СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ

<...> Спецификой российской истории социальной психологии является, по-видимому, то, что многие ее проблемы оказывались вкрапленными в идейные построения общественных движений и принимались на вооружение различными общественными силами. Отчасти именно поэтому возникла традиция своеобразного « ангажирования» социальной психологии идеологией.

Одно из первых и систематических употреблений термина «коллективная (социальная) психология» предложено в работе М.М. Ковалевского «Социология», представляющей собой курс лекций, прочитанных в Петербурге в Психоневрологич еском институте. Выясняя взаимоотношения социологии с другими науками, Ковалевский уделяет специальное внимание ее отношению к психологии и в этой связи достаточно подробно анализирует концепцию Г. Тарда: он именует ее « психологией коллективной, или групповой», хотя замечает при этом, что сам Тард предпочитает термин «социальная, или коллективная психология». Полемизируя с Тардом по поводу ряда отдельных положений его концепции, Ковалевский согласен с ним в общем определении предмета этой дисциплины и ее несомненной. важности: «... единственное средство познать... психологию масс это изучить всю совокупность их верований, убеждений, нравов, обычаев и привычек». Употребляя современное понятие, Ковалевский говорит там же и о «методах» этой дисциплины: анализ народных сказок, былин, пословиц, поговорок, юридических формул, писаных и неписаных законов. «Этим-то длинным путем, а не прямым анализом, хотя бы и очень остроумным, чувств и душевных движений посетителей того или иного салона или клуба, и будут положены прочные основания коллективной психологии».

* Андреева Г.М. Социальная психология//Социология в России/Под ред. В.А. Ядова. М, 1996. С. 457-481.

В рамках социологической традиции упоминания о социальной психологии или обсуждения ее отдельных проблем имели место в трудах правоведа Л.И. Петражицкого, основателя психологической школы права, с точки зрения которого истинными мотивами, «двигателями человеческого поведения» являются эмоции, а социально-исторические образования есть лишь их проекции «эмоциональные фантазмы». Хотя методологическая основа такого подхода представляется уязвимой, сам факт апелляции к психологической реальности общественного процесса заслуживает внимания.

Ряд интересных идей содержался и в работах Л. Войтоловского, П.А. Сорокина и др. Так, в работе А. Копельмана уже в 1908 г. была поставлена проблема границ коллективной психологии, которую автор считал новой областью психологии психологией народного духа, проявлением которого являются деятельность и переживания групп людей и коллективов.

Как уже отмечалось, наряду с обозначением коллективной психологии в ряду академических дисциплин, ее вопросы начинают активно разрабатываться в публицистике в связи с идейной борьбой тех лет. В данном случае необходимо прежде всего упомянуть имя Н.К. Михайловского, работа которого «Герой и толпа », опубликованная в 1896 г., дала толчок длительной дискуссии, которую повели с Михайловским революционные марксисты, и в наиболее острой форме В.И. Ленин. Интерес Михайловского к социальной психологии был обусловлен стремлением обосновать взгляды народничества. Именно в этой связи он подчеркивает необходимость выделения этой области в специальную ветвь науки, поскольку ни одна из существующих изучением массовых движений как таковых не занимается. Коллективная, массовая психология, с точки зрения Михайловского, еще только на чинает разрабатываться, и «сама история может ждать от нее огромных услуг». Для становления этой области исследования важен анализ механизмов изменения психич еского состояния и поведения больших социальных групп. Эти и другие рассуждения были использованы автором для утверждения определенной общественной и политической позиции, и, возможно, именно это обстоятельство сти мулировало и в дальнейшем стремление к ангажированности российской социальной психологии в политическую борьбу.

Хотя нельзя полностью отрицать связи нарождающейся социальной психологии с общественно-политическими течениями современности и внутри «психологической традиции» развития этой дисциплины, все же здесь эта связь просматривается зна чительно слабее. Самым крупным явлением в рамках этой традиции, несомненно, были работы В.М. Бехтерева. Уже до революции вышло два фундаментальных его труда «Общественная психология» и «Внушение в общественной жизни». Если в первой работе преимущественно обсуждался вопрос о предмете новой области науки («психическая жизнь не только

индивидов, но и «групп лиц» толпы, общества, народов»), то во второй всесторонне анализировался важнейший механизм воздействия внушение, причем рассмотренное не только на индивидуальном, но и на «коллективном» уровне. И в том, и в другом случае были заложены идеи будущей, всесторонне разработанной концепции «коллективной рефлексологии», сделана наметка экспериментального ис следования отношений между личностью и коллективом, влияния общения на общественные процессы, зависимости развития личности от организации различных типов коллективов. В.М. Бехтереву же принадлежит заслуга организации первого университетского курса по социологии в Психоневрологическом институте (в отлич ие от Петербургского университета), где в лекциях по этой дисциплине также впервые в высшей школе были поставлены проблемы соотношения социологии и социальной психологии.

В целом же развитие социально-психологических идей в дореволюционной России осуществлялось преимущественно не в недрах психологии как таковой, а напротив, в рамках более широкого спектра общественных дисциплин, будучи включенным в общий социальный контекст. Здесь следует искать корни той трансформации в истории социальной психологии, которая произошла после революции.

Послереволюционная ситуация: дискуссия 20-х годов

Вскоре после революции 1917 г. во всей системе общественных наук в России развернулась широкая дискуссия относительно философских предпосылок научного знания. Особенно сложный комплекс проблем, связанных с природой марксистского обществоведения, возник, естественно, в социологии. Может быть, именно поэтому более частный вопрос о специфике социальной психологии здесь практически не обсуждался. В психологии же, напротив, эти проблемы оказались в центре полемики. Основанием послужила более широкая дискуссия о необходимости перестраивайия психологической науки на основах марксистско-ленинской философии. <...>

Особое место в дискуссии занял Г. И. Челпанов. Не возражая прямо против « соединения» марксизма с психологией, Челпанов сделал акцент на необходимость разделения психологии на две части: эмпирическую, выступающую в качестве естественно-научной дисциплины, и социальную, базирующуюся на социокультурной традиции. Основания для такого разделения действительно существовали, и Ч елпанов видел их, в частности, в трудах Русского Географического общества, где уже давно были обозначены предпосылки для построения «коллективной» или « социальной психологии». Челпанов отмечал также, что в свое время Спенсер выражал сожаление, что незнание русского языка мешало ему использовать материалы русской этнографии для целей социальной психологии. Другая же сторона программы Челпа-

нова о выделении социальной психологии из психологии как таковой заключалась в его критическом подходе к необходимости перевода всей психологии на рельсы марксизма. Именно социальная психология была обозначена как такая «часть» психологии, которая должна базироваться на принципах нового мировоззрения, в то время как «эмпирическая» психология, оставаясь естественно-научной дисцип линой, вообще не связана с каким-либо философским обоснованием сущности ч еловека, в том числе марксистским.

Позиция Челпанова встретила сопротивление со стороны целого ряда психологов, выступающих за полную перестройку всей системы психологического знания. Возражения Челпанову были многообразны. В наиболее общей форме они были сформулированы В.А. Артемо-вым и сводились к тому, что нецелесообразно выделение особой социальной психологии, коль скоро вся психология будет опираться на философию марксизма; усвоение идеи социальной детерминации пси хики означает, что вся психология становится «социальной»: «существует единая социальная психология, распадающаяся по предмету своего изучения на социальную психологию индивида и на социальную психологию коллектива».

