ОБЩЕЕ ВВЕДЕНИЕ

Беспристрастие исследования и его верную стратегию подтверждают точные аргументы. В этой книге предлагается новый вид гибкой материалистической трактовки всей области явлений, которые обычно считаются ментальными, или психическими, или, иначе говоря, связаны с отличительными признаками одаренных чувствительностью (sentient) существ и личностей. Новизна предлагаемого подхода заключается в том, что неприятие редукционистских тенденций сочетается в нем с последовательной приверженностью к материализму. Это сочетание удается провести в жизнь при помощи рассмотрения одного отношения, которое до сих пор практически не встречалось в литературе по так называемой философии сознания, или философской психологии. Для стандартного материалистического подхода в этой области характерно признание тождества между психическим и физическим (или полная элиминация психического как простой метафоры, что, по-видимому, представляет собой реакцию на критическое положение «нормальной науки» и приближающуюся «научную революцию» (Кун [1970]; Фейерабенд [1975]).

Признание неадекватности теорий тождества духовного и телесного (а также так называемого элиминативного материализма—Р. Рорти [1970]) в сочетании с приверженностью к материализму самому по себе намечает чрезвычайно плодотворную и простую программу определенного объяснения психических явлений у обладающих чувствительностью существ и личностей. Для этого нужно только воспользоваться теми преимуществами, которые дает нам интерпретация интересующего нас круга явлений при помощи отношения «воплощения» и соответственно наложение разумного ограничения на

==34

отношение «композиции». Понятие композиции широко употребляется в физических теориях, в особенности когда в них рассматривается отношение между макроскопическими телами типа деревьев и камней и микротеоретическими сущностями типа протонов и электронов, но редко используется в контексте психологических исследований. То же самое можно сказать и о понятии «воплощение». Хотя его интуитивно и неформально очень часто используют в рассуждениях о явлениях культуры (к примеру, чтобы различить «Давида» Микеланджело и глыбу мрамора, в которой он был «обнаружен»), тем не менее оно почти никогда не эксплицируется — и уж никогда не используется строго и систематически—при объяснении природы психики и личности.

«Воплощение»—термин, заимствованный из искусства и предназначенный систематизировать и упорядочить различия, неявно содержащиеся в наших обычных рассуждениях. Точнее говоря, нам нужно будет различать альтернативные смыслы глагола «есть» и родственных ему слов. Мы автоматически говорим, что А есть В, когда в контексте подразумевается либо тождество, либо композиция, либо воплощение (все эти отношения различны). Конечно, в таких контекстах глагол «есть» может иметь и совершенно иной смысл, например может выражать приписывание предиката, пространственновременную непрерывность, эквивалентность или включение элемента в класс. Все эти различные смыслы, справедливо считающиеся логическими или концептуальными, допускают и онтологическую трактовку, поэтому от них тоже во многом зависит жизнеспособность материалистического понимания психики и личности.

О самом материализме следует сказать, что по крайней мере в контексте задуманного нами анализа (для других контекстов это не обязательно) этот термин должен быть истолкован в достаточно широком смысле, конечно с учетом его традиционного значения. Признание некоторой теории материалистической в этом смысле не вынуждает нас заранее отказываться от возможных расширений нашей онтологии по крайней мере в трех различных направлениях: во-первых, за счет принятия формальных, логических или функциональных состояний систем (Патнэм [I960]; Фодор [1968]), представляющих собой композицию из чисто физических частей, то

З*

==35

есть состояний, внутренние характеристики которых не зависят ни от природы физических систем, с которыми они в некотором смысле связаны, ни от того, что они могут быть ассоциированы и с физическими системами самого различного рода, и с биологическими организмами, и с электронными устройствами; во-вторых, за счет варьирования характеристик первичной «субстанции», из которой в результате композиции получаются макроскопические физические тела (хотя здесь может иметь место отношение, отличное от отношения композиции (Хэнсон [1963]; Селларс [1963а]); в-третьих, за счет признания возможности онтологических соглашений, допускающих существование абстрактных сущностей (к примеру, чисел, классов, универсалий, абстрактных индивидов), но не влекущих какой-либо (возможной) формы дуализма (Куайн [I960]; Гудмен [1966]).

