере права. Что же касается морали, мировоззрения и некоторых других сфер социалистической идеологии, то мы бы подчеркнули возрастание в них не просто общенародных, а именно общечеловеческих элементов. Так, коммунистическая мораль, бесспорно, классовая, но она содержит в себе общечеловеческие элементы, которые будут усиливаться в процессе перехода от социализма к коммунизму. Такая природа этих явлений отражает особенности социализма как эпохи преодоления классовых различий.

Сказанное о методе классового анализа, о классовом подходе относится и к периоду социализма, но с обязательным учетом двух важных обстоятельств. Во-первых, с ликвидацией социальных антагонизмов и эксплуатации появились новые движущие силы развития, развернувшиеся на базе социального и идейно-политического единства общества при ведущей роли рабочего класса. Во-вторых, социализм развивается в мире, расколотом на антагонистические социальные системы, и угроза империалистической агрессии, войны и связанные с этим опасности еще далеко не сняты с повестки дня.

Хотя внутри социалистического общества классовая борьба отсутствует, оно не находится вне классовой борьбы, поскольку классовый характер носят взаимоотношения различных социальных систем, поскольку в мире идет напряженная идеологическая борьба, поскольку враждебные социализму силы, используя современные технические средства, пытаются воздействовать на умы и чувства людей в странах социалистического содружества, поскольку сохраняются еще пережитки старого, которые подчас принимают классово враждебные социализму формы или питают почву, на которой произрастают антисоциалистические взгляды.

Диалектика истории такова, что строительство бесклассового общества осуществляется в условиях происходящей в мире острой классовой борьбы и является фактом и фактором этой борьбы, так как укрепляет международный рабочий класс, все прогрессивные антиимпериалистические силы. Поэтому мир капитализма, несмотря на все провалы своих попыток стереть социализм с лица земли, несмотря на то, что он вынужден отступать и даже принять условия мирного сосуществования со странами социализма, не оставляет надежд на то, что ему удастся сбить социалистические страны с избранного ими пути. И буржуазная пропаганда, меняя формы и способы борьбы, продолжает действовать в этом направлении. Отсюда следует, что народы социалистических стран не могут терять бдительность и должны в своей деятельности руководствоваться классовыми критериями.

“Фактом является и заметное обострение идеологической борьбы,— подчеркивалось на XXVI съезде КПСС.— Для Запада она не сводится к противоборству идей. Он пускает в ход целую систему средств, рассчитанных на подрыв социалистического мира, его разрыхление. Империалисты и их пособники систематически проводят враждебные кампании против социалистических

стран. Они чернят и извращают все, что происходит в этих странах. Для них самое главное — отвратить людей от социализма”. Коммунистическая партия предупреждает о важности формирования классовой точки зрения у подрастающего и вступающего в жизнь поколения молодежи, что связано с трудностями, ибо это поколение формируется в условиях строительства бесклассового, социально-однородного общества. Преодолению этих трудностей должен помочь комплексный подход к воспитательной работе, предполагающий единство политического, трудового и нравственного воспитания, утверждение в сознании каждого человека идей советского патриотизма и социалистического интернационализма, готовности защищать завоевания социализма.

Из всего сказанного очевидно, что после выхода человечества из первобытного состояния все развитие общества, рассматриваемое как результат деятельности людей, можно научно осмыслить лишь на основе марксистской теории классов и классовой борьбы, лишь руководствуясь методологией классового анализа. И, заключая анализ этой проблемы, можно сделать вывод: классовый подход — ключ к пониманию истории как результата деятельности людей.

5. Детерминизм и свобода.

6. Коммунистическая революция как изменение характера деятельности

Деятельность, говорил К. Маркс, угасает в результате/результат завершает процесс деятельности и служит началом, основой или средством дальнейшей деятельности. Поскольку деятельность целесообразна, то результат означает осуществление некой цели. Поскольку же в ней проявляются законы, то результат деятельности выступает как момент осуществления закона. Таким образом, в результате деятельности цель и закон вступают в особое отношение — отношение осуществления. В методологическом плане это отношение служит объективным показателем характера исторического процесса, показателем того, носит ли этот процесс стихийный характер или оказывается сознательным творчеством истории.

Говоря о стихийном или сознательном характере процессов, мы имеем в виду процессы, вызванные деятельностью большого числа людей, и , соответственно, совокупные результаты массового действия, хотя они и складываются из действии отдельных индивидов Деятельность отдельного человека, поскольку она связана с осуществлением им или ему поставленной цели, носит сознательный характер. Конечно, люди могут действовать импульсивно, под влиянием аффекта или в силу привычки делать что-то механически, по однажды заведенному порядку, не задумываясь. Но все-таки индивидуальная деятельность сознательна, направлена на достижение определенных целей.

Характер же совокупной деятельности имеет сложную природу. Здесь мы сталкиваемся с различными вариантами связи индивидуальной и совокупной деятельности, при этом индивидуальная деятельность во всех вариантах носит сознательный характер.

Первый вариант — стихийный процесс. С точки зрения соотношения цели и результата классическая модель стихийного процесса была дана Ф. Энгельсом. Она строится на различении непосредственного и общественного результата индивидуальной деятельности людей. Люди сознательно добиваются осуществления своих будничных, повседневных целей.. Из непосредственных результатов их сознательных действий складывается совокупный общественный результат как равнодействующая огромной массы отдельных действий, не совпадающая ни с одним из них, то есть этот общественный результат не содержался в целях, сознательных намерениях действующих субъектов.Поэтому, хотя действующие агенты сознательны, сам процесс и его результаты не зависят от воли и сознания людей. Но в таком случае чем же они определяются? Они определяются социальным законом, механизм которого таков, что в действиях людей, руководствующихся в каждом отдельном случае определенными сознательно поставленными целями и намерениями, реализуется нечто, не входящий в их цели и намерения, нечто “субстанциальное”, а именно: законы общественного развития, историческая необходимость, которая в конечном счете и определяет общественные результаты деятельности масс людей. Люди вовсе и не думают ни о каких законах. Они просто действуют в соответствии со своими целями и интересами. Но оказывается, что тем самым они творят историю, что через их действия реализуется объективная историческая необходимость.

Второй вариант — сознательный массовый процесс с непредвиденным общественным результатом. Индивидуальные воли могут действовать не только вразброд, но и в одном направлении, настраиваясь, как молекулы полупроводника под влиянием электрического поля. Роль такого поля. в социальной жизни играют революционный идеи, идеалы, идеология. Попадая на почву, подготовленную складывающимися объективными условиями, идеи сплачивают и объединяют массы, поднимают их на борьбу. Идея становятся материальной силой, когда они овладевают массами.

Но чтобы овладеть массами, идеи должны выступить как цели, борьбы, отвечающие жизненным интересам масс. Интересы и есть жизненная почва революционных идей. Деятельность масс под флагом определенных идей образует иной тип исторического процесса: он приобретает сознательный характер в том смысле, что масса людей сознательно борется за осуществление уже не инди- видуальной, а общественной цели, от реализации которой каждый ожидает какой-то выгоды и для себя. Эта цель приобретает форму позитивного идеала, который должен быть сформулирован таким образом, чтобы он оказался приемлемым для всех и смог вдохновлять все слои, борющиеся за его осуществление. Социальная цель не выполнит своих функций, если она будет представлена только в рациональной форме. Она должна обязательно облечься в нравственные, эстетические и другие идеологические одежды (в середине века, например, когда чувства массы, по меткому определению Ф. Энгельса, были вскормлены религией, она выступала в религиозной форме).

Но конечный итог всей деятельности и борьбы масс оценивается по результату, по тому, насколько он соответствует заранее намеченной цели, реализует тот позитивный идеал, который служил вдохновляющим стимулом в борьбе. И вот оказывается, что во все прошлые эпохи, несмотря на сознательный характер борьбы (мы здесь отвлекаемся от случаев стихийных выступлений, ибо они, как правило, просто подавлялись и потому ни к какому позитивному результату для борющихся масс не приводили), совпадения социальной цели и общественного результата борьбы история не знает. Возьмем для примера французскую буржуазную революцию ХУШ в., самую великую из всех буржуазных революций в истории. Ее идеалы, цели, вдохновляющие стимулы выражали три слова: свобода, равенство, братство. Эти идеалы были еще до революции обоснованы великими умами той грандиозной переходной эпохи, которая обозначается рубежами Возрождения и Просвещения. Эти идеалы сплачивали третье сословие в борьбе против дворянства и духовенства, которые являлись опорой феодализма и абсолютизма. Каков же был итог революции? Можно ли сказать, что провозглашенные ею цели были осуществлены? Или этого не произошло?

Конечно, революция разрушила старый строй и открыла путь буржуазному обществу. В этом смысле она сыграла свою историческую роль. Но вместе с тем позитивный результат революции оказался совсем иным по сравнению с тем, который провозглашался ее идеологами и за который выступали массы. Царство разума, мыслимое как воплощение свободы, равенства и братства людей, обернулось царством буржуазии, стержнем и движущей пружиной которого стала нажива. Как заметил Ф. Энгельс, утопические социалисты первыми указали на это противоречие между блестящими обещаниями просветителей и реальностью буржуазного общества, отразили разочарование масс в результате революции и дали острую критику капитализма, его внутренних противоречий, и прежде всего противоречий между бедностью и богатством.

Таким образом, иллюзорный характер позитивных целей сыграл в ходе революции свою роль: он помог сплотить вокруг этих целей разнородные социальные силы, объединить их в борьбе против феодализма. А когда иллюзорность целей обнаружилась, буржуазия уже утвердилась у власти и массам надо было начинать новую борьбу за свои права. Но это уже была борьба против капитализма, и ведущей силой в этой борьбе выступил рабочий класс.

Приведенный пример показывает, что в истории имели место случаи, когда сознательная деятельность масс приводила к стихийному результату, не совпадающему с поставленной целью. В периоды массовых движении, в периоды революций люди сплачивались под флагом иллюзорной идеологии, которая давала возможность решать назревшие задачи общественного развития, но вовсе не обеспечивала совпадение целей и результатов. Последние определялись материальными условиями общественной жизни, их зрелостью и действующими на этой основе объективными законами. Переход от феодализма к капитализму — вполне закономерный процесс и необходимый результат революции, поскольку она победила, результат объективно обусловленный, какие бы иллюзии насчет будущего общества ни строили себе те, кто эту революцию делал.

С другой стороны, примеры итальянского или германского фашизма, а также маоистского Китая показывают, что массы объединяет иногда и реакционная идеология, если для этого имеется определенная почва. Но, конечно, чтобы свернуть массы людей на путь реакции и тем затормозить действие объективных законов прогрессивного развития общества, реакционные силы выдвигают на политическую арену ловких демагогов, используют чудовищную ложь, обман, насилие, террор, пускают в ход машину слежки, доносов, круговой поруки, раздувают милитаризм и т. п. Если этим силам на какое-то время удается обмануть массы и взять; верх, в истории происходит попятное, регрессивное движение до тех пор, пока прогрессивные силы не созреют для разгрома реакции.

Добавим к этому, что буржуазная идеология стремится насадить настроения социальной пассивности, отвлечь массы от социальных проблем, от активного действия, что также играет на руку реакции.

Итак, во все периоды истории люди действовали не только во имя достижения своих повседневных, будничных целей, но и во имя больших социальных задач, формулируемых в сфере идеологии и объединяющих деятельность групп, классов, масс. Но результаты их деятельности определяются системой объективных взаимозависимостей и закономерностей, вследствие чего и складывается в конечном счете закономерный ход истории.

Третий вариант: сознательное творчество истории. Главная особенность этого типа развития состоят в совпадении социальных целей и общественных результатов совокупной деятельности людей. Условия этого совпадения: во-первых знание закона, его требований, характера его действия; во-вторых, создание соответствующего механизма использования закона, знание закона, то есть его более или менее адекватное отражение на уровне общественного сознания, позволяет вырабатывать реальные, осуществимые и прогрессивные цели социальной деятельности масс. Формирование механизма использования закона необходимо для того, чтобы соединить это знание с практикой, чтобы оно не ограничивалось рамками теории, превратившись в реальную цель деятельности масс, а деятельность стала сознательным творчеством.

Впервые знание, способное обслуживать потребности этого нового типа развития, было добыто марксизмом. Марксистская общественная наука открыла законы развития капитализма и его перехода в новую общественно-экономическую формацию — коммунистическую, выявила общие законы исторического процесса, а также определила те социальные сипы, которые способны по своему объективному положению в системе капиталистических отношений, по своим коренным классовым интересам реализовать историческую необходимость этого перехода. Силы эти — рабочий класс и его потенциальные союзники в борьбе против капитализма. Марксизму органически присуща идея революционного преобразования мира в интересах освобождения труда и силами самих трудящихся, идея, что теория должна служить социальной практике.

В. И. Ленин еще в начале своего революционного пути обратил внимание на эту принципиальную особенность марксизма: “...Маркс всю цену своей теории полагал в том, что она “по самому существу своему—теория критическая и революционная”... задачей теории, целью науки — прямо ставится тут содействие классу угнетенных в его действительно происходящей экономической борьбе” ^

Чтобы теория могла служить практике, необходим ряд посредствующих звеньев, приспосабливающих теорию к потребностям деятельности, образующих цепь от “чистого” знания реальности, ее законов до непосредственной практики. Звенья этой цепи составляют ближайшие и конечные цели борьбы, ее стратегия и тактика, конкретная политика. Чтобы теория могла реализоваться на практике, необходима организация, связанная с массами, возглавляющая и направляющая их преобразующую деятельность, их революционную борьбу.