Другой подход был предложен с точки зрения получившей в те годы популярность реактологии, методология которой была развита К. Н. Корниловым. Вопреки Ч елпанову, здесь также предлагалось сохранение единства психологии, но в данном случае путем распространения на поведение человека в коллективе принципа коллективных реакций. Именно на этом пути виделось Корнилову построение маркси стской психологии. Как и в случае с идеями В.А. Артемова, здесь полемика против Челпанова оборачивалась отрицанием необходимости «особой» социальной психологии, поскольку постулировалось единство новой психологической науки, построенной на принципах реактологии, что для Корнилова и было синонимом марксизма в психологии. Ограниченность такого рода аналогии проявилась особенно очевидно при проведении конкретных исследований, когда в каче- стве критерия объединения индивидов в коллектив рассматривались общие для всех раздражители и общие для всех реакции. Хотя при этом декларировалось важное положение о том, что поведение коллектива не есть простая сумма «поведений» его членов (то есть, по существу, один из принципов социально-психологического знания), его интерпретация Корниловым не оставляла для социальной психологии особого предмета исследования, коль скоро требовала унификации любых объяснений в психологии с позиций реактологии.

В дискуссии была специфичной позиция П. П. Блонского, который одним из первых поставил вопрос о необходимости анализа роли социальной среды при характеристике психики человека: «Традиционная общая психология была наукой о человеке как индивидууме. Но поведение индивидуума нельзя рассматривать вне его социальной 8

жизни». При этом понимание социальной психологии во многом отож- дествлялось с признанием социальной обусловленности психики. Отсюда призыв к тому, чтобы психология стала социальной, так как «поведение индивидуума есть функция поведения окружающего его общества». Нр в этом призыве не было ничего общего с предложением Челпанова: там акцент на отделение социальной психологии от общей, здесь вновь мотив о том, что вся психология должна стать социальной. Правда, Блонский вместе с тем полагал, что поскольку в прошлом социальная психология влачила «самое жалкое существование», постольку речь должна идти о какой-то иной социальной психологии. Поэтому в дальнейшей эволюции взглядов Блонского проступает новый аспект: он апеллирует к биологическим основам пове- дения. «Социальность» как связь с другими характерна не только для людей, но и для животных. Поэтому психологию как биологическую науку тем не менее нужно включить в круг социальных проблем.

Особое место в дискуссии 20-х гг. занимает В.М. Бехтерев, создавший в своих работах, пожалуй, больше всего предпосылок для последующего развития социальной психологии в качестве самостоятельной науки, хотя путь к этому и в его концепции был отнюдь не прямолинейным. Именно на первые послереволюционные годы приходится дальнейшая разработка Бехтеревым его идей, изложенных в дорево люционной работе «Общественная психология». Теперь его взгляды на социальную психологию включаются в контекст рефлексологии.

Предметом рефлексологии Бехтерев полагал человеческую личность, изучаемую строго объективными методами так, что понятие психики при этом практически устранялось и его заменяла «соотносительная деятельность» как форма связи между реакциями организма и внешними раздражителями. Предполагалось, что только такой подход дает последовательно материалистическое объяснение пове дения человека и, следовательно, соответствует фундаментальным принципам марксизма. Распространив подход рефлексологии на понимание социально-психологи ческих явлений, В.М. Бехтерев пришел к построению «коллективной рефлексологии». Он считал, что ее предметом является поведение коллективов, личности в коллективе, условия возникновения социальных объединений, особенности их дея- тельности, взаимоотношения их членов. Такое понимание представлялось преодолением субъективистской социальной психологии, поскольку все проблемы коллективов толковались как соотношение внешних влияний с двигательными и мимико-соматическими реакциями их членов. Социально-психологический подход должен был быть обеспечен соединением принципов рефлексологии (механизмы объе динения людей в коллективы) и социологии (особенности коллективов и их отношения с обществом). Предмет коллективной рефлексологии определяется так: «...изучение возникновения, развития и деятельности собраний и сборищ... проявляющих свою соборную

9

соотносительную деятельность как целое, благодаря взаимному общению друг с другом входящих в них индивидов». Хотя, по существу, это было определение предмета социальной психологии, сам Бехтерев настаивал на термине « коллективная рефлексология», «вместо обычно употребляемого термина общественной или социальной, иначе коллективной психологии».

В предложенной концепции содержалась весьма полезная, хотя и не проведенная последовательно, идея, утверждающая, что коллектив есть нечто целое, в котором возникают новые качества и свойства, возможные лишь при взаимодействии людей. Вопреки замыслу, эти особые качества и свойства развивались по тем же законам, что и качества индивидов. Соединение же социального и биологического в самом индивиде трактовалось достаточно механистически: хотя личность и объявлялась продуктом общества, в основу ее развития были положены биологические особенности и, прежде всего, социальные инстинкты; при анализе социальных связей личности для их объяснения привлекались законы неорганического мира (тяготения, сохранения энергии и пр.). В то же время сама идея биологической редукции подвергалась критике. Тем не менее заслуга Бехтерева для последующего развития социальной психологии была огромна. В русле же дискуссии 20-х гг. его позиция противостояла позиции Челпанова, в том числе и по вопросу о необходимости самостоятельного существования социальной психологии.

Участие в дискуссии приняли и представители других общественных дисциплин. Здесь прежде всего следует назвать МЛ. Рейснера, зани- мавшегося вопросами государства и права. Следуя призыву видного историка марксизма В.В. Адоратского обосновать социальной психологией исторический материализм, М.А. Рейснер принимает вызов построить марксистскую социальную психологию. Способом ее построения является прямое соотнесение с историческим материализмом физиологического учения И.П. Павлова, при котором социальная психология должна стать наукой о социальных раздражителях разного типа и вида, а также об их соотношениях с действиями человека. Привнося в дискуссию багаж общих идей марксистского обществоведения, Рейснер оперирует соответствующими терминами и понятиями: «производство», «надстройка», «идеология» и проч. С этой точки зрения в рамках дискуссии Рейснер не включался непосредственно в полемику с Г.И. Челпановым.

Свой вклад в развитие социальной психологии со стороны «смежных» дисциплин внес и журналист Д. Войтоловский. С его точки зрения, предметом коллективной психологии является психология масс. Он прослеживает ряд психологических механизмов, которые реализуются в толпе и обеспечивают особый тип эмоционального напряжения, возникающего между участниками массового действия. Войтоловский предлагает использовать в качестве метода исследования этих явлений сбор отчетов непосредственных участников, а также наблю-

10

дения свидетелей. Публицистический пафос работ Войтоловского проявляется в призывах анализировать психологию масс в тесной связи с общественными движениями политических партий.

В целом же итоги дискуссии оказались для социальной психологии достаточно драматичными.

<...> Поиск некоторого позитивного решения вопроса о судьбе социальной психологии был обречен на неуспех, что в значительной мере обусловлено было принципиальными различиями в понимании предмета социальной психологии. С одной стороны, она отождествлялась с учением о социальной детерминации психических процессов; с другой предполагалось исследование особого класса явлений, порожденных совместной деятельностью людей, прежде всего явлений, связанных с коллективом. Те, кто принимал первую трактовку (и только ее), справедливо утверждали, что результатом перестройки всей психологии на марксистской, материалистической основе должно быть превращение всей психологии в социальную. Тогда никакая особая социальная психология не требуется. Это решение хорошо согласовывалось и с критикой позиции Г.И. Челпанова. Те же, кто видел вторую задачу социальной психологии исследование поведения личности в коллективе и поведения самих коллективов, не смогли предложить адекватное решение проблем.

