IndexАнастасия ШульгинаLittera scripta manetContact
Page: 10

III. Природа блага — психическая эволюция человека

Первым подходом к определению благоденствия будет следующий: это бытие в согласии с природой человека. Если рассматривать это утверждение не чисто формально, то возникает вопрос: что такое бытие в соответствии с условиями человеческого существования? Каковы эти условия?

Человеческое существование ставит перед нами многие вопросы. Человек заброшен в этот мир независимо от его воли, он покидает его также не по своей воле. В противоположность животному, которое наделено инстинктами, «встроенными» механизмами адаптации к среде, и живет целиком в рамках природы, человек не имеет никакого подобного инстинктивного механизма. Он должен прожить свою жизнь, а не она им проживается. Человек пребывает в природе, и в то же время он трансцендирует за ее пределы. Он наделен самосознанием, он осознает себя как обособленное существо, что заставляет его чувствовать нестерпимое одиночество, потерянность, бессилие. Сам факт его рождения ставит проблему. В момент рождения человека жизнь задает ему вопрос, и он должен дать на него ответ, дать его каждым моментом своего существования. Не своим умом, не телом — отвечать должен он сом, личность, мыслящая и мечтающая, которая спит и ест, плачет и смеется, — целостный человек. Какой вопрос ставит перед ним жизнь? Его можно сформулировать так: как преодолеть страдание, закрытость, стыд, порожденные опытом обособленного бытия? Как найти единство с самим собой, с другими людьми, с природой? Человек должен найти какой-то ответ, и даже безумие есть некий ответ — преодоление ужаса обособленности путем отбрасывания реальности, жизни в собственной скорлупе.

К оглавлению

==110

Вопрос всегда один и тот же, ответы, могут быть разными, но сводятся они, по существу, к двум вариантам. Один состоит в преодолении обособленности и обретении единства посредством регрессии к состоянию, которое существовало до пробуждения самосознания, до его рождения. Другой ответ — это полное рождение, развитие самосознания, разума, способности любить — вплоть до выхода за пределы собственного эгоцентризма, достижения новой гармонии, нового единения с миром.

Говоря о рождении человека, мы обычно имеем в виду физиологический акт, происходящий примерно через девять месяцев после зачатия. Не следует переоценивать значимость такого рождения. Через неделю после появления на свет ребенок по многим важным чертам более схож с плодом в материнском лоне, чем со взрослыми мужчиной или женщиной. Уникально здесь лишь то, что перерезана пуповина, что ребенок приступил к первой деятельности — дыханию. Всякий разрыв первичных связей с этих пор возможен ровно настолько, насколько он сопровождается подлинной деятельностью.

Рождение — это не единичный акт, это процесс. Целью жизни является полное рождение, и как трагично, что большинство людей умирает, так и не родившись. Жить — значит ежеминутно рождаться. Смерть наступает с концом рождения. Физиологически наша клеточная система находится в процессе постоянного возрождения; психологически же большинство из нас в какой-то момент прекращают процесс рождения. Одни вообще являются мертворожденными: они живут физиологически, тогда как умственно стремятся к возвращению в лоно, в землю, в темноту смерти. Они безумны или почти безумны. Многие другие идут по пути жизни дальше. Но они не в состоянии целиком перерезать пуповину, они симбиотически привязаны к матери,

==111

к отцу, к семье, расе, государству, статусу, деньгам, богам и т.д. Они так никогда и не становятся самими собой, а потому никогда не рождаются целиком ^7 .

Попытка регрессивного ответа на проблему су-

^7 Эволюция человека от фиксации на матери и отце вплоть до полной независимости и просветленности прекрасно описывается Мейстером Экхартом в «Книге Бенедикта»: «На первой ступени внутренний, или новый, человек, по словам Св. Августина, идет по следам добрых, благочестивых людей. Он все еще дитя у материнской груди.

На второй ступени он уже не слепо следует примеру добрых людей. Он горячо ищет здравого поучения, божьего совета, священной мудрости. Он поворачивается спиной к человеку и лицом к Богу: оставив колени матери, он улыбается своему Отцу небесному.