Все это общие предпосылки сознательного исторического творчества. Но характер деятельности и формы использования объективных Законов зависят от социально-экономических условий. В условиях капитализма единственной возможностью сознательного исторического творчества, возникшей, когда капитализм начал изживать себя, является революционная борьба против суще- ствующего строя, поскольку господствующая система — экономическая, социальная, политическая,— стремясь к самосохранению, тормозит действие объективных законов общественного развития.

Доказав, что история подчиняется объективным законам, марксизм сразу же отверг самую возможность фаталистической позиции, надежду на то, что законы «сами все сделают», что капитализм рухнет сам под давлением “объективной необходимости”. Напротив, открытие исторически преходящего характера капитализма и законов его перехода на новую, более высокую ступень общественного развития означало подведение теоретической базы под активную деятельность масс: «Мы не говорим миру: “перестань бороться; вся твоя борьба — пустяки”, мы даем ему истинный лозунг борьбы».

В этой формуле наиболее концентрированно выражена не просто функция теории, но специфика самого механизма сознательного использования социальных законов революционным рабочим движением в условиях капитализма. “Лозунг борьбы” необходим потому, что он придает теории форму; в которой она оказывается способной служить практике. Он вырабатывается на основе теории с учетом стратегических и тактических задач и конкретных условий движения. Это есть «выход» теории к практике.

“Лозунг борьбы” необходим рабочему революционному движению, которое имеет перед собой мощного противника в лице буржуазии с ее экономикой, аппаратом власти и средствами духовного воздействия. В условиях капитализма рабочее движение должно учитывать обстановку, постоянно быть готовым к ее изме- нениям, к смене форм и средств борьбы. Эта ориентация необходима, поскольку изменение условий происходит под влиянием факторов, до поры до времени независимых от самого движения часто в неожиданном направлении, и планировать социальные преобразования, управлять обстоятельствами здесь невозможно. Нужен именно “лозунг борьбы”, выработанный на основе научной теории с учетом конкретных условий места и времени. Он необходим потому, что цель деятельности должна быть представлена не просто в своей рационально-научной форме, а в виде вдохновляющего на борьбу призыва, знамени.

Таким образом, механизм использования объективных законов общественного развития в условиях антагонистического общества, где рабочий класс еще борется за власть, совпадает со всей системой организации борьбы революционного класса (масс), опирающейся на научную и революционную теорию. Разумеется, возможности использования объективных законов, а следовательно, сознательного творчества истории здесь ограниченны: новый тип развития еще только зарождается и не может охватить все общество. Кроме того, имеются мощные силы, тормозящие действие объективных законов. Эти законы проявляют себя не только через сознательную борьбу революционного класса, но и стихийно, через различного рода катаклизмы капиталистической системы — кризисы, обострение внутренних противоречий и т.д.

Буржуазия, конечно, предпринимает усилия, чтобы сглаживать возникающие противоречия, как-то выходить из кризисных состояний. Но поскольку противоречия и кризисы есть порождение собственных законов функционирования капиталистической системы, возможности буржуазии в этом отношении ограниченны. Законы вновь и вновь с еще большей силой пробивают себе дорогу, стихийно вызывая в капиталистической системе еще более глубокие противоречия, более обширные кризисы и разрушительные катаклизмы. Только победа революционного движения способна привести к разрешению этих противоречий путем утверждения социальной системы, функционирующей на основе иных законов и соответствующей их требованиям.

Качественно новым этапом в развитии механизмов сознательного использования объективных законов является социализм. Завоевание власти рабочим классом, устранение из общественной жизни эксплуататорских классов, тормозящих исторический процесс и препятствующих реализации требований объективных законов, утверждение общественной собственности, отношений коллективизма, интернационализма, морально-политического единства на базе единства коренных интересов всех социальных групп создают возможность:

планово осуществлять назревшие социальные преобразования; сознательно управлять экономическими и социальными процессами в масштабах всего общества; формировать новый тип исторического процесса, в основе которого лежит сознательное использование объективных законов, сведение к возможному минимуму негативного влияния стихийных процессов, все возрастающее совпадение социальных целей общества и общественных результатов его деятельности; втягивать все большие массы трудящихся в процесс сознатель- ного творчества истории путем включения индивидуальной деятельности в совокупную деятельность общества на основе единству личных и общественных интересов, развития культуры и коммунистического сознания масс, дающего каждому понимание исторической значимости и социального смысла его деятельности, всестороннего развития личности всех членов общества.

Характеризуя в этом плане социализм, В. И. Ленин писал: “...как бесконечно лживо обычное буржуазное представление, будто социализм есть нечто мертвое, застывшее, раз навсегда данное, тогда как на самом деле только с социализма начнется быстрое, настоящее, действительно массовое, при участии большинства населения, а затем всего населения, происходящее движение вперед во всех областях общественной и личной жизни” .

Преимущество социализма перед капитализмом состоит, в частности, в том, что формируемый им новый тип исторического развития решает важнейшую историческую задачу: создает условия для ускорения экономического, социального и духовного прогресса, для гармонического развития и общества и человека.

Но надо иметь в виду, что, поскольку новый тип развития при социализме еще только формируется, возможности социализма в данном отношении не безграничны. И это следует учитывать, намечая пути дальнейшего совершенствования экономических и социальных механизмов сознательного использования объективных законов в процессе строительства коммунизма.

В чем же состоит отличие социализма от коммунизма в плане рассматриваемых нами проблем,? Прежде всего налицо ограниченность материальных возможностей социализма. Наша страна, например, вынуждена была после революции догонять развитые капиталистические страны в экономическом отношении. Вполне по- нятно, что средства в первую очередь направлялись на развитие основы экономики — тяжелой промышленности; одновременно развивать столь же высокими темпами легкую промышленность и сельское хозяйство страна не могла. Лишь достижение ступени зрелого социализма принципиально изменило обстановку. Как отметил Л. И. Брежнев в Отчетном докладе ЦК КПСС XXIV съезду партии, в настоящее время СССР имеет такие материальные возможности, о которых раньше можно было только мечтать . Соответственно и развитие народного хозяйства становится более гармоничным; появляется возможность вкладывать средства в те отрасли, которые раньше отставали.

Могут сказать, что все это специфика России, что революции в развитых странах не будут сталкиваться с такими трудностями. Отчасти это верно, ибо трудящимся нашей страны пришлось после революции сначала доделывать то, что должен был сделать еще капитализм, но ограниченность ресурсов в любых условиях будет известным сдерживающим фактором в процессе становления нового типа исторического развития.

Вторым обстоятельством является уровень развития, культуры, сознательности, компетентности масс, то есть развитие самого человека. Опыт реального социализма доказывает, что характер нового общества зависит от традиций, культуры народа, трудящихся, строящих это общество. Чем выше уровень материального и социального развития общества, тем большее значение приобретает “человеческий фактор”. Ведь воспитание нового человека — про- блема гораздо более сложная, процесс более длительный, чем создание новой материально-технической базы. Об этом важном направлении работы говорил в своем докладе “Великий Октябрь и прогресс человечества” Л. И. Брежнев: “Заглядывая в будущее, мы должны сделать и еще один вывод. Для 'всех сфер жизни и развития нашего общества все большую роль будет играть уровень сознательности, культуры, гражданской ответственности советских людей. Воспитывать в человеке устремленность к высоким общественным целям, идейную убежденность, подлинно творческое отношение к труду — это одна из самых первостепенных задач. Здесь проходит очень важный фронт борьбы за коммунизм, и от наших побед на этом фронте будет все больше зависеть и ход экономического строительства, и социально-политическое развитие страны”.

Становление нового типа социально-исторического развития связано с достигнутым состоянием и дальнейшим совершенствованием всей системы социально-экономических отношений, механизма народнохозяйственного планирования и социального управления, включая практическое использование науки не только в технологии, но и в практике планирования и управления. Очевидно, что все эти механизмы не возникают сразу. Они сами зависят от уровня развития экономики и культуры и, кроме того, требуют систематической “отладки”. На самом деле, невероятно трудно наладить в масштабах целой страны функционирование огромной производственной системы, предусмотреть те изменения, которые ее развитие вызовет в социальной области, учесть обратное влияние социальных факторов на экономику, а также потребности людей не только в данный момент, но и их рост в будущем, предусмотреть их удовлетворение в планах экономического и социального развития и т. д. и т.п. Чтобы вся эта сверхсложная система работала бесперебойно и “в наиболее оптимальном режиме”, нужны систематические научные разработки, творческая инициатива.

Поэтому становление нового механизма сознательного использования объективных законов и, соответственно, нового типа общественного прогресса происходит постепенно — вместе с развитием социалистического общества. Это сложный процесс, его темпы определяются совокупным действием многих факторов. Среди этих факторов существенную роль играет наука. По мере развития системы социального управления расширяется потребность в науке, все новые и новые сферы научного знания подключаются к практике управления. Но эти отрасли знания сами должны быть подготовлены к тому, чтобы эффективно обслуживать нужды практики. Для многих общественных наук это новая функция, которая начинает формироваться при социализме или для развития которой именно социализм создает самые широкие возможности.

Использование науки в социальной практике налагает большую взаимную ответственность и на науку и на практику: наука должна готовить себя, чтобы быть способной служить практике, практика на всех уровнях управления должна быть готовой к тому, чтобы воспринять и реализовать данные науки. Необходи- мым условием выполнения этой задачи для всех общественных наук является использование марксистско-ленинской методологии. Важно также развитие теоретических исследований, систематическое познание происходящих в обществе социальных процессов, формирование прикладных отраслей знания, выработка практических рекомендаций. В условиях развитого социализма в дополнение к традиционно используемым общественным наукам все шире начинают использоваться на практике данные таких наук, как конкретная социология, социальная психология и другие отрасли психологии, демография, экономическая математика и т. п.

Однако применение социальных наук в таком широком масштабе — дело для общества новое. Здесь допускается еще немало ошибок, робости, имеются неиспользованные резервы, а то и прямое непонимание как со стороны научных работников, так и со стороны практиков, работников государственного аппарата того, что же нужно обществу от науки. Историческое значение имело в этой связи постановление ЦК КПСС “О мерах по дальнейшему развитию общественных наук и повышению их роли в коммунистическом строительстве” (1967 г.), реализация требований которого будет важным вкладом в совершенствование механизма сознательного использования объективных социальных законов в нашей стране.

Простор действию законов социализма открывается гораздо больший, когда социалистическому обществу ничто не угрожает извне и оно может направить максимум сил и средств на решение собственных проблем. Но в условиях сосуществования двух противоположных систем социализму приходится развиваться под постоянной угрозой со стороны враждебных ему сил империализма. Это сдерживает свободное развертывание и проявление преиму- ществ нового общества, накладывает свой отпечаток на его развитие. Социализм заинтересован в мире, ибо мир есть условие его развития. Советское государство родилось с лозунгом мира, но ему не удалось предотвратить гражданской войны, интервенции и вероломного нападения фашистских агрессоров. Советский народ проявил чудеса героизма и отстоял в жестоких боях свободу и независимость своей отчизны. В послевоенный период КПСС и Советское государство вместе с другими социалистическими странами и при поддержке миролюбивых сил всего мира последовательно отстаивают дело мира и международной безопасности. “Ибо нет сейчас ни для одного народа вопроса более существенного, более важного, чем сохранение мира, чем обеспечение первейшего права каждого человека — права на жизнь” ,— отмеча- лось в Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии.

Мирные инициативы, твердая миролюбивая политика социализма принесли свои плоды: принцип мирного сосуществования государств с различным социальным строем получил всеобщее признание. Народы социалистических стран уже более 30 лет живут в условиях мира. Но империалистические государства продолжают вооружаться, расходуя на военные цели астрономические суммы. И поскольку угроза войны не снята с повестки дня, задача защиты социализма от возможных внешних опасностей продолжает сохранять свое первостепенное значение.

Таковы вкратце особенности и трудности становления нового типа исторического прогресса, основанного на познании и сознательном использовании объективных законов. Очевидно, что на этапе развитого социализма общество делает новый серьезный шаг по пути совершенствования механизма сознательного использования законов, но и сейчас остается много нерешенных проблем в области обеспечения возможно большего совпадения целей и результатов деятельности масс. Предстоит еще очень многое сделать, чтобы окончательно сформировать новый тип исторического прогресса, добиться в процессе коммунистического строительства полной реализации научно сформулированных целей деятельности всего общества.

В научной литературе, посвященной проблеме социальных законов при социализме, как правило, отмечается, что следует различать механизм действия и механизм использования законов., ибо, если даже мы сознательно закон не используем, он продолжает действовать и действует тогда уже разрушительно . Этот тезис не вызовет возражения, если к нему добавить, что использование тоже есть, действие закона и механизм стихийного действия закона при социализме « отделяется» от механизма его сознательного использования, когда общество не учитывает требований закона или просто нарушает его. В таком случае проявляется его стихийное действие. Поэтому механизм сознательного использования законов не должен ускользать из-под контроля общества. Тогда возможность всякого рода стихийных “взрывов” будет сведена до минимума.

2. Исторические типы социальности и развитие индивида

В своей действительности, указывал К. Маркс, сущность человека есть совокупность всех общественных отношений . Это принципиальное положение, раскрывающее социальную природу человека, характеризует его родовую сущность. Однако в рамках этой общей родовой сущности имеется огромное многообразие и богатство человеческих индивидов.