Итогом этой борьбы явилось утверждение права гражданства лишь первой из обознач енных трактовок предмета социальной психологии. Дискуссия приобрела политич ескую окраску, что и способствовало ее свертыванию: под сомнение была поставлена принципиальная возможность существования социальной психологии в социалистическом обществе.

«Перерыв» в развитии социальной психологии

<...> Нарастающая изоляция советской науки от мировой особенно сказывалась в отраслях, связанных с идеологией и политикой. Неудача дискуссии, вместе с указанным обстоятельством, способствовала полному прекращению обсуждения статуса социальной психологии, и период этот получил впоследствии название « перерыв».

Вместе с тем термин «перерыв» в развитии советской социальной психологии может быть употреблен лишь в относительном значении: перерыв действительно имел место, но лишь в «самостоятельном» существовании дисциплины, в то время как отдельные исследования по своему предмету социально-психологические продолжались. Нужно назвать по крайней мере три области науки, где этот процесс имел место.

Прежде всего, это философия. Социологическое знание как таковое в то время находилось под запретом, и отдельные проблемы социологии разрабатывались под « крышей» исторического материализма. Это, в свою очередь, означало разработку с определенных методологических

11

позиций и ряда проблем социальной психологии. Здесь характерна апелляция к ряду марксистских работ, в частности Г. В. Плеханова. Плеханов выделял в своей известной «пятичленной формуле» структуры общественного сознания «общественную психологию», что позволяло исследовать некоторые характеристики психологич еской стороны общественных явлений. Он, в частности, утверждал, что для Маркса проблема истории была также психологической проблемой. Это относится к описаниям психологии классов, анализу структуры массовых побуждений людей таких, как общественные настроения, иллюзии, заблуждения. Особое внимание уделялось характеристике массового сознания в период больших исторических сдвигов, в частности тому, как в эти периоды взаимодействуют идеология и обыденное сознание. Аналогично рассматриваются и другие проблемы, имеющие отношение к социальной психологии: взаимоотношения личности и общества, лич ности и малой группы (микросреды ее формирования), способы общения, механизмы социально-психологического воздействия. <...>

Другой отраслью знания, которая помогла сберечь интерес к определенным разделам социальной психологии, была педагогика. Здесь, в основном, были сконцентрированы исследования коллектива, главным образом, в трудах А.С. Макаренко, А.С. Залужного и др.

Чисто педагогические проблемы коллектива соотносились с идеями В.М. Бехтерева, высказанными в «Коллективной рефлексологии», хотя позиция по отношению к ним была различной. Принималась идея В.М. Бехтерева о том, что коллектив есть всегда определенная система взаимодействий индивидуальных членов. Что же касается природы этого взаимодействия, она трактовалось по-разному. У самого Бехтерева взаимодействие определялось как механизм возникновения «коллективных рефлексов». В работах же педагогов больший акцент делался на различные стороны взаимодействия. У А.С. Залужного интерпретация взаимодействия была близка к оригинальному пониманию Бехтерева: «Коллективом мы будем называть группу взаимодействующих лиц, совокупно реагирующих на те или иные раздражители». Вслед за Бехтеревым, Залужный не анализировал содержательные характеристики этой совместной деятельности и ее соотношение с внешними социальными условиями. Это дало повод А.С. Макаренко не только вступить в полемику с Залужным, но и заняться обоснованием различных признаков коллектива.

Отвергая «взаимодействие и совокупное реагирование» как «что-то даже не социальное», А.С. Макаренко, гораздо более строго придерживаясь марксистской парадигмы, утверждает, что «коллектив есть контактная совокупность, основанная на социалистическом принципе объединения, и возможен только при условии, если он объединяет людей на задачах деятельности, явно полезной для общества». Если отбросить жесткую идеологическую схему, прямо апеллирующую к определению коллектива Марксом (что в значительной степени «задало» дальнейшую разработку проблемы коллектива в советской социальной

12

психологии), то в конкретном анализе психологических проявлений коллектива у Макаренко можно найти много весьма интересных и полезных подходов. К ним относится, например, характеристика особой природы отношений в коллективе: «... вопрос об отношении товарища к товарищу это не вопрос дружбы, не вопрос любви, не вопрос соседства, а это вопрос ответственной зависимости». В современной терминологии эта мысль означает не что иное, как признание важнейшей роли совместной деятельности, как фактора, образующего коллектив и опосредующего всю систему отношений между его членами. Другой важной идеей является концепция развития коллектива, неизбежность ряда стадий, которые он проходит в своем существовании, и описание самих этих стадий, или ступеней. Красной нитью в рассуждениях Макаренко проходит мысль о том, что внутренние процессы, происходящие в коллективе, строятся на основе соответствия их более широкой системе социальных отношений, что, по-видимому, может быть рассмотре но как прообраз идеи «социального контекста». <...>

Наконец, третьим «пространством» латентного существования социальной психологии в период «перерыва» была, конечно, общая психология и некоторые ее ответвления. Особое место здесь занимают работы Л.С. Выготского, получившие всемирное признание. Из всего богатства идей культурно-исторической школы в психологии, созданной Выготским, две имеют непосредственное отношение к развитию социальной психологии. С одной стороны, это учение Л.С. Выготского о высших психических функциях, которое реализовало задачу выявления социальной детерминации психики (т.е., выражаясь языком дискуссии 20-х гг., «делало всю психологию социальной»).

С другой стороны, в работах Л.С. Выготского и в более непосредственной форме обсуждались вопросы социальной психологии, в частности ее предмета. Полемизируя с Бехтеревым, Выготский не соглашается с тем, что дело социальной психологии изучать психику собирательной личности. С его точки зрения, психика отдельного человека тоже социальна, поэтому она и составляет предмет социальной психологии. В то же время коллективная психология изучает личную психологию в условиях коллективного проявления (например, войска, церкви). Несмотря на отличие такого понимания от современных взглядов на социальную психологию, обусловленного пред- шествующей дискуссией, в ней много рационального.

В рамках психологии были и другие, довольно неожиданные «приближения» к социально-психологической проблематике. Достаточно упомянуть два из них. Прежде всего, это разработка проблем психотехники (И.Н. Шпильрейн, С.Г. Геллерштейн, И.Н. Розанов). Ее судьба сама по себе складывалась непросто, в частности, из-за «связей» с педологией (распространенной в то время), но в период относительно благополучного существования психотехника в определенном смысле смыкалась с социально-психологическими исследованиями. Разрабатывая про-

13

блемы повышения производительности труда, психологической и фи- зиологической основ трудовой деятельности, психотехники широко использовали тот арсенал методических приемов, который был свойствен и социальной психологии: тестирование, анкетные опросы и т.п. Довольно близко к психотехническим 'исследованиям стояли и работы Центрального Института труда (А. К. Гастев), сделавшие акцент на трактовке труда как творчества, в процессе которого вырабатывается особая «трудовая установка». Все это подводило к необходимости у чета соци- ально-психологических факторов.

