Ховард Лавкрафт «Повелевать жуткими тайнами времени и пространства...»

Тридцатые-сороковые годы XIX столетия были отмечены расцветом литературного дарования, сыгравшим важнейшую роль не только в истории развития рассматриваемого нами жанра литературы, но и в истории короткого рассказа как такового, а косвенным образом оказавшего формирующее влияние на всю европейскую эстетическую школу.

Речь идет о творчестве Эдгара По.

В наше время стало модным недооценивать его значение как художника и его влияние на литературу, однако любой добросовестный и зрелый критик вряд ли способен не отдать должное уникальной движущей силе его разума, открывшего совершенно новые художественные перспективы. Разумеется, его способ восприятия и подход к изображаемому могут казаться кому-то отталкивающими и неприемлемыми, но он впервые реализовал богатые возможности такого подхода к действительности, придал ему систематическое выражение и законченную форму. Правда также и то, что отдельные произведения в этом жанре писателей последующих поколений в некоторых отноше-

==353

ниях превосходят созданное По, но необходимо помнить, что именно его примеру и заповедям они следовали; они шли проторенным путем, имея надежное руководство и образец для совершенствования.

До него литераторы этого направления работали в темноте, пытаясь воссоздать в произведении ощущение страха, не понимая его психологических основ. Вдобавок их сочинения, как правило, следовали давно устаревшим и банальным законам беллетристики: счастливый конец, вознагражденная добродетель, — ив целом отвечали всем требованиям морализаторства и дидактизма, утверждая общепринятые идеалы и жизненные ценности, обращаясь всегда к большинству и выступая на стороне большинства. По, наоборот, был носителем индивидуализма, свойственного истинному художнику. Он знал, что назначение произведения искусства — описывать и интерпретировать события и ощущения, как их воспринимает творческий разум, который не должен ставить перед собой социальных и нравоучительных целей. При этом автор выступает скорее в роли беспристрастного хроникера, чем наставника, сочувствующего или выразителя определенного мнения. Он одним из первых понял, что любая грань бытия и мысли может быть избрана как предмет творчества, и, будучи по природе склонным к мрачному и таинственному, обратился именно к этим сторонам жизни. Он описывал печаль, а не радость, упадок, а не расцвет, ужас, а не спокойствие — все то, что было отталкивающим или безразличным для традиционных вкусов и потребностей основной массы человечества, для нормального здорового восприятия благополучной особи. Но таким образом призраки По приобретали зловещую жизненность и убедительность, которая оказывалась недоступной его предшественникам; так был установлен новый стандарт «реализма» в литературе о сверхъестественном и ужасном.

Художественное намерение подкреплялось своеобразным «научным» подходом, редко встречавшимся ранее в литературе, но По изучал скорее человеческий разум и душу, а не приемы и образы «готической школы». Он работал, обладая знаниями об истинных психологических источниках страха, которые удваивали силу воздействия его повествований. Величайшим достижением По — мы постоянно находим этот след в новеллистике — было создание единого настроения и единого целостного впечат-

==354

ления в рассказе. Второй важный момент — сокращение числа событий до минимума, непосредственно необходимого для воплощения общего замысла, с тем чтобы суть их полностью открылась, сконцентрировалась и ярко заблистала в развязке. И очень значительные и далеко идущие последствия имело возведение им болезненности, извращенности и упадка в ранг литературной темы: эта идея была подхвачена, развита и получила великолепное выражение в творчестве поклонника и выдающегося почитателя По — Шарля Бодлера; позднее она стала ядром одного из ярчайших эстетических движений, так что мы можем считать Эдгара По предтечей декаданса и символизма.

Поэт и критик по природе, логик и философ по пристрастиям и типу мышления, По ни в коей степени не был свободен от недостатков и некоторой искусственности в своих сочинениях. Его притязания на глубокую ученость, ходульный и вымученный юмор, взрывы саркастического и пристрастного критицизма — все это действительно существует, и все это нужно простить. Над этими погрешностями, сводя их до полной незначительности, стояло мастерское видение ужаса, гнездящегося вокруг нас и внутри нас, червя, извивающегося и корчащегося в абсурдно близкой пропасти. Проникая в самую сердцевину тайной и страшной сути, скрытой за пестро раскрашенной декорацией маскарадного представления, именуемого существованием, мыслью и чувством человека, это видение достигало такой небывалой силы магической кристаллизации и трансформации, что в стерильной Америке 30—40-х годов вырос, вскормленный призрачным лунным светом, пышный сад ядовитых грибов, который не могли бы произвести на свет и адские горы Сатурна.

Стихи и проза в равной мере несут бремя космического ужаса. Если фантастические образы поэзии По угрожающе наступают на нас, оглушая бормотанием маньяка, то в прозе зияет разверстая пасть самой глубокой из бездн. Слабый, неосознаваемый намек на непостижимое отклонение от нормы, события, в невинности которых мы почти не сомневаемся до тех пор, пока прорвавшееся в глухом голосе рассказчика напряжение не открывает их причастности к страшной тайне; демонические силы, погруженные в зловещее забытье, чтобы в одно мгновение пробудиться от сна и обнаружить себя в пронзительном откровении сумасшествия, выплеснуться в немыслимом ка-

==355

таклизме. Перед нами вдруг предстает шабаш ужаса, сбросившего с себя все покровы, — зрелище тем более чудовищное, что наукообразный подход и аналитическое мастерство автора выстраивают все значимое в стройный ряд, демонстрируя в конце концов очевидную связь метафизического зла с реальным физическим злом материальной жизни.