Для понимания развития человека в истории и самой истории как развития индивида необходимо определить принципы, разработать методологию перехода от социального к индивидуальному. Именно в связи с этим в категориальную сетку исторического материализма и вводятся такие понятия, как “тип социальности”, “социальный институт”, “малая группа”, “человек — индивид — индивидуальность — личность”, “образ жизни — качество жизни — стиль жизни” и т. д.

В предшествующем изложении мы попытались показать, что без сведения индивидуального к социальному общественная наука была бы невозможна, ибо немыслимо охватить и описать все огромное эмпирическое многообразие индивидуальных человеческих действий.

Совершить обратный переход—от социального к индивидуальному — значит непросто возвратиться к первоначальному эмпирическому многообразию человеческих действии, а подняться в своем познании на новую ступень — на ступень понимания индивидуального как конкретного выражения социалъного. Следовательно, здесь нам предстоит выявить уже не просто родовую сущность человека, а причины появления конкретного многообразия человеческих индивидов. Это путь научного познания конкретной социальной природы индивидов. В этом пункте гуманитарная наука сближается с искусством, которое также фиксирует общее, типичное в его индивидуальном проявлении. Однако если для художника, воспроизводящего социальный тип, важна художественная правда, то ученый ориентирован на объективную истину, по- знание которой требует выработки соответствующих научных категорий, и прежде всего понятия тип соццальности.

Это понятие еще не получило достаточно четкого определения в философской литературе. Поэтому необходимо, хотя бы вкратце, остановиться на его характеристике. Тип социальности задается общими условиями и отношениями исторически определенной общественно-экономической формации, или можно сказать иначе: формационное членение мировой истории служит основой для вы- деления конкретных типов социальности, хотя и не всегда в истории наблюдалось полное соответствие между ними.

Специфика категории “тип социальности” состоит в том, что она выступает как синтетическая характеристика совокупности условий, формирующих человеческого индивида и определяющих тип его взаимодействия с обществом. Поэтому развитие индивида можно проследить, анализируя типы социальности, имевшие место в истории.

Характеристика основных исторических типов социальности дана в гениальном обобщении К. Маркса:

“Отношения личной зависимости (вначале совершенно первобытные) — таковы те первые формы общества, при которых производительность людей развивается лишь в незначительном объеме и в изолированных пунктах. Личная независимость, основанная на вещной зависимости,— такова вторая крупная форма, при которой впервые образуется система всеобщего общественного об- мена веществ, универсальных отношений, всесторонних потребностей и универсальных потенций. Свободная индивидуальность, основанная на универсальном развитии индивидов и на превращении их коллективной, общественной производительности в их общественное достояние,— такова третья ступень. Вторая ступень создает условия для третьей. Поэтому патриархальный, как и античный строй (а также феодальный) приходят в упадок по мере развития торговли, роскоши, денег, меновой стоимости, в то время как современный общественный строй вырастает и развивается одновременно с ростом этих последних” .

Таким образом, Маркс здесь выделяет три основных исторических типа социальности: отношения личной зависимости, отношения вещной зависимости и отношения свободных индивидуальностей. Возникает вопрос: как это деление соотносится с формационным членением общества, с глобальным разделением на доклассовое, классовое и бесклассовое общество?

Очевидно, что в первый тип социальности — отношения личной зависимости — Маркс включает все докапиталистические формации. Основанием для этого, видимо, послужил тот факт, что, несмотря на качественное различие экономических основ первобытного общества и докапиталистических антагонистических формаций, общим для них с точки зрения развития индивида была включенность последнего в локализованную систему общественных связей, которая и выступает в качестве формирующей индивида ячейки — род, община, каста, сословие, цех и т. п. Что касается последующих ступеней социальности (второй и третий ее типы), то они совпадают соответственно с капиталистической и коммунистической формациями.

Рассмотрим процесс развития индивида в каждом из трех типов социальности.

Отношения личной зависимости характеризуются тем, что индивид здесь существует и формируется, будучи “слитым” с определенной ограниченной общностью, и иначе не может себя воспроизводить. Эта слитность с коллективом сыграла огромную роль в становлении и развитии человека на ранних ступенях истории.

Вначале отношения личной зависимости, как справедливо отмечает Маркс, были еще совершенно первобытными. Действительно, человек появляется в истории как “стадное животное”, ибо слабость обособленной личности перед силами природы исключала возможность его изолированного существования и самостоя- тельного развития. Человек мог существовать только в коллективе. Личная зависимость каждого человека от коллектива — таково первое проявление отношений личной зависимости (хотя личности в собственном смысле слова еще не было и термин “личный” означает просто то, что связано с “отдельным человеком” ).

Таким образом, отношения личной зависимости существуют и в условиях первобытного равенства людей в смысле зависимости друг от друга членов рода, племени, общины. С возникновением антагонистического общества понятие “отношения личной зависимости” приобретает еще и другое содержание — означает отношение господства и подчинения, отношение эксплуатации, при ко- тором один человек является полной или неполной собственностью другого (раб, крепостной и т. п.).

Материальной основой объединения людей в общество всегда была экономика, производство необходимых для их жизни материальных благ. И понятие “отношения личной зависимости” неправильно трактовать как нечто противостоящее материальным, экономическим, производственным отношениям. Конечно, это понятие выражает и надстроечные отношения, но Маркс не случайно прямо говорит о существовании “отношений личной зависимости в сфере производства” . Потому отношения личной зависимости — тип социальных связей, который был либо единственным, либо доминирующим, во всех докапиталистических общественно-экономических формациях, и именно он определял и формировал социальную природу человека. О том, что для Маркса эта идея отнюдь не случайна, свидетельствуют написанные уже в конце его жизни наброски письма к Вере Засулич, в которых родоплеменные и общинные формы социальности он называет первичной или архаической формацией человечества .

Описываемый тип социальности, сам будучи следствием и порождением неразвитости, слабости производительных сил общественного человека, в то же время выступает предпосылкой и социальной основой отношения человека к природе, поскольку последнее существует всегда в рамках определенной общественной формы. Данный тип социальности определяет такое отношение человека к природе, точнее, к природным условиям его производства, когда они выступают как неорганическое продолжение его собственного тела. Иначе говоря, человек, трудящийся слит, “сращен” с условиями своего труда — с орудиями и средствами производства, и прежде всего с землей, которая во всех докапиталистических формациях была главным условием, предметом и сред- ством труда (мы здесь отвлекаемся и от ранних форм присваивающей экономики и от кочевых племен, живших скотоводством).

Следовательно, человек здесь находится в единстве с естественно сложившимися условиями своего труда и в отношениях (также естественно сложившихся) личной взаимозависимости с членами той общности, к которой он принадлежит. Термин “естественное” употребляется Марксом в этом контексте не как нечто отличное от социального, а как определение социальных отношений между людьми, которые не опосредствованы вещами, то есть не выступают в форме отношений вещей. К. Маркс писал: “Все те формы (все они сложились в той или иной степени естественным путем, однако в то же время являются результатами исторического процесса), при которых община предполагает субъектов в определенном объективном единстве с их условиями производства, или при которых определенный способ существования субъектов предполагает саму общину в качестве условия производства, по необходимости соответствуют только ограниченному, и притом принципиально ограниченному развитию производительных сил”.

Таким образом, характеризуя отношения личной зависимости как тип социальности, важно иметь в виду три момента: во-первых, это такой тип социальности, когда индивид слит как с коллективом, так и с объективными условиями своего производства и потому еще не выступает как личность; во-вторых, это естественно сложившийся тип социальности; в-третьих, этот тип социальности характеризует отношения людей как в процессе производства, так и в быту, общественной и духовной сфере, что находит свое непосредственное выражение в их образе жизни.

Возникновение данного типа социальности связано с общественной собственностью на средства производства — собственностью рода, племени, общины. Маркс обращает внимание не только на то, что здесь существуют отношения сотрудничества в рамках коллектива, но и на то, что каждый человек относится к природным условиям производства как к своим собственным, лишь будучи членом данного коллектива. Община опосредствует отношение индивида к природе, присвоение человеком продукта природы в процессе труда. Собственность не разрушает, а закрепляет включенность человека в данный коллектив, его принадлежность коллективу. “Собственность означает, следовательно, первоначально (и таковой она является в ее азиатской, славянской, античной, германской формах) отношение трудящегося (производящего или себя воспроизводящего) субъекта к условиям своего производства или воспроизводства как к своим собственным. Поэтому в зави- симости от условий этого производства она будет принимать различные формы” .

Дальнейшее развитие ведет к появлению в недрах общины частной собственности и к возникновению эксплуатации человека человеком в форме рабства и крепостничества. Частная собственность трудящегося индивида на орудия труда, дом, движимое имущество и т.д. не ведет к разложению данного типа социальности, ибо она никогда полностью не ликвидирует принадлежности ин- дивида в той или иной форме к определенной общности. Примером в этом смысле может служить средневековый ремесленный цех.

Следствием и фактором разложения первобытной коллективности, составившего эпоху в истории человечества, является возникновение отношений эксплуатации. Эксплуатация в ее докапиталистических формах есть, по словам Маркса, “необходимый и последовательный результат собственности, основанной на общинном строе и на труде в условиях этого строя” . Общинная собствен- ность означает, как мы говорили, отношение трудящегося индивида к объективным условиям производства как к его собственным, отношение, опосредствованное его принадлежностью к общине. Эксплуатация в этих условиях низводит самого работника до роли объективного условия производства, то есть предполагает превращение его в раба или крепостного. Поэтому, как писал Маркс, “рабство, крепостная зависимость и т. д. всегда являются вторичными формами...” .

Возникновение этих форм не уничтожает типа социальности, основанного на отношениях личной зависимости, но видоизменяет их содержание. В рамках общины, где существовало равенство и общность интересов всех ее членов, отношение личной зависимости выражалось в самом факте коллективности, во взаимозависимости членов общины друг от друга. С возникновением экономи- ческого неравенства, противоположности интересов, эксплуатации отношения личной зависимости выступают уже как отношения господства и подчинения. Сохранять и воспроизводить эти отношения можно лишь с помощью внеэкономического принуждения, а также политического, юридического, религиозного, традиционного закрепления экономически обусловленной социальной дифференциации в виде сословий, каст, корпораций, цехов и т. д. Отсюда следует, что сословно-кастовое деление в докапиталистических антагонистических обществах и выражает и маскирует основную классовую дифференциацию этого общества.

Проведенный анализ показывает, что в рамках типа социальности, характерного для всех докапиталистических обществ, происходило изменение и развитие форм собственности и соответствующее видоизменение конкретного содержания отношений личной зависимости. Возникает вопрос: какое влияние все эти про- цессы оказывали на формирующегося в таких условиях человека?

Главную особенность индивида, обусловленную этим типом социальности, составляет его включенность в какую-либо форму общности — род, общину, корпорацию, сословие и т. д.

Первоначально индивид слит с той родоплеменной общностью, членом которой он является. Он полностью ей принадлежит и в своем сознании и в поведении: в сознании он не отделяет себя от коллектива, а его поведение регламентировано нормами, запретами, традициями коллектива. Поскольку индивид еще ни в какой форме не обособился от коллектива, здесь отсутствует и сама проблема отношения индивида и общества, тем более что рамки кол- лектива для него совпадают с рамками общества.

Возникновение частной собственности в недрах общинного производства служит материальной основой для известного обособления индивида. Но поскольку эта собственность еще не разрывает общинные узы, включенность человека в систему общинных связей сохраняется. Регламентация поведения, господство традиций и обычаев еще доминирует в формировании человека, но уже нельзя говорить о слиянии индивида с общностью.

С появлением социально-классовой дифференциации отношение индивида к обществу начинает опосредствоваться его принадлежностью к сословной, кастовой, корпоративной и т. п. общности. Так, крестьянин феодального общества уже не только член определенной общины, но и принадлежит к сословию, которое угнетается, эксплуатируется феодалами и противостоит им. Следовательно, в самой оценке человека, его положения возникает новое существенное измерение: он выступает перед обществом как сословный индивид, то есть соотносится с обществом не непосредственно, а через свою социальную группу, сословие. Общинные отношения вплетаются здесь в новую сложную систему социальных связей, конкретная совокупность которых и характеризует сущность индивида данного общества.

Докапиталистический, архаический тип социальности не есть лишь достояние истории. С проблемами, касающимися формирования индивида в рамках этого типа общественных связей, сталкиваются многие развивающиеся страны. Племенные отношения, общинные связи до сих пор играют огромную роль в жизни государств Тропической Африки; лишь совсем недавно были формально ликвидированы касты в Индии, но еще далеко до исчезновения кастовой психологии; традиционные формы регламентации общественной и личной жизни существуют почти повсеместно и т. д. Причем сложность ситуации состоит в том, что докапиталистические социальные структуры (в прямой или пережиточной форме) переплетаются с современными капиталистическими, а в некоторых странах, вступивших на путь некапиталистического развития,— и с зародышевыми формами социалистических социальных структур.

Впервые в теоретическом плане вопрос о судьбе общинных структур в связи с перспективой социалистического развития был поставлен русской общественной мыслью. Рассматривая сохранившуюся в России общину как непосредственную основу для перехода к социализму, русские народники полагали, что возможно сохранить ее положительные стороны и отбросить отрицательные.

В противоположность народникам марксисты (сам К. Маркс, затем Г. В. Плеханов и в особенности В. И. Ленин) утверждали, что община не имеет внутренних самостоятельных потенций для непосредственного перехода к социализму, что судьба общины зависит от общих результатов борьбы общественных классов, что возможность ее использования для облегчения перехода крестьянских масс на путь социализма связана с победой пролетарской революции. В. И. Ленин показал, что народническая постановка вопроса о сохранении “хороших” и устранении “дурных” сторон общины утопична и эклектична, антидиалектична.