Потребность в социально-психологическом знании была настолько сильна, что даже популярный в начале этого периода психоанализ иногда трактовался как своеобразная ветвь социальной психологии.

Все это позволяет заключить, что «абсолютного» перерыва в развитии социальной психологии в СССР даже и в годы ее запрета не было. <...>

Второе рождение: дискуссия конца 50-х - начала 60-х годов

В конце 50-х начале 60-х гг. развернулся второй этап дискуссии о предмете социальной психологии и вообще о ее судьбе в советском обществе. <...>

Характерно, что дискуссия вновь началась в рамках психологии, хотя в ней приняли участие и социологи. Опять сыграл роль такой фактор, как большая защищенность психологии от идеологического давления по сравнению с социологией. <...>

Дискуссия началась в 1959 г. статьей А.Г. Ковалева, опубликованной в журнале « Вестник ЛГУ», после чего была продолжена на II Всесоюзном съезде психологов в 1963 г. Почти одновременно дискуссия шла и на страницах журнала «Вопросы философии». Основная полемика касалась не только кардинального вопроса «быть или не быть» социальной психологии, но и более конкретных о предмете социальной психологии и ее «границах» с психологией и социологией. Несмотря на обилие точек зрения, все они могут быть сгруппированы в несколько основных подходов. <...>

Первый, получивший преимущественное распространение среди социологов, утверждал социальную психологию как науку о «массо-видных явлениях психики». В рамках этого подхода разные исследователи выделяли разные явления, подходящие под определение. Иногда больший акцент делался на изучение психологии классов, других больших социальных общностей, и в этой связи на отдельные элементы общественной психологии больших социальных групп (традиции, нравы, обычаи). В других случаях больше внимания уделялось формированию общественного мнения, таким специфическим массовым явлениям, как мода и пр. В рамках этого же подхода согласно говорилось о необходимости изучения коллективов. Плехановский термин «обще-

14

ственная психология» был интерпретирован как определенный уровень общественного сознания, в то время как термин «социальная психология» был закреплен за названием науки.

Второй подход, представленный преимущественно психологами, видел главным предметом исследования в социальной психологии личность. Оттенки проявлялись здесь в толковании контекста исследования личности то ли с точки зрения типологий личности, ее особенностей, положения в коллективе, то ли, главным образом, в системе межличностных отношений и общения. Часто в защиту этого подхода приводился довод, что он более «психологичен», что и дает большие осно вания рассматривать социальную психологию как часть психологии.

Наконец, в ходе дискуссии обозначился и третий, «синтезирующий» подход к проблеме. Социальная психология была рассмотрена здесь как наука, изучающая и массовые психические процессы, и положение личности в группе. В этом случае проблематика социальной психологии представлялась достаточно широкой: практич ески весь круг вопросов, исследуемых в различных школах социальной психологии, включался в ее предмет. По-видимому, такое понимание более всего отвечало реально складывающейся практике исследований, а значит, и практическим потребностям общества, поэтому оказалось наиболее укоренившимся.

Но согласие в понимании круга задач социальной психологии еще не означало согласия в понимании ее соотношения с социологией и психологией. Что касается первой, то, поскольку в социологии шла довольно острая дискуссия относительно предмета, сколь-нибудь од- нозначного ответа на вопрос о границах найдено не было. Эти границы, впрочем, довольно рыхлы до сих пор как в мировой, так и в отечественной социальной психологии. На протяжении длительного времени несколько проблемных областей просто пересекались: например, социология лич ности и психология личности, социология малой группы и социальная психология малой группы и т.п. Вместе с тем, если сегодня эта ситуация не кажется драматич ной, то в дискуссии 50 60-х гг. ей придавалось порою именно такое значение. Вопрос о границах социальной психологии и общей психологии также не был разрешен полностью, хотя какие-то ориентиры и были выстроены; в частности, предполагалось, что основной водораздел проходит по линии личность личность в группе, хотя конкретное содержание этой оппозиции толковалось по-разному, в зависимости от приверженности автора к той или иной психологической школе. (В отличие от социологии, про которую в ее марксистском варианте вообще не принято было говорить как про науку, обладающую «школами», в психологии проблема решалась более спокойно и принималось, например, деление на «московскую» и « ленинградскую» школы.)

Дискуссия на втором ее этапе имела огромное значение для дальнейшего существования и развития социальной психологии. В целом она означала конституирование социальной психологии как относи-

15

тельно самостоятельной дисциплины, на первых порах утвердившейся в качестве таковой в составе психологической науки. Такое решение имело два следствия: оно определяло специфику институциона-лизации советской социальной психологии, и специфику решения ее методологических проблем. Первое следствие дало знать о себе по тому, где и как были созданы первые научные и учебные «единицы» этой дисциплины. Социальная психология отныне заняла прочное место в структуре науч ных конгрессов по психологии (начиная с 1963 г.). В 1962 г. в Ленинградском университете образуется первая в стране лаборатория социальной психологии, а в 1968 г. кафедру с таким названием возглавил Е.С. Кузьмин (в МГУ такая кафедра была создана позже, в 1972 г. под руководством Г.М. Андреевой). Обе кафедры возникают на факультетах психологии по той простой причине, что социологичес ких факультетов тогда просто не было. В то же время создаются многочисленные социально-психологические лаборатории и центры, также тяготеющие к психологич еским учреждениям или непосредственно «в практике», например, на промышленных предприятиях. В 1972 г. создается сектор социальной психологии в системе Академии Наук СССР, т.е. по целой совокупности причин психология институциона-лизируется как психологическая дисциплина. (Более далеким отзвуком этой ситуации явилось и то, что в перечне профессий, по которым присваивались у ченые степени кандидата и доктора наук ВАК СССР, социальная психология оставалась в рубрике «психологические специ- альности», и лишь много позже она была уравнена в правах в 1987 г. в социологии появилась специальность « социальная психология».)

Второе следствие касалось решения методологических проблем социальной психологии. Коль скоро она «проходила» по рубрике психологических дисциплин, ее взаимоотношения с марксизмом строились по иной модели, чем в социологии. Марксистский подход не выступает здесь в качестве прямого идеологического диктата, но заявляет о себе преимущественно как преломленный в общепсихологич еской теории некоторый философский принцип. Это не освобождало от идеологич еских «вкраплений» в проблематику социальной психологии. Наиболее ярко они проявлялись в оценке западных школ социальной психологии, хотя и здесь довольно редко в форме прямых политических «обличений», но скорее как критика «ложной методологии» (впрочем, пропорции того и другого варьировали у разных авторов). Апелляции к идеологии присутствовали и в освещении некоторых конкретных проблем, например, коллектива, «психологии социалистического соревнования» и пр. «Идеологический диктат» не насаждался извне или каким-нибудь прямым вмешательством со стороны государственных органов или партии скорее, он проявлялся как «внутренняя цензура», поскольку основная масса профессионалов была воспитана в традициях марксистской идеологии.