На третьей ступени он все более удаляется от матери своей, все дальше отодвигается от груди ее. Он бежит от забот и отбрасывает страх. Теперь он может безнаказанно грубо и несправедливо обойтись со всяким, но в том не найдет удовлетворения. Ибо в своей любви к Богу он призван, обращен к свершению добрых дел: Бог крепко поместил его в радость, святость и любовь, и все неподобающее и чуждое Богу кажется ему поэтому ничтожным и мерзким.

На четвертой ступени он все растет и укрепляется в любви, в Боге. Он всегда готов к борьбе, испытанию, к враждебности окружающих и страданию, причем по своей воле, охотно и радостно.

На пятой ступени он пребывает в мире, наслаждается полнотой высшей и неизъяснимой мудрости.

На шестой ступени он изменен и преображен вечной божественной природой. Он пришел к полному совершенству, и в знании постоянства вещей и временной жизни он притягивается, переносится в образ Божий, делается сыном Божьим. Нет ступени дальше и выше. Тут вечный отдых и покой. Концом внутреннего и нового человека является жизнь вечная». (Цит. по: Meister Eckhart. The Book of Benedictus / Transl. by Evans C. de B. L, 1952. Т. II. P. 80-81.)

==112

ществования может принимать различные формы. Все они несостоятельны и ведут к страданию. Единожды оторвавшись от дочеловеческого, райского единства с природой, человеку уже никогда не вернуться назад — два ангела с огненными мечами преграждают ему обратный путь. Только в смерти и в безумии может совершиться такой возврат, но не в жизни и не в здравом уме.

Поиски регрессивного единства могут происходить на разных уровнях, которые одновременно являются различными степенями патологии и иррациональности. Человек может быть одержим страстью возвращения в материнское лоно, в мать сыру землю, в смерть. Если подобная страсть является всепоглощающей и ей нет противовеса, то итогом ее будет самоубийство или сумасшествие. Менее опасной и патологической формой регрессивного поиска единства является привязанность к материнской груди или твердой руке, к приказу отца. Различия между такими привязанностями и целями соответствуют различиям между типами личности. Остающийся у материнской груди — это вечно зависимый сосунок, испытывающий эйфорию, когда его любят, лелеют, защищают, когда им восхищаются и т.д., это дитя, переполняемое нестерпимой тревогой при малейшей угрозе отделения от любящей мамочки. Человек, зависимый от отцовского приказа, может проявлять немалую инициативу и быть активным, но всегда при одном условии — должен существовать авторитет, который отдает ему приказы и обладает оценивающей и наказующей властью. Другой формой регрессивной ориентации является деструктивность, целью которой выступает преодоление обособленности в страсти к разрушению всего и вся. Это может проявляться как желание поглотить, включить в себя все вокруг, при котором мир в целом и каждая его часть воспринимаются как пища, либо просто как стремление унич-

==113

-1499

тожать все, кроме одной вещи — самого себя. Имеется еще одна форма избавления от страданий, причиняемых обособленностью, — постепенное выстраивание собственного Я как со всех сторон укрепленной и несокрушимой «вещи». В этом случае человек воспринимает себя как свою собственность, свою силу, свой престиж, свой интеллект.

Выход из рефессивного единства сопровождается постепенным преодолением нарциссизма. Ребенок вскоре после рождения даже не отдает себе отчета в реальности, существующей вне его, в смысле чувственного восприятия; он еще находится в неразрывном единстве с материнской грудью, в состоянии, предшествующем всякому делению на субъект и объект. Через какое-то время у каждого ребенка развивается способность к дифференциации, но лишь в самом очевидном смысле, как способность проводить различие между Я и не-Я. Однако в аффективном смысле полное взросление требует преодоления нарциссической позиции всезнания и всемогущества. Эта нарциссическая установка хорошо заметна в поведении детей и невротиков, с тем отличием между ними, что у первых она обычно осознается, тогда как у вторых бессознательна. Ребенок принимает реальность не такой, как она есть, но такой, как ему хочется. Он живет своими желаниями, его взгляд на мир соответствует его желанию. Если желаемое не удовлетворяется, он приходит в ярость, выражающую стремление насильственно изменить мир (посредством отца или матери) таким образом, чтобы тот соответствовал его желанию. В случае нормального развития ребенка эта установка постепенно меняется на более зрелую — на осознание и принятие реальности, ее законов, а тем самым и ее необходимости. В случае невротической личности неизменно обнаруживается, что она к этому так и не приходит, сохраняя нарциссическую трактовку реальности. Невротик

