IndexАнастасия ШульгинаLittera scripta manetContact
Жак-Алан Миллер Семинар в Барселоне, посвященный лекции Фрейда "Die Wege der Symptombildung" >

Целью настоящего семинара является создание некоего механизмa - что-то вроде того поворотного круга, который применяется для распределения подвижного состава на железнодорожных путях. Механизм этот мог бы послужить нам для решения целого ряда задач. Во-первых, он позволил бы должным образом разграничить и связать между собою отдельные части наследия Фрейда. Во-вторых, он позволил бы разграничить и связать между собою все построения, выработанные в процессе эволюции лакановского учения. В-третьих, наконец, он позволил бы разграничить и связать между собою фрейдовское и лакановское наследие.

Механизм этот необходим нам также и для того, чтобы дать какие-то ориентиры для ознакомления с той работой, которая была проделана школой Фрейдовского поля в этом году. То есть, чтобы сориентировать нас - но в то же время, с другой стороны, нас в какой-то степени дезориентировать. Ведь для того, чтобы в вопросе о субъекте анализа сориентироваться, необходимо одновременно в какой-то мере ориентацию утратить, то есть не идти к решению вопроса давно проторенными путями. Немножко заблудиться бывает очень даже полезно.

Двучлен смысл-наслаждение [sens-jouissance]

Выбор лекции XXIII Введения в психоанализ в качестве опорного текста выглядит вполне случайным. Тем не менее, мы имеем здесь дело с основополагающим моментом как фрейдовского наследия, так и лакановского учения. Выступавший передо мной Луcиа уже обратил ваше внимание на огромную значимость того выявленного Лаканом двучлена, который образуют между собою лекции XVII и XXIII фрейдовского Введения в психоанализ.

В главе XVII, носящей заглавие "Смысл симптомов", речь идет о смысле. На первый взгляд это лежит на поверхности -- ведь Фрейд так прямо и говорит: der Sinn der Symptome, - но увидеть то, что лежит на поверхности, не так-то просто - здесь перед нами своего рода эффект "похищенного письма". В главе XXIII, "Пути образования симптомов", речь идет о либидо, о Befriedigung, об удовлетворении, о наслаждении. Именно так движется мысль Фрейда во втором цикле его лекций: от смысла симптома к наслаждению им. И то же движение - которое даже в популяризаторских, прочитанных для широкой, не состоящей из профессиональных аналитиков, публики, лекциях Фрейда ясно прочитывается - обнаруживаем мы в развитии учения Жака Лакана. Двучлен, о котором мы говорили, упорядочен, ориентирован, векторизован в направлении от смысла к наслаждению.

Первым, на что я в этом зале обратил внимание, было то, что к кафедре аудитория обращена с двух сторон, располагаясь как напротив лектора, так и слева от него. В данном случае, это как раз, по-моему, самое подходящее место: говоря, все время приходится переводить взгляд то туда, то сюда. Это самое как раз и происходит с лекциями XVII и XXIII, где внимание наше при рассмотрении симптома уделяется смыслу и наслаждению поочередно. Это и есть основа наших построений - простой и прочный их фундамент. В лекции, прочитанной Лаканом в Женеве - долгое время остававшейся неизвестной, пока годы спустя один человек не принес мне для публикации ее запись, - есть на этот счет кое-что очень существенное, хотя и высказанное несколько походя. Направленный двучлен, о котором я говорю, концентрирует в себе центральные темы его учения - те самые, о которых шла речь в прежнем моем курсе "От симптома к фантазму".

Пять лакановских операций: обособление...

Каким образом сочетаются в психоанализе смысл и наслаждение? Предполагая - прежде, чем мне доведется весьма необычным способом убедиться в этом - что вы читаете Лакана больше, чем Фрейда, я, пожалуй, вначале поговорю о Лакане. Ну, а говоря серьезно, уж коли мы решили с концепциями и матемами Лакана, ввиду их строгости и объяснительной силы, кое-как разобраться, мне показалось, что подойти к Фрейдовской проблематике лучше всего отправляясь именно от Лакана. И потому дальнейшее изложение я предварю кратким очерком основных структурных моментов.

В работе, послужившей отправной точкой лакановского учения, "Функция и поле речи и языка", указывается, подчеркивается, конструируется, акцентируется в практике психоанализа именно смысл - смысл в бессознательном, смысл в симптоме. Лакан настаивает в ней на следующем:

-- смысл имеет, если так можно выразиться, смысл исключительно в языке и выявляется в нем посредством означающего;

-- смысл предполагает в основе своей функцию речи, то есть речи, которая дает смысл, речи наполненной; если речь не дает смысла, смысла "истинного", то эта речь пуста - именно в этом критерий различия полноты и пустоты состоит;

-- главной, определяющей осью исследуемых Фрейдом аналитических феноменов является ось Символического;

-- Воображаемое этому Символическому подчинено;

-- Реальное является (мы воспользуемся здесь встречающимся во фрейдовском "Введении..." термином) предварительным условием введения Символического в человеческую жизнь и психическую реальность;

-- Реальное предоставляет для деятельности символа поры, отверстия, дыры, и этой деятельностью негативизируется.

Это первое построение Лакана выливается в схему, которую я часто на доске рисовал вам -- схему, которую Лакан обозначает буквой L, первой буквой своего имени, но в основе которой на самом деле лежит Х, противопоставляющий друг другу Символическое и Воображаемое.

Смысл, если мы расположим его в месте его возникновения, находится на оси Символического. Там, где есть смысл, необходимы символ, означающее, и, к тому же, Другой - будь то в качестве собеседника или в качестве того места, которое структура языка занимает. В открываемой символической осью перспективе семантическое намерение, желание высказаться, встречается с этой структурой, которая дает свое оформление в результате этой встречи возникающему сообщению.

Этой оси противостоит воображаемая пара a - aэ, которая ведет свое происхождение от стадии зеркала. Опирается идея стадии зеркала на более раннюю по сравнению с "Введением..." работу Фрейда "Введение в нарциссизм". Лакан полагает, что фрейдовское либидо, будучи в основе своей нарциссично, циркулирует по оси Воображаемого. Другими словами, либидо располагается внутри нарциссизма. Между а и а1 имеется либидо, Befriedigung, то, что мы зовем наслаждением, и потому ось Воображаемого является у Лакана одновременно и осью влечения.

Итак, Лакан входит в психоанализ, вооруженный бинарной моделью, где смысл противостоит наслаждению. Поэтому первую операцию Лакана, которую и мы вслед за ним до сих пор проделываем, я бы описал следующим образом: речь идет о том, чтобы обособить, отделить, расчленить. Здесь Воображаемое - там Символическое. Ориентируясь всегда на движение от Воображаемого к Символическому, предполагающее по отношению к Воображаемому и, соответственно, к влечению, своего рода презрение, пренебрежение. В первоначальной системе лакановских ориентиров обнаруживается некоторое обесценивание влечения, которое, когда мы говорим о Воображаемом, остается незаметным, но, без которых, однако, дело никогда не обходится. Заметно в этой системе и постоянное опасение спутать, на практике, то и другое, Воображаемое и Символическое. Эта первая из лакановских операций послужила психоанализу замечательным инструментом. Рассматривая случаи Фрейда, Лакан чудесным образом выстраивает их заново, разделяя воды подобно фрейдовскому Моисею. Ни в случаях Фрейда, ни в текущей практике, ни в теоретических построениях не оказывается ничего, перед чем инструмент этот оказался бы бессилен.

Каковы же, с этой точки зрения, пути формирования симптомов? В ответе уместнее будет единственное число: по сути дела, это путь символический. В открывающем лакановское учение тексте симптом предстает как смысл, смысл, который оказался вытеснен. Необходимо, разумеется, иметь в виду означающее этого вытесненного смысла, и потому я предпочел бы сказать, что симптом предстает как загадка. Носителем симптома, когда он является нам, служит означающее, означаемое которого вытеснено, другими словами - оно не было сообщено Другому или им признано Речь идет об означающем, означаемое которого вытеснено, - именно это означающее и лежит в основе образования симптоматики. Означающий материал симптома заимствуется либо у мысли, либо у тела, на одной из частей которого вытесненное означающее. паразитирует.

В этой перспективе путь образования симптомов располагается по оси субъект - Другой.

...сочленение

Вторая операция Лакана сводится именно к этому. Возвращаясь к оси Символического, он усложняет картину, включая в рассмотрение эффект обратного воздействия. Я не буду развивать эту мысль подробно - лакановский граф вы все знаете. Что такое граф? Это совокупность путей. Составленный из векторов, граф Лакана является эквивалентом фрейдовских Wege.

Граф этот не оставляет сомнений в том, что симптом для Лакана, будучи последствием означаемого в Другом, располагается в s(A). И передается этим то самое, что сам Фрейд назвал смыслом симптома, der Sinn der Symptome: симптом является неким особым последствием, которое вызывает в Другом означающее. В чем же его особенность состоит? И вот тут-то вопрос несколько усложняется.

На этапе этой, второй, операции, обособления, отделения, расчленения уже недостаточно. Речь здесь идет о сочленении смысла и наслаждения. Лакан делает это в графической форме, указывая на схеме место фантазма, принимающего участие в образовании симптома.

Симптом не является нормальным, обычным смыслом. Будучи соединен с фантазмом, он не является последствием привычного Sinn.