Гораздо важнее опосредованное «влияние» марксизма на социальную

16

психологию через философские основания общей психологии. В данном случае необходимо назвать, прежде всего, психологическую теорию деятельности, разработанную на основе учения Л.С.Выготского о культурно-исторической детерминации психики. Теория деятельности, развитая в трудах С.Л. Рубинштейна, А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурия, была принята большинством представителей психологи ческой науки в СССР, хотя и в различных ее вариантах. Наиболее полно она была интернали-зована социальной психологией московской школы, на психологическом факультете МГУ (где деканом был А.Н. Леонтьев). Кардинальная идея теории, заклю чающаяся в том, что в ходе деятельности человек не только преобразует мир, но и развивает себя как личность, как субъект деятельности, была воспроизведена в социальной психологии и «адаптирована» в исследованиях группы. Содержание названного принципа раскрывается здесь в понимании деятельности как совместной, а группы как субъекта, что позволяет изучать ее характеристики в качестве атрибутов субъекта деятельности. Это, в свою очередь, позволяет трактовать отношения совместной деятельности как фактор интеграции группы. Наиболее полное выражение этот принцип получил позже в психологической теории коллектива.

Принятие принципа деятельности фундаментальным в значительной степени обусловило весь «образ» социальной психологии как науки. Во-первых, это предполагало акцент не на лабораторные, но на реальные социальные группы, поскольку лишь в них присутствуют действительные социальные связи и отношения; во-вторых, принятый принцип определил логику построения предмета социальной психологии. <...>

Некоторые следствия из приложений теории деятельности оказываются весьма близкими современным поискам, особенно европейской социально-психологической мысли с ее акцентом на необходимость учета «социального контекста». Определенную роль в таком содержательном оформлении социальной психологии сыграла и общекультурная традиция российской мысли, задавшая большую, чем, например, в американской социальной психологии, ориентацию на гуманитарный характер знания или, как минимум, на примирение сциентистских и гуманистич еских принципов (например, наследие М.М. Бахтина).

Современное состояние: области исследований

70 80-е гг. это период весьма бурного развития социальной психологии в СССР. Ее институционализация к этому времени завершена, и основная форма дальнейшего развития экстенсивное («вширь») и интенсивное («вглубь») развертывание двух типов исследований. Последнее относится прежде всего к совершенствованию методического и методологического арсенала науки. И в том, и в другом случае большую роль сыграло расширение сферы международных контактов советских социальных психологов от участия в международ-

17

2 - 7380

ных конгрессах и конференциях, международных организациях (в 1975 г. были избраны членами Европейской Ассоциации Экспериментальной Социальной Психологии первые четыре советских ученых: Г.М. Андреева, И.С. Кон, А.Н. Леонтьев и В.А. Ядов) до участия в совместных исследованиях и публикаций в международных журналах.

Обозначаются достаточно четко две сферы социальной психологии и соответственно два типа исследований: фундаментальные и прикладные. Последние получают широкое развитие в таких отраслях общественной жизни, как промышленное производство (с попытками создания здесь социально-психологической службы), деятельность СМИ, школа (с утверждением должности «школьного психолога», выполняющего преимущественно социально-психологическую работу), армия, «служба семьи» и пр. Судьба этой области социальной психологии в дальнейшем значительно изменяется, отчасти в связи с дальнейшей специализацией и отпочкованием так называемой «практической социальной психологии» (экспертиза-консультирование, тренинг), отчасти в связи с радикальными социальными преобразованиями после 1985 г.

Что же касается «академической» ветви социальной психологии, реализующейся в системе фундаментальных исследований, то здесь получают широкое развитие практически все основные проблемы науки. <...>

Мера представленности основных проблем вполне сопоставима с объемом их исследования в других странах.

Естественно, что отчетливо обозначились магистральные направления: психология малых групп (В.Б. Ольшанский, Я.Л. Коломинс-кий, Р.Л. Кричевский, Ю.П. Волков), психология межгрупповых отношений (B.C. Агеев), психология конфликта (А.И. Донцов, Ю.М. -Бородкин), этнопсихология (Т.Г. Стефаненко), социализация (Н.В. Андреенкова, Е.М. Дубовская) и пр. Столь же широкое распространение получили прикладные исследования почти во всех сферах общественной жизни: управления (А.Л. Свенцицкий, А.Л. Журавлев), средств массовой информации (А.А. Леонтьев, Н.Н. Богомолова, Ю.А. Шерко-вин), науки (М.Г. Ярошевский автор концепции « программно-ролевого подхода», М.А. Иванов), организации (Ю.М. Жуков, Т.Ю. Ба заров, Е.Н. Емельянов), политики (Л.Я. Гозман).

В последние годы заявило о себе особое направление практическая социальная психология, которая частично по-прежнему сосредоточена в высших учебных заведениях и научно-исследовательских институтах, но в значительной мере реализует себя в специальных организациях типа консультационных центров, рекламных бюро и т.п. Практическая социальная психология сделала ряд обобщающих трудов методологического характера. Так, получившей широкое распространение практике социально-психологического тренинга предшествовали работы Л.А. Петровской. Психологи-практики объединены в

18

несколько обществ и ассоциаций, среди которых можно назвать Ассоциацию практич еской психологии, Ассоциацию психотерапии (где заметное звено групповая психотерапия) и др. Предметом дискуссии остается вопрос о взаимоотношениях академической социальной психологии \\ различных видов ее практического воплощения. К сожалению, специальных учреждений для подготовки кадров в этой области не существует, и университетские курсы вынуждены выполнять не свойственные им функции.

Что же касается социально-психологического образования в целом, статус его сей час достаточно прочен. Ранее всего такое образование было сосредоточено на психологических факультетах и отделениях университетов, где в ряде случаев были созданы специальные кафедры социальной психологии (кроме Москвы и Санкт-Петербурга в Ярославле, Ростове-на-Дону, а также в университетах Украи ны и Грузии в Киеве и Тбилиси). На возникших позже социологических факультетах специальных кафедр нет, но курсы социальной психологии читаются повсюду. Более того, такие курсы с недавних пор введены и во всех педагогич еских университетах и институтах, а также и в некоторых высших технических уч ебных заведениях. Эпизодически курсы социальной психологии читаются на ряде « смежных» факультетов в университетах: юридическом, экономическом, журналистики и др. Как уже отмечалось, специальность «социальная психо- логия» присутствует в перечне специальностей государственной атте- стационной системы.

Уроки и перспективы

С таким багажом советская социальная психология пришла к моменту начала радикальных социальных преобразований, получивших импульс вместе с « перестройкой»: подобно тому, как в истории этой науки на Западе общественные потрясения 1968 г. дали основания для ее глубокой рефлексии, социальные изменения в СССР не могли не заставить советскую социальную психологию также переосмыслить и путь своего развития, и свои реальные возможности, причины успе хов и слабостей. Коренные преобразования в экономической структуре общества, характере политической власти, во взаимоотношениях общества и личности сказались на изменениях в самом предмете исследований и должны были быть осмыслены в терминах науки. Еще рано говорить о подлинном осмыслении социальной психологией новой реальности, но кое-какие выводы можно сделать и в этой связи обрисовать некоторые перспективы.