Проведение в жизнь стратегий, принимающих (или не принимающих) некоторые (или все) из этих возможных видов расширений онтологии, дело не простое. Однако нас больше всего интересует расширение первого рода, поскольку только оно оказывает непосредственное влияние на интересующие нас проблемы философской психологии, в частности на материалистическую интерпретацию сознания. Расширения второго рода, по-видимому, относятся к глобальным теориям материи, разрабатываемым на значительно более фундаментальном уровне, чем уровень, необходимый для обсуждения чувствительности (sentience), интеллекта, интенции и т. п. Конечно, это наше утверждение может оказаться ошибочным. Тогда адекватную разработку материализма придется отложить до тех пор, пока не будет построена удовлетворительная теория «материи» и «энергии». Что же касается третьего вида расширений, то он, как представляется, совершенно не имеет отношения к интересующим нас спорам о дуалистических тенденциях, встречающихся при объяснении психических и телесных явлений.

Ниже мы подробно изложим задуманную нами материалистическую теорию. Но две ее главные черты следует отметить уже сейчас. Прежде всего, из принимаемого нами тезиса о том, что все существующее является композицией исключительно из материи или определенным образом связано с тем, что является композицией из материи, отнюдь не следует более сильный тезис, со-

==36

гласно которому все психические свойства можно редуцировать к физическим или материальным свойствам или объяснить полностью только на основании последних (Э. Нагель [1961]).

Здесь следует отметить несколько различных форм редукционизма. Первая: все существующее материально по своей природе, оно является либо материей, либо композицией из одной только материи; эта концепция формулирует минимальные условия для материализма в традиционном онтологическом смысле; вторая: личность и обладающие чувствительностью существа (если подобающим образом сузить область рассматриваемого тезиса) суть не что иное, как тела, имеющие только физические свойства. Эта концепция называется физикализмом и зачастую ассоциируется с именем Гоббса. Из физикализма следует третья—промежуточная—теория, согласно которой все психические свойства суть не что иное, как физические или материальные свойства, хотя ментальные и психологические предикаты не считаются синонимичными физическим или материальным предикатам (Дж. Смарт [1962]). Согласно этому тезису, предикаты двух указанных типов считаются экстенсионально эквивалентными (хотя это и не всегда можно проверить), что в сочетании со стремлением к теоретической экономии приводит к заключению о тождестве указанных свойств. Такую теорию, которая, насколько мне известно, еще не имеет имени, можно было бы назвать атрибутивным материализмом. Тогда упомянутую в самом начале традиционную теорию можно назвать онтическим материализмом. Предлагаемая в этой книге теория, безусловно, совместима с онтическим материализмом, но столь же явно несовместима с материализмом атрибутивным.

Часто приходится сталкиваться с рассуждениями, в которых на основании противоположности между материализмом и дуализмом заявляют, что отказ от атрибутивного материализма равносилен принятию дуализма. Если это действительно так, то и быть посему. Однако следует заметить, что соображения, вынуждающие нас отказаться от атрибутивного материализма, значительно отличаются от возражений, выдвигаемых против материализма оптического. Неприятие атрибутивного материализма не навязывает нам дуализм субстанций и не требует принимать заранее определенное множество

==37

свойств, которые только и могут в действительности приписываться объектам. Если же встать на противоположную точку зрения и считать, что отказ от атрибутивного материализма обязательно влечет за собой отказ от онтического материализма, то это может в лучшем случае привести к неправильной интерпретации функционального материализма как некоторой формы дуализма. Причины таких расхождений во взглядах на материализм и дуализм будут рассмотрены в дальнейшем, но уже сейчас можно закрепить наши интуитивные рассуждения при помощи «шахматного» примера. Заметим, что в шахматах возможны самые различные оригинальные и непредвиденные способы ведения игры, поэтому приписывание кому-то шахматного хода не эквивалентно приписыванию каких-либо (или даже определенной дизъюнкции) физических движений. Поэтому в данном случае психические и физические свойства не могут считаться тождественными (Патнэм [I960]; Тэйлор 1964]). Фактически уже в этом примере видны преимущества материализма, опирающегося на понятие «воплощение».