В этот момент трудно даже сказать, является ли Лакан фрейдистом или Фрейд лаканистом - лекция XXIII служит тому свидетельством. Надо сказать к тому же, что фантазм $ a является итоговым звеном длинного контура, который является контуром либидинальным, причем фигурируют в этом контуре как влечение, в качестве означающей цепочки, так и желание, в качестве означаемого этой означающей цепочки. Обнаруживает Лакан и точку крепления - точку, где влечение и желание скрепляются. Одновременно Лакан устанавливает то место, где возникает связь между влечением и кастрацией. Подводя итог, можно сказать, что контур влечений сочленяется с контуром семантическим.

...вывод, выработка и сплетение

Третьей лакановской операцией, вслед за обособлением и сочленением, является вывод. Схема отчуждения и отделения, предложенная в Семинаре XI и тексте "Позиция бессознательного", является новой формой символической оси субъект-Другой. Субъект и другой представлены на ней двумя пересекающимися кругами. Схема эта позволяет вывести наслаждение, исходя из смысла.

Она показывает, что наслаждение, в форме (а), с необходимостью дополняет эффект смысла. Имеются, первым делом, означающее и смысл - это то самое, что называет Лакан отчуждением; имеется также, во-вторых, прибавочное наслаждение - то, что у Лакана называется отделением.

Четвертая операция - это выработка.

В этой системе демонстрируется, каким образом, исходя из аппарата смысла, вырабатывается прибавочное наслаждение. Перед нами здесь первый из выделенных Лаканом "четырех дискурсов". Пятой операцией является сплетение. Она дает основу для всей перспективы в целом. В этой, гораздо менее артикулированной, менее дифференцированной по сравнению с другими, зоне речь идет не о чем ином, как о том, чтобы приравнять друг к другу наслаждение и смысл, отождествить их. Это то, что Лакан называет сладостным смыслом [sens joui]. Порой, однако, речь идет о том, чтобы смысл и наслаждение радикально друг другу противопоставить. Это зона, где Лакан сделал предметом своего обсуждения отношение между смыслом и наслаждением как таковое, пробуя рассмотреть самые различные его виды. Таков краткий очерк учения Лакана. Вернемся же теперь к Фрейду.

История, рассказанная в "Vorlesungen"

Уайтхед, человек, который вместе с Бертраном Расселом создал первый в мире эффективный символический аппарат математической логики, философ в полном смысле этого слова, сказал однажды - эту фразу я обожаю - что вся философия является всего лишь комментарием к работам Платона; всю философию он сводил к этому. В этом же духе я вполне мог бы заявить, что все учение Лакана представляет собой лишь комментарий к лекциям XVII и XXIII "Введения в психоанализ". В этом было бы, конечно, маленькое преувеличение, но ничуть не большее, чем во фразе Уайтхеда.

Вы думаете, наверное, что для лекций этих, адресованных непосвященным, не профессиональным аналитикам, то была бы слишком большая честь. Ведь лекции эти носят вводный характер и обращены к "наивной" и, как говорит Фрейд, "доброжелательной" публике, а вовсе не к эрудированной аудитории, подобной той, что собралась сейчас здесь. Перед нами работа популяризаторская, а не исследовательская. В лекциях этих есть некое единство, некая непрерывность. Не следует забывать и об обстоятельствах, в которых они были читаны. Происходило это во время Первой Мировой войны, когда Фрейд был, надо сказать, настроен в духе довольно националистическом. Впоследствии у него это пройдет; в письме к Арнольду Цвейгу он пишет, что не стоит слишком безоговорочно идентифицировать себя с немецкой культурой - и действительно, один из корреспондентов уедет в Париж, другой эмигрирует в Лондон. В самих лекциях мы найдем мало отголосков эпохи, в которую они читались, но одна замечательная история там есть. Чтобы расставить акценты правильно, я вам прочту ее сам - это единственное место в лекциях, имеющее отношение к современным им событиям.

Речь идет о том, как немецкие военные времен Первой Мировой войны восприняли идею эдипова комплекса. "Послушайте небольшую историю, которая произошла в начале этой войны. Один из самых рьяных сторонников психоанализа - возможно, речь идет об Абрахаме - мобилизованный в армию и служащий в качестве военного врача где-то в Польше, на немецком фронте, привлекает внимание коллег неожиданным успехом, достигнутым в лечении одного больного. В ответ на расспросы, он признается, что пользуется методами психоанализа и вызывается, покуда идет война, своими знаниями с коллегами поделиться. И вот, врачи его корпуса, коллеги и начальство вместе, собираются каждый вечер, чтобы выслушивать от него эзотерические учения психоанализа. Какое-то время все шло хорошо, но стоило ему завести перед своей аудиторией речь об эдипове комплексе, как один из начальства встает и заявляет, что не верит ему, что рассказывать такие вещи мужественным людям, сражающимся за свое отечество, да еще отцам семейств, со стороны лектора просто неприлично, и что продолжение лекций он запрещает. Этим все дело и кончилось, а аналитик подал рапорт о переводе его на другой участок фронта. Я думаю, однако, что если торжество Германии нуждается в организации науки на подобный манер, немецкой науке это на пользу не пойдет".

В каком-то смысле здесь уже подразумевается, что если победа Германии предполагает умолчание об Эдипе, то он, Фрейд, предпочел бы психоанализ победе Германии. Я говорю это, чтобы воссоздать атмосферу этих лекций.

Все это, казалось бы, может вызвать у нас к этим лекциям пренебрежительное отношение. Дело, однако, обстоит иначе. Долго размышляя над этим фактом, я пришел к выводу, что упрощение, к которому Фрейд себя здесь обязывает, - упрощение, без которого, кстати, и в любом семинаре не обойтись, - как и поспешность его теоретических объяснений - как раз и обнаруживают, в конечном итоге, самый костяк его теории, главнейшие черты ее. Ведь изложение требует не только сжатости, но и непрерывности, и задача эта, когда необходимо прочесть последовательный цикл из десяти-пятнадцати лекций, ставит вопрос о сочленении различных тем между собою - вопрос, который не возникает, когда темы эти разрабатываются пусть более глубоко, но независимо друг от друга. Упрощение имеет свои преимущества - приходится увязывать друг с другом темы, которые в противном случае изучались бы по отдельности.

Предприятие Фрейда

Что предпринимает Фрейд? Предшествующая шестнадцатая лекция открывает, о чем в самой ней упоминается, второй годичный лекционный цикл. В течение первого года он рассказывал о сновидениях и непроизвольных действиях, насколько эти последние поддаются истолкованию, рассказывал публике, которая знала об этих явлениях на основании собственного опыта. Источником этого первого цикла послужили работы, ознаменовавшие собой открытие психоанализа: "Толкование сновидений" и "Психопатология обыденной жизни" - работа "Остроумие и его отношение к бессознательному" занимает несколько особое место. Во втором цикле лекций, которым мы в данный момент и занимаемся, он обращается к невротическим симптомам, неврозам переноса, как он их тогда называл, истерии страха, конверсионной истерии, неврозу навязчивых состояний. Как говорит сам Фрейд, речь теперь идет не о введении в психоанализ, а о психоанализе как таковом. Предполагается, что слушатели, которые профессиональными аналитиками не являются, с теми серьезными невротическими симптомами, о которых здесь говорится, на своем опыте не сталкивались Лекция XVII, "Смысл симптомов", представляющая собой, по сути дела, введение в новый цикл, исходит из того, о чем было сказано в цикле предыдущем. Это применение к симптомам того самого, что говорилось прежде о сновидениях и непроизвольных действиях. Можно убедиться в том, доказывает Фрейд, что симптомы подобны сновидениям и непроизвольным действиям - они имеют смысл, допускают истолкование Мысль эта, хорошо известная, заслуживает, однако, чтобы к ней присмотреться внимательнее, что Лакан, в конечном счете, и делает. Начав с этого, Фрейд приходит к лекции XXIII, "Пути образования симптомов".

Чему же посвящены лекции промежуточные?

Вот их названия: XVIII, "Фиксация на бессознательном травматизме", XIX, "Сопротивление и вытеснение", XX, "Сексуальная жизнь человека", XXI, "Развитие либидо и сексуальная организация", XII, "Представление о развитии и регрессии", и, наконец, лекция XXIII. Лекция XXI представляет собой, как убедительно показал Стрэчи, краткое изложение "Трех очерков по теории сексуальности".

Что находим мы в этих промежуточных лекциях, перекидывающих своего рода мост от лекции XVII к лекции XXIII? Фрейд вводит здесь слушателя в проблематику влечения, либидо, сексуальности, и в том числе сексуальности извращенной - ибо, как отмечал здесь Лусиа, сексуальность связана не столько с нормами, сколько с извращениями. Так о чем же идет здесь речь? В интереснейшей части "Введения", включающей лекции XVII-XXIII, Фрейд пытается увязать между собой две стороны, два главных направления своей работы:

-- открытие бессознательного, явлений, допускающих истолкование; открытие того, что явления, которые прежде заведомо исключались из рассмотрения как бессмысленные, могут быть истолкованы; сторона бессознательного, определяемого через истолкование;

-- открытие детской сексуальности и извращенного характера сексуальности, сделанные в 1905 году.

Это и есть две главные оси учения Фрейда, и в лекциях этих мы становимся свидетелями его усилий как -то соединить их друг с другом. На мой взгляд - хотя это спорно - речь здесь идет не столько о сочленении, выводе или выработке, сколько о простом соположении их.