Практически проблема использования общинных структур при переходе к социализму впервые возникла после Октябрьской революции в отношении ряда народов Средней Азии, малых народностей Сибири и Крайнего Севера. В настоящее же время эта проблема приобрела глобальный характер и у нее возникли новые оттенки . Поэтому всесторонняя теоретическая разработка относящегося сюда круга вопросов — необходимый момент применения марксистской теории для определения путей развития стран, сохранивших общинные структуры.

Общинные структуры, несмотря на присущие им традиции коллективизма, в силу своей архаичности создают определенные трудности для включения сформированного ими человека в процесс строительства социализма и жизни в условиях нового общества. Опыт Советского Союза доказывает, что эти трудности преодолимы в ходе социалистического строительства. Но при исполь- зовании советского опыта в иных исторических условиях, применительно к другим странам, необходимо учитывать специфику последних, что опять-таки говорит о необходимости разработки теории вопроса.

Докапиталистические социальные структуры и связанный с ними тип социальности разлагаются капитализмом. Процесс этот в деталях исследован К. Марксом в “Критике политической экономии” и “Капитале” при анализе исторических предпосылок возникновения капиталистического производства. Процесс первоначального капиталистического накопления состоит, как показал Маркс, в разрыве изначальной сращенности производителя со средствами и условиями его производства, в результате чего и образуется рынок свободной рабочей силы — свободной от средств производства и средств пропитания. Другую сторону этого процесса образует разрыв общинных связей, освобождение от отношений личной зависимости. В результате впервые в истории возникает свободный изолированный индивид — атом гражданского общества. “Человек обособляется как индивид,— писал Маркс,— лишь в результате исторического процесса”. Обособленный индивид — не исходный пункт исторического развития, а его результат.

Преодолевая прежние формы социальности, капитализм формирует новый тип социальных связей, который Маркс называет вещными отношениями. Вещные отношения — это отношения товаропроизводителей. Их особенность состоит в том, что отношения между людьми здесь опосредствуются стоимостей. Вещь — товар — воплощение стоимости стоимость выступает как объективный носитель общественных отношений между субъектами товарного производства и обращения. Всеобщим и в то же время индивидуализированным воплощением меновой стоимости являются деньги, поэтому вещные отношения — это денежные отношения, отношения чистогана.

Как тип социальных связей, вещные отношения обладают рядом принципиальных отличий от предшествующей формы. Они внутренне связаны с разделением труда и обменом деятельностью в форме товарных стоимостей. Поэтому в товарном производстве и обращении выражена взаимная связь индивидов-товаропроиз- водителей. Но в отличие от связи, присущей предыдущему типу социальности, это безличная связь безразличных друг другу индивидов. Характеризуя этот аспект вещных связей, Маркс писал: “Взаимная и всесторонняя зависимость безразличных по отношению друг к другу индивидов образует их общественную связь. Эта общественная связь выражена в меновой стоимости, ибо только в меновой стоимости для каждого индивида его собственная деятельность или его продукт становится деятельностью или продуктом для него самого; он должен производить всеобщий продукт — меновую стоимость или меновую стоимость в ее обособленно изолированном и индивидуализированном виде, т. е. деньги-” .

К. Маркс вскрыл тайну вещных отношений. При натуральном хозяйстве человек производит продукт, необходимый для его собственного потребления,— хлеб, ткань, одежду, инструмент и т. д. При натуральной ренте эксплуататор изымает у производителя продукт, также необходимый для его собственного потребления. В товарном производстве вещь производится для продажи и дея- тельность товаропроизводителя становится деятельностью для него самого, лишь поскольку он в состоянии произвести нечто для других — меновую стоимость. Иначе говоря, ему неважно, что он производит, какую потребительную стоимость, важно, что он в состоянии произвести меновую стоимость, то есть вещь, с помощью которой он только и может вступить в отношение с другими товаропроизводителями. Отсюда следует также, что товаропроизводителю безразлично, с кем конкретно он вступает в отношение обмена, ему важно приобрести нужное для себя. Поэтому товарное производство порождает и безразличие к определенному виду труда, и безразличие индивидов друг к другу. Вещные отношения есть отношения отчужденных, изолированных индивидов, которые зависят друг от друга уже не в локальных рамках узкой общности, а в масштабах общества.

Далее, если в рамках отношений личной зависимости принуждение к труду и присвоение прибавочного продукта эксплуататорами осуществляется с помощью насилия, использования власти, внеэкономического принуждения, то в системе вещных отношений “та власть, которую каждый индивид осуществляет над дея- тельностью других или над общественными богатствами, заключается в нем как владельце меновых стоимостей, денег. Свою общественную власть, как и свою связь с обществом, индивид носит с собой в кармане” .

Маркс четко разъясняет, как взаимно “отталкиваются” друг от друга эти типы социальности: “В меновой стоимости общественное отношение лиц превращено в общественное отношение вещей, личная мощь — в некую вещную мощь. Чем меньшей общественной силой обладает средство обмена, чем теснее оно еще связано с природой непосредственного продукта труда и с непосредственными потребностями обменивающихся, тем больше еще должна быть сила той общности, которая связывает индивидов друг с другом — патриархальное отношение, античное общество, феодализм и цеховой строй” .

В данном высказывании Маркса важно выделить еще один Момент. Товарное производство существовало и в рамках прежнего типа социальности, но оно не определяло его, ибо не играло доминирующей роли. Кроме того, это было простое товарное производство, где средство обмена тесно связано и с природой производимого продукта и с потребностями товаропроизводителей. Поэтому в простом товарном производстве вещные отношения еще находятся в процессе становления и их определения не выступают в развернутой форме.

Господствующими и определяющими (и характеризующими) тип социальности вещные отношения становятся при капитализме — развитой форме товарного производства, где товарно-денежные отношения приобретают всеобщий характер и товаром становится сама рабочая сила человека. Применительно к человеку, формирующемуся в рамках этого типа социальности, переход к капитализму означает следующее.

Капитализм впервые полностью отрывает человека от всех прежних форм общности, разрушает общинные, сословные, кастовые и иные перегородки (буржуазное равенство) и на место всех этих отношений ставит отношения чистогана — вещные отношения между людьми. Капитализм атомизирует индивида и создает тем самым предпосылки для развития личности. Вместе с буржуазным индивидом рождается и буржуазный индивидуализм как идеологическое, нравственное и психологическое отражение и оправдание атомизации индивида в буржуазном обществе. Человек, утверждают, например, представители экзистенциализма, является личностью и может рассматриваться как личность лишь в противопоставлении обществу. Апологеты буржуазного индивидуализма абсолютизируют реальное отличие индивида от общества, забывая, что индивид может обособляться только в обществе и что общество формирует человека как личность.

Буржуазные идеологи отождествляют индивидуализм и свободу личности, считая, что человек от природы наделен некоторыми неотъемлемыми правами, реализацию и защиту которых обеспечивает государство.

Формальное провозглашение буржуазных свобод было, конечно, великим демократическим завоеванием, прогрессом по сравнению со средневековьем с его сословным неравенством и т. п. Идея равенства и прав человека сыграла определенную роль в освобождении человека от рабской, сословной, кастовой психологии, в самоутверждении человека и формировании у него чувства собст- венного достоинства. Но фактически это лишь индивидуалистическая интерпретация свободы человека, ибо подлинная его свобода возможна только в свободном обществе, обеспечивающем самодеятельность индивидов, свободное развитие и проявление их способностей.

Реальную свободу капитализм обеспечивает не человеку как таковому, а частной собственности. Человек свободен лишь как собственник и в меру принадлежащей ему собственности. Таково положение индивида в частнособственнических формациях. Непосредственно он выступает здесь как классовый индивид.

Частная собственность не может служить источником действительной свободы, ибо она есть источник отчуждения. В условиях господства частной собственности овеществленный труд является одновременно трудом отчужденным, овеществленные отношения — отношениями отчужденными. Всеобщее господство частной капиталистической собственности означает поэтому всеобщее господ- ство отчуждения: созданный человеком продукт отделяется от него и господствует над ним как слепая стихийная сила; овеществленные, объективированные отношения людей противостоят им как нечто чуждое; созданные людьми учреждения и организации навязывают им определенные ролевые функции. Таким образом, личность. и общество при капитализме противопоставлены друг другу. Личность живет в мире чуждых ей социальных институтов, сил, общественных отношений. Это извращенный мир, существование в котором — источник многих “болезней личности”.

Частная собственность разъединяет и противопоставляет людей друг другу, приводит к отчуждению человека от природы. В этих условиях личность чувствует себя одинокой, потерянной, покинутой, как выражаются экзистенциалисты. Конечно, состояние отчужденности сознают и ощущают далеко не все люди. Многие приспосабливаются психологически к этому состоянию и превращаются в обывателей, конформистов, функционирующих в установленных рамках.

Среди некоторых слоев интеллигенции, которые особенно остро переживают коллизии личности, развивается гуманистическая критика капитализма. Но поскольку источником этих коллизий считают просто явление отчуждения, постольку такая критика остается ограниченной, не поднимается до понимания того, что действительная причина зла есть система капитализма в целом, система частной собственности, порождающей и явления отчуждения.

Вместе с тем отчужденный от человека, противостоящий ему и властвующий над ним мир вещного богатства и вещных отношений создает и развивает материальные предпосылки для дальнейшего развития общества. Отделение производителя от средств производства, осуществленное в процессе первоначального капиталистического накопления, в ходе развития капитализма дополняется отделением человека от природы, осуществляемым развитием про- мышленности. Именно промышленное производство в его капиталистической экономической и социальной форме стало той силой, которая втянула народы земли в общее русло капиталистического развития, создала мировой рынок, породила характерную для новой стадии исторического развития универсальность общественных связей, явилась могучим фактором интернационализации общественной жизни.

В этих условиях человек впервые вырывается окончательно из тех природных зависимостей, в рамках которых его производительность могла развиваться, по словам Маркса, лишь в очень ограниченной степени. Капиталистическая формация образует ту ступень прогрессивного развития человечества, которая создает качественно новую материальную базу, открывающую возможность его безграничного дальнейшего прогресса. Кроме того, преодолевая различного рода локальные связи, капитализм формирует нового субъекта деятельности, потенциально способного к безграничному развитию своих способностей и потребностей. Но эти объективные и субъективные возможности могут реализоваться лишь на базе преодоления того типа социальности, который ха- рактерен для капитализма.

К. Маркс говорил, что действительное богатство человека есть богатство его действительных связей. Но при капитализме универсально развитое богатство действительных связей отчуждено or человека, противостоит ему как совокупность вещных отношений. Чтобы развить себя и стать универсальным человеком, индивид должен присвоить это богатство, сделать его своим собственным достоянием. Решению этой задачи препятствует господство частной собственности. Поэтому капитализм лишь объективно ставит задачу универсального, всестороннего развития индивида. Решить же ее должен коммунизм.

Итак, капитализм создает материальные предпосылки для перехода к коммунизму и формирования человека, свободного от местной, цеховой, сословной ограниченности и связанного с миром универсальных взаимодействий и отношений. Однако все это лишь предпосылки, ибо материально-техническая база капитализма не адекватна коммунизму, а формируемый капитализмом индивид еще не сделался человеком, способным присвоить себе мир уни- версальных отношений и стать всесторонне развитой личностью. Чтобы решить эти задачи, необходимо прежде всего изменение формы собственности — уничтожение частной собственности на средства производства и утверждение общественной собственности. Но общественная собственность коммунистического типа, будучи отрицанием частной собственности, принципиально отличается и от примитивной общественной собственности первобытного общества и ее последующих модификаций (община и т. п.). Она отличается от последних своим общенародным, характером и тем, что адекватную ей материально-техническую базу создает высокий уровень развития производительных сил и обобществления производства. Поэтому данная форма собственности может служить основой для формирования качественно нового типа социальности.

Возникновение общественной собственности — необходимая, но не достаточная основа для утверждения нового типа социальности, который формируется в процессе развития общественной социалистической собственности. Это развитие заключается в использовании социалистической собственности для повышения общественной производительности до такого уровня, при котором освобождается необходимое время для развития индивида, с одной стороны, и удовлетворяются его непосредственные материальные потребности — с друзой.

Происходящая в мире научно-техническая революция показывает, какие реальные формы может принять материально-техническая база коммунистического общества, ибо создаваемая ею техника как раз позволяет в огромной степени поднять производительность труда и освободить человека от тяжелого и монотонного труда в сфере материального и духовного производства, без чего труд нельзя превратить в первую жизненную потребность. Поэтому соединение достижений научно-технической революции с преимуществами социализма есть стратегическая пиния развития экономики социализма, в особенности на стадии развитого социализма.

Это развитие вместе с тем выступает и как развитие самого человека. Общественная собственность устраняет антагонизм индивида и общества, делает человека непосредственно заинтересованным в прогрессе и процветании общества. И не удивительно, что он активно участвует в борьбе за повышение производительности общественного труда, которую ведет социалистическое общество. С другой стороны, общество само заинтересовано в развитии каждого индивида, ибо от этого зависит рост производительности общественного труда, решение стоящих перед обществом социальных проблем. Поэтому в процессе коммунистического строительства постепенно формируется индивид, уже способный присвоить себе то универсальное богатство общественных связей, которое только и делает его всесторонне развитой личностью.