В прозе По можно выделить несколько типов рассказов, и не во всех присутствует подлинная атмосфера иррационального страха. Повествования, в основе которых лежит строгое логическое построение, — предшественники современного детективного жанра, — сочинения, написанные под влиянием и в духе гротеска Гофмана, описания нарушений психики и маний, имеющие дело с простым физиологическим страхом, несомненно, принадлежат к другим направлениям новеллистики. Но остальное, весьма значительное в количественном отношении, дает автору неоспоримое право считаться родоначальником всей современной литературы космического ужаса.

Можно ли забыть кошмарный исполинский корабль, балансирующий на грани водяной воронки и пучины в «Рукописи, найденной в бутылке», темные намеки на его неисчислимый возраст и его загадочную команду, его ужасающий рывок на юг на всех парусах через ледяную ночь Антарктики, дьявольское течение и сверхъестественный водоворот? В «Повести о приключениях Артура Гордона Пима» путешественники попадают сначала в странную страну вблизи Южного полюса, где нет ничего белого и где гигантские скалы имеют форму египетских иероглифов, в которых зашифрована страшная формула изначальной тайны земли, а потом посещают еще более загадочное царство, где все белое, где окутанные саваном великаны и птицы со снежно-белым оперением охраняют сокровенный водопад, изливающийся с неизмеримой небесной высоты в белое море. Можно ли забыть дикую скачку сумасшедшего на роковом исполинском коне, его страх и ненависть, его ужасную гибель в горящем доме?

Рассудок По никогда не уходил далеко от явлений упадка и ужаса: в каждой поэме, в каждом философском диалоге мы видим напряженное желание достигнуть дна бездонного колодца, приподнять завесу смерти, царствовать в мире фантазии и повелевать жуткими тайнами времени и пространства.

==356

Многое из написанного По достигает почти полного совершенства художественной формы, становится настоящим путеводным маяком в стране короткого рассказа. Он мог, когда хотел, придавать прозе богатую поэтическую окраску, используя архаичные слова и фразы, «восточный» стиль, библейские повторы — эти приемы позднее с успехом применяли Оскар Уайльд и писатели-символисты — и эти его сочинения производят впечатление почти наркотическое: сон курильщика опиума, изложенный на языке сна, со всеми оттенками неземных красок и фантастическими образами, звучит как симфония. В двух из подобных произведений, может быть, не столь поэтичных на первый взгляд — «Лигейе» и «Падении дома Ашеров», — По приходит к самым вершинам художественной изобразительности, до сих пор не превзойденным в литературной миниатюре. Простые по сюжету, оба этих рассказа производят поразительное магическое впечатление благодаря тщательно продуманному развитию действия, отбору и расстановке в единственно правильном порядке мельчайших событий. «Лигейя» повествует о загадочной женщине, которая является после смерти, вселяясь в тело второй жены героя, передавая ей даже свой внешний облик. «Падение дома Ашеров», с его несравненным совершенством в деталях и пропорциях, с содроганием намекает на скрытую жизнь неживой материи и открывает сверхъестественную связь трех существ, последних представителей истории древнего рода: брата, сестры и старинного дома, которые обладают общей душой и встречают свой конец в один и тот же момент.

Эти причудливые и надуманные построения могли бы принять в неумелых руках весьма неуклюжий вид, но в устах По они производят впечатление живое и убедительное, вызывают ощущение неподдельного мистического страха, населяющего наши ночи, и все потому, что автор очень хорошо понимает механизм и психологию чувства ужасного. Подчеркивание существенных деталей, причудливые образы и несоответствия в поведении персонажей, предваряющие страшное открытие, мелкие происшествия и упоминания, невинно выдвигаемые на первый план как символы для подготовки каждого важного шага в направлении грядущей катастрофы, тонкая регулировка постепенно накапливаемой силы, непогрешимая аккуратность в сцеплении частей, образующих безупречное единство и составляющих взрывоопасную смесь, которая вспыхнет в

==357

решающий момент, нюансы обстановки и пейзажа, создающие и поддерживающие желаемое настроение и вызывающие к жизни нужную иллюзию, — вот эти принципы, и кроме них существует множество других, скрытых, слишком неуловимых, чтобы их мог перечислить или хотя бы осознать рядовой комментатор. Может быть, в произведениях По можно найти и мелодраматизм, и некоторую безыскусственность, но эти тени полностью исчезают в лучах могучего природного чувства иррационального, болезненного и ужасного, изливающегося из каждой клетки сознания художника и накладывающего на его творения неизгладимый отпечаток высочайшей гениальности.

В психоанализе есть такое ключевое понятие — сублимация. Оно означает переключение психической энергии из одного состояния в другое. Предположим, вам страшно и вы пытаетесь преодолеть это чувство. Вы можете сублимировать свой ужас в целую галерею криминальных созданий.

Печатается по изданию : Lovecraft H.Ph. The Supernatural Horror in Literature.

Выдающийся мастер кинематографических «ужасов» Альфред Хичкок, режиссер нашумевшего в свое время фильма «Птицы», создал серию страшных рассказов, услышанных им якобы от его знакомых.

Фантазия Хичкока и здесь поистине неисчерпаема. И если как прозаик он уступает крупным мастерам остросюжетного жанра, то в изощренности и необузданности воображения ему не откажешь...

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46-47-48-49-50-51-52-53-54-55-56-57-58-59-60-61-