Регрессия и вытеснение

Все лакановские операции вытекают из той лакуны, которую усилия Фрейда связать между собой эти две стороны оказались неспособны заполнить. Это лишь мое истолкование, но оно отнюдь не кажется мне натянутым, ибо в лекции XXII Фрейд настойчиво предупреждает нас, что "не следует путать регрессию и вытеснение" - по-немецки, как указывает в примечании Стрэчи, вытеснение (Verdrangung) и регрессия омофонами не являются. "Вытеснение не имеет с сексуальностью ничего общего, прошу вас об этом помнить", - говорит Фрейд далее. А это значит, что вытеснение, которое связано у Фрейда с семантическими явлениями (есть что-то, что не позволяет себя высказать, что не удается высказать, потому что налицо вытеснение), он четко отделяет от регистра сексуальности. Я не знаю, кажется ли вам мое прочтение натяжкой, но для меня, когда я нашел в тексте подобное доказательство, это показалось настоящим чудом.

В лекции XXIII Фрейд пытается дать тому, что им было предпринято, понятийное оформление. Он сам указывает на то, что послужило ему в клиническом опыте отправным пунктом - это истерия, то есть заболевание, где фактор регрессии либидо наименее очевиден. В истерии есть, правда, регрессия к первичным объектам либидо - мы имеем в виду, например, либидо, привязанное к отцу, имеющее также место и в примере предполагаемого невроза навязчивых состояний, о котором речь пойдет ниже - но зато нет ничего похожего на то, что в неврозе навязчивых состояний выступает совершенно явно, нет регрессии к более раннему этапу сексуальной организации, нет фиксации на наслаждении, присущей более ранним стадиям, и в первую очередь стадии садо-анальной. Главную роль в механизме играет вытеснение, а не регрессия.

Тем самым предполагается, что мы различаем два типа регрессии: регрессия к первичным объектам и регрессия к ранним этапам развития. Фрейд утверждает, что поскольку регрессия либидо к ранним этапам развития в истерии не имеет места, объяснение свое она получила позже, чем вытеснение. Совсем другую картину видим мы в неврозе навязчивых состояний, где регрессия к ранним стадиям, в особенности к стадии садо-анальной, поддается наблюдению. Преимущество же невроза навязчивых состояний в том, что он заключает в себе как регрессию, так и вытеснение, то есть представляет собой невроз более богатый и более сложный, чем истерия. Время от времени я воздаю одержимости подобающую ей скромную честь.

Внутреннее препятствие

Как уже указала Лусиа, период этот является в творчестве Фрейда центральным его моментом. Впоследствии, в 20-х годах, произойдет разделение личности на три инстанции - Я, Оно и Сверх-Я. Чему это принятое во второй топике деление соответствует?

Опираясь на лекции "Введения...", ответ на этот вопрос дать нетрудно. Вытеснение - это то, что противостоит выговариванию, или, говоря то же самое в выражениях, Фрейду более соответственных, - то, что не позволяет представлениям достичь сознания. Вопрос, которым постоянно задается во "Введении..." Фрейд, состоит в следующем: а что же, собственно, противостоит сексуальности? Что мешает ее, сексуальности, полному развитию? Что заставляет либидо регрессировать к ранним стадиям развития? Что это за сила? В чем состоит препятствие? И во "Введении..." дается на эти вопросы ответ. Препятствие, барьер - это отчасти внешняя реальность, и реальность эта не приспосабливается к развитию влечений, противопоставляющему ей то, что Фрейд называет Versagung. Противопоставление принципа удовольствия принципу реальности способно это явление объяснить - если "реальность" понимать в смысле реальности внешней. Однако в этом же тексте Фрейд признает, что полному сексуальному развитию есть и внутреннее препятствие: наряду с вытеснением, свое да и нет говорят сексуальным влечениям и влечения, исходящие от Я. Тем самым Фрейд представляет нам Я, обладающее законами, mit den Gesetzen. Именно исходя из этого изобретает Фрейд и Сверх-Я.

Во "Введении..." перед нами кухня, на которой это Сверх-Я готовится. В постановке проблемы Фрейд отправляется от параллелизма. На уровне смысла в качестве препятствия выступает вытеснение. Что соответствует ему на уровне либидо? Проблема предполагает, таким образом, своего рода дуализм бессознательного и либидо: то, что годится на уровне бессознательного, не работает на уровне либидо. Именно здесь берет свои истоки вторая топика.

Но здесь вступает в спор и Лакан, согласно которому вытеснение имеет к либидо непосредственное отношение. Тому, чтобы "все высказать", противостоит то же самое, что противостоит полной реализации сексуальности. Тем самым Лакан преодолевает обнаруженное Фрейдом препятствие - препятствие, которым и обусловлено, к примеру, противопоставление вытеснения и регрессии. На третьем этапе разработки лакановского учения это делается очевидным: именно из языка выводит он частичный характер влечений. Именно из погруженности человеческого бытия в язык считает он возможным вывести приобретение влечениями частичного характера. Фрейд это явление никогда в подобных выражениях не описывал, но подходил к нему как к чему-то автономному по отношению к логике образования бессознательного путем вытеснения.

Sinn и Bedeutung

Вернемся к лекции XVII, "Der Sinn der Symptome", той самой, на которую ссылается Лакан в Женеве. Он замечает, что Sinn и Bedeutung отнюдь не одно и то же. Термины эти вы знаете, они фигурируют в названии знаменитой статьи Фрейда "Sinn und Bedeutung". Лакан термины эти четко разграничивает: Sinn представляет собой эффект смысла, то, что получает свое определение от означаемого, Bedeutung же связано с отношением к Реальному. Трудность перевода этого второго термина на романские языки связана с тем, что он обнимает одновременно "значение" и "референцию".

Я воспользовался этой терминологией, чтобы дать различию между этими двумя лекциями, XVII и XXIII, свое прочтение. Первая из них так и называется: "Der Sinn". Вторая, носящая в издании заглавие "Пути формирования симптомов", на самом деле как раз и имеет своей темой Die Bedeutung der Symptome. В этой лекции Фрейд показывает, что Реальное, задействованное в симптоме, проходит через фантазм. Он не отождествляет Реальное и фантазм - в лекции XXIII фантазм предстает скорее как необходимая завеса, за которой и кроется то, что действительно представляет собой Реальное, то есть фиксация

.

Клинические случаи

Здесь мы последуем Фрейду, который идет от двух случаев с женщинами, описанных в лекции XVII, случаев, которые определяются им как неврозы навязчивых состояний, к главе XXIII, которая, похоже, посвящена исключительно истерическим симптомам и регрессии в истерических симптомах, поскольку, объясняет нам Фрейд, в неврозах навязчивых состояний налицо еще и противонагрузка. Я хотел бы развить эту тему сегодня, но за нехваткой времени мы вернемся к ней завтра.

В главе XVII Фрейд представляет нам два симптома невроза навязчивых состояний, но мы все согласны, что речь идет о двух фрагментах случая истерии. В первом из них фигурирует женщина, навязчивые действия которой призваны оправдать страдающего импотенцией мужа. Во втором церемониал отхода ко сну, представляющий собой в конечном счете разыгрывание того факта, что сексуальных отношений не существует, причем подоплекой сценария является либидинальная привязанность к отцу - точно так же, как и в первом случае, где муж является заместителем любви к отцу. В обоих случаях Фрейд характеризует симптом как симптом навязчивых состояний, в силу того, что действия больных носят характер принуждения, Zwang. Странно, что он выбрал именно эти случаи. Я думаю, что он сделал это просто потому, что обращался к аудитории, с практикой не связанной, а симптомы здесь как раз особенно очевидны...

Лусия д'Анджело: - Фрейд говорит: " экстравагантны".

Ж.-Л. Миллер: - Да, экстравагантны. Он выбрал их потому, что они имеют явно сексуальный смысл, и еще потому, что объясняются они посредством Bedeutung, через отсылку к предшествующему опыту. Сцена, которую разыгрывает первая женщина, представляет собой повторение и переигрывание более раннего события, послужившего для нее источником травмы. С помощью этих примеров Фрейд связывает смысл и либидинальность. Bedeutung представляет собой более раннее переживание.

Именно с этого и начинает он лекцию о травматизме, о бессознательном. В основу он полагает тот принцип, что за каждым невротическим симптомом скрывается травма; всякий невроз обязательно предполагает, по его убеждению, такого рода фиксацию.

Больше того, он вводит еще один принцип, согласно которому смысл симптомов самому больному всегда неизвестен. Это приводит Фрейда к еще более сильному утверждению: "Чтобы симптом образовался, необходимо, чтобы симптом этот был бессознательным". Другими словами, сознательные процессы симптомов не порождают. Что и наведет впоследствии Лакана на мысль о необходимости изучения скрытого смысла симптомов (в его первой системе взглядов).

Что задержано в симптоме

В этом тексте еще чувствуется свойственный Фрейду истолковательский оптимизм. Он повторяет, в качестве принципиального вывода, что "симптом исчезает, когда смысл его удается сделать сознательным. Симптомы исчезают с того момента, как становится известен их смысл". В каком-то отношении экономический фактор либидо еще не привлекал к себе внимания Фрейда. Было бы интересно проследить, как Фрейд этот вывод делает и что, впоследствии, заставляет его сказать: "Но это не совсем так..." Принцип превосходен, но симптомы этого не знают...

В поисках фактора экономического он вводит симптом, в конечном счете, посредством динамики: имеется нечто такое, что не позволяет смыслу проникнуть в сознание. Исходя из этого и изучает он в главе XIX бессознательное сопротивление - парадокс, заключающийся в том, что больные, страдая от своих симптомов, не выказывают в то же время желания от них избавиться. Это позволяет Фрейду указать на бессознательность, Unbewushtheit, в качестве условия симптома, который расцветает лишь на почве бессознательного. Иными словами: имеется смысл, желающий себя выразить; сделать это ему не удается, и в результате появляется симптом. Что и позволяет Фрейду сказать: "Образование симптомов представляет собой замену чего-то другого, что было задержано".