Таким образом, формирование все более развитой личности является и средством решения задач коммунистического строительства и целью этого процесса. Всесторонне развитая личность — это не некое однажды достигнутое и застывшее совершенство, а постоянное движение, процесс присвоения всего богатства человеческой культуры, непрерывное творчество, поиск нового, не- изведанного.

Процесс производства на базе общественной собственности, рост материального и духовного богатства общества и соответственно развитие самого человека служат мощными факторами формирования принципиально нового типа социальности — социальности коммунистической. При социализме совершенно от- четливо, именно в силу того, что целью производства здесь становится не погоня за прибылью, не производство ради производства, а человек, экономический прогресс подчинен решению социальных задач, развитию всей совокупности социалистических общественных отношений и самого человека. Эта социальная заданность экономического развития представляет собой важное преимущество социализма перед капитализмом, объективное выражение его гуманистической природы, ибо общественная Жизнь строится не на отчуждении общественного богатства от трудящегося индивида, а на его присвоении индивидом и развитии последнего на базе этого присвоения.

Коммунистический тип социальности отрицает предыдущие типы и вбирает в себя позитивные результаты предшествующего развития человека. Этот тип социальности исключает и примитивное слияние индивида с коллективом и индивидуалистическую буржуазную “атомизацию” личности в обществе. Он формирует коллективистскую личность, которая одновременно является членом коммунистической ассоциации, ориентированной на общение, на жизнь и деятельность в коллективе, и свободной индивидуальностью, отличающейся от других членов коллектива. Коммунистический коллективизм противостоит поэтому не только буржуазному индивидуализму, но и всяким ложным (иллюзорным) и первоначальным формам коллективности, будучи отрицанием отрицания — восстановлением коллективности на качественно иной основе. Общество в этих условиях заинтересовано не в том, чтобы индивид терял собственное лицо и полностью сливался в своем сознании и поведении с коллективом, а в широком разнообразии индивидуальностей, ибо богатство коллектива и общества измеряется уже не вещами, не количеством стоимостей, а богатством индивидуальностей .

Изменению смысла понятия “богатство” Маркс уделял много внимания в своих размышлениях по поводу будущего общества, которое идет на смену капитализму. До коммунизма богатство всегда отождествлялось с материальным богатством. Но если в древности материальное богатство ценилось в его натуральной форме — золото, украшения, оружие, дворцы, земля и т. д., то в условиях капитализма символом богатства стали деньги. И это соответствует особенностям производства: в первом случае натуральному хозяйству, рассчитанному на непосредственное потребление; во втором — товарному производству, производству ради прибыли.

Маркс писал: “...на основе непосредственного принудительного труда и воспроизводится только отношение господства, для которого само богатство имеет ценность только как наслаждение, а не как богатство само по себе, и которое поэтому никогда и не может создать всеобщее промышленное производство». Конечно, речь идет не о том, что при капитализме натуральная форма богатства вообще отбрасывалась. Просто деньги могли превратиться в любую конкретную форму вещественного богатства и потому выступали его всеобщей формой. Совершенно иная трактовка богатства соответствует условиям коммунизма. Здесь главным богатством общества становится сам человек, его всестороннее развитие и свободное проявление его способностей.

В коммунистическом производстве стоимостные отношения утрачивают свое значение, производительная сила человека усиливается производительной силой (технологическим применением) науки, производительность труда измеряется не рабочим, а свободным временем общества. Отсюда вытекает то определение бо- гатства, которое дает Маркс применительно к будущему обществу. И хотя это определение часто теперь приводят, мы позволим себе именно им завершить рассмотрение вопроса о трех типах социальности: “На самом же деле, если отбросить ограниченную буржуазную форму, чем же иным является богатство, как не универсальностью потребностей, способностей, средств потребления, производительных сил и т. п. индивидов, созданной универсальным обменом? Чем иным является богатство, как не полным развитием господства человека над силами природы, т. е. как над силами так называемой “природы”, так и над силами его собственной природы? Чем иным является богатство, как не абсолютным выявлением творческих дарований человека, без каких-либо других предпосылок, кроме предшествовавшего исторического развития, делающего самоцелью эту целостность развития, т. е. развития всех человеческих сил как таковых, безотносительно к какому бы то ни было заранее установленному масштабу. Человек здесь не воспроизводит себя в какой-либо одной только определенности, а производит себя во всей своей целостности, он не стремится оставаться чем-то окончательно установившимся, а находится в абсолютном движении становления”.

ГЛАВА I ОБЩЕСТВО И ПРИРОДА

Взаимоотношение общества с природными — географическими и демографическими — предпосылками и условиями его существования и развития всегда было одной из неотъемлемых проблем теории исторического материализма. В позитивном плане он разрабатывал методологические принципы исследования этого взаи- моотношения, в критическом — принципы анализа различного рода концепций, игравших прогрессивную или реакционную роль в трактовке этой проблемы.

Разработка вопроса о взаимоотношении общества и природы в историческом материализме сводилась по существу к четырем основным положениям:

1) географическая среда и народонаселение всегда были и будут необходимыми естественно-материальными условиями жизни общества;

2) эти условия оказывают влияние на ход истории — на темпы развития, на разделение труда и его производительную силу и т. д., причем характер этого влияния сам зависит от уровня общественного развития;

3) общество в свою очередь оказывает обратное воздействие на природу, преобразует ее, и это воздействие может иметь как положительные, так и отрицательные результаты;

4) географические и демографические условия не определяют развитие общества.

Что касается критики, то она была направлена преимущественно против преувеличения значения географической среды или роста народонаселения в развитии общества и на определение реальной — прогрессивной или реакционной — роли той или иной теории в конкретных исторических условиях.

Научно-техническая революция поставила человечество перед новыми проблемами, с которыми оно практически раньше никогда не сталкивалось, а это потребовало и новых теоретических решений, ибо прежние решения вопросов взаимоотношения природы и общества при всей своей принципиальной значимости в новых условиях оказываются явно недостаточными.

Выявились три главные проблемы, относящиеся к сфере взаимодействия общества с естественными предпосылками его существования:

перспектива исчерпания в недалеком будущем невозобновляемых природных ресурсов — энергетических (уголь, нефть, газ) и сырьевых (цветные металлы, некоторые виды минерального сырья и т. д.);

загрязнение природной среды в таких масштабах, когда природа сама уже не в состоянии восстановить биологическое равновесие;

резкое увеличение населения Земли, приобретающее характер “демографического взрыва”.

Конечно, и раньше люди сталкивались с подобного рода явлениями — исчерпанием того или иного месторождения полезных ископаемых, загрязнением воды или воздуха промышленными предприятиями, быстрым ростом населения отдельных стран. Но все эти явления носили локальный характер. Новое состоит в том, что ныне они носят глобальный характер, глобальный в двух отношениях: и в том, что они приобрели планетарные масштабы, и в том, что разрешить эти проблемы невозможно средствами одной страны или группы стран, а лишь объединенными усилиями всего человечества на базе применения науки и сознательного регулирования обмена веществ между обществом и природой.

Существенно важны также более тесная связь и переплетение экологических и демографических проблем. Если раньше для сравнительно небольшого населения Земли природная среда и естественные ресурсы были практически безграничны, а возможности воздействия человека на природу — весьма ограниченны, то в настоящее время обстановка принципиально изменилась. Быстрый рост населения при современном уровне производства становится существенным фактором как загрязнения среды, так и исчерпания природных ресурсов. Наконец, характерной чертой современных экологических и демографических процессов является то, что их динамика, как это установлено исследователями, подчиняется закону экспоненциального роста, что “может в самом недалеком будущем привести к глобальному кризису, который по своей внезапности будет иметь характер взрыва”.

Вместе с тем стоит подчеркнуть, что с ростом опасностей, вызываемых угрозой экологического кризиса и демографическими процессами, растут и возможности предотвращения их, открываемые научно-технической революцией, ее достижениями и успехами. Но реализовать эти возможности можно лишь в соответствующих социальных условиях, ибо здесь требуются и огромные материальные затраты, и готовность пойти на них, и объединенные целенаправленные усилия народов и государств.

Таким образом, экологические и демографические проблемы выдвигаются в число важнейших глобальных социальных проблем современности. Будучи по природе своей комплексными, эти проблемы — благодатная почва для интеграции различных отраслей знания, для объединения ученых самых разных специ- альностей, для возникновения новых комплексных наук, например таких, как глобальная экология и т. д. Эти новые и сложные интегративные процессы в научном познании вызывают потребность в дальнейшем совершенствовании и разработке методологии на различных уровнях, в том числе на уровне общесоциологическом, на уровне исторического материализма. Кроме того, перед историческим материализмом стоит задача — под своим углом зрения теоретически осмыслить и обобщить новые явления и процессы, чтобы включить результаты этого обобщения в общую теорию исторического процесса. Эта сторона дела и будет нас интересовать в последующем изложении.

1. Исторические этапы взаимодействия общества и природы

Главный вывод, который следует из современной экологической и демографической ситуации для материалистического понимания истории, думается, таков: необходимо более последовательно, обстоятельно проводить принцип историзма в анализе взаимоотношения общества и природы. Нельзя сказать, что раньше этим принципом пренебрегали. Исследователи опирались в своей деятельности на вытекающие из этого принципа основные установки, что характер взаимоотношения общества и природы зависит от уровня общественного развития, и прежде всего производительных сил и производственных отношений, что отношение человека к природе на ранних этапах, когда он пользовался ка- менными орудиями, и в наше время, когда общество имеет в своем распоряжении материально-техническую базу современной индустрии, различно, что это отношение зависит от общественной формы производства и т. д.

Но существенным недостатком в осуществлении исторического подхода было то, что подчеркивалось лишь возрастание могущества человека, усиление его господства над природой, отрицательные же воздействия на природу связывались лишь с наличием социальных антагонизмов. Действительно, антагонистическое общество порождает хищническое отношение к природе, но нельзя не учитывать и недостатков самой современной технологии. Автомобили — великолепное средство передвижения, но, когда их число в городах достигает миллионов, они начинают ощутимо отравлять воздух. Кроме того, не исследовались в деталях этапы взаимоотношения общества и природы, что не давало возможности исторически подойти к определению специфики современного этапа и осмыслению тех тенденций, которые порождает научно-техническая революция в сфере взаимодействия общества и природы. Не учитывались или, во всяком случае, оставались в тени многие глубокие мысли и высказывания классиков марксизма-ленинизма, значение которых в полной мере можно оценить, только имея перед глазами современную экологическую и демо- графическую ситуацию. Осознание отмеченных недостатков должно, как нам представляется, стимулировать разработку теоретико-методологических проблем, которые выдвигаются как самими изменениями в сфере взаимоотношения общества с природными условиями его существования, так и процессом познания этих изменений.

Мы затронем здесь лишь один вопрос, связанный с разработкой принципов исторического подхода к анализу взаимодействия общества и природы,— вопрос об этапах их взаимоотношения, о специфике каждого из этапов, особенно современного этапа и заложенных в нем тенденций дальнейшего развития.

Окидывая общим взглядом историю человечества, можно выделить несколько своеобразных этапов взаимоотношения общества и природы, каждый из которых имеет свою качественную специфику как особый тип этого взаимоотношения, опосредствованный социальными условиями. Поскольку же отношение человека к природе строится прежде всего на основе производства (производительных сил, орудий и средств труда), то переход от одного этапа к другому вызывается (определяется) революционными переворотами в производительных силах общества.

В истории человечества, как известно, имели место три таких переворота: неолитическая революция, связанная с возникновением земледелия и переходом от присваивающей экономики к производящей; промышленная революция, то есть переход от ремесленных орудий труда к машине, создание промышленности; научно-техническая революция, которая началась в середине XX столетия, продолжается на наших глазах и в перспективе должна привести к созданию качественно новой материально-технической базы, опирающейся на полностью автоматизированное производство. Соответственно этим “узловым точкам” в развитии производительных сил и определяются основные этапы взаимодействия человеческого общества и природы и выявляется общая линия его диалектического развития.

Первый этап взаимодействия общества и природы охватывает период от возникновения вида Homo sapiens до появления земледелия и скотоводства. Это — период, когда человек жил охотой, рыболовством и собирательством; Ф. Энгельс назвал его периодом присваивающей экономики. Человек производил примитивные орудия труда, а средства к существованию добывал с помощью орудий готовыми, из природы. Естественно, что он целиком и полностью зависел от наличия средств существования. Человек в этот период находился в единстве с природой, не выделялся из нее и не оказывал на нее сколько-нибудь заметного влияния. Его социальность (то есть устройство коллектива, разделение и организация труда и быта, обычаи и т. д.) только зарождалась и была подчинена задаче обеспечить выживание человека как биологического вида. Человек, по существу, еще не начинал преобразовывать природу, он воздействовал на нее лишь фактом своего существования. Естественная (экологическая и демографическая) детерминация нарождающейся социальной жизни — существенный момент данного типа взаимодействия человека и природы. Дифференцированность природных условий была тем фактором, который оказывал заметное влияние на судьбы различных человеческих коллективов — направленность их деятельности, темпы развития и т. д. Этот тип взаимодействия человека и природы связан с постоянной миграцией населения, которая вызывалась разными причинами — ухудшением природных условий, исчерпанием возможности добывать пищу и т. д. Малое количество населения и обширные территории являлись естественными предпосылками кочевого образа жизни.