Существует еще одна версия соотношения материализма и дуализма, согласно которой теория называется дуалистической, если в ней нет семантического праЕила, переводящего все психические предикаты в физические. По этому определению моя теория, безусловно, является дуалистической. Но, как это ни парадоксально, согласно этому определению некоторые явно материалистические, даже радикально редукционистские, теории типа концепции Дж. Смарта, а также явно антидуалистические теории (Райл [1949]) оказались бы формами дуализма. Например, Уилфрид Селларс [1963а] и другие редукционистские материалисты открыто признают, что интенциональное суждение не может быть целиком редуцировано к суждениям о чисто физических явлениях. Редукционистские убеждения этих философов основываются на вере в существование определенных приемов, помогающих нейтрализовать эффект принятия интенциональных явлений. Однако нетрудно заметить, что в подобных концепциях так или иначе принимается дуализм свойств (пусть даже термин «свойство» при этом используется в слабом смысле). А если к тому же предложенные приемы окажутся неэффективными (о чем речь пойдет в свое время), то принятие существования ин-

==38

тенциональных явлений потребует использования более сильного смысла термина «свойство» и тем самым подорвет их редукционизм. К таким неприятным для редукционистов последствиям приводит, например, рассмотрение языковых способностей человеческих личностей. Следует также учитывать, что в отличие от оптического дуализма атрибутивный дуализм не связан ни с какой мистикой: рациональные концептуальные связи между различными категориями предикатов могут иметь место даже в случае отсутствия рациональных онтологических связей между различными субстанциями.

Однако не следует думать, что в результате обсуждения проблемы оптического и атрибутивного материализма мы получим какой-либо однозначный способ определения онтологических допущений или природы всего существующего (Куайн [1953]). Наоборот, есть все основания полагать, что ясного ответа на оба эти вопроса нет (Марголис [1977а]). Например, согласно теории Куайна о радикальной неопределенности перевода (Куайн [I960]) всегда можно построить по крайней мере две несовместимые онтологии, соответствующие высказыванию говорящего на родном языке при данных условиях. При этом вопрос о принятии какой-либо из них как более адекватной оказывается неразрешимым. (Аналогичная проблема возникает при рассмотрении множеств.) Но тогда мы не можем в точности сказать, какие именно допущения принимает человек в своей обычной речи. С одной стороны, он не может принимать сущности, принадлежащие сразу всем несовместимым онтологиям, а с другой стороны, мы не можем сказать, какое именно множество сущностей он обязан принять. Подобная ситуация возникает в самых разнообразных случаях: при рассмотрении интенций говорящего, при определении допущений некоторой готовой теории или при установлении предполагаемых онтологических допущений на тех стадиях развития науки, когда мы определенно знаем, что наши теоретические схемы еще достаточно далеки от окончательной объяснительной теории. Сходные затруднения возникают также в связи с так называемой аксиомой существования (Сирл [1969]), то есть тезисом, согласно которому «все, что обозначено, должно существовать». Наше рассуждение показывает, что мы легко можем попасть в такое парадоксальное положение, когда при всем желании мы будем не в состоя-

==39

нии определить, какие сущности в действительности обозначаются употребляемыми нами знаками. По-видимому, любой тезис типа сформулированных Джоном Сирлом и Куайном находится под постоянной угрозой reductio ad absurdum ^1 .

Предлагаемая в этой книге форма материализма имеет еще одну важную особенность. Мы не только отказываемся от редукции одних свойств к другим, но и постулируем существование эмерджентных сущностей (а следовательно, и эмерджентных свойств). Эмерджентные сущности, конечно, всегда связаны с материальными объектами, однако охарактеризовать их на основе принятия одних только материальных свойств и отношения композиции просто невозможно. Поэтому наша теория открыта для культурно-эмерджентных сущностей, существование которых (а также возможность их познания) зависит от принятия некоторого культурного контекста, обладающего определенным творческим потенциалом. К числу сущностей культуры в предварительном порядке могут быть отнесены личности, произведения искусства, артефакты, слова и предложения, машины. Согласно нашей теории, такие сущности одновременно обладают двумя свойствами: культурной эмерджентностью и материальной воплощенностью. Личности могут быть, к примеру, в первом приближении определены как обладающие чувствительностью существа, способные использовать язык и обозначать самих себя. Обычно личности воплощаются в представителей вида Homo sapiens, но в принципе могут воплощаться в электронных устройствах или же (как свидетельствует пример воображаемых марсиан, а также дельфинов и шимпанзе) в других биологических формах. Актуальное существование личностей зависит от причинных сил, формируемых культурой и объясняющих, каким образом личности эмерджентно возникают из физических тел, в которых они воплощены. Возможное сокращение числа сущностей культуры за счет редукции какого-либо одного вида (например, машин) не может считаться аргументом в пользу редуцируемости других видов. Пробным камнем для редукционизма в целом может быть только анализ личностей, поскольку в конечном счете все остальные

-Ред.

' Приведение к нелепости, абсурду (лат.).