Слово "задержано" имеет фундаментальное значение. Пожалуй, именно оно вдохновило первую схему Лакана: задержка желания высказаться чем-то другим. Фрейд настолько доволен найденной формулировкой, что ее повторяет: "Замена того, что было задержано".

Для Фрейда это то самое, что позволяет ему дать образованию сновидения и образованию невротического симптома единое объяснение. Но несмотря на эту общность между сновидением и симптомом, общность, служащую основанием для включения симптома в психоаналитическую практику, Фрейд в то же время повторяет в этих лекция, что симптом - это не сновидение. Вытеснение, главная движущая сила сновидения, для образования симптома является лишь предварительным условием. Только симптом вводит нас в самые интимные области сексуальной жизни. Именно это и есть то дополнительное в образовании симптома по отношению к образованию сновидения, в чем необходимо отдавать себе отчет. В этих лекциях Фрейд всегда говорит о Traumbildung, или Traumarbeit, об образовании или работе сновидения. Одновременно его внимание обращает на себя существование в симптоме дополнительного элемента: сновидения не пребывают в качестве некоей постоянной субъективной непрозрачной области, которая - как должны мы признать, если признаем расширенный аутоэротизм, о котором говорит Фрейд - постепенно изменяет тело. Разница между сновидениями и симптомами, на которую Фрейд настойчиво указывает, состоит в том, что "симптомы всегда служат одной и той же цели - сексуальному удовлетворению". Фрейд не задается вопросом о том, зачем симптом нужен - он всегда нужен для одного и того же: сексуального удовлетворения, или чтобы послужить заменителем удовлетворения, которого не хватает в жизни. Именно здесь он говорит о фрустрации. Я уже обращал внимание на элемент "говорить нет", "отнекиваться"; Versagung - это уже акт речи.

Определение симптома как средства наслаждения лежит у Фрейда на поверхности. При этом он отдает себе, очевидно, отчет в том, что образование это носит компромиссный характер, то есть является связующим звеном между наслаждением и защитой.

Либидо как означаемое

Фрейд обнаружил, что вся суть симптома в том, чтобы получить удовлетворение, одновременно от него защищаясь. Лакан сделает отсюда вывод, что между наслаждением и защитой существует связь: в наслаждении всегда имеется нечто избыточное, что вынуждает субъект защищать себя от того самого наслаждения, которого он ищет. Лакан опишет эту связь, противопоставив наслаждение языку, означающему, которое ставит это наслаждение под знак отрицания. Вытесняющим началом оказывается сам язык как таковой. Имя Отца - вот что такое язык. Остается, однако, прибавочное, избыточное наслаждение, выигрыш в удовольствии, Lustgewinn. Все, что говорит Фрейд в промежутке между лекциями XVII и XXIII, подводит нас к одному вопросу: как люди заболевают? Фрейд ставит эту проблему уже в лекции XVII, утверждая, что барьером, препятствием служит не только реальность. Испытывая фрустрацию, либидо отступает и ищет иные способы удовлетворения, но в этот-то момент и возникает внутреннее вето, что-то внутри, что "говорит нет". И Фрейд спрашивает себя вот что: он спрашивает себя, какая же власть накладывает вето на либидинальные устремления? Отсюда и начинается путь к теоретическим построениям 20-х годов.

Мы видим, что фрейдовское либидо наталкивается в реальности на Versagung, на голос, который говорит "нет", наталкивается в Я на определенное вето. Куда бы означающее ни шло, оно всегда сталкивается с самим собой. Совершенно ясно, что в лекциях "Введения..." есть множество моментов, позволяющих рассматривать либидо как эквивалент означаемого. Очевидно, что либидинальное противостояние эквивалентно семантическому вытеснению. Говоря, например, о пластичности сексуальных влечений, способных перетекать одно в другое как жидкость в системе сообщающихся сосудов, прослеживая обходные пути, которыми идет либидо, наталкивающееся на запрет, Фрейд показывает, что либидо способно на замещение и смещение, другими словами - метафору и метонимию. Именно отсюда выросли лакановские графы - графы, в которых ему удалось представить в единой концептуальной форме контур речи, с одной стороны, и контур либидо, с другой.

Все усилия Лакана, направленные на сочленение, вывод, выработку, лежат в обеих этих плоскостях и ориентированы на пути, ведущем в направлении от смысла к тому, что лежит по ту его сторону. Само учение о процедуре перехода содержит в себе идею пути. Во-первых, имеется субъект, который предполагается знающим, то есть налицо эффект значения - субъект, предполагаемый знающим,SsS, находится на стороне Sinn. Отсюда субъект перемещается по направлению к Bedeutung, к фантазму, сквозь который он, как предполагается, в дальнейшем проходит.

Пятая операция знаменует собой попытку мыслить иначе -- уже не в терминах путей и направлений. Она демонстрирует - как говорит Лакан в Семинаре XVII - сродство истины и наслаждения. Как смысл, так и наслаждение, коренятся в бессилии. О "сладостном смысле" он заводит речь потому, что сам же задается вопросом об "объекте а". Он прямо говорит об этом в Семинаре ХХ, "Еще". Объект а есть не что иное, как проработанная часть наслаждения, фантазматическая или семантическая его часть, часть наслаждения, вовлеченная уже в фантазм.

Объект а - это ложное Реальное.

Лекция 2

Знаменитая - отныне - лекция

Заглянем в сам текст знаменитой - отныне - лекции XXIII, озаглавленной Фрейдом "Пути формирования симптомов". Я предложил озаглавить ее: "Die Bedeutung der Symptome" в параллель к "Der Sinn der Symptome", заглавию лекции XVII.

Заглавие, которое я сегодня предлагаю, тем более оправдано, что Фрейд сам в лекции XXIV упоминает о том, что о Sinn и о Bedeutung der Symptome (симптомов - во множественном числе) он уже рассказывал аудитории прежде. Поскольку предметом лекции XVII был der Sinn, мне не кажется слишком смелым предположение, что в первую очередь именно лекция XXIII дополняет ее, говоря о Bedeutung. Я уже заявлял об этом вчера, но у меня не было времени перечесть весь предшествующий лекции XXIII текст, чтобы проверить, не используется ли выражение Bedeutung der Symptome где-нибудь ранее. Лекция XXIII дополняет семантическое измерение симптоматического сообщения - если мы подобное выражение допускаем - измерением отнесенности, референции. Вопрос здесь стоит об отношении речи к реальности или к Реальному - именно эту тему поднимает Лакан в многочисленных цитированных сегодня выступавшим передо мною Хуаном Салинасом формулировках. Все, что касается схематического аспекта речи, там, где речь идет об эффектах означающего, может организоваться независимо от какого-либо отнесения к реальности. Соотносится речь с реальностью, или нет - вот тема, которая поднимается Фрейдом в лекции XXIII.

От Holzwege Хайдеггера к Umwege Фрейда

Чтобы двигаться последовательно и в то же время достаточно быстро, я хотел бы прокомментировать первоначальное название лекции и сказать несколько слов о плане и составе этого сочинения. Здесь нам понадобится подход очень тщательный. В немецком издании разделения на части нет. В Standard Edition и в испанском издании текст делится на части, разделенные интервалом в одну строку, и я не знаю, ввел ли эти интервалы позднее в немецкое издание сам Фрейд, или же это инициатива Стрэчи. Деление это, отмеченное лишь интервалами в одну строку без подзаголовков и нумерации, сделано весьма толково, и других вариантов я бы предлагать не стал, так как оно хорошо соответствует движению мысли Фрейда. Что я предложил бы, так это дать каждой из этих частей подзаголовки. Когда дело идет о таких авторах, как Фрейд - да и Лакан тоже, - внимание к ходу мысли и общему построению работы становится обязательным требованием. Только в свете этого построения и можно правильно оценить значение каждой фразы.

Комментируя заглавие, нужно отметить, что в нем имеется слово Wege и слово Bildung. Начнем со слова Wege, путь.

На память приходит Holzwege ("лесные просеки") Хайдеггера, представляющие собой дороги, которые не ведут никуда. Это просеки, проложенные в лесу дровосеками, которые делают свою работу и уходят назад, так что просеки эти не идут из одного пункта в другой. Что значит идти из одного пункта в другой? Это действие, о котором можно спросить, достигло оно цели, или же нет, и как можно добраться быстрее; дойдя до места назначения, о месте, из которого вышли, можно благополучно забыть. В другом контексте можно было бы указать на связь Holzweg с измерением бессознательного как таковым: движение из одного пункта в другой представляет собой нечто такое, что измерению бессознательного совершенно чуждо. Говорить о пути лечения как маршруте, ведущем из одного пункта в другой, - это уже определенная натяжка, хотя говорить так у нас в порядке вещей. Не исключено, что Лакан с помощью своих узлов что-то в этом изменит. В психоанализе несколькими Holzwege станет больше.