Второй этап и качественно новый тип взаимодействия природы и человека образует период, когда господствующим и решающим видом производства было земледелие (в некоторых местах — скотоводство), а все остальные виды производства, если они существовали, были ему подчинены. Этот этап начинается с момента возникновения земледелия и скотоводства, то есть перехода от присваивающей экономики к производящей. Совпадая, согласно классификации Ф. Энгельса, с переходом от дикости к варварству, он оформляется на средней ступени варварства, а значит, еще в рамках первобытной формации, и охватывает период докапиталистических антагонистических формаций.

Появление земледелия коренным образом меняет характер отношения общества и природы. Человек начинает активно преобразовывать природу, производя не только средства труда, но и средства существования, переходит к оседлому образу жизни. Люди осваивают новые территории, строят ирригационные соору- жения, вырубают под пашни леса и т. д. Возникает различие естественной, девственной и окультуренной природной среды.

Но в силу самой специфики сельскохозяйственного труда человек еще внутренне, органически связан с природой, подчинен ей. Производство почти целиком зависит от погодных условий, климата, смены времен года, плодородия почвы и других естественных факторов. Орудия труда земледельца — прежде всего орудия обработки земли, а земля — главное и решающее условие, предмет и средство труда. Влияние таких видов деятельности, как ремесло, добыча полезных ископаемых, строительное дело, на окружающую природу было незначительно по сравнению с окультуриванием земель под пашни и использованием домашних животных. Вплоть до позднего феодализма главное свое воздействие на окружающую среду человек оказывал через различные виды сельскохозяйственного производства.

Воздействие человека на среду уже в этот период приобретало иногда разрушительный характер. Разрушая естественные природные комплексы, он подчас оставлял за собой пустыню. Но разрушительные последствия человеческой деятельности носили тогда еще ограниченный, локальный, характер и, как правило, не имели необратимого характера.

Влияние естественных условий на общественную жизнь постепенно уменьшалось, хотя зависимость человека от них оставалась еще весьма значительной, что определялось самой спецификой производства. Начавшийся с возникновением производящей экономики процесс отделения человека от природы был необхо- димым аспектом самой преобразовательной деятельности. Общественное разделение труда, появление эксплуатации и социальных антагонизмов внесли в нее антагонистический элемент. На завершающих стадиях описываемого этапа процесс отделения человека от природы принял форму противопоставления человека природе.

Сложилась любопытная ситуация. В своей основной производственной деятельности человек целиком зависел от стихии природы, что отражалось в характере культуры, структуре деятельности, образе жизни трудящихся масс. Вместе с тем под воздействием социальных отношений развивалось противопоставление человека природе.

Эти противоречивые процессы отражались и своеобразно преломлялись в общественном сознании. Человек первоначально осознавал свою реальную зависимость от природы в религиозной форме, где естественные силы принимали форму сверхъестественных. Но в мифологии и ранних формах религии ими населялась сама природа: боги были еще природными существами. В дальнейшем природа в сознании человека стала превращаться в чуждую и враждебную ему силу, в нечто мрачное, низменное, таинственное. И это касалось как окружающей природы, так и природы самого человека. Все его помыслы устремляются к неземному, к духовному, к богу, который уже не принадлежит природе, а находится вне ее. Такой взгляд на отношение человека и природы нашел свое воплощение и завершение в средневековом христианстве. Правда, видимо, нельзя считать, что он был обязательной принадлежностью всех средневековых культур. Во всяком случае, в индийских религиях, в том числе в буддизме, такое резкое противопоставление человека природе отсутствует.

“Христианский взгляд” на отношение человека и природы вел к следующему практическому выводу: чтобы что-то получить от природы, надо не взывать к ней самой, а молить силы, господствующие над природой и находящиеся вне ее, ибо именно они способны заставить природу делать то, что нужно человеку. Последний же чувствует свою приобщенность к божественному и вместе с божественным началом противостоит природе. Бог — союзник человека против природы. Что же касается плотского начала самого человека, то лучшее, что он может сделать,— это подчинить движения и стремления своей плоти богоданным правилам и нормам. Но “слаб человек” и поэтому должен безропотно нести свой крест. Так христианство формировало безжалостное отношение к природе, оправдывало и освящало противопоставление человека природе и одновременно выполняло социальную функцию— примиряло угнетенных со своим рабским положением. — Мы коснулись лишь одного фрагмента средневекового сознания. Но и он убедительно иллюстрирует мысль, что нельзя рассматривать общественное сознание только как отражение общественных отношений, ибо во многих случаях анализ отношения общества к природе позволяет выявить факторы, детерминирующие специфику его различных форм, и разобраться в его причудливых изгибах.

Сознание эпохи Возрождения можно понять именно как конфронтацию со средневековым мировоззрением и выработанным на его основе восприятием природы в ее отношении к человеку. Существенным принципом Возрождения была попытка снять в сознании противопоставление человека и природы. Этот принцип имел самые различные проявления. Пантеизм восстанавливал до- христианское единство божественного и природного начал, сливая бога с природой. Рабле и Боккаччо ниспровергали средневековый аскетизм и реабилитировали плотское начало человека, одновременно разоблачая лицемерие и ханжество церкви и ее служителей. Художники Возрождения возвеличивали красоту человеческого тела, утверждали гармоническое единство тела и духа.

Огромное значение этот переворот в сознании имел для зарождения науки нового времени. Средневековое низведение природы до положения низменного начала, конечно, не способствовало развитию опытного знания. Но если природа становится чем-то значимым для человека, если она не низменна, а величественна,

если, познавая природу, человек может извлечь для себя пользу, то к познанию надо всемерно стремиться. И наука сразу сделала для себя необходимые выводы: не в священных книгах, а в самой природе надо искать истину; человек должен подчиняться не авторитету древних, а авторитету опыта и разума; не молитва, а знание дает силу человеку.

И, наконец, из нового взгляда на природу был сделан вывод о естественных и потому неотъемлемых правах человека, вывод, который имел революционное значение в борьбе с феодальным строем.

Однако представление о единстве человека и природы скоро вступило в противоречие с развитием производительных сил капиталистической формации, на базе которого начал формироваться принцип господства человека над природой. Но это уже связано с переходом на новый этап взаимодействия общества и природы.

Промышленная революция XVIII в. в Англии — начало нового, третьего этапа во взаимоотношении общества и, соответственно, человека с природой. Именно в результате промышленной революции “буржуазия,— как отмечали К. Маркс и Ф. Энгельс в “Манифесте Коммунистической партии”,— менее чем за сто лет своего классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения, вместе взятые” . Машинное производство позволило буржуазии подчинить сельское хозяйство промышленности, деревню — городу, заменить консервативную техническую базу революционной и в небывалой степени развить производительную силу труда. Но этот колоссальный переворот в производстве, который заложил принципиально новые материально-технические основы для развития человеческой цивилизации, происходил в капиталистической форме — в форме эксплуатации капиталом наем- ного труда, в форме погони за прибавочной стоимостью, конкурентной борьбы, колониальных захватов, втягивания всех стран в мировой капиталистический рынок и т. д.

Поэтому процесс взаимодействия общества с природой здесь с самого начала принял глубоко противоречивый, антагонистический характер. С одной стороны, на несколько порядков возросли возможности преобразовательной деятельности общественного человека. Технический прогресс все более увеличивал его могущество, силу его воздействия на природу. Все это порождало справедливое убеждение в неограниченных возможностях разума и труда в деле преобразования природы и ее использования в интересах человека. Люди стали горделиво утверждать, что они господствуют над природой и что по мере развития науки и техники это господство будет все более возрастать. Но за успехами терялась другая, отрицательная сторона используемой технологии. Дело в том, что технология машинного производства весьма расточительна и вредна для окружающей среды. Чрезвычайно низкий коэффициент полезного действия энергетических машин, при котором 80—90 % энергии рассеивается в пространстве; нерациональное использование сырья, когда значительная его часть уходит в отходы; создание множества вредных для биосферы веществ и как следствие всего этого загрязнение среды — таковы наиболее очевидные ре- зультаты машинного производства.

Однако, повторяем, до поры до времени, пока промышленное производство в масштабах планеты использовало сравнительно незначительные количества вещества и энергии, отрицательные стороны технологии производства рассматривались как необходимость, с которой следует мириться; выигрыш был несопоставим с отрицательными последствиями, тем более что значительную часть отходов производства природа естественным образом перерабатывала и нарушения нормального протекания процессов в биосфере были не очень заметны, носили сугубо локальный характер.

Мы пока отвлекались от социального фактора. Однако известно, что отношение к природе определяется не только характером используемой технологии производства, но и его социально-экономической формой. Капитализм подходит к природе только как к предмету, который может быть использован для получения прибыли, то есть он включает природу в создаваемую им “систему всеобщей полезности”. Природа для капитализма — источник ресурсов, сырья, бездонный резервуар, куда можно сбрасывать все отходы жизнедеятельности общества. Техника и технология оцениваются только с точки зрения их экономической эффективности, производительности и т. п. критериев. Поскольку основным импульсом деятельности для капиталиста является стремление к прибыли, постольку интересы человека и природы оказываются за пределами его собственных интересов. Природа должна служить человеку (быть источником нужных для производства материалов), человек может “подчинять” себе природу, заставлять ее служить себе как источник прибыли — такова установка, которую вырабатывает капитализм в отношении природы, установка, детерминированная самим характером капиталистического способа производства. Эта установка проникла в общественное сознание. По видимости она возвышала человека над природой, по существу же ориентировала на безоглядное и бездумное использование природы, на отношение к ней только как к объекту эксплуатации.

На практике такая установка вела к хищническому отношению к природе и ее богатствам, тем более опасному, что оно опиралось на возрастающее техническое могущество человека. Уже в XIX в. были истреблены полностью или подведены к грани вымирания многие виды животных и птиц. На огромных территориях были вырублены леса, что приводило к изменениям климата, обмелению рек, эрозии почвы и т. п. Началось загрязнение водоемов. Напри- мер, Ф. Энгельс отмечал, что река Вупперталь в Германии превратилась в сточную канаву. Хищнически эксплуатировались месторождения полезных ископаемых: вырабатывались наиболее богатые залежи, а потом забрасывались.

Таким образом, еще в период восходящего развития капитализма начали проявляться негативные результаты его хозяйничанья на планете. Одновременно и с еще большей силой обнажилось хищническое отношение капитализма к человеку. Становление капитализма стимулировало развитие работорговли и усиление крепостничества на его периферии; безжалостную эксплуатацию женского и детского труда, увеличение рабочего времени до физически возможных пределов, изнуряющую человека интенсификацию труда. Капитализм породил и специфический закон народонаселения — наличие постоянной армии безработных. Ожесточенная конкуренция заставляет капиталистов вводить все новую технику, повышать органический состав капитала, то есть затрачивать в процессе расширенного воспроизводства все большую часть полученной прибыли на постоянный капитал, сокращая относительные затраты на рабочую силу. Так и получается, что рабочий сам создает средства, выталкивающие его в разряд относительно избыточного населения.

В противовес теоретическим установкам и практике капитализма марксизм обосновал возможность гармоничного отношения и единства человека и природы, которое должно основываться не на примитивном включении человека в природу, а на развитии практической преобразовательной деятельности самого человека. В “Капитале” К. Маркс указывал, что в коммунистическом обществе создаются необходимые условия, при которых “коллективный человек, ассоциированные производители рационально регулируют этот свой обмен веществ с природой, ставят его под свой общий контроль, вместо того чтобы он господствовал над ними как слепая сила; совершают его с наименьшей затратой сил и при условиях, наиболее достойных их человеческой природы и адекватных ей”. Только рационально организованное общество, подчиняющее развитие производительных сил единому общему плану, сможет “устранить нынешнее отравление воздуха, воды и почвы”. Тем самым марксизм выработал принципиально новую точку зрения, новый подход к проблеме взаимоотношения общества и природы, подход, все значение которого можно в полной мере оценить лишь в настоящее время, в свете современных экологических и демо- графических коллизий и проблем.

Количественное нарастание порожденных капитализмом тенденций во взаимоотношении общества и природы привело в середине XX в. в условиях начавшейся научно-технической революции к качественному изменению. Общий кризис капитализма выражается в возникновении кризисной ситуации и в этой сфере — в энергетическом, сырьевом кризисах, в нехватке пресной воды и угрожающей загрязненности гидро - и атмосферы. Все эти процессы, как мы уже говорили, приобрели глобальный характер и получили общее название экологического кризиса. Таковы итоги хозяйничанья капитализма на планете. Следовательно, не только противоречия внутри капиталистического способа производства, но и противоречия капиталистического общества с природными условиями существования человечества свидетельствуют об устарелости этой социально-экономической системы, о назревшей необходимости ее замены более совершенным и отвечающим современным потребностям общественным строем — социализмом.

Это, конечно, не значит, что капитализм не пытается найти выхода из создавшейся ситуации. В настоящее время буржуазные ученые ищут способы разрешения или по крайней мере смягчения последствий экологического кризиса. Поток работ, содержащих подсчеты, прогнозы, предупреждения, все нарастает. Мировой резонанс приобрели, в частности, результаты исследований, возглавлявшихся Дж. У.Форестером и супругами Д. X. и Д. Л. Медоуз, а также публикации так называемого “Римского клуба”.

Качественные изменения в отношении общества к природе, которые обнаружились в последнее время, и те новые глобальные проблемы, которые возникли перед человечеством, существенно изменили ситуацию в идейной сфере. Несколько иным стал сам характер отражения этих проблем в буржуазной науке, что, ко- нечно, нельзя не учитывать в идеологической борьбе.