Как отмечалось, накопленный советской социальной психологией опыт, ее теоретич еские и экспериментальные разработки, несмотря на то, что создавались в марксистской парадигме, не выводили отечественную социальную психологию из русла развития мировой

19

науки. Во всяком случае, одна общая черта, несомненно, присутствует: социальная психология любой школы на любом отрезке ее истории всегда апеллировала к стабильному обществу. Собственно, такая переменная, как « стабильность нестабильность», практически не фигурировала в исследованиях. В этом смысле социальная психология значительно отличается от социологии, где проблема социальных изменений давно включена в общий контекст науки. В социальной психологии, во многом за счет того, что эталоны ей на международной арене задавала американская традиция с ее позитивистски-эмпирическим креном, эта проблема явно возникает лишь в последние годы в рамках зарождения европейской «оппозиции» американскому образцу. Так, в работах А. Тэшфела был остро поставлен вопрос о недопустимости игнорирования в социально-психологич еских исследованиях социальных изменений, происходящих в обществе. В советской традиции эта идея присутствовала в лучшем случае на уровне деклараций, в исследовательской же практике она оказалась безоружной перед лицом глобальных общественных трансформаций, и одна из причин этого доминирование не социологической, а психологической версии предмета. Аппарат социально-психологи ческого исследования, его средства не адаптированы к изучению феноменов изменяющегося мира. Поэтому, если социальной психологии приходится существовать в этом мире, ее первая задача осознать характер происходящих преобразований, построить собственную программу трансформирования сложившихся подходов в связи с новыми объектами исследований, новыми типами отношений в обществе, новой ситуацией.

Радикализм преобразований, осуществляемых в России, настолько глубок, что многие из их проявлений просто не могут быть «схвачены» в рамках разработанных социально-психологических схем: самая существенная черта современного российского общества нестабильность исключает его анализ методами и средствами, приспособленными для анализа стабильных ситуаций. Соображение о том, что социальная психология изучает «сквозные» проблемы человеческих взаимоотношений, их общие, универсальные механизмы, не может поправить дело. Хотя идея включения в социально-психологические исследования социального контекста принципиально давно принята наукой (что нашло отражение в работах С. Московиси, А. Тэшфела, Р. Харре и др.), теперь в нашей стране «контекст» этот настолько сложен, что требует специального осмысления. Уже сегодня можно обозначить те процессы, с которыми сталкивается массовое сознание в ситуации нестабильности и которые требуют пристального внимания социальных психологов.

К ним можно отнести глобальную ломку социальных стереотипов, обладавших глубокой спецификой в нашем обществе: исключительная «длительность» их утверждения (практически в течение всего периода существования советского общества), широта их распростра-

20

ненности (внедрение в сознание самых разнообразных социальных групп, хотя и с разной степенью интенсивности), наконец, поддержка их не только силой господствующей идеологии, но и институтами государства.

Изменение системы ценностей второй блок социально-психологических феноменов, требующих внимания исследователей. Это касается соотношения групповых (прежде всего, классовых) и общечеловеческих ценностей. Воздействие идеологических нормативов было настолько велико, что идея приоритета классовых ценностей прини малась в массовом сознании как сама собой разумеющаяся, и напротив, общеч еловеческие ценности трактовались как проявления «абстрактного гуманизма». Неготовность к их принятию обернулась в новых условиях возникновением вакуума, когда старые ценности оказались отброшенными, а новые не воспринятыми.

С этим связан и третий блок проблем, сопряженных с кризисом идентичности. Инструмент формирования социальной идентичности процесс категоризации в знач ительной мере модифицируется в нестабильном обществе: категории, фиксирующие в познании устоявшееся, есть порождения стабильного мира. Когда же этот мир разрушается, разрушаются и социальные категории, в частности те, которые обозначают социальные или этнические группы (как быть сегодня, например, с такой категорией, как «советский человек»?). Последствия этого для многих людей довольно драматичны.

Перечень такого рода проблем может быть продолжен, однако вывод уже напрашивается: социальная психология сталкивается с новой социальной реальностью и должна ее осмыслить. Мало просто обновить проблематику (например, исключить тему «психологические проблемы социалистического соревнования»); недостаточно также просто зафиксировать изменения в психологии больших и малых социальных групп и личностей (в той, например, области, как они строят образ социального мира в условиях его нестабильности), хотя и это надо сделать. Вместе с тем кое-какие шаги в этом направлении уже делаются, например, в исследованиях ломки стереотипов, кризиса идентичности и др. Необходим поиск принципиально новых подходов к анализу социально-психологич еских явлений в изменяющемся мире, новой стратегии социально-психологического исследования.

Возможно, они приведут к совершенно новой постановке вопроса об общественных функциях социальной психологии. Хотя в принципе такие функции определены и изу чены, их содержание может существенно изменяться, если социальная психология сумеет избавиться от нормативного характера, который был присущ ей в пред шествующий период, то есть в меньшей степени будет считать своей функцией предписание должного и, напротив, в большей степени предоставлять человеку информацию, оставляющую за ним право на самостоятельный выбор решения. <...>

21

К.Дж. Герген

СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ КАК ИСТОРИЯ*

<...> Цель настоящей статьи состоит в том, чтобы доказать, что социально-психологическое исследование есть по преимуществу исследование историческое. В отличие от естественных наук социальная психология имеет дело с фактами, которые подвержены заметным временным флуктуациям и по большей мере неповторимы. Принципы взаимодействия людей не могут быть с легкостью выявлены с течением времени, потому что нестабильны факты, на которых они базируются. Здесь невозможна аккумуляция знания в обычном, научном понимании этого процесса. Ниже будут изложены два ряда аргу- ментов в защиту данного тезиса: в первом случае в центре внимания будет воздействие науки на характер социального поведения, во втором процесс исторических изменений. <...>

Влияние науки на процесс социального взаимодействия

<...> В последнее десятилетие обратная связь между учеными и обществом получ ает все более широкое распространение. Стремительно расширяются разнообразные каналы коммуникации. Современное либеральное образование предполагает знакомство с основными постулатами психологии. Средства массовой информации также постепенно осознают широкий интерес публики к психологическим проблемам. Издатели популярной периодики обнаружили прибыльность публикаций, отражающих мнение психологов по поводу современных моделей поведения. Если к названным тенденциям прибавить экспансию книжного рынка популярных изданий по психологии, растущие требования обоснованности общественных затрат на психологи ческие исследования со стороны правительства, распространение техники разрешения конфликтов, становление (с помощью рекламы и деловых игр) психо логии торговли и предпринимательства, а также возрастающий уровень доверия важнейших институтов (коммерческих, государственных, социальных) к сведениям кабинетных ученых, занятых психологией поведения, все это позволит ощутить ту теснейшую взаимосвязь, которая существует между психологом и его культурным окружением. <...>

Однако не только практическое применение наших научных принципов может изменить характер эмпирических данных, на которых эти принципы базируются, но и сам процесс разработки этих принципов способен лишить их фактического основания. Можно привести

* Герген КДж. Социальная психология как история /Социальная психология: Саморефлексия маргинальности. М., 1995. С. 23 49.

22

три ряда аргументов, касающихся данной проблемы: первый связан с необъективностью оценок в процессе психологического исследования, второй с « освобождающим эффектом» психологического знания, третий с превалирующими ценностями культуры.

Являясь аналитиками человеческого взаимодействия, мы обречены на своеобразную двойственность. С одной стороны, мы дорожим беспристрастностью в решении науч ных проблем, так как хорошо пред- ставляем себе последствия чрезмерной приверженности какой-либо системе ценностей. С другой стороны, как социализированные индивиды мы несем с собой массу ценностей, связанных с природой социальных отношений. Социальный психолог, чья система ценностей не влияет на предмет его исследований, исходы наблюдения или способы описания, будет скорее исключением, чем правилом. Мы включаем наши личностные ценности и в разрабатываемые нами теории социального взаимодействия. Воспринимающий эти теории получает, таким образом, двоякую информацию: бесстрастное описание того, что является, и искусно замаскированное предписание того, что желательно. <...>

Например, в работах, посвященных конформизму, конформиста нередко рассматривают как гражданина второго сорта, как представителя социального стада, который отказывается от личных убеждений в угоду ошибочному мнению других. В результате модели социального конформизма привлекают общественное внимание к таким факторам, которые в принципе могут повлечь за собой социально нежелательные действия. В сущности, психологическая информация блокирует влияние подобных факторов в будущем.