Возвратимся, однако, к Wege Фрейда. Что вне всякого сомнения тому или иному пути следует, так это либидо. Для либидо характерна подвижность - что как раз и дает смысл фиксации. Ведь фиксация получает свое значение именно на фоне призвания либидо к движению, той свойственной ему блудливости, которой объясняется и пластичность частичных влечений, о которой идет речь в лекции XXII, и упоминаемая Фрейдом способность к изменению объекта и замене его на другой, и склонность к смещениям, и предрасположенность к усвоению себе заместителей. Один из возможных путей ведет к симптому, другой - к произведению искусства. Клиническое исследование образования симптома выливается в размышление об искусстве. Подводя итог, можно сказать, что либидо может привести к сублимации или к симптоматизации. В данной лекции Фрейд рассматривает симптоматизацию либидо, но это не единственная возможная его судьба. Для либидо возможна как бы двойная судьба, две судьбы, которые, с одной стороны, противостоят друг другу, с другой же - могут друг за другом следовать или друг с другом сочетаться. Именно на этот вывод Фрейда опирается Лакан, когда в тексте "О наших предшественниках" говорит буквально следующее: (фраза, из которой, в свою очередь, исходил я в докладе, посвященном формальной оболочке симптома): "Верность формальной оболочке символа привела нас к тому пределу, где она оборачивается эффектами творчества". Само выражение "формальная оболочка симптома" отсылает нас к Sinn симптома, указывает на тот означающий механизм, исходя из которого определенные смысловые эффекты и возникают - механизм, который в некоторых отношениях и в симптоме и в произведении искусства является одним и тем же, с той лишь разницей, что во втором случае имеет место инверсия или, как говорит Лакан, оборот. Выглядит это вот так:

Достигается некий предел, начиная с которого происходит возвращение, в тексте Фрейда отлично им проиллюстрированное. Инверсия происходит по мере того, как творец берет под свою собственную ответственность проявляющееся в симптоме желание высказаться, которое остается бессознательным, берет его под ответственность, скажем так, своего облеченного решимостью желания, своей воли. С этой точки зрения создание произведения предстает чем-то вроде творения искусственного символа.

Именно на этой точке зрения настаивает Лакан в своей диссертации по психиатрии, посвященной случаю Эме, и она же, много лет спустя, приводит его к случаю Джойса. Истоки понятия sinthome лежат в идеях этой диссертации, промежуточным этапом развития которых и является комментарий 1966 года, посвященный формальной оболочке симптома.

Wege и Umwege

Wege Фрейда являются в какой-то степени путями возврата либидо. Либидо, согласно концепции Фрейда, разворачивается во времени. Процесс этот описывается у Фрейда как диалектическое взаимодействие между развитием и регрессией, и пути, о которых он говорит, в эту диалектику вписываются. С другой стороны, Wege Фрейда представляют собой Umwege, обходные пути, о чем и сам он говорит - словами, мною уже цитированными - в лекции XXII: "Обходные пути и есть пути формирования симптомов". Слово Umwege является в творчестве Фрейда ходовым, более того - оно присутствует в заглавии одной из его работ.

Прежде всего Umwege имеют место потому, что имеет место деформация и адаптация либидо в симптоме. Вчера я об этом вкратце уже говорил: в конечном счете обходные пути эти являются ничем иным, как метафорами и метонимиями либидо. Здесь неизбежно приходит на память лакановская схема огибающей траектории, описываемой влечением вокруг объекта а, схема, приводимая им в Семинаре XI. Поскольку подобную схему я только что нарисовал, остается только написать "объект а" у нее в центре. В каком-то смысле корни этой схемы как раз и лежат во фрейдовской концепции Umwege, во всяком случае именно ее эта схема на своем языке иллюстрирует. Для Лакана между рисунком и Реальным существует некая связь - в семинаре, который Салинас здесь комментировал, Лакан так где-то и говорит: "Реальное можно нарисовать".

Коррелятом обходных путей, которыми идут влечения, является постоянство цели, к которой устремлено либидо. Все эти обходные пути, метафоры, метонимии, пластичность лишь оттеняют еще рельефнее неизменность либидинальной цели. Либидо всегда остается тем же. Все его обходные пути направлены на удовлетворение.

Здесь, однако, нужно быть внимательным. То, что я скажу, очень просто, но в то же время очень существенно.

Вся фрейдовская теория симптомов в том виде, в котором развивается она во "Введении..", предполагает, что одно удовлетворение может заместить собою другое. Удовлетворение грудью, например, может уступить место удовлетворению, его замещающему, скажем, удовлетворению сосанием и т. д., а в конечном счете, как утверждает Фрейд, любви к матери, что, на первый взгляд, устанавливает поразительную связь между наслаждением, обусловленным влечением, и любовью к матери. Заметим в скобках, что это как раз и ставит Лакан под сомнение в первой фразе Семинара ХХ, где он говорит, что перейти от наслаждения к любви, обойдясь как Фрейд, двумя-тремя фразами, невозможно.

Вся фрейдовская теория предполагает возможность замены одного удовлетворения на другое. Мы можем записать это в следующем виде:

S2

S1

Первоначальное удовлетворение, S1, заменяется удовлетворением вторичным, S2. Было бы интересно, назвав это "либидинальной метафорой", порассуждать насчет связи между метафорой отцовской и метафорой либидинальной. S2 в этой формуле - это то самое, что Фрейд называет новым, или заместительным удовлетворением, это эрзац удовлетворения. Термин эрзац, или заместитель, наводит, однако, на мысль, что замещающее не стoит первоначального - так, если мы не можем купить настоящих жемчужин, мы покупаем выращенные искусственно, но ценятся эти последние меньше, так как считаются своего рода суррогатами. Но с заместительным удовлетворением дело обстоит вовсе не так. Оно ничем не хуже удовлетворения первоначального. Каков бы объект ни был, либидинальное удовлетворение достигается любой ценой, и как таковое оно всегда то же самое. Это и есть тот простой, но существенный момент, на который я хотел ваше внимание обратить. Наслаждение - оно и есть наслаждение. Ни о каком "кажущемся наслаждении" влечение не знает. Удовлетворение влечения есть нечто реальное. А вот Umwege принадлежит скорее к разряду кажущегося.

То, что мы обнаруживаем у Фрейда под именем Symptombildung, отсылает нас к другому выражению Лакана: "образования бессознательного". Термин "образования" восходит непосредственно к фрейдовскому понятию Bildung. Лакан, однако, подходит к этому термину скорее со стороны Sinn, чем со стороны Bedeutung, имея в виду образования, идущие от бессознательного. Перед нами не продукты бессознательного, а образования, которые не отделяются от него, как это произошло бы с продуктами. Лакан акцентирует именно формальную оболочку образований бессознательного, хотя от него не укрывается тот факт, что ключ к образованиям бессознательного нужно искать в области того, что относится к влечениям. В Семинаре II он обнаруживает этот ключ в Сверх-Я, в других местах эту роль играет у него кастрация - и то и другое представляют собой два способа обозначить относящуюся к влечениям область. Фрейд говорит об образованиях, которые происходят от либидо.

Разделы лекции XXII

Перейдем теперь к разделам текста лекции, которые я предложил озаглавить. Их в лекции восемь.

1.Бегство либидо. Либидо делает первый шаг, и путь его преграждает Versagung, вето. Пути симптоматики с этой преграды и начинаются. В его поисках удовлетворения перед либидо ставится преграда. И в первой, начальной фазе, оно бежит от реальности по направлению к прошлому. Происходит бегство и переход от актуального к прошлому - либо прошлому нафантазированному, фантазматическому, либо к более раннему состоянию либидо.

2.Конституция и переживание. С этим вопросом мы уже сталкивались. Фрейд пытается выяснить, чем обязано образование симптома конституциональным факторам, а чем - непосредственно пережитому опыту.

3.Детские сексуальные переживания. Путь регрессии ведет к первым переживаниям детства. Я скажу о них позже.

4.Удовлетворение, находимое в симптоме. Феноменологию симптома Фрейд противопоставляет его истине: если первая предполагает наличие страдания, то во второй кроется либидинальное удовлетворение, которое симптом субъекту доставляет. Раздел этот обосновывает лакановское понятие наслаждения, говоря об удовлетворении, которое с удовольствием не совпадает. Истерический симптом, принося удовлетворение, переживается при этом в форме неудовольствия, что и оправдывает введение нового термина, которым эта связь удовлетворения и неудовольствия могла бы быть обозначена - таким термином и стало лакановское наслаждение. Понятие это на первый взгляд несколько загадочно. Я до сих пор помню, как еще давно, во время одной из моих поездок в Соединенные Штаты, президент Американской ассоциации психоанализа настойчиво меня расспрашивал: "Г-н Миллер, мол, нам сейчас объяснит, что такое наслаждение у Лакана". Я помню, что ответил тогда: "Нет, я вам этого объяснять не стану", потому что они к тому времени уже успели меня своими вопросами замучить. Но я вполне мог бы ответить ему и иначе: - "Очень просто: прочтите две страницы четвертого раздела лекции XXIII"

Следующие три раздела посвящены фантазму:

5.Фантазм и реальность.

6.Первичные фантазмы.

7.Bedeutung симптома, фиксация.

Последний 8-й раздел можно, следуя его теме, озаглавить так: Творчество и искусство как инверсия симптоматического пути.

Разделы 5, 6 и 7 посвящены прошлому. Либидо возвращается к прошлому определенным путем, на котором как раз симптом и создается. Прошлое это на самом деле носит характер фантазма. Что и приводит Фрейда к убеждению в наличии психической реальности. Четвертый раздел получает здесь смысл, ибо, как утверждает Фрейд, "удовлетворение реально". Прошлое может быть и фантазией, но удовлетворение - оно реально. Мне кажется, что здесь уже намечена противоположность между реальным удовлетворением и фантазмами прошлого. По-моему, никакой натяжки в этом не будет.

В части 8 происходит возврат к реальности, так как художник создает произведения, которые в этой реальности помещаются. Этот последний путь ведет от реальности психической к реальности внешней. Это уже почти переход от симптома к фантазму - с выходом по ту сторону фантазма - и возврат к внешней реальности.