В спектре мнений, получивших распространение в буржуазной литературе, наибольший интерес представляют две противоположные по своей тональности точки зрения: первая сводится к тому, что капиталистические организации обладают достаточными внутренними потенциями, чтобы решить проблемы охраны среды с помощью государственного регулирования, соответствующей политики цен, налогов и т. д.; вторая же с той или иной мерой последовательности и ясности дает понимание того, что решение экологических и демографических проблем в глобальном масштабе возможно только на основе планомерной организация социальной жизни. Конечно, почти во всех случаях высказывания приверженцев второй точки зрения не носят прямого антикапиталистического смысла, но их объективное содержание и направленность именно таковы.

Принятое в философской -литературе деление различного рода футурологических учений и взглядов на перспективы развития общества, распространенных в капиталистических странах, на пессимистические и оптимистические не дает четкой характеристики их социальной сути. Так, пессимистические теории могут выражать и критическую и апологетическую по отношению к капитализму позицию, равно как оптимистические — веру в способность капитализма решить эти проблемы или же, наоборот, надежду на то, что сама острота глобальных проблем заставит людей задуматься над действительными путями и средствами их решения. Правильная оценка современных буржуазных теорий и учений требует, таким образом, содержательного анализа реальных коллизий современной действительности и позиции того или иного ученого, отражающего эти коллизии. Дифференцированный подход к буржуазным теориям особенно важен для того, чтобы поддержать позицию реалистически мыслящих, хотя и весьма далеких от марксизма, западных ученых (таких, скажем, как М. Месарович, Е. Постель, А. Печчеи, А. Кинг), выступающих за разрешение возникающих перед человечеством проблем в рамках сотрудничества различных систем, совместного поиска путей, отвечающих интересам человечества.

Буржуазная наука ныне пытается придать своим концепциям практическую направленность: строятся глобальные модели взаимодействия человека, производства и природы, рассчитываются с помощью современной вычислительной техники действующие факторы и вырабатываются соответствующие практические рекомендации. Оценка значения, обоснованности, реалистичности подобных рекомендаций, вычленение в них рационального зерна становится существенным компонентом критического анализа этих концепций с позиций марксизма. И все же главным остаются идеологические аспекты такого анализа, поскольку разработка глобальных моделей органически связана с необходимостью четкого определения тех философских и социологических принципов, которые закладываются в их основание. Недооценка или пренебрежительное отношение к философско-социологическим и методологическим основаниям глобальных моделей, как показывает опыт их разработки на Западе, не может не сказаться на их качестве. Во всех этих случаях встают уже не только чисто практические, но и существенные для решения практических задач философские, методологические и идеологические проблемы.

Поэтому анализ предполагает раскрытие несостоятельности капитализма в решении глобальных проблем, его неспособности справиться с возникшими трудностями и обоснование того, что в современных условиях единственно возможной социальной базой для решения глобальных проблем является социализм, международное сотрудничество в обстановке разрядки международной напряженности.

Научно-техническая революция — грандиозный переворот в производительных силах современного общества. Она знаменует начало нового этапа во взаимодействии общества и природы. Начало, как мы видели, весьма драматическое. Техника, порождаемая научно-технической революцией, казалось бы, лишь усиливает те тенденции в отношении общества к природе, которые возникли на стадии индустриального развития. Действительно, среда ныне за- грязняется отходами не только промышленного производства, но и радиоактивными веществами. В небывалых масштабах производятся гербициды, пестициды, которые не растворяются, а мигрируют по всему миру, отравляя среду. Начинают производиться различные искусственные материалы, которые сама природа переработать не может. Колоссально вырастает объем производства, а следовательно, использование природных ресурсов. Короче говоря, именно техника, порожденная новой революцией в производительных силах, явилась той “добавкой”, которая “переполнила чашу” и вызвала кризисную ситуацию во взаимоотношении природы и общества.

Эта кризисная ситуация свидетельствует о том, что полностью исчерпал себя старый тип отношения природы и общества, что человечество созрело для перехода на новый этап взаимодействия с природой. Суть нового этапа состоит в практическом преодолении отрыва человека от природы и противопоставления общества природе, в утверждении их единства на основе формирования новой системы, включающей в себя и производство и природные процессы, и жизнедеятельность человека и условия этой жизнедеятельности.

Основоположники марксизма-ленинизма предвидели наступление такого этапа, утверждение нового типа взаимодействия природы и общества. Его особенности сводятся к следующему:

1. Научное предвидение не только ближайших, но и отдаленных последствий действий человека. Применительно к взаимодействию с природой это означает, что общество обязано предвидеть последствия тех изменений, которые оно своими действиями вызывает в природе. Например, вводя новую технику, следует учитывать не только ее экономическую эффективность, но и экологиче- ские параметры. Строительство предприятий, энергосистем, орошение, мелиорация, генная инженерия и многое другое должно оцениваться комплексно и по своим отдаленным последствиям, чтобы не нанести непоправимого ущерба окружающей природе и самому человеку. Это обстоятельство служит основанием для развития интеграционных процессов в науке, ибо оценка экологических параметров любых человеческих действий не может не носить комплексного характера.

2. Сознательное регулирование обмена веществ между обществом и природой. Научное предвидение последствий человеческих действий для самой природы и есть необходимая предпосылка такого регулирования и контроля. Но одного знания недостаточно — необходимы практические действия и соответствующая система организации общества.

3. Утверждение нового типа взаимодействия с природой связано с переходом к коммунистической формации и представляет собой необходимый аспект этого перехода.

Скачок из царства необходимости в царство свободы означает не только утверждение контроля людей над своими собственными общественными отношениями, но и сознательное регулирование отношений общества и природы. Более того — это два аспекта одного и того же процесса становления нового типа общественного прогресса, сознательного творчества истории. Невозможно регулировать отношения между людьми, не регулируя соответственно их отношения с природой. И, напротив, нельзя регулировать и контролировать обмен веществ с природой, если общество развивается стихийно, если оно раздирается внутренними антагонизмами. Поэтому тезис о необходимости перехода к новому типу взаимодействия с природой является составной частью марксистской концепции перехода от капитализма к коммунизму.

Новую теоретическую установку по отношению к природе марксизм выработал задолго до возможности ее практической реализации. Эта установка внутренне присуща природе социализма, но реализация ее в конкретных условиях строительства нового общества оказалась делом весьма сложным.

Советская страна, первой начавшая прокладывать дорогу к социализму, в экономическом отношении сильно отставала от развитых капиталистических стран. К тому же она была разорена империалистической и гражданской войнами, экономической и военной блокадой капитализма, неурожаями и другими внутренними бедствиями. Вырваться из отсталости, преодолевая сопротивление враждебного капиталистического окружения, можно было только при ориентации на невиданные темпы развития экономики, на мощное и ускоренное развитие в первую очередь тяжелой промышленности — необходимой основы индустриализации и технического прогресса. В этих условиях проблемы охраны природы отошли, естественно, на второй план.

Кроме того, состояние науки, в частности неразработанность ряда экологических проблем, создавало возможность для субъективистских ошибок в деле установления гармоничных отношений между развивающейся промышленностью и средой обитания.

В силу этих обстоятельств экологические проблемы возникли и в СССР. Но, как показывает практика, они не столь остры, как при капитализме, и объясняются совсем другими причинами. Коллизии между интересами толстосумов и жизнью настоящих и будущих поколений здесь нет и быть не может.

Когда социализм в нашей стране укрепился, и особенно когда он достиг стадии зрелости, проблема упорядочения отношений между обществом и природой стала одним из важных направлений государственной политики и общественной деятельности. Только в десятой пятилетке государственные ассигнования на мероприятия по охране окружающей среды составили громадную сумму в II млрд. рублей. Дело, однако, не только в количестве отпускаемых средств, но и в их направленности. Истинная природа социализма проявляется в том, что он не ограничивается обеспечением потребностей сегодняшнего дня, а заботится об осуществлении перспективных социальных целей, о благе не только живущих, но и будущих поколений.

Предвидения основоположников марксизма-ленинизма об установлении гармоничных отношений человека и природы в полной мере наполняются реальным и конкретным содержанием в условиях соединения научно-технической революции с социализмом. Впервые в истории люди, объединенные в общество, могут опе- реться в процессе своего обмена веществ с природой на соединенную мощь трех социальных факторов:

на социалистическую собственность — объективную основу гармоничных отношений между людьми;

на бурно развивающуюся науку, служащую интересам всех трудящихся;

на мощную и все усиливающуюся материально-техническую базу, обеспечивающую в принципе бесконечный рост могущества человека.

Практика социалистического строительства, реализующая предвидения установления гармоничных отношений с природой, имеет поэтому всемирно-историческое значение.

Что же дает соединение преимуществ социализма с достижениями научно-технической революции для решения современных экологических проблем?

Возникая из недр капитализма, социалистическое общество первоначально базируется на технике, созданной капитализмом, со всеми ее достоинствами и недостатками. Химический завод загрязняет воду и воздух и при капитализме и при социализме. Построенная на реке плотина воздействует на водный режим, на воспроизводство рыбных запасов независимо от социальных условий. Используемые в сельском хозяйстве ядохимикаты имеют одинаковые и положительные и отрицательные результаты всюду, где бы они ни применялись. Короче говоря, технология действует в соответствии с заложенными в ней естественными закономерностями.

Техника и технология, порождаемые научно-технической революцией, первоначально, казалось бы, продолжают тенденции, характерные для предшествующего этапа развития производительных сил, лишь многократно их усиливая. Электростанция, работающая на угле, выбрасывает в атмосферу огромное количество дыма и пыли. Атомная электростанция дает уже гораздо более опасные радиоактивные отходы. Химия полимеров создает вещества, которые природа сама растворить не может, то есть не может без помощи человека справиться с вызываемым ими загрязнением. Применительно к сельскому хозяйству с научно-технической революцией связано производство в огромных масштабах искусственных удобрений и ядохимикатов, внесение которых вызывает ряд вредных последствий не только для природы, но и для человека.

Буржуазное сознание, опираясь на эти факты и абсолютизируя их, впадает в пессимизм, порождает настроения безысходности. Но, предупреждая человечество о нависших угрозах и даже поднимая тревогу по поводу вредных технологий и препаратов, опасных экспериментов в военной области (атомные испытания и т. д.), прогрессивные ученые всего мира в то же время полностью осознают, что современная техника заключает в себе принципиально новые возможности, что она не только может быть направлена на глобальное уничтожение жизни и условий для нее, но и открывает перспективу кардинального решения экологических проблем в интересах общества. Однако осуществить это на практике можно только в определенных социальных условиях. По мере своего роста именно социализм оказывается в состоянии создать такую производственную систему, которая способна материально-практически реализовать единство общества и природы.

Капитализм, как известно, тоже пытается решать экологические проблемы, опираясь на достижения современной науки и техники. Но, вызвав к жизни и колоссально развив производительные силы, он и сегодня продолжает подчинять их функционирование и развитие эгоистическому частнокапиталистическому ин- тересу — стремлению к прибыли. Борьба за прибыль, жестокая конкуренция с необходимостью порождают ограниченно-потребительское отношение к природе, нежелание считаться с интересами всего общества и самой природы. И дело тут не в злой воле отдельных индивидов, а в самой природе частнособственнического

общества, в котором нет и не может быть единства общего и частного интереса.

Преимущество социализма в этой области человеческой жизнедеятельности состоит в том, что он ликвидирует антагонизм между частным интересом, определяющим при капитализме развитие производства, использование достижений научно-технической революции, и общественным интересом, общечеловеческой необходимостью сохранять среду обитания людей. В результате социализм создает принципиально новую основу для развития науки, для разработки технических средств и такого использования их в производстве, которое соответствует потребностям утверждения единства общества и природы, сознательного регулирования обмена веществ между ними.

Значение науки в этих социальных условиях возрастает, ибо только она может разработать прогнозы ближайших и более отдаленных последствий человеческих действий и соответственно обосновать установление запрета на некомпетентное вмешательство в природные процессы, а также найти и наметить пути создания техники, отвечающей не только требованиям экономической эффективности, но и экологическим параметрам и индикаторам.

Вопросы взаимодействия общества и природы носят комплексный характер, и в их решении должны участвовать естественные, технические и общественные науки. И здесь преимущества на стороне социализма, ибо общественная социалистическая собственность и преодоление частных интересов создают благоприятные условия для интеграции наук и комплексного использования результатов их исследований в самых широких масштабах.

Проблема эта весьма сложна и многообразна, и здесь, видимо, возможны самые различные конкретные решения. Но уже в настоящее время ученые, определяя перспективы развития техники, отвечающей экологическим целям, намечают два эффективных пути борьбы с загрязнением среды: создание безотходного произ- водства, а в тех отраслях, где это невозможно, разработка локализованных технических систем, включающих биологические звенья, завершающие процесс утилизации отходов. Предлагаются и различные технические решения проблемы ресурсов, энергетических проблем, проблемы увеличения производства пищи и т.д. Не вдаваясь в подробности, мы обращаем внимание лишь на принципиальную сторону вопроса — на возможность и необходимость в условиях социализма технического развития на качественно новом уровне, отвечающем принципам и нормам нового этапа взаимодействия природы и общества. Речь идет о создании техники, которая, приспосабливая природу к нуждам и потребностям человека, в то же время сохраняет ее как естественную предпосылку человеческого существования. Считаться с этой стороной дела человечество заставляет сама история.