==114

подгоняет реальность под свои идеи, а когда он понимает, что это ему не удается, то реагирует двояким образом — либо пытаясь совершить насилие над реальностью, дабы добиться ее соответствия своим желаниям (то есть осуществить нечто невозможное), либо всецело отдаваясь чувству бессилия от того, что невозможное неосуществимо. Понятие свободы, которым располагает такая личность, сознает она это или нет, есть понятие нарциссического всемогущества, в то время как представление о свободе развитой личности предполагает признание реальности и ее законов, деятельность с учетом этих законов, в соответствии с необходимостью, продуктивное соотнесение себя с миром и овладение им благодаря силам своего ума и чувства.

Различные цели и пути их достижения изначально не представляют собой различных систем мышления. Это — различные способы бытия, различные ответы целостного человека на вопросы, поставленные перед ним жизнью. Подобные ответы мы находим в разных религиозных системах. В истории религии от первобытного каннибализма до дзен-буддизма род человеческий предложил лишь несколько ответов на вопрос о существовании, и каждый человек своей жизнью дает один из таких ответов, хотя обычно он не осознает, какой именно. В нашей западной культуре почти каждый думает, будто он дает ответ либо в духе христианской или иудейской религии, либо с точки зрения просвещенного атеизма. Но если бы мы могли осуществить своего рода рентгеноскопию ума, то обнаружили бы огромную массу поклонников каннибализма и тотемизма, немало идолопоклонников — и совсем немногих христиан, иудеев, буддистов, даосов. Религия есть формализованный и разработанный ответ на вопрос о человеческом существовании. Так как в ней мы принимаем этот ответ совместно с другими людьми в нашем сознании и посредством

==115

ритуала, то даже самая низменная религия вызывает ощущение разумности и безопасности. Когда такого соучастия нет, когда регрессивные желания противостоят сознанию и требованиям существующей культуры, тайной индивидуальной «религией» оказывается невроз.

Чтобы понять конкретно пациента — или любого человека вообще, — требуется установить его личный ответ на экзистенциальный вопрос, иными словами, его тайную индивидуальную религию, которой он отдает все свои силы и всю свою страсть. Большая часть того, что считается «психологическими проблемами», — лишь вторичные следствия базисного «ответа», а потому бесполезно «лечить» до того, как был понят этот базисный ответ — тайная, приватная религия.

Возвратимся к вопросу о благоденствии — как определить его в свете сказанного выше? Благоденствие — это состояние, когда достигнуто полное развитие разума, причем не только в смысле здравого интеллекта, но уловления вещей, «позволяющего им быть, как они есть», говоря словами Хайдеггера. Благоденствие возможно лишь настолько, насколько преодолен нарциссизм, по мере достижения открытости, чувствительности, пробужденности, пустоты (в смысле дзен-буддизма). Благоденствие означает полную аффективную соотнесенность человека с природой, преодоление обособленности и отчуждения, обретение опыта единения со всем существующим. Вместе с тем этот опыт предполагает осознание себя самого как отдельного сущего, как Я, индивидуальности. Благоденствие означает, что человек прошел весь процесс рождения до конца, стал тем, кем он потенциально является, обрел полную способность к радости и печали, иначе говоря, достиг состояния совершенного бодрствования, пробудившись из той полудремы, в которой живет средняя личность. Это состояние можно определить