Виды наслаждения и их цели

Лекция XXIII представляет собой исследование видов наслаждения. Определение, которое Фрейд дает симптому, состоит в том, что, несмотря на феноменологию страдания, это не что иное, как разновидность либидинального удовлетворения. Именно это отмечает Лакан, когда говорит, в "Телевидении", что субъект всегда счастлив. Фрейд пытается показать, каким именно образом субъект всегда счастлив; показать, что счастье это может быть, так сказать, - пародируя заглавие одной из новелл Барбэ д'Оревильи, "Счастье в преступлении", - счастьем в страдании. Это бесчеловечный аспект психоанализа: страдающий субъект обращается к аналитику с жалобой, а тот отвечает ему, что в сущности, мол, "все идет хорошо". Это, разумеется, не единственный его аспект. Речь не идет о том, чтобы благословить субъекта на страдание, сказав ему: "Ты в твоем страдании находишь счастье". Единственный смысл исцеления в том, чтобы уменьшить цену страдания, которую приходится заплатить за доступ к удовлетворению влечения, чтобы удовлетворение не доставалось слишком уж дорогой ценой. С этой точки зрения позиция аналитика выглядит несколько гуманнее.

Самое главное, однако, в том, что на этом уровне конфликт отсутствует. Да, есть страдание, но конфликта как такового нет. Конфликт, это столь важная для Фрейда понятие, представляет собой теоретическую конструкцию, которая позволяет утверждать, что либидинальное удовлетворение входит в конфликт с другим элементом, с другой инстанцией, которая вынуждает либидо изменить направление. Фрейд не однажды пытается эту инстанцию определить. Поначалу она предстает у него как внешняя реальность. Во "Введении...", однако, он утверждает, что это Я, его законы и свойственные ему влечения - ибо для противостояния влечениям ему необходим элемент, который и сам имел бы характер влечения. Несколько позже Фрейд свою теорию вновь видоизменяет (перед нами, в некотором роде, как раз и есть изтина* , истина, которая изменяется) - теперь это уже не Я, а сверх-Я и влечение к смерти. Однако в сопоставлении с тем реальным, что имеет место в удовлетворении, все это построение сводится, похоже, к простой кажимости. Если в Реальном удовлетворения сомневаться нельзя, то теоретическая модель конфликта очень даже сомнительна.

Именно здесь и приобретает свое значение термин "вид" или "разновидность", которым мы пользуемся, когда говорим о виде наслаждения или разновидности удовлетворения, или когда Фрейд говорит об eine neue Art der Libidobefriedigung, новой разновидности либидинального удовлетворения. Тем самым вводится идея средства, метода, устройства, приспособления - более или менее искусственного по сравнению с Реальным удовлетворения. Искусственность средства ярко проявляется, например, в извращениях, где искусственность средства выступает в реальности на поверхность. В извращении симптом приобретает характер спектакля, где искусственный элемент становится частью самого приема. Именно на это обращает внимание Лакан, говоря о Жане Жене: вынося различные извращения на сцену, этот последний всегда требует подчеркнуть искусственный характер приема, который используется, чтобы получить наслаждение. Это бросается в глаза, например, в приеме мазохиста, где пресловутая абсолютная власть, которой Другой над субъектом пользуется, является, в конечном итоге, этого же субъекта искусственной затеей. Связь между кажимостью и наслаждением является, таким образом, принципиальной. Вместе с тем искусственный характер извращения является началом, роднящим его с искусством.

Посмотрим теперь, какие все это имеет последствия.

Бесконфликтная клиника

Конфликт является для Фрейда чем-то существенным, вплоть до того, что сам симптом определяется как компромиссное образование двух противостоящих сил. Противостояние удовольствия и реальности, о котором у него идет речь, было понято как противостояние удовольствия и внешней реальности, в итоге чего и возникла концепция анализа как практики образовательной и педагогической. Не случайно тратит Лакан столько времени на полемику с педагогической концепцией психоанализа, пытаясь с корнем вырвать из психоанализа педагогическое начало - дело в том, что к его времени педагогика успела, тем или иным способом, заразить психоаналитический дискурс изнутри

.

Мне кажется, что в определенный момент развития его учения - тот самый, которым повестка дня этого семинара и вдохновляется - речь для Лакана идет о том, чтобы научиться мыслить симптом без конфликта. О том, чтобы снять, несмотря на страдания, перспективу конфликта и дать привилегированное место Реальному удовлетворения. Клиника узлов - это клиника бесконфликтная.

Единственный конфликт состоит в том, что нам не удается, в связи со страданием, которое эта операция вызывает и на которое сам Лакан порою указывает, делать те узлы, которые нам хотелось бы. Тем не менее тайное новшество этой клинической практики - которое я и пытаюсь сейчас сделать явным - состоит в том, что это клиника бесконфликтная. Эта клиника связывания, а не противостояния, клиника мер, которые допускают удовлетворение и введут к наслаждению. Да, трудность есть, но конфликта нет. Сама структура узлов такова, что не позволяет измерению конфликта возникнуть.

Конечно, Лакан пользовался и конфликтными клиническими практиками. Так, он начал с противопоставления Символического и Воображаемого, и это была клиника конфликтная. Позднее он отдал предпочтение клинике, где противостояли друг другу Символическое и Реальное. Возьмите само понятие объекта а, объекта, который сопротивляется Символическому, который с Символическим не состыкуется. Налицо противопоставление Символического и объекта а, и это тоже клиника конфликта.

С узлами же никакого противопоставления нет, напротив, все измерения становятся солидарны. Есть лишь Mitsein, сосуществование всех колец. Вот почему облик борромеева узла доставляет эстетическое удовлетворение - не случайно обнаружил его Лакан не в учебниках по математике, а в гербе семьи Борромеев. Это действительно красивая фигура - фигура, которую часто используют из эстетических соображений, распространенный элемент орнамента в искусстве Ислама, где изображению человеческой фигуры нет места. Мы наслаждаемся ею. Эти сделанные для постижения симптома рисунки легко превращаются в своего рода произведения искусства. Афиша нашей конференции вполне правомерна и наводит на размышления.

В клинике этой речь идет, следовательно, не о разрешении конфликта, как это было у Фрейда, а о поиске какого-то нового способа устроить все так, чтобы функционировать, той или иной ценой, стало для субъекта возможным. Я не утверждаю, что этот клинический подход единственно правильный, но Лаканом была сделана попытка Bildung'а, попытка сформировать аналитика именно с этим подходом к симптому.

Новый способ удовлетворить влечение

Вернемся к Фрейду в тот момент, когда он говорит о Neue Art, о новой разновидности.

Термин "новый" является спорным. Сам Фрейд говорит "новый или заместительный", потому что в симптоме нет ничего нового, потому что это не изобретение, а скорее возвращение к прежнему. Во фрейдовском симптоме всегда есть нечто ветхое, ибо он представляет собою факт повторения. В данном случае Фрейд прослеживает переносы либидо. Тема, выбранная для нашей конференции, тема "Симптом и перенос", законна постольку, поскольку либидо обладает потенциальной способностью к переносу и поскольку аналитик выступает в качестве объекта, способного связать этот потенциал, чтобы дать возможность по-иному его организовать и распределить.

Сам анализ тоже может предстать при этом в качестве новой разновидности либидинального удовлетворения, eine neue Art der Libidobefriedigung. Вся проблематика окончания анализа как раз и увязана для Лакана с необходимостью рассматривать анализ как новую разновидность удовлетворения и как способ это измерение преодолеть. В анализе имеет место как бы искусственный симптом, соответствующий тому, что придумал Фрейд. С этой точки зрения понятно становится и значение вопроса, поднятого Лаканом в отношении желания: почему не смог анализ изобрести нового извращения? Этот забавный и знаменитый вопрос свидетельствует о том, что и сам анализ может в перспективе предстать в качестве разновидности искусственного удовлетворения, родственного симптому в том виде, в котором этот последний описал Фрейд.

Время и симптом

Фрейд изучает симптом в его временном измерении, в терминах развития и регрессии. Для него либидо обладает прошлым, и чуть ли не памятью. Но уже в этой самой лекции он видит, что не может придерживаться временного, а должен перейти к историческому. Все вопросы, о которых вступавшая здесь г-жа Казалприм только что нам напомнила, свидетельствуют о том, что Фрейд уже не способен был уйти от парадоксов исторического измерения, лежащих по ту сторону временного. Лакан описал это измерение в работе "Функция и поле речи и языка", описал наряду с противоположностью точности и истины и открытыми благодаря случаю человека-волка эффектами воздействия задним числом.

Так, в третьем разделе Фрейд задается вопросом о том, имеют ли переживания ребенка какое-то значение, и если да, то были ли они значимы непосредственно в тот момент, когда имели в его жизни место, или же значение это приобретается ими в результате регрессии -- так сказать, задним числом (сам Фрейд этого выражения не употребляет).

Решение ясно: эти переживания имели значение тогда, когда они имели место. В доказательство Фрейд ссылается на существование детских неврозов и на факт наблюдаемой порою преемственности между детским неврозом и неврозом взрослого. В то же время, однако, он отмечает один нюанс: у некоторых невротиков более заметную роль играют детские переживания, у других позднейшие конфликты - у всех по-разному. Чтобы подтвердить это, можно сослаться на преемственность, наблюдаемую в случаях извращения, где аутентичность детского переживания, переживания случайного, которое представляется источником извращения у взрослого, может благодаря полностью прослеживаемой преемственности быть надежно удостоверена. Но Фрейд утверждает, что в принципе, если либидо регрессирует, то это значит, что нечто оказывает на него притягательное воздействие. Это он и называет "фиксацией".