Аналогичный подтекст нередко содержат и исследования изменения аттитюдов. Знание принципов смены аттитюдов вселяет лестную уверенность в своей способности изменять окружающих людей, которые таким образом низводятся до статуса манипулируемых. Тем самым теории смены аттитюдов обращают внимание широкой публики на необходимость психологической защиты от факторов потенциального воздействия. Точно так же теории агрессии, как правило, третируют агрессора, модели межличностных соглашений осуждают отношения эксп луатации, а концепции морального развития пренебрегают теми, чей уровень нравственного становления не достиг оптимальной стадии. Свободной от ценностных предрассудков может, на первый взгляд, показаться теория когнитивного диссонанса; однако в большинстве работ этой теоретической ориентации в крайне нелестных выражениях описываются источники снижения диссонанса. Как это глупо, скажем мы, что люди должны плутовать, стремиться получить низкий тесто- вый балл, менять свое мнение о других или есть нелюбимую пищу и все это только для того, чтобы поддерживать социальное согласие!

23

<...> Категории, которыми оперирует психология, редко свободны от ценностей; большинство из них вполне можно было бы заменить другими понятиями с совершенно иным ценностным багажом. Социальный конформизм можно было назвать просоциальным поведением, изменение аттитюдрв когнитивным взаимодействием, а склонность к риску проявлением социального бесстрашия. <...>

Передача ценностей посредством знания лишь отчасти происходит сознательно. Приверженность ценностям это неизбежный побочный продукт социального бытия, и мы как участники социального процесса, преследуя свои профессиональные цели, вряд ли можем отгородиться от ценностей общества. Кроме того, используя для нау чного общения язык своей культуры, мы не найдем таких терминов для обозначения социальной интеракции, которые не были бы обременены ценностными предписаниями. Мы могли бы, вероятно, свести на нет скрытые предписания, составляющие атрибут научной коммуникации, если бы воспользовались чисто техни ческим языком. Однако даже технический язык приобретает оценочный характер, как только ученые начинают использовать его в качестве рычага социального изменения. Видимо, наилучший выход это предельное внимание к собственной предвзятости и откровенность ее выражения. Ценностная тенденциозность может оказаться неизбежной, но мы в состоянии избежать ее облачения в костюм объективной истины.

Знание и свобода поведения

В психологической исследовательской практике не принято сообщать о теоретич еских предпосылках исследования его объекту ни до, ни в ходе эксперимента. <...> Точно так же в психологически информированном обществе чистая проверка теорий, о которых общество информировано, становится трудно осуществимой задач ей. Здесь и заключено фундаментальное различие между естественными и соци альными науками. <...>

Мое общее предположение таково: искушенность в сфере психологических принципов освобождает людей от поведенческих последствий этих принципов. Она делает индивида крайне чутким к внешним воздействиям и привлекает его особое внимание к определенным аспектам окружающей среды и собственной личности. Так, знание о невербальных сигналах психологического стресса или разрядки позволяет избе гать подачи этих сигналов в тех случаях, когда это выгодно субъекту; сведения о том, что люди, попавшие в беду, имеют меньше шансов получить помощь в толпе зевак, могут положительно повлиять на решение предложить свою помощь в подобных обстоятельствах; информация о мотивационном подъеме как о факторе, влияющем на интерпретацию событий, может помочь индивиду, переживающему это состояние, принять меры предосторожности. В каждом из приведенных

24

примеров знание психологических принципов расширяет диапазон аль- тернативных действий, приводя к модификации или постепенному ис- чезновению прежних поведенч еских моделей.

Бегство к свободе

Процесс исторического обесценивания психологической теории можно далее проследить, обратившись к анализу присущих западной культуре эмоциональных предрасположенностей. Наиболее важным в данном случае является ощущение общего беспокойства, которое свойственно западному человеку при ограничении диапазона его альтернативных реакций. <...>

Повсеместное распространение этой усвоенной социальной ценности имеет огромное значение для социально-психологической теории с точки зрения сроков ее историч еской достоверности. Обоснованные теории социального поведения становятся действенным орудием социального контроля. Поскольку поведение индивида в той или иной мере поддается предсказанию, он оказывается психологически уязвимым. Окружающие его люди могут изменить внешние условия или собственное поведение в отношении данного индивида, рассчитывая получить максимум выгоды при минимальных издержках. <...> Психологическое знание становится, таким образом, грозным оружием в руках других. Следовательно, психологические принципы таят в себе потенциальную опасность для тех, кто им подчиняется. Поэтому стремление к личной свободе может провоцировать такое поведение, которое лишает достоверности психологическую теорию. Чем большей способностью предвидения обладает психологическая теория, тем шире ее социальное распространение и тем более громкой и повсеместной будет общественная реакция.

Общепринятая ценность личной свободы это не единственный эмоциональный фактор, от которого зависит долговечность социально-психологической теории. Зна чимой ценностью для западной культуры выступает также индивидуальность или уникальность личности. <...> Психологическая теория с ее номотетической структурой не способна воспринять уникальное событие или явление; она рассматривает индивидов только как представителей соответствующих классов объектов. Ответная массовая реакция сводится к утверждению дегуманизирую-щего характера психологической теории. Как отмечал в этой связи А. Маслоу, пациенты обычно негодуют, если их начинают классифицировать по рубрикам и награждать медицинскими ярлыками. Крайне жестко реагируют на попытки психологической дешифровки их поведения и представители различных социальных групп женщины, негры, социальные активисты, жители пригородов, наставники, престарелые. Таким образом, мы пытаемся лишить ценности те теории, которые заманивают нас в ловушку своей обезличенностью. <...>

25

Психологическая теория и культурные изменения

Опровержение трансисторичности законов социальной психоло-гии не исчерпывается анализом влияния психологической науки на общество. Необходимо рассмотреть и другой ряд аналитических аргументов. Мы обнаружим, что зафиксированные закономерности, а следовательно, и теоретические принципы жестко привязаны к текущим историческим обстоятельствам. Например, переменные, которые служили надежными гарантами политической активности на ранних этапах войны во Вьетнаме, заметно отличаются от подобных индикаторов более позднего периода этой же войны. Напрашивается очевидный вывод об изменениях в мотивации политич еской активности с течением времени. <...>

Подобные функциональные сдвиги не ограничиваются сферами непосредственного общественного интереса. Например, теория соци-ального сравнения Фестингера и экстенсивное направление дедук-тивного исследования базируются на двойном допущении, согласно которому: а) люди стремятся к адекватной самооценке и б) с этой целью сравнивают себя с другими. Нет никаких оснований предполагать, что склонности, о которых идет речь, предопределены генетически; мы без труда можем представить себе людей или целые общества, применительно к которым эти допущения не будут иметь силы. Многие социальные аналитики критически относятся к общепринятой тенденции определять свое Я со скидкой на мнение окружающих и пытаются посредством своих критических замечаний изменить само общество. Таким образом, целое исследовательское направление оказывается в сущности зависимым от совокупности приобретенных склонностей склонностей, которые могут измениться под воздействием времени и обстоятельств.