==116

также как творческое существование. Человек всем своим существом, как целостная, реальная

личность, отзывается, отвечает, реагирует на все сущее — на себя самого, на других людей, — на реальность всего и всех, как они суть сами по себе. И в этом акте подлинного ответа заключается сфера творчества, видения мира как он есть, а также и как моего мира, то есть созданного и преображенного моим творческим уловлением, который перестает быть чуждым миром «где-то там» и становится моим миром. Наконец, благоденствие означает выход за пределы собственного Я, отказ от алчности, прекращение попыток охраны и возвеличивания Я. Свою самость нужно испытывать в акте бытия, а не владения, сохранения, защиты, использования.

Выше я попытался провести параллели в развитии индивида и истории религий. Поскольку в данной работе речь идет об отношении психоанализа к дзен-буддизму, необходимо рассмотреть по крайней мере некоторые психологические аспекты религиозного развития.

Я говорил, что человек задает вопрос самим фактом своего существования, что это вопрос, возникающий из его внутренней противоречивости, которая заключается в том, что человек одновременно и остается природным существом, и выходит за пределы природы уже благодаря тому факту, что он есть осознающая себя саму жизнь. «Религиозным» является каждый человек, вслушивающийся в поставленный перед ним вопрос, каждый, для кого ответ на него стал делом «предельной заботы», поглощающей не только его мысли, но все его существо. Все системы, стремящиеся дать такой ответ, научить, передать его другим, представляют собой «религии». С другой стороны, всякий человек и любая культура, которые глухи к экзистенциальным вопросам, являются иррелигиозными. Нет лучшего

==117

примера экзистенциальной глухоты, чем мы сами, люди XX века. Мы стараемся обойти этот вопрос, заботясь о собственности, престиже, власти, производстве, развлечении, наконец, пытаясь позабыть, что мы (что Я) существуем. И не столь важно, как часто человек думает о Боге или ходит в церковь, глубока ли его вера в религиозные идеи, если сам он, целостный человек, глух к вопросу существования, если у него нет ответа. Тогда он отбывает отпущенный ему срок, живет и умирает наподобие миллиона тех вещей, которые им производятся. Он думает о Боге, вместо того чтобы чувствовать бытие Бога.

Нет нужды искать в религиях нечто всем им общее, кроме заботы о каком-то ответе на экзистенциальный вопрос. Пока речь идет о содержании религии, такое единство просто отсутствует. В противоположность этому, есть два фундаментально противостоящих друг другу ответа, о которых мы говорили выше, рассуждая об индивиде. Один ответ означает возврат к дочеловеческому, предсознательному существованию, избавление от разума, превращение в животное — и тем самым единение с природой. Формы выражения этого желания многообразны. На одном полюсе мы находим явления, которые наблюдались в тайных германских обществах «берсерков» (буквально «медвежьи рубахи»), отождествлявших себя с медведем, когда юноша должен был «преосуществить свою человечность в припадке агрессивной и ужасающей ярости, превращавшем его в хищное животное» ^8 . Очевидно, что эта склонность к возврату в дочеловеческое единение с природой никак не ограничивается первобытными обществами, достаточно провести параллель между «медвежьерубашечниками» и «ко-

^8 Eliade M. Birth and Rebirth. N.Y„ 1958. P. 84.

==118

ричневорубашечниками» Гитлера. Хотя значительную часть сторонников национал-социалистической партии составляли светские, карьеристски настроенные, безжалостные и рвущиеся к власти политиканы, юнкеры, генералы, предприниматели и бюрократы, ядром ее был триумвират Гитлера, Гиммлера и Геббельса, а они, по существу, не отличались от первобытных «медвежьих рубах», движимых «священной» яростью и стремлением к разрушению как предельному осуществлению их религии. Эти «медвежьи рубахи» XX века, возродив легенды о «ритуальных убийствах» у евреев, тем самым просто проецировали на них одно из глубочайших своих желаний — ритуального убийства. Они ритуально убивали сначала евреев, затем представителей других народов, а затем и самих немцев, пока наконец не убили своих жен и детей, себя самих в завершающем ритуале тотального разрушения.