На этот счет колебаний он не знает. Если регрессия либидо налицо, необходимо предположить существование чего-то, что его привлекает - там скрывается некое избыточное наслаждение. Уже вторым чередом возникает и вопрос о том, является ли это привлекающее начало травматическим или фантазматическим, но само существование его ни в том, ни в другом случае под вопрос не ставится.

В разделе 4-м эту тему мы вчера уже поднимали - Фрейд обрисовывает наслаждение симптомом, это тайное наслаждение, как нечто чуждое, внушающее чувство Befremdung, не имеющее в себе ничего знакомого или узнаваемого. Наслаждение это остается неузнанным. Фрейд говорит здесь о расширенном аутоэротизме симптома, который представляет собой модификацию самого бытия субъекта, а порой даже и его тела. Позже я еще вернусь к этому, ибо это послужило одним из мотивов, побудивших Висенте Паломера выбрать для семинара именно эту тему. В конце четвертого раздела Фрейд указывает на особое сжатие либидо, которое можно здесь наблюдать, и впоследствии на особую функцию одной маленькой детали, достаточно важной, чтобы либидо пробудить. Судя по записям, которые Лусиа не мог вчера зачитать, она обнаружила, что в этом разделе содержится в зачатке понятие объекта а. Вы можете сами проверить, так ли это.

Вернемся теперь к фантазму, в связи с которым, как уже указывала г-жа Казалприм, встает вопрос об истине - вопросе, который поднимает также Лакан в своем Семинаре. Фрейд настаивает здесь на том, что он уже говорил, а именно, что нечто имело место в прошлом, имело место в форме травматического события или фантазма. Вот почему я не думаю, что между разделами 3 и 5 имеется какое-то противоречие. Для Фрейда имеет значение то, что происходило в детстве. События или фантазмы получили свое значение в тот самый момент, когда они имели место. Реальность имеет несколько разновидностей, и Фрейд, наряду с реальностью внешней, вводит и реальность психическую. Сам смысл реальности меняется, так что разница между событиями и фантазмами теряет свое значение.

Именно это и приводит Лакана к выводу, что "своими фантазмами всегда наслаждаются". Психическая реальность представляет собой решающий фактор - утверждает Фрейд. Что касается Лакана, то в придании психической реальности привилегированного значения по сравнению с реальностью внешней он делает еще один шаг - в аналитическом дискурсе он рассматривает эту последнюю как чисто фантазматическую.

Подобный подход заставляет переосмыслить различие между принципом реальности и принципом удовольствия. В обычном понимании конфликт разворачивается между внутренним и внешним: автономное, автоматическое удовольствие психического аппарата против требований внешней реальности. И, напротив, если придать психической реальности привилегированное значение, разница между этими двумя началами окажется чисто внутренней. Во второй половине 60-х годов Лакан выскажет утверждение, что аналитический дискурс имеет дело с реальностью, взятой под одним-единственным углом (мысль просто невероятная, учитывая, что согласно Фрейду, следует различать по крайней мере реальность внутреннюю и реальность внешнюю), в то время как другие дискурсы заставляют реальность блуждать, разделяя ее по нескольким разновидностям. Учитывая, что реальность "внутренняя" является не только важнейшей, но и единственной, фантазмы доставляют наслаждение большее, нежели существа, окружающие нас во внешнем мире.

С этой точки зрения Фрейд проявляет слабость, когда придает такое значение вопросу о точности. Слабость эта объясняется тем, что он блуждает между реальностью внешней и реальностью психической, и в ней же, в этой слабости, и состоит его симптом.

Симптом Лакана

Я уже говорил вам, что был свой симптом и у Лакана --симптом, на который он сам указывал. Это касается как раз предшествующего пункта. Акцентируя однозначность реальности, он приходит к Реальному, которое лишено смысла. Лакан возвестил миру об инстанции Реального, лишенного смысла. Эта благая весть состоит в радикальном отделении Реального от смысла. Идея настолько странная и вызывающая отчуждение, Befremdung,настолько сильное, что Лакан и сам признает: "эта идея Реального есть, возможно, не что иное, как мой симптом". В каком-то смысле о нем нельзя высказать ничего истинного. Сам термин Реальное парадоксален: трудно сказать: "Реальное" - просто потому, что это выражение уже имеет какой-то смысл. Симптом Лакана, возможно, очень интересен, ибо предполагает, что когда о нем что-то говорят, говорят непременно ложь. Что позволяет нам расслышать присутствующий в каждой истории элемент лживости.

Реальное лжет

Не следует забывать, что речь идет о путях формирования истерических симптомов. В симптомах невроза навязчивых состояний элемент лживости замаскирован гораздо лучше - замаскирован феноменологией удовлетворения, которая от этого симптома неотделима. Можно сказать, таким образом, что Реальное заставляет людей лгать, или, в пределе, что Реальное лжет. Именно в этом смысле статус симптома становится для Лакана в итоге проблематичным. Хоан Салинас напомнил нам об утверждении Лакана, что симптом относится к разряду Реального, и это звучит парадоксально, ибо согласно Фрейду (см. лекцию XVII) симптом имеет смысл, Sinn. Каким образом можно в то же самое время заявлять, что он смысла не имеет? Получается тогда, что это единственная частица Реального, у которой смысл все-таки есть.

Здесь у Лакана налицо какие-то колебания, точнее, он, как он и сам признает, ходит по кругу. Нет, он не просто рисует петли и кольца, он ходит по кругу сам. С одной стороны, он предлагает уравнение: наслаждение (jouisance) равняется истине или смыслу (sens). Это и есть тот "сладостный смысл" (joui-sens, sens-joui), о котором говорил в своем выступлении Мигель Бассоль. Порой, тем не менее, Лакан полностью обособляет наслаждение в качестве реального, и тогда говорить осмысленно можно лишь о темном, непроницаемом наслаждении символом, наслаждении вне и помимо всякого смысла. Вместо решения этого вопроса мы нее находит у Лакана ничего, кроме изтины. Кроме тех изменчивых истин, которые он высказывает, когда случается ему в эту зону проникнуть, он не оставил нам никакого догматического и законченного учения - ничего кроме обширного поля исследований, предоставляющего место для всевозможных вопросов, дискуссий и построений:

1. Исходя из символического, анализ работает над Реальным символа - в той мере, в которой симптом имеет смысл.

2. Если Реальное и символ полностью отдалены друг от друга и друг друга исключают, психоанализ представляет собой просто-напросто мошеннический трюк.

3. Возможно ли, и как, пользуясь эффектами смысла, Sinn, воздействовать на наслаждение, всякого смысла лишенное?

4. Не исключено, что существует реальный эффект смысла.

Работая с этими узлами, он пытается найти какие-то сочетания, которые позволили бы эту проблему решить. Я не думаю, что для него этот вопрос был решен окончательно. Не исключено, что решение кроется в самих изменениях и вариациях., в узлах, которые демонстрировал Лакан на аудиторной доске, в его все более безмолвных манипуляциях с лишенным смысла Реальным. Узлы эти являются, конечно же, парадигматическим примером лишенного смысла Реального, и потому всякий раз, когда Лакан усваивал одному из колец то или иное наименование, он давал понять, что это своего рода натяжка.

Структурное решение.

Вернемся к Фрейду. В разделе 3 он предлагает нам одну схему. Замечу лишь, что в свете раздела 6 в схему эту очевидно нужно ввести одно изменение: место "детских переживаний" должны в ней занять "первоначальные фантазмы".

Многообразие фантазмов Фрейд сводит к трем главным видам: наблюдение полового акта, совращение взрослым и кастрация. Точно так же поступает он в примечаниях к случаю Человека-волка. Позднее, однако, в примечании к "Трем очеркам", датируемом 1920 годом, он замечает, что сюда можно включить и всю фантасмагорию эдипова комплекса, причем подчеркивает, что фантазмы эти носят характер необходимый, notwendig, предпочитая это слово термину Bedurfnis, означающему необходимость в смысле, нужды, потребности. Филогенетическое объяснение существования этих фантазмов сводится у него к ссылке на доисторическое. Я позволю себе процитировать: "Ребенок, который предается фантазиям, просто-напросто заполняет лакуны истины индивидуальной истиной доисторической". Да и сам Фрейд испытывает необходимость из исторического измерения выйти, что он в "Тотеме и табу" и делает.

Там, где Фрейд призывает на помощь доисторическое, Лакан находит решение в структуре. Когда Фрейд апеллирует к кристаллизации переживаний, которое, как он утверждает, мы непосредственно познать не в силах, Лакан предлагает чудесное решение, ссылаясь на структуру - в основе для него лежат факты структуры.

Это отлично согласуется с разницей, которую проводит Лакан между эдиповым комплексом и комплексом кастрации: эдипов комплекс рассматривается им как воображаемая оболочка комплекса кастрации. Фрейд и сам заявляет, что источником всего этого является область влечений. Что и позволяет ему установить связь между тем, что относится к влечениям, и кастрацией. А это как раз то самое, что надписывает Лакан над верхней линией графа желания - связь между наслаждением и кастрацией. Кастрацию (-j) необходимо возвести к наслаждению как таковому.

В конечном итоге это требует продумать связь между языком, с одной стороны, и телом, с другой. У Лакана это оборачивается пленением тела в структуре. Результат выходит двоякий: с одной стороны (-j), то есть структура подвергает наслаждение кастрации, возникает пустыня, (desert = des кtre) небытие наслаждения, с другой, обнаруживается некий избыток, маленькое а.