Если брать общетеоретический аспект данной проблемы, то существо здесь заключается в следующем. История общества есть продолжение истории природы. Возникновение общества означало появление новой, социальной формы движения материи. Эта высшая форма движения опирается на низшие формы и их закономерности, “подчиняет” их себе, включает в себя, но не сводится к ним. В то же время закономерности высшей формы не отменяют закономерностей низших форм. Более того, стабильность низших форм является условием существования высших. В той иерархии материальных систем и форм организации материи, благодаря которым возможно само существование человеческого общества, высшее включает в себя низшее. Но применительно к взаимоотношению природы и общества важное значение имеет факт фундаментальности низшего для высшего, в силу чего нельзя допускать необратимых процессов в биосфере, которые могли бы привести к деградации и дезорганизации естественных основ существования человека и общества.

К таким последствиям могут вести и углубление экологического кризиса и ядерная война. И то и другое исключают социалистические отношения. Поэтому переход к социализму становится все более настоятельной потребностью для общества. В условиях же сосуществования двух систем важнейшее значение приобретает борьба за предотвращение мировой войны, за разрядку междуна- родной напряженности, за разоружение и организацию международного сотрудничества в изучении и решении глобальных (экологических, демографических и др.) проблем, поскольку многие из них вообще не могут решаться в региональных рамках. Социализму здесь принадлежит историческая инициатива и в том смысле, что экологические проблемы в этой системе не достигли той степени остроты, как при капитализме, и в том, что он прилагает огромные усилия для охраны природной среды и рационального использования природных ресурсов, и, наконец, в том, что он выступает знаменосцем мира и прогресса на нашей планете.

Социализм берет на себя историческую миссию формирования нового типа взаимодействия общества с природой, преодоления их прежнего противопоставления друг другу и утверждения их единства. С общесоциологической точки зрения речь, по существу, идет о новой системе регуляции, контроля и управления со стороны общества процессом его обмена веществ с природой. Мы бы назвали это системой экологического управления.

Для регулирования общественных отношений при социализме формируется система социального управления — организационное выражение и средство сознательного творчества истории. Как дополнение этой системы или ее существенный компонент для регулирования отношений с природой, видимо, будет формироваться система экологического управления. Его особенность состоит в том, что оно функционирует в сфере взаимодействия социально-экономических, технологических и естественных (природных) процессов. Наличие такой сферы управления методологически можно обосновать с позиций системного подхода. Действительно, общество, как и естественные условия на Земле (географическая среда), является системой. Причем географическая среда включает в себя материальные результаты человеческой деятельности и самого человека. То, что иногда выделяют в качестве техносферы, в этом смысле есть часть географической среды. Встречающиеся среди географов возражения против такого подхода несостоятельны, так как речь идет не о чем ином, как лишь о рассмотрении материальной деятельности человека и ее результатов под углом зрения их последствий для окружающей среды. Настоятельная необходимость такой оценки человеческой деятельности и ее результатов ныне не вызывает никаких сомнений.

Думается, однако, что если ставится в качестве практической задача сознательного управления взаимодействием природы и общества, то необходимо выделение сферы их взаимодействия в качестве особой системы. Видимо, эта сфера и явится всесторонним и конкретным воплощением того, что в свое время В. И. Вернадский назвал ноосферой, где устанавливается в глобальных мас- штабах разумное гармоничное отношение между обществом и природой.

Подведем общий итог. Развитие отношений между обществом и природой имеет диалектический характер. На заре своего существования человек был почти слит с природой. Это было первоначальное и примитивное единство, когда человек материально полностью зависел от природы, а духовно не выделял себя из нее. Такова первая ступень.

Но это примитивное единство отрицается с возникновением скотоводства и земледелия — первых форм активного преобразования человеком природных условий его существования, с возникновением ремесла и т. д. Человек начинает все более выделяться из природы. Этот "процесс с самого начала был внутренне противоречивым. С одной стороны, человек втягивает в свою хозяйственную деятельность все новые элементы и силы природы и тем самым устанавливает с ней все более многосторонние связи. С другой — он все более отдаляется от природы, замыкаясь в создаваемой им искусственной среде. Преобразуя природу, человек приспосабливал ее к своим потребностям и считался при этом со своими интересами, а не с тем, какие последствия его действия имеют для самой природы.

С возникновением капиталистической промышленности, изменением технической базы сельскохозяйственного производства, развитием процессов урбанизации отделение человека от природы доходит до крайности, до прямого противопоставления, до резкой противоположности. Господство над природой оборачивается ее разрушением, вовлечение в хозяйственный оборот все большей массы вещества и видов энергии — расхищением ее богатств, отделение человека от природы — их отчуждением. Все эти противоречия концентрируются в тех экономических, экологических, демографических коллизиях и проблемах, которые, властно ставят перед человечеством задачу ликвидации капитализма как предпосылки и условия кардинального решения этих проблем. Такова вторая ступень.

Задачей третьей ступени является преодоление отрыва общества от природы, восстановление их единства на основе достижений всего предшествующего развития. Соединение достижений научно-технической революции с социалистическими общественными отношениями создает необходимые условия и предпосылки для установления гармоничных отношений человека и природы на новой, социальной, технической и научной основе. Восстановление единства общества и природы означает здесь не господство человека над природой и не подчинение его природе, а установление гармоничных отношений между обществом и природой, при котором сама природа становится моментом планомерного, рационально организованного процесса жизнедеятельности общества.

2. Природные предпосылки многообразия истории

Прослеживая исторические этапы взаимодействия общества и природы, мы учитывали преимущественно временную координату истории и брали общество в целом, в масштабах формаций. Но общество развернуто и в пространстве. Оно выступает как совокупность различных стран и народов, различных исторических общностей, каждая из которых имеет свои особенности и свою судьбу. Возникает вопрос: какова роль природных, естественных — географических и демографических — условий в становлении пространственного многообразия истории?

Природные условия, оказывая определенное влияние на общественную жизнь, на протекание социальных процессов, тем самым включаются в ход исторического развития в качестве действующих в обществе сил. Дифференцированность природных условий находит свое специфическое социальное отражение, выступая одним из источников пространственного многообразия истории.

Но общество никогда не было пассивным восприемником внешних воздействий. Характер внешних влияний, их социальные последствия зависят от уровня развития самой общественной жизни, и прежде всего от уровня развития производительных сил и производственных отношений. Внешние природные условия отражаются в процессах общественной жизни в основном не непосредст- венно, а как опосредствованные производством в его специфической общественной форме.

Поскольку общество взаимодействует с природой прежде всего через производство, от того, в каких естественных, природных условиях оно существует и функционирует, существенным образом зависят разделение труда и направленность трудовой деятельности человека, темпы развития производства и при прочих равных условиях производительная сила общественного труда. По- этому дифференцированность природных условий является естественной предпосылкой и основой разнообразия видов труда, что определенным образом влияет на многообразие всей истории, на судьбы отдельных стран и народов.

Иногда эта связь обнаруживается, так сказать, в чистом виде. Классическим примером здесь может служить судьба народностей, проживающих в тропиках и на Крайнем Севере, остановившихся в своем развитии на ступени первобытности. К. Маркс в “Капитале” дал этому обстоятельству теоретическое объяснение, связав задержку их развития с природными условиями: слишком суровыми на Севере и слишком щедрыми в тропиках. Из-за суровости природных условий Крайнего Севера единственными видами производства, которые могли там существовать, были рыболовство, охота и оленеводство — виды производства, на основе которых невозможно интенсивное развитие производительных сил и соответственно социальных форм. Природные условия тропиков, напротив, обеспечивали человеку возможность поддержания его существования, не стимулируя активного развития производительной силы его труда. И в первом и во втором случае социальный результат был практически одним и тем же. Лишь в условиях социализма при помощи других народов СССР народности Крайнего Севера нашей страны вступили на путь социального прогресса и перешли к социалистическому образу жизни, минуя фактически весь период классовых формаций.

Другим примером влияния природных условий на своеобразие видов производства и соответственно на судьбы народов является различие условий, необходимых для скотоводческого и земледельческого труда. В то время как, скажем, в Монголии — стране с резко континентальным климатом и обширными степями — преобладало занятие скотоводством, причем так, что этот вид производства оставался здесь основным вплоть до середины XX в., бассейны таких рек, как Нил, Тигр и Евфрат, Инд и Ганг, Янцзы и Хуанхэ, еще в глубокой древности сложились как центры земледельческих культур, определивших совершенно иную конкретную историю и судьбу живущих здесь народов. Конечно, общие. законы истории действуют во всех случаях с одинаковой силой, но очевидно, что форма их проявления совершенно различна. Различны “рисунок” и темпы развития разных стран, образ жизни народов даже в рамках одной и той же формации. Кочевой феодализм монголов существенно отличается от феодализма земледельческих народов.

Однако в наибольшей мере влияние природных условий на многообразие истории сказывается не непосредственно, а опосредствуясь уровнем развития и характером данного общества, конкретными условиями, системой международных связей и взаимоотношений. Особенно поучительна в этом отношении судьба народов, населявших пустынные территории, богатые нефтью. Редкая населенность, нищета, отсталость народов, например, Аравийского полуострова или мелких княжеств, расположенных на побережье Персидского залива, определяется в значительной мере природными условиями. До поры до времени богатства их недр не имели для них никакого значения, никак не сказывались на их судьбе. С начала XX в., когда нефть приобрела важное экономическое и военно-стратегическое значение, эти территории стали объектом жестокой эксплуатации империалистических государств. Капиталистические монополии продолжали держать народы этих стран в нищете и отсталости, искусственно тормозили их экономическое и социальное развитие. Изменение системы международных отношений после второй мировой войны, вызванное успехами ми- рового социализма и национально-освободительного движения, обеспечило некоторым странам возможность национализировать добычу нефти и благодаря использованию огромных доходов от ее продажи быстро модернизировать экономику и быт, поднять уровень жизни народа. Следовательно, один и тот же природный фактор в различных системах общественных связей и отношений вызывает неодинаковые социальные последствия.

Одним из условий, определяющих многообразие истории, выступает и демографический фактор, действие которого следует, конечно, рассматривать в комплексе с экологическими и социально-экономическими условиями и обстоятельствами. Количество населения той или иной страны, его плотность и темпы роста — все это влияет так или иначе на конкретное развитие истории в различных точках. социального пространства, Причем характер влияния опять-таки зависит от уровня общественного развития.

Возьмем, например, рост населения: в разных социальных условиях он имеет совершенно различные социальные последствия. К. Маркс показал, что в древнегреческих общинах-полисах, где каждый член общины обязан был иметь надел земли, количество которой было весьма ограниченно, уже простой рост населения вызывал необходимость колонизации, которая, как известно, играла большую роль в истории античного мира . Очевидно, давление роста населения у азиатских кочевников было одной из причин “великого переселения народов”, которое оказало значительное влияние на конкретную историю европейских стран.

В настоящее время мы являемся свидетелями так называемого демографического взрыва — резкого увеличения темпов роста населения в развивающихся странах, во многих случаях превышающего темпы прироста производства. Естественно, что взрывной характер роста населения ставит перед этими странами много сложных проблем: увеличение производства продуктов питания, трудовое использование растущего населения и т. д.

В каждую историческую эпоху существуют и взаимодействуют народы, находящиеся на разных ступенях общественного прогресса. Это результат неравномерности исторического процесса. Следовательно, можно сказать, что многообразие истории в пространстве во многом определяется неравномерностью ее развития во времени. Неравномерность эта выражается в том, что одни народы отстают в своем развитии, другие вырываются вперед, что, в свою очередь, порождает сложные исторические взаимодействия.

Впервые неравномерность проявилась с полной очевидностью в период, когда из массы диких племен охотников и собирателей выделились земледельческие племена, перешедшие к оседлому образу жизни. Благоприятные природные условия сыграли в этом переходе немалую роль. Следующим шагом стало появление металлических, и особенно железных, орудий и возникновение го- родов, что увеличило неравномерность. Отсюда можно сделать вывод, что с развитием истории неравномерность не ослабевала, а усиливалась, причем влияние природных условий как источника этой неравномерности уменьшалось, а влияние социальных причин возрастало.

Дело в том, что каждая общественная формация имеет свои темпы исторического развития, причем темпы эти возрастали по мере перехода от формации к формации. Если родовой строй существовал десятки тысяч лет, то капитализм достиг стадии своей зрелости за 300—350 лет. Конечно, все это вызывает еще большую неравномерность в истории. В условиях капитализма, и особенно на последней его стадии, где неравномерность экономического и политического развития приобрела скачкообразный характер, удельный вес природных факторов среди всех причин, вызывающих и объясняющих эту неравномерность, оказался совсем не значительным.

Социализм получает в наследство результаты неравномерного развития прошлой истории. Народы, вступающие на путь социализма, находятся на разных ступенях исторического развития. И социалистическое общество ставит задачу преодоления былой неравномерности путем выравнивания уровней социально-экономического и культурного развития всех вступивших на путь со- циализма народов. Эта задача решается путем подведения под все отрасли народного хозяйства во всех социалистических странах одинаковой материально-технической базы и соответствующего развития культуры. Социалистические общественные отношения создают для этого необходимые условия, ибо утверждают в отношениях между народами принципы интернационализма, дружбы, товарищеской взаимопомощи. Преодоление былой неравномерности в огромной степени ускоряет темпы развития социалистиче- ского общества, но в то же время сохраняет историческое своеобразие жизни отдельных народов, их национальные особенности.

Таким образом, в перспективе географические и демографические условия перестанут быть факторами исторической дифференциации, поскольку сформируется единая история всего человечества. В будущей коммунистической ассоциации на первый план выступит дифференциация человеческих индивидуальностей.