К оглавлению

==40

явления культуры своим существованием обязаны деятельности личностей.

Конечно, нам еще предстоит обосновать приемлемость рассуждений об эмерджентных сущностях и свойствах. Тем не менее уже теперь ясно, что использование понятий эмерджентности и воплощения позволяет нам (с учетом некоторых ограничений) говорить, например, что некоторая глыба мрамора и «Давид» Микеланджело—иначе говоря, некоторая личность и ее тело—занимают одно и то же пространство, не впадая при этом (как показывает пример «Давида», который, без сомнения, «не имеет психики») в дуализм. Таким образом, получается, что область культурного обширнее области личностного и только пересекается с областью психического. Иначе говоря, воплощение и эмерджентность не ограничены областью психического. Наверное, нет необходимости добавлять, что именно к реальности явлений культуры так пренебрежительно относится большинство авторов, пишущих о проблемах духовного-телесного и анализа личности. В этом отношении показательна концепция П. Стросона [1959], который в своем анализе личности так и не сумел по достоинству оценить культурное значение языковой способности человека. Поэтому личности в трактовке Стросона являются не более чем разумными животными, обладающими чувствительностью.

Таким образом, уже одно только признание реальности явлений культуры обнаруживает неадекватность всех форм радикального, или редукционистского, материализма. Конечно, этот тезис еще нуждается в аргументации. Сейчас достаточно заметить, чте сложные явления культурного мира, безусловно, обладают интенсиональными характеристиками и что известные до сих пор приемы, предназначенные устранить или нейтрализовать интенсиональное—в частности, предпринятая Куайном [1960] попытка наметить глобальную экстенсиональную программу устранения непрозрачности контекстов мнения, — далеки от успеха. (Мы еще вернемся к этому вопросу.) За высказанными нами соображениями скрывается убеждение о том, что до сих пор не создано каких-либо более или менее разработанных форм материализма, которые достаточно полно охватили бы наиболее характерные черты психической жизни людей и животных, а также творческие возможности откры-

==41

тий и технологии. И дело здесь, по-видимому, в том, что без понятий эмерджентности и воплощения нельзя дать адекватное материалистическое объяснение основных психических явлений. Поэтому мы ставим своей целью показать, что эмерджентистский материализм — если здесь необходимо дать какое-либо название — внутренне последователен и плодотворен в деле разрешения центральных проблем философской психологии, а также более рационален, чем любая разрабатывавшаяся до сих пор форма материализма.

Материализм вообще, как мы это увидим несколько ниже, обязывает нас различать отношения тождества, композиции и пространственно-временной непрерывности тел, проходящих различные фазы своего изменения, тогда как культурная эмерджентность сущностей влечет за собой рассмотрение их воплощения, а следовательно, обязывает нас особо выделять отношение воплощения среди упомянутых ранее отношений. На том же основании особое место следует отвести и отличительным признакам воплощения и воплощенных сущностей, а также концептуальным условиям, при наличии которых воплощенные сущности становятся эмерджентными сущностями. (Это положение, кстати, имеет одно полезное применение: оно позволяет преодолеть некоторые затруднения в предложенной Стросоном [1959] трактовке личностей и физических тел как базисных индивидов.) Однако следует также отметить, что ментальные и психологические явления типа телесных ощущений, восприятий, эмоций и действий, которые в равной степени могут быть приписаны как животным или детям, так и полноценным человеческим личностям, не обязательно связаны с культурной эмерджентностью даже в том случае, когда их явное приписывание кому-либо (то есть речевой акт приписывания) само по себе предполагает такую эмерджентность. Проведение различия между существами, обладающими только чувствительностью, и личностями предельно важно, поскольку и о тех, и о других можно сказать, что они в определенном смысле «имеют психику».

Следовательно, нельзя утверждать, что все ментальные и психологические предикаты культурно-эмерджентны. Возможно, все явления такого рода следует в некотором смысле истолковывать как эмерджентные по отношению к неодушевленному физическому миру, но

==42

тогда возникнут новые трудности в связи с понятиями композиции, непрерывности и воплощения. Эти проблемы также будут рассмотрены в своем месте.