Имеется много других, не столь архаичных форм религии, устремленных к дочеловеческому слиянию с природой. Они обнаруживаются в культах племен, отождествляющих себя с тотемным животным, в религиозных системах, где поклоняются деревьям, озерам, пещерам и т.д., в оргиастических культах, направленных на погашение сознания, разума и совести. Во всех этих религиях священно то, что способствует преосуществлению в дочеловеческую часть природы. «Святыми» являются те, кто зашел дальше других по пути к этой цели (например, шаманы).

Другой полюс религии представлен всеми теми учениями, которые пытаются ответить на экзистенциальный вопрос полным рождением из дочеловеческого, развитием специфических для человека потенций — разума и любви. Это поиск новой гармонии между человеком и природой, а также между человеком и человеком. Хотя попытки такого рода можно обнаружить уже в сравнительно примитивных обществах, великий водораздел для всего

==119

человечества пролегает в период, длившийся примерно с 2000 года до рождества Христова по начало нашей эры. Даосизм и буддизм на Дальнем Востоке, религиозная революция Эхнатона в Египте, религия Заратустры в Персии, Моисея в Палестине, Кецалькоатля в Мексике ^9 дают представление о повороте, совершенном человечеством.

Во всех этих религиях поиск единства означает не регрессивное тождество с природой, обретаемое посредством возврата в доиндивидуальную, предсознательную гармонию рая. Это единение на новом уровне, достижимом лишь после того, как человек испытал свою обособленность, прошел через стадию отчуждения от себя самого и от мира, а тем самым сделался полностью рожденным. Новое единение является предпосылкой совершенного развития человеческого разума, который уже не служит для человека той границей, что отделяет его от непосредственного, интуитивного постижения реальности. Есть много символов этой новой цели, лежащей впереди, а не позади: Дао, Нирвана, Просветление, Благо, Бог. Различия между этими символами обусловлены социальными и культурными особенностями, существовавшими во время возникновения символов в тех странах, где они появлялись. В западной традиции для этой «цели» был избран символ авторитарной фигуры верховного правителя, великого племенного вождя. Но уже в ветхозаветные времена эта фигура постепенно изменяется и из действующего по своему произволу властителя превращается в правителя, связанного с человеком договором, содержащим определенные обещания. В книгах пророков целью становится новая гармония между человеком и природой в мессианское время; в христианстве манифестацией Бога делается чело-

^9 См.: Sijoamte L. Burning Waters. L, 1957.

К оглавлению

==120

век; в философии Маймонида, как и в мистицизме, почти совсем исчезают антропоморфные и авторитарные элементы, хотя в своих народных формах западные религии почти не изменились.

Общим для иудео-христианства и дзен-буддизма является сознание того, что я должен отказаться от своей «воли» (в смысле своевольного хотения насиловать, править, душить мир во мне и вне меня), чтобы целиком открыться миру, пробудиться, ожить. В терминологии дзен-буддизма это часто именуется «опустошением», которое не означает чего-либо отрицательного, но лишь открытость приятия. В христианской терминологии об этом нередко говорят как об «убиении своей и принятии божьей воли». Разница между христианством и буддизмом здесь невелика — в основе двух различных формулировок лежит один и тот же опыт. Однако, пока речь идет о популярной интерпретации, христианская формулировка означает, что решения принимаются не самим человеком, что они отданы в руки всемогущему и всезнающему отцу, наблюдающему за человеком и знающему, в чем его благо. Понятно, что такой опыт делает человека не открытым и отвечающим, но повинующимся и послушным. Следовать божьей воле в смысле истинного отказа от эгоизма лучше, когда нет понятия Бога. Парадоксальным образом я воистину следую божьей воле, когда забываю о Боге. Концепция пустоты в дзен-буддизме предполагает истину оставления своеволия, но без опасной регрессии к идолопоклонству, предполагающему отца-помощника.

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-

Hosted by uCoz