Проблема аутоэротизма

Чтобы закончить, вернемся к вопросу об аутоэротизме. Это единственный вопрос, по которому Лакан выражает свое с Фрейдом несогласие, что очень забавно, так как тем самым предполагается, что все остальное, все построения, которые восходят у него - как я, с некоторой натяжкой, предположил - к лекции XXIII, духу Фрейда вполне соответствует. Переход от доисторического к структурному - это в духе Фрейда. Движение от решающей роли психической реальности к полному ее господству тоже в духе Фрейда. Разногласие возникает в вопросе об аутоэротизме. Фрейд ссылается на него, когда указывает, что либидо ищет и находит свои объект в собственном теле самого субъекта; далее он вновь говорит, что сексуальные влечения удовлетворяются аутоэротичным образом на собственном теле, предлагая при этом следующую историю орального влечения: "Первым объектом оральных составляющих сексуального влечения является материнская грудь. В действии сосания эротические составляющие становятся автономными, объект оставляется и заменяется частью собственного тела. Оральное влечение становится аутоэротичным, как являются таковыми с самого начала влечения анальные и другие эрогенные влечения (...). Дальнейшее развитие имеет две цели: во-первых, отказ от аутоэротизма, и, во-вторых, объединение различных объектов частных влечений с заменой их единым объектом."

Затем является мать -- является в роли первого объекта любви. Я уже отмечал, что переход от связанного с влечениями либидо к любви происходит у Фрейда, в этом тексте, сразу, единым махом.

Есть, однако, и у самого Фрейда, все детали, позволяющие заключить, что объединение так и не достигнуто, что частичное сохраняется. Сам Фрейд замечает и подчеркивает в сексуальности ее принципиально извращенную сторону. Исходя из этого, Лакан в Семинаре ХХ утверждает, что само по себе наслаждение не сексуально, если подразумевать под "сексуальным" отношения с другим полом. Можно было бы предположить в связи с этим, что Лакан имеет здесь в виду желание аутоэротичное, но сам Лакан предпочитает термин "аутистское", поскольку оно не отсылает нас к противоположному полу. "Наслаждение телом Другого [= тела Другого] не является знаком любви", - гласит первая фраза Семинара ХХ. Что это значит, если не то, что наслаждение телом другого всегда является извращенным, частичным. В конечном счете наслаждаются всегда кусочками. Наслаждение телом Другого не делает Другого доступным, только любовь способна дать к нему доступ. Это полная противоположность тому, что говорит Фрейд: у Лакана между наслаждением и любовью стоит преграда, и ни о какой преемственности речи нет.

Почему же отвергает Лакан понятие "аутоэротическое"? Опираясь на Фрейда же: потому что либидо сосредоточивается на объекте утраченном. Каждый раз, когда наслаждение налицо, оно налицо в позиции, которую мы назвали "экстимной", то есть в качестве объекта а. В любом наслаждении обязательно есть что-то от unheimlich. Эта принципиально свойственная наслаждению Unheimlichkeit хорошо заметна в случае маленького Ганса, на который ссылается, вслед за Лаканом, Висенте Паломера. На первый взгляд, мастурбационная связь с генитальным объектом представляется типичной моделью аутоэротизма. На самом деле это не так. Наоборот, пенис, как носитель наслаждения, есть нечто чуждое, "внетелесное".

Термин "экстимность" обращает наше внимание на оба аспекта наслаждения. Появление наслаждения всегда травматично. Именно это проливает в какой-то степени свет на ту тайну постоянства травматизма, которая была мною в тексте Фрейда отмечена.

К чему отсылает симптом

Переходом к седьмому разделу, Die Bedeutung der Symptome. В конечном итоге, по ту сторону всевозможных историй о соблазнении, кастрации, половом акте, Фрейд пытается здесь разглядеть в симптоме не что иное, как наслаждение. Для Фрейда в фантазме всегда есть реальная сердцевина. Наряду со ссылками на принцип удовольствия и принцип реальности упоминает он и тот наперекор им идущий факт, что всегда сохраняется некий остаток наслаждения - остаток, который он именует "фиксацией" и который не повинуется ни требованиям принципа реальности, ни принципу удовольствия, требующему ослабления напряжений. Тем самым сумел Фрейд в итоге разглядеть, в самом сердце психического, нечто реальное, скрывающееся в фантазме.

Фрейд говорит, что остается один заповедный пункт, который не удовлетворяет как требованиям внешней реальности, так и требованиям реальности внутренней, так как тому снятию напряжений, которые принципом удовольствия подразумевается, он никак не содействует. Пункт этот пребывает нетронутым как память о травматизме наслаждения. Фрейд находит для него поразительное сравнение, уподобляя его заповедной зоне: "Создание в душе царства фантазии находит свое точное соответствие в создании охранных зон, природных заповедников, которые страиваются там, где требования сельского хозяйства, коммерции и промышленности грезят жестоко, до неузнаваемости исказить природу местности". Заповедник сохраняет природу в том первозданном ее состоянии, которое во всех остальных местах было принесено, скрепя сердце, в жертву объективной необходимости. В этом удивительном описании природного "анклава" мы и находим, пожалуй, то самое, что доказывает законность примененного однажды Лаканом термина "экстимность".

Демонстрируя выигрыш в удовольствии, Lustgewinn, Фрейд различает две регрессии - регрессию к фантазму и, по ту ее сторону, регрессию к фиксации. Представить это можно с помощью следующей схемы:

Исходным моментом является V2, Verdrangung, и вето. Отсюда берет начало регрессия к фантазму. По ту ее сторону - регрессия к фиксации. Когда Лакан говорил о фантазме как фундаментальном экране Реального, он имел в виду именно этот путь. Понятие "пересечения фантазма" является выражением идеи, согласно которой возможно, путем анализа, проделать этот путь в обратном направлении, чтобы извлечь свое Реальное из фантазма. Должен отметить, кстати, что первую регрессию Фрейд называет "интроверсией", а термин "невроз" приберегает, собственно говоря, исключительно для второй. Я подчеркиваю, что в тексте этом он говорит о фиксации вытесненной, verdrangt. Это значит, что здесь, по крайней мере, он бессознательное и влечение связывает, не придавая, однако, этой связи доктринального значения.

Экстравертирование фантазма.

В последнем разделе Фрейд настаивает на способности художника обращаться к своим фантазмам. Именно интроверту удается экстравертировать, вывести наружу свои фантазмы, придав этим фантазмам форму (Фрейд использует здесь именно глагол formen, а не bilden). Художник - говорит Фрейд, - создает верную копию тех представлений, в которых эти фантазмы ему являются. Результатом становится Lustgewinn столь мощный, что вытеснения на какое-то время оказываются отменены.

У меня нет времени прокомментировать другие детали, но по пункту, выделенному Хоаном Силинасом я хочу предложить своего рода маленькое спорное заключение.

Между страхом и ложью

1. Симптом как изтина (varite). Речь идет не о том, что о симптоме говорят, а о том, что симптом представляет собой сам. Точнее, речь идет одновременно и о симптоме, и о том, что о нем говорят, потому что в психоанализе различие между тем и другим исчезает. Так, симптом может явиться в качестве повторяющегося высказывания о Реальном, и в качестве такового сам симптом есть не что иное как ложь. Не только то, что говорится о нем - ложь, но и сам симптом представляет собой ложь. Разумеется, лжет он лишь потому, что пытается высказать истину. Это ложь структурная. Субъект не может отреагировать на Реальное, не сделав из него симптома. Симптом - это ответ субъекта на травматичность Реального. В этом его отличие от Арагоновской "лжи взаправду", которая сродни произведению искусства. Если субъекту симптом приносит страдание, то художник умеет симптоматический ответ Реальному обратить в игру.

2. Изменчивость, разнообразие (variete) истины (veritй) с помощью метафоры S1-S2 и эффектов смысла постичь нетрудно. Это ведь и есть схема возникновения "задним числом". Переменный характер истины предполагает, однако, наличие у симптома символического статуса. Отнести симптом к разряду Реального - значит понять этот термин одновременно как "фантазм" и как "фиксацию". Можно сказать, что лакановский термин "sinthome" на эту связь между фантазмом и фиксацией как раз и указывает.

3. Симптом как реальное. Предлагая эту формулировку, Лакан делает это в контексте, где им проводится очень тонкое различие между двумя модусами, в которых выступает для нас Реальное - это символически Реальное и реально Символическое. Я говорю это не для того, чтобы здесь это объяснять, я просто хочу оставить открытым вопрос, над которым предстоит нам подумать на будущей встрече в Мадриде.

Символически Реальное - это присутствие Реального в Символическом. Лакан говорит: "Это страх". Это Реальное, поскольку оно является в Символическом. Реально же Символическое - это, напротив, Символическое, присутствующее в Реальном. И "это ложь", поскольку Реальное от смысла целиком и полностью отделено

Когда Лакан утверждает, что симптом - это Реальное, о какой именно схеме идет речь? О страхе или о лжи? В каком-то смысле симптом как раз и располагается между страхом и ложью, то есть между чем-то, что лжет, и чем-то другим, что, напротив, обмануть не способно - именно таково определение, которое дал некогда Лакан страху. Имеется, таким образом, нечто такое, что циркулирует между тем, что обманывает всегда, и тем, что не обманывает никогда. Лакан, однако, выдвигая симптом как единственное поистине Реальное, то есть единственное, что сохраняет в Реальном смысл, помещает его, скорее, на сторону лжи. Симптом лжет, страх же -- никогда.

Я не думаю, что в этом состоит последнее слово. Просто наше представление о Реальном становится в силу этого гораздо сложнее. В дальнейшем мы к этой теме еще вернемся.

Hosted by uCoz