Несмотря на то что психика, даже будучи эмерджентной, может и не принадлежать к числу культурноэмерджентных явлений, личности—в том числе киборги и андроиды — должны быть культурно-эмерджентными. Вместе с тем можно показать, что признание существования психических явлений несовместимо с так называемым атрибутивным материализмом. Оба эти положения имеют большое значение для исследований в области нейрофизиологии, и в частности физиологии мозга, а тем самым и для психологии поведения животных и человека, а также для базирующихся на них социальных наук. Анализ следствий таких концептуальных построений наилучшим образом раскрывает влияние философии на исследования в эмпирических науках, а также удовлетворяет потребность в философских ответах на концептуальные загадки, встречающиеся в самих этих науках. Раскрыть преимущества выдвинутого нами тезиса помогает рассмотрение двух центральных проблем, значение которых трудно переоценить. Это, во-первых, проблема индивидуализации личности с точки зрения данных о явлениях расщепленного мозга и, во-вторых, проблема состоятельности атрибутивного материализма с точки зрения «много-многозначных» соответствий между явлениями нейрологического и психологического типа. Мы уделим внимание обеим этим проблемам.

Природа психики и личности—удивительный вопрос. Он затрагивает все без исключения философские проблемы по той предельно простой причине, что каждая убедительная концепция любого вопроса обращена к сознанию человеческой личности. Что бы мы ни считали истинным, мы считаем это истинным. Следовательно, любая философская теория является существенно неполной, если в ней не находится места для явного объяснения природы психики и личности или по крайней мере для указания, в какой степени трактовка психики и личности влияет на рассмотрение исследуемых философских проблем. Например, важное различение между так называемыми рационалистской и эмпиристской теориями овладения языком (эти теории по преимуществу связаны с работами Ноэма Хомского [1972] и его оппонен-

==43

тов) становится совершенно непонятным — и, более того, этот спор утрачивает всякие перспективы на разрешение, — если оно не дополняется четким анализом основных принципов рационалистской и эмпиристской теории психики и способов их подтверждения и опровержения. Как мы увидим в дальнейшем, общая теория личности является ключом к решению этих задач.

Предлагаемые рассуждения, следовательно, имеют целью продемонстрировать жизнеспособность и относительную силу концепции, которую мы назвали эмерджентистским материализмом. Мы будем продвигаться вперед в двух направлениях: во-первых, по пути рассмотрения недостатков стандартных теорий—теорий тождества; физикализма, элиминативного материализма, бихевиоризма и т. п., и, во-вторых, по пути диалектического исследования основных характеристик психической жизни, связанного с разработкой убедительного объяснения явлений сознания, чувствительности, интенции, мышления, желания, эмоций, действий, речи и оценкой адекватности соперничающих теорий, которые пытаются объяснять эти явления. В заключение будут намечены концептуальные связи между философией психического и моральной философией. Это необходимо для того, чтобы показать, насколько серьезно влияет теория, объясняющая природу личности, на перспективы исторических и поведенческих дисциплин и насколько следует изменить прежние взгляды на объективность оценок человеческого поведения, чтобы согласовать их с обоснованными взглядами на природу психики и личности.

Критикуя предшествующие теории, следует, однако, соблюдать осторожность. Когда мы пытаемся показать, что осуществление некоторой философской программы невозможно, мы, конечно, можем воспользоваться тем точным смыслом слова «невозможно», который предла- c, гает нам доказательство теоремы Гёделя. Однако вряд ли стоит ожидать, что для наиболее интересных теорий о соотношении духовного и телесного — например, для разных вариантов теории тождества—удастся показать, что обычные их версии являются категорически невозможными в указанном смысле слова. Но мы всегда можем привести разумные основания в пользу мнения о том, что такие теории являются невозможными или не могут быть возможными, если они не выполняют того или иного условия (с диалектической точки зрения мож-

==44

но показать, что эти условия либо не выполнены, либо просто не учитываются, либо их выполнимость не очевидна в рамках любой известной стратегии). Философские рассуждения обычно имеют такого рода недостатки, однако в ходе дискуссий значительно чаще используются более сильные эпитеты, связанные с одобрением или неприятием какой-либо теории.

В первой главе книги мы дадим краткий очерк нашей теории в целом, а затем перейдем к критике теории тождества и других форм радикального, или редукционистского, материализма. При этом, однако, мы не будем скрывать, что значительная часть нашей критики остается в этом контексте условной по той простой причине, что не может быть абсолютно твердого базиса, отталкиваясь от которого мы смогли бы показать, что критикуемые воззрения являются «невозможными», а также потому, что все наши аргументы в конечном счете имеют форму правдоподобных и рациональных предположений.

Что же, теперь дело за аргументами.

==45

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-