Точно так же от исходного допущения зависит и теория когнитивного диссонанса, которая основывается на принципе непереносимости когнитивных противоречий. Подобная непереносимость вряд ли имеет генетическую основу: найдутся, разумеется, индивиды, которые по-иному ощущают когнитивное противоречие. К примеру, ранние писатели-экзистенциалисты всячески приветствовали несообраз ность как таковую. Мы опять-таки вынуждены констатировать, что прогностическая сила теории (в данном случае теории когнитивного диссонанса) зависит от налич ного состояния личностных диспозиций. Аргументы, которые приводились выше в связи с теорией социального сравнения, вполне могут быть использованы применительно к работе Шехтера по проблеме аффилиации; описанный Мильграмом феномен послушания, вне всяких сомнений, связан с современным отношением к власти. В исследованиях, посвященных смене аттитю-дов, доверие к передающему информацию потому является столь сильным фактором мотивации, что в рамках нашей культуры мы приуче-

26

ны целиком и полностью полагаться на авторитеты; переданное же сообщение со временем начинает рассматриваться как независимое от своего источника только потому, что в данный текущий момент времени связь между содержанием информации и ее источником оказывается для нас бесполезной. Склонность поддерживать скорее друзей, чем посторонних, обнаруженная при изучении конформизма, частич но обусловлена усвоенным знанием о том, что товарищеская измена наказуема в современном обществе. Анализ каузальной атрибуции связан с культурно обусловленной традицией, согласно которой человек рассматривается как источник своих действий. Эта тенденция впол- не может претерпеть изменение, и некоторые исследователи аргумен-тированно доказывают, что именно так и случится в будущем. <...>

Доводы, изложенные выше, показывают бесперспективность дальнейших попыток построения общей теории социального поведения. Необоснованной представляется и связанная с этими попытками вера ученых в то, что знание, касающееся законов социального поведения, может быть накоплено точно так же, как это происходит в естественных науках. Занятия социальной психологией есть по преимуществу занятия исторические, где исследователь поглощен объяснением и систематизацией современных ему социальных явлений. <...> Речь идет о существенных изменениях в самом характере исследовательской работы социального психолога, среди которых особого внимания заслуживают пять направлений.

1. За интеграцию чистого и прикладного знания

<...> Среди представителей академической психологии широко распространено предубеждение против прикладных исследований. Новая точка зрения на социально-психологическую науку разбивает теоретические основания этого предубеждения. Результаты теоретических усилий «чистого» исследователя не менее преходящи: обобщения в области чистого знания обычно не выдерживают испытания временем. В своих интерпретациях социального взаимодействия психологи с успехом используют научную методологию и концептуально-аналитич еский инструментарий. Однако, учитывая бесперспективность всяких попыток совершенствования научных принципов социальной психологии с течением времени, было бы гораздо полезнее применять этот инструментарий для решения текущих социальных проблем. <...> Изложенные соображения диктуют необходимость сосредоточенного изучения современных социальных вопросов с использованием наи более общих концептуальных схем и научных методов.

27

2. От прогнозирования к обострению социальной восприимчивости

Основными задачами психологии традиционно считались поведенческое прогнозирование и контроль. В свете новых аргументов эти цели представляются ошибочными и не могут служить основанием для психологического исследования. Психологическая теория может играть беспрецедентную роль в качестве катализатора социальной восприимчивости и чувствительности. Она может сделать достоянием масс весь набор факторов, потенциально воздействующих на поведение в различных обстоятельствах. С помощью психологического анализа можно также выч ислить роль этих факторов в данный конкретный момент времени. Социальная психология способна обострить восприимчивость к малейшим социальным воздействиям и самым незначительным гипотезам, считавшимся бесполезными прежде, причем как в сфере социальной политики, так и в области личных взаимоот ношений. <...>

3. Разработка индикаторов психосоциальных диспозиций

<...> Ошибочным является толкование социально-психологических процессов как базовых в естественно-научном смысле слова. Скорее их следует рассматривать как психологические копии культурных норм. Точно так же как социолог занимается определением временных сдвигов в политических ориентациях или моделях социальной мобильности, так и социальный психолог должен следить за изменением психологических склонностей в их связи с социальным поведением. Если устранение когнитивного диссонанса это важный процесс, то мы должны уметь определить социальную функцию этой психологической склонности, характер ее социального распространения с течением времени, а также доминирующие в данный момент способы разрешения когнитивных противоречий. Если выясняется, что обостренное чувство собственного достоинства сказывается на характере социальных интеракций, многоаспектный со-циокультурный анализ должен помочь в выявлении социальных масштабов данной диспозиции, ее роли в разных субкультурах и тех сферах социального поведения, связь которых с данной диспозицией наиболее вероятна в избранный момент времени. Поэтому так необ ходима совокупность методологических приемов, способных отобразить форму, влияние и глубину распространения психосоциальных диспозиций в их временном аспекте. По сути дела мы нуждаемся в методике получения социальных индикаторов, чутко реагирующих на психологические сдвиги.

28

4. Изучение стабильности поведения

<...> Существуют такие мощные социально-приобретенные склонности, которые неподвластны ни «психологии просвещения», ни историческим переменам. Например, люди в целом всегда будут стремиться избежать воздействия физически болезненных раздражителей, независимо от изощренности этих раздражителей или принятых культурных норм. Поэтому как исследователи мы должны мыслить в тер минах континуума исторических длительностей, на одном полюсе которого сосредоточены процессы, наиболее подверженные историческому влиянию, а на другом явления, обладающие наивысшей исторической стабильностью.

С учетом сказанного очевидной становится необходимость исследовательских методов, которые позволят дифференцировать социальные феномены по степени их исторической стабильности. С этой целью можно было бы обратиться к приемам кросс-культурного анализа. <...>

При изучении минувших исторических периодов можно было бы использовать технику контент-анализа. Однако пространственно-временное осмысление поведенческих моделей, которое, безусловно, принесет с собой немало оригинальных соображений, касающихся исторической стабильности, сопряжено с определенными трудностями. Так, некоторые стереотипы поведения устойчивы до тех пор, пока они не подвергнутся тщательному изучению, другие же просто утрачивают свои функции с течением времени. Упование людей на промысел Божий имеет длительную историю и обширную культурную географию; тем не менее многие социальные критики с сомнением относятся к возможности сохранения этой ориентации в будущем. Таким образом, при оценке поведенческих феноменов с точки зрения их исторической длительности мы призваны объяснять не только их реальную, но и потенциальную историческую продолжительность. <...>

5. За единую социально-историческую науку

Мы установили, что социально-психологическое исследование есть прежде всего систематическое изучение современной истории. В таком случае было бы недальновидным культивировать существующую сегодня изоляцию нашей дисциплины, ее оторванность от традиционной исторической науки, во-первых, и других истори чески ориентированных научных дисциплин (включая социологию, политологию и экономическую науку), во-вторых. <...>

Осмысление политических, экономических, институциональных факторов это весомый совокупный вклад в целостную интерпретацию социальных процессов; изуч ение же одной только психологии оборачивается искажением современных условий общественной жизни.